«Сошвенное небо». Происхождение переводческого варианта в библейском тексте

Надежкин Алексей Михайлович — Канд. филол. наук, Нижний Новгород, Россия

В рамках изучения диалога, взаимодействия, взаимопроникновения культур особое значение представляет проблема перевода. Проблема художественного перевода всегда была в центре практического и научного интереса переводчиков и лингвистов. Одним из самых часто переводимых культурных памятников является Библия, переводы которой находятся в центре нашей статьи. Сложной задачей для переводчика является передача смыслового и структурного своеобразия литературного произведения.

Проблемой данной статьи является генезис выражения «до скончания небес» (Иов. 14:12). Обращение к еврейскому соответствию обычно дает решение проблемы, так как через исследование многозначности еврейского слова мы можем узнать источники возникших вариантов, но в данном случае слово בִּלְתִּי‎ означает предлог «без» либо частицу «не» [16]. Таким образом, можно перевести дословно «до отсутствия небес», что не проясняет появление греческого варианта.

В греческом тексте на этом месте стоит μὴ συρραφῇ, что значит «не сшито». Церковнославянский вариант дословно повторяет греческий: «дондеже же не будет небо сошвено» [2]. Само слово συρραφῇ может означать «сшито, связано» [19].

Дж. Бартон [23, p. 141], А. П. Лопухин [14], А. С. Десницкий [7, с. 110] считают, что «до скончания неба» означает «никогда», так как небеса вечны. Свой тезис Дж. Бартон подкрепляет ссылкой на Пс. 89:29. При этом ссылка в издании не точна, так как в Пс. 88:29 мы читаем: «Вовек сохраню ему милость Мою, и завет Мой с ним будет верен». Не совсем ясно, где здесь строка о вечности небес, если мы только не спустимся строкой ниже, что и должно быть правильной ссылкой: «И продолжу вовек семя его, и престол его как дни неба».

Интересно, что данные авторы полностью игнорируют греческие чтения текста и экзегезу, дающую объяснение этого сложного фрагмента. Например, св. Исихий видит в этом отрывке совершенно противоположный смысл, дающий надежду на воскресение. Греческий экзегет объясняет слово συρραφῇ через обращение к ветхозаветным текстам, которые почему-то оказались вне поля зрения современных ученых: «Называя смерть сном, Иов ясно дал нам надежду на воскресение. Но, говорит он, до скончания неба мы не пробудимся. И это очевидно, потому что, как сказал Исайя, необходимо, чтобы небеса свернулись, как свиток книжный (Ис. 34:4). Необходимо, чтобы вся сила их иссякла, чтобы солнце и луна померкли, чтобы звезды, рассеявшись, осыпались, словно листва. И тогда, при трубном звуке (См. Мф. 24:31; 1 Кор. 15:52), ангелы поднимут нас из мертвых, словно из сна, по велению и знаку Божьему» [12]. Аналогично мыслит Иоанн Златоуст: «А по иносказанию... в будущем веке грех, образно называемый “морем”, уничтожится; диавол и его искушения прекратятся, а умершие не исчезнут, ожидая воскресения» [8].

Толкование св. Исихия обращается к пророчеству Исайи: «И истают вся силы небесныя, и свиется небо аки свиток, и вся звезды спадут яко листвие с лозы, и якоже спадает листвие смоковницы» (Ис. 34:4), которое не было упомянуто ни в одном из указанных исследований. Златоуст пишет о пророчестве Исайи: «Владычество Его — владычество вечное, которое не прейдет, и царство Его не разрушится. (Дан. 7:13–15). Тогда разверзнутся все врата сводов небесных, а лучше сказать, и самое небо истребится. Ибо небеса, — говорит пророк, — свернутся, как свиток книжный, как свертывается кожа и покров какой-либо палатки, чтобы измениться в лучшее» [8]. Св. Кирилл Иерусалимский также осмысляет этот стих в эсхатологическом смысле: «Итак, придет с небес Господь наш Иисус Христос, придет со славою при скончании мира сего в последний день. Ибо будет скончание мира сего, и сотворенный мир сей паки обновится. Поскольку разврат, клятва и обман, убийство и воровство и прелюбодейство крайне распространились и кровопролитие следует за кровопролитием (Ос. 4:2), то, чтобы сие чудное обиталище творений не осталось навсегда исполненным беззакония, прейдет мир этот, чтобы снова явиться лучшим» [13, с. 233–234].

В утверждении о вечности небес в Пс. 88 древние экзегеты видят метонимию, так как вечен Господь, пребывающий на небесах, а не само пространство над землею: «Престол его (сделаю), как дни неба», — и справедливо, потому что «наше же жительство — на небесах» (Флп. 3:20). «“Престол его (сделаю), как дни неба”. Разумей здесь или блаженную жизнь ангелов, или беспредельное время, потому что Бог, про Которого говорится, что он обитает на небесах, беспределен» [9].

Слово «совьется» в этом стихе передается через גּלל‎: 1) скручиваться, свертываться; 2) катиться. Греческие параллели к этому тексту таковы: к גּלל‎ следует параллельное ἑλιγήσεται, что значит «кружить, крутить, вращать, поворачивать, обвивать, охватывать, окружать, скручивать, свивать, свертывать» [17]. Св. Исихий через обращение к параллельным ветхозаветным текстам показывает, что в Иов. 14:12 указывается на события, которые совершатся в конце мира, когда иссякнут силы небесные и обветшают прежние луна и солнце.

Св. Григорий Двоеслов отвечает на вопрос, почему Иов сказал «не встанем от своего сна», когда написано «Мы все встанем снова, но не все изменимся» [1 Кор. 15:51]: «Ибо ясно, что они не воскреснут, пока небеса будут, т. е. пока конец света не настанет. Другими словами, он не учит, что они вообще не должны воскреснуть, но он учит, что человечество воскреснет только после крушения небес» [5].

Современные комментаторы, детально приводя множество цитат о вечности небес, по какой-то причине упускают еще несколько мест, параллельных Иов. 14:12 из книги Даниила и пророчеств Иоиля. Например, это Дан. 8:10: «И вознесся до воинства небесного, и низринул на землю часть сего воинства и звезд, и попрал их» и пророчество из Книги Иоиля, которое имеет широкую комментаторскую традицию: «Солнце превратится во тьму и луна — в кровь, прежде нежели наступит день Господень, великий и страшный» (Иол. 2:31). Василий Великий оставляет краткий комментарий, в котором говорится, что Иоиль пророчествует о конце мира: «Господь же предсказал, что в солнце, луне и звездах явятся даже знамения разрушения вселенной. Солнце обратится в кровь, и луна не даст света своего (Мф. 24:29) Таковы знамения конца вселенной!» [4].

Святитель Кирилл Иерусалимский толкует этот отрывок в духе осуждения язычества и поклонения небесным телам: «Да вразумятся этим обратившиеся из манихеев и не боготворят более светил, и это, имеющее помрачиться, солнце за Христа нечестиво да не почитают! Выслушай также слова Господа: Небо и земля прейдут, но слова Мои не прейдут (Мк. 13:31)».

Итак, ответить на вопрос, как же упразднятся небеса, если они вечные, можно уже прозвучавшим святоотеческим аргументом, так как написано: «И увидел я новое небо и новую землю: ибо прежнее небо и прежняя земля миновали, и моря уже нет» (Откр. 21:1) [13, с. 233–234].

Блаженный Иероним пишет об этом, связывая ветхозаветные пророчества с новозаветной эсхатологией: «Об этом именно говорит и Спаситель в Евангелии: звезды спадут с небесе, и силы небесныя подвигнутся, и тогда явится знамение Сына человеческаго на небеси (Мф. 24:29–30). И то нужно принять во внимание, что не говорит: погибнут небеса, но развернутся или свернутся как книга, чтобы после открытия и прочтения всех грехов, они, бывшие прежде открытыми, свернулись, чтобы не записывались в них более грехи многих. Звезды же падут, как многие полагают, согласно с Апокалипсисом Иоанна (Откр. 6:13 и Откр. 8:10) и сообразно с тем, что в другом месте написано: “Все звезды, разгоревшись, разрушатся, небо и земля прейдут” (2 Пет. 3; Мф. 21) Ибо преходит образ мира сего. Некоторые относят это к тем звездам, которые сияют на небе, чтобы чрез часть обозначить и целое, то есть: что чрез падение звезд обозначается и разрушение небес. Другие же думают, что падут те звезды, о которых апостол Павел пишет: несть наша брань к крови и плоти, но к началом и ко властем и к миродержителем тмы сеи, к духовом злобы поднебесным (Еф. 6:12). И нет ничего удивительного, если демоны, обитающие в воздухе, называются небесными, когда также птиц, которые летают конечно не на небе, а по воздуху, Писание называет небесными. Ибо и сатана преобразуется во ангела светла (2 Кор. 11:14), принимая вид звезды. И Спаситель видел его яко молнию с небесе спадша (Лк. 10:18). И иносказательно о нем говорится как о великой звезде: «Как упал ты с неба, денница, всходившая утром” (Ис. 14:12)» [3].

Слово συρραφῇ, правда, в иной форме слова, употребляется в Библии только еще один раз у Иезекииля в прямом значении: «и скажи: так говорит Господь Бог: горе сшивающим чародейные мешочки под мышки и делающим покрывала для головы всякого роста, чтобы уловлять души!» (Иез. 13:18).

В греческом варианте стих выглядит так: «καὶ ἐρεῖς Τάδε λέγει κύριος Οὐαὶ ταῖς συρραπτούσαις προσκεφάλαια ἐπὶ πάντα ἀγκῶνα χειρὸς καὶ ποιούσαις ἐπιβόλαια ἐπὶ πᾶσαν κεφαλὴν πάσης ἡλικίας τοῦ διαστρέφειν ψυχάς· αἱ ψυχαὶ διεστράφησαν τοῦ λαοῦ μου, καὶ ψυχὰς περιεποιοῦντο» [1].

Об этом стихе А. П. Лопухин пишет: «Под “чародейными мешочками” разумеются повязки, которые носили лжепророчицы на изгибах руки в качестве знаков своего достоинства и потому что они давали будто им силу над демонами. Что касается “покрывал”, то их ворожеи, вероятно, набрасывали на головы посетителей, может быть, чтобы те не видели их чародейных жестов и чтобы не могли удостовериться в отсутствии мнимых явлений умерших. Упоминаемые здесь мешочки и покрывала сопоставляют с ефодом, который служил, вероятно, как бы покрывалом, чехлом для идола (терафима), так и жреческим облачением, причем предполагалось, что сила идола переходит на это покрывало и передается жрецу» [15, с. 301].

Относительно «неба, свившегося как свиток» ценен комментарий Иоанна Златоуста: «Тогда разверзнутся все врата сводов небесных, а лучше сказать, и самое небо истребится. Ибо небеса, — говорит пророк, — свернутся, как свиток книжный, как свертываетсякожа и покров какой-либо палатки, чтобы измениться в лучшее» [10, с. 18]. Святитель одно и то же явление, «упразднение небес», описывает сразу несколькими словами, которые для него являются контекстуально синонимичными. На греческом языке этот отрывок выглядит так: «Τότε ἀναπετάννυνταιπᾶσαι τῶν οὐρανίων ἁψίδων αἱ πύλαι, μᾶλλον δὲ καὶ αὐτὸς ἐκ μέσου λαμβάνεται ὁ οὐρανός, ειλιγησεται γαρ φησιν ως βιβλιον ὁ οὐρανός καθάπερ τινὸς σκηνῆς παραπέτασμα συστελλόμενον ἐκ τοῦ μέσου, ὥστε μετασχηματισθῆναιἐπὶ τὸ βέλτιον» [26, p. 204]. Наиболее важными для нас соответствиями являются ἀναπετάννυνται, которое в инфинитиве выглядит как αναπεταννυμι, что значит «раскрывать, растворять». Второе слово, которым обозначается состояние небес после конца мира, — ειλιγησεται(в инфинитиве ελισσο), что значит 1) кружить, крутить; 2) вращать, поворачивать; 3) катить; 4) наматывать; 5) обвивать, охватывать, окружать; 6) скручивать, свивать, свертывать [6, с. 463].

Слово συστελλόμενον(инфинитив συ-στέλλω) означает 1) стягивать, сокращать, убавлять; 2) морщить, кривить; 3) оттеснять, отгонять, припирать; 4) принижать, унижать, смирять: όγκος συστελλόμενος Eur. померкшее величие; 5) обтягивать, опоясывать, обертывать [6, с. 1587].

Слово μετασχηματισθῆναιимеет значение «придавать другой вид, преображать, изменять» [6, с. 1083]. Таким образом, контекстуальными синонимами оказываются слова с внешне очень различным значением: «растворять, раскрывать», «обвивать, свивать свертывать», «сокращать, стягивать, убавлять», «стягивать, сокращать, убавлять, обертывать, смирять», «преображать, изменять». В этих параллелях нужно отметить, что слова «раскрывать, растворять» и «обвивать, свивать, свертывать», которые в обычном употреблении являются антонимами, здесь не противопоставляются, но описывают одно и то же событие, потому что, с одной стороны, будет «новое небо», и, как объясняет Златоуст, «для чего же отверзлись небеса? Для того чтобы ты познал, что и при твоем крещении бывает то же самое; тогда Бог призывает тебя к горнему отечеству и убеждает ничего уже не иметь общего с землею» [11, с. 125]. С другой стороны, прежнее небо обветшает и совьется как свиток, что передается через два слова ειλιγησεταιи συστελλόμενον. Первое означает непосредственно «совьется», но это слово Иоанн Златоуст объясняет через συστελλόμενον, которое имеет дополнительные смыслы: прежнее небо не только свернется подобно покрову, а «умалится» и его «величие померкнет» перед новым небом. И прежнее небо «преобразится» или «изменится», что Иоанн Златоуст передает словом μετασχηματισθῆναι, и это слово соотносится с «разверзнутся». Таким образом, образуются две пары соответствий «совьются» — «свернутся», относящиеся к прежнему небу, и «разверзнутся» — «изменятся», что относится к новому состоянию небес.

Целесообразно будет привлечь для сравнения с ἀναπετάννυνται из трактата Иоанна Златоуста материалы Откровения Иоанна Богослова, несмотря на малую цитируемость данной книги в раннем христианстве, так как Иоанн Златоуст писал свои произведения в рамках христианской культуры: «И небо скрылось, свившись как свиток; и всякая гора и остров двинулись с мест своих» (Откр. 6:14), а также «И увидел я отверстоенебо» (Откр. 19:11).

Стих Откр. 6:14 «И небо скрылось, свившись как свиток» для нас оказывается важен, потому что структурно он напоминает «Тогда разверзнутся все врата сводов небесных, а лучше сказать, и самое небо, ибо небеса, — говорит пророк, — свернутся, как свиток книжный», так как в обоих источниках употреблены две глагольные формы, описывающие то, что происходит с небесами, при этом параллель «скрылась» — «разверзнутся» сохраняется. Действительно, можно найти более точное соответствие к тексту Откровения в еврейском варианте Ис. 34:4, где написано, что «и истлеет все небесное воинство; и небеса свернутся, как свиток книжный», а слово «истлеет» имеет параллель со «скрылось». Только привлекая еврейское чтение данного стиха из Книги Исайи, мы встречаемся с трудностями. Первая из них состоит в том, что греческая Септуагинта опускает первое полустишие Ис. 34:4 и не переводит стих целиком, оставляя лишь «καὶ ἑλιγήσεται ὁ οὐρανὸς ὡς βιβλίον», передавая общий смысл стиха, а параллелизм образуется со следующим полустишием по причине его тематического сходства: «καὶ ἑλιγήσεται ὁ οὐρανὸς ὡς βιβλίον, καὶ πάντα τὰ ἄστρα πεσεῖται ὡς φύλλα ἐξ ἀμπέλου καὶ ὡς πίπτει φύλλα ἀπὸ συκῆς», что переводится как: «И свернется небо, как свиток, и все звезды упадут, как листья с виноградной лозы и как падает листва со смоковницы». Вторая причина заключается в том, что Иоанн Златоуст не знал еврейского языка, и в связи с этим вероятность цитирования св. Иоанном Ветхого Завета по иудейскому варианту значительно снижается [20].

Причина опущения первого полустишия в параллелизме Ис. 34:4, очевидно, в грамматическом устройстве стиха. Parallelismus membrorum состоит из двух частей, связанных с друг другом тематически, а в этом примере, очевидно, переводчики усмотрели трехчастную структуру, отклоняющуюся от общего принципа: в первой части говорилось о том, как «истлеет небо», во второй — о том, как «свернутся небеса», а в «третьей части» — о том, как «воинство небесное падет на землю»; все эти части связаны по смыслу, поэтому переводчики Септуагинты «гармонизировали» стих, вернув его к двухчастной структуре, опустив без перевода первую часть стиха. «Третья часть» параллелизма относится к сравнительному обороту, но из-за смыслового сходства с предшествующим текстом переводчики увидели в тексте «трехчастную схему». Кроме того, в еврейском тексте первая и «третья» часть параллелизма синонимичны, и переводчик, передававший их одним полустишием, скорее всего, считал, что, сохраняя смысл, устраняет тавтологию: «истлеет все небесное воинство» (первая часть) и «все воинство их падет». Сравнительный оборот «как листья с виноградной лозы и как падает листва со смоковницы», построенный из двух частей, напротив, воспринимается как самостоятельный параллелизм, если, конечно, св. Иоанн не был знаком с усеченным вариантом стиха, который и передал в точности.

Таким образом, аналога слову «истлеет» в греческом переводе просто нет. С оговоркой слово πεσεῖταιможно считать греческим аналогом и для лексемы «истлеет» в силу выше объясненных причин, но более точным соответствием для πεσεῖται стоит считать «все воинство их падет» и полагать, что первая часть стиха опущена. Глагол «истлевать» у Исайи передается через מקק‎, что значит «гнить, тлеть, истлевать; перен. исчезать, истаивать». Глагол «падать» у пророка передается נבל, что значит «вянуть, засыхать, блекнуть, опадать; перен. изнашиваться, ветшать, разрушаться» [18].

С греческого языка глагол πιπτω переводится как «падать; падать мертвым, рушиться; утихать; умолкать» [6, с. 1318].

В греческом тексте глагол πιπτω употребляется в основном в своем прямом значении «падать», но благодаря метонимической близости «упасть» — «умереть» в значении «умереть» это слово сближается с еврейскими аналогами: как со словом מקק‎ («истаивать, истлевать»), так и со своим непосредственным соответствиемנבל  («вянуть, засыхать, блекнуть, опадать»), но значения «истлевать, истаивать, исчезать» у данного слова нет, что делает весьма сомнительной версию о том, что πεσεῖται соответствует глаголу в первом полустишии מקק‎ («истаивать, истлевать»).

Таким образом, цитирование из ветхозаветного источника становится сомнительным, и мы позволим себе смелость выразить гипотезу, что словоупотребление Иоанна Златоуста восходит к христианским текстам, близким к Апокалипсису.

Привлекая другой отрывок из Откровения Иоанна Богослова: «И увидел я отверстоенебо» (Откр. 19:11), мы также делаем предположение, что этот отрывок имплицитно повлиял на текст Иоанна Златоуста. В греческом тексте на месте слова «отверстое» стоит слово ἠνεῳγμένον, что значит «открытое, отворенное, открытое, явленное, распечатанное» [6, с. 154]. В Откр. 6:14 мы видим параллельное место, где, правда, употреблено слово ἀπεχωρίσθη от αποχωρεω, которое может толковаться в двух значениях: «удаляться, отходить», что соответствует значению «небо миновало», и «отделять, разлучаться». [6, с. 223]. Возможно, результатом этой полисемии внутри греческого слова является появление значения «расторгнутся».

Критическая Оксфордская Септуагинта дает вариант стиха οὐ μὴ συρραφῇ καὶ οὐ μὴ ἐξεγερθη (вместо ἐξυπνισθήσονται) [21, с. 152], что означает «будить, пробуждать, воскрешать в памяти, просыпаться» [6, с. 564–565] вместо ἐξυπνισθήσονται («будить, пробуждать, просыпаться») [6, с. 576], но из-за полной синонимичности слов нельзя назвать этот вариант значимым.

Французский подстрочник эфиопского перевода Книги Иова дает: « Mais l’homme depuis qu’il est endormi, ne se reveille plus, jusqua ce que le ciel passé, et il se reveille de son sommeil » [25, p. 610], что означает: «Но с тех пор, как почил человек, не восстанет больше, пока небо не прейдет, и он не восстанет от своего сна». Нас больше всего интересует в этом подстрочнике выражение le ciel passé, что буквально переводится: «(пока) небо не минует». Испанский перевод Пешитты этого стиха выглядит так: “Hasta que los cielos sean consumidos”, что значит, «пока не истребятся небеса» [24, p. 995].

Коптский источник дает следующий вариант стиха: “But when man hath laid down in death, he will not rise until the heaven be dissolved and they shall not awake out of they sleep” [22], что переводится «Но, если впадет человек в смерть, не восстанет, пока не истребятся небеса, и они не восстанут от своего сна». Слово dissolved может также означать «расторгнутся», «истаят». Однако в данном издании делается специальная помета “in Coptic is disunited”, говорящая, что в коптских рукописях (скорее всего в отличие от поздних арабских, по которым происходила сверка) на этом месте стоит другое слово: disunited, то есть «разделятся, расторгнутся». Возникновение в коптских рукописях чтения disunited («разделяется») является переводом греческих слов с тем же значением, примеры которых мы находим у Иоанна Златоуста, и, очевидно, в Откровении.

Библиографический список:

1.    Библия на греческом языке // URL: https: https://azbyka.ru/biblia/?Ezek.13&r~g.

2.    Библия на церковнославянском языке // URL: https://azbyka.ru/biblia/?Job.14&r~c.

3.    Блаженный Иероним. Толкование на Книгу пророка Иоиля 2:28–32 // URL: https://ekzeget.ru/interpretation/kniga-proroka-ioila/glava-2/stih-31/ieronim-stridonskij-blazennyj/.

4.    Василий Великий. Гомилии на шестоднев // URL: https://ekzeget.ru/interpretation/kniga-proroka-ioila/glava-2/stih-31/vasilij-velikij-svatitel/.

5.    Григорий Двоеслов. Моралии на Иова // URL: https://ekzeget.ru/interpretation/kniga-iova/glava-14/stih-12/grigorij-dvoeslov-svatitel/.

6.    Дворецкий И. Х. Древнегреческо-русский словарь. М., 1958. 1904 с.

7.    Десницкий А. С. Книга Иова в переводе А. С. Десницкого // URL: http://desnitsky.ru/wp-content/uploads/2015/01/Job_sch.pdf.

8.    Иоанн Златоуст. Комментарий к Иов. 14:12 // URL: https://ekzeget.ru/interpretation/kniga-iova/glava-14/stih-12/ioann-zlatoust-svatitel/.

9.    Иоанн Златоуст. Собеседование о псалмах. Собеседование 36 на псалом 88 // URL: https://azbyka.ru/otechnik/Ioann_Zlatoust/sobesed_o_ps/36.

10.  Иоанн Златоуст. Творения святого Иоанна Златоуста. Петербург, 1895. Т. 1. 883 с.

11.   Иоанн Златоуст. Творения святого Иоанна Златоуста. Петербург, 1901. Т. 7. Кн. 1. 471 с.

12.  Исихий Иерусалимский. Гомилии на Книгу Иова // URL: https://ekzeget.ru/interpretation/kniga-iova/glava-14/stih-12/isihij-ierusalimskij-prepodobnyj/.

13.  Кирилл Иерусалимский. Поучения огласительные и тайноводственные. М.: Благовест, 2010. 352 с.

14.  Лопухин А. П. Толковая Библия, или комментарий на все книги Св. Писания Ветхого и Нового Завета. Книги: Иова, Псалтирь и Книга Притчей Соломоновых. Петербург, 1907. Т. 4. 502 с.

15.  Лопухин А. П. Толковая Библия, или комментарий на все книги Св. Писания Ветхого и Нового Завета. Книги: прор. Иеремии, Плач Иеремии, Послание Иеремии, прор. Иезекииля и прор. Варуха. Петербург, 1909. Т. 6. 544 с.

16.  Номера Стронга I // URL: https://allbible.info/bible/sinodal/job/14/#!prettyPhoto[iframes]/11/.

17.  Номера Стронга II // URL: https://allbible.info/bible/sinodal/isa/34/#!prettyPhoto[iframes]/3/.

18.  Номера Стронга III // URL: https://allbible.info/bible/sinodal/isa/34/#!prettyPhoto[iframes]/3/

19.  Подстрочный перевод Ветхого и Нового Заветов на русский язык // URL: https://manuscript-bible.ru/S/D/7375.htm#surr%u2039ptv.

20.  Ципин В. А. Церковь в эпоху святителя Иоанна Златоуста и Блаженного Августина // URL: https://pravoslavie.ru/49552.html.

21.  Эфиопская Книга Иова с критической Оксфордской Септуагинтой // URL: https://archive.org/details/20190803_20190803_1027/mode/2up.

22.  Ancient Coptic version of The Book of Job the Just. L.: Oxford publ., 1846. 199 p.

23.  Barton G. A. The Bible for Home and School. Commentary of the Book of Job by G. A. Barton. N. Y.: The Macmillan Company Publ., 1911. 321 p.

24.  Biblia Peshitta. Nashvill, 2017. 2633 p.

25.  Patrologia Orientalis. P., 1907. T. 2. 688 p.

26.  Patrologiae cursus completes… 1863, t. 47 (Patrologia graeca) Co. 532.

About lexical and grammatical features of the translation of scientific and technical literature

Любанец Ирина Ивановна - старший преподаватель, Барановичский государственный университет, г. Барановичи, Республика Беларусь

Копытич Ирины Геогргиевны - старший преподаватель, Барановичский государственный университет, г. Барановичи, Республика Беларусь

Шило Елена Валерьевна - заведующий кафедрой профессиональной иноязычной подготовки, Барановичский государственный университет, г. Барановичи, Республика Беларусь

Статья подготовлена для публикации в сборнике «Актуальные вопросы переводоведения и практики перевода».

Various research in the field of scientific and technical translation is an actual task aimed at the adequacy of translation. It promotes the acceleration of information exchange in the field of the latest developments of science and technology among the experts and scientists from different countries. Scientific and technical texts have some lexical and grammatical features. At the lexical level completeness of translation is reached with the help of terms and presentation of their adequate equivalents which provide clarity and unambiguity of the statement. Grammatical features of English technical and scientific texts, for example, are represented in two features of passive verbal transformation due to the lack of case change of a noun that makes the forms of a direct and indirect object identical and allows passive verbal transformations, using a direct or indirect objects. In the Russian language the direct object is expressed by a noun or a pronoun in the accusative case. Transformation of an active verb form into passive is possible only with the transformation of a direct object into the subject^[1, 56].

In English sentences from technical and scientific texts pronouns they and one are used without pointing to the performer of action. In Russian there is no pronoun in such sentences, an action is transferred by a verb in the third person plural, making a sentence indefinite-personal. In the Russian language the higher degree of abstractness characterizes the 3rd person form of a verb, for example:Проведенный опыт показывает … Scientific and technical style of Russian, as we know, uses almost only this form of a verb. The 1^st person form of a verb is applied not very often in scientific and technical texts. But when used we can find only the 1^st person plural. It is also in the generalized meaning of some uncertain set of persons where the person of speaker is included. The scientific and technical speech of Russian is characterized by the so-called, «nominative system» - an increase of a share of names and reduction of a share of verbs: first place is won by nouns, the second – by adjectives, and the third – by verbs^[2, 22]. The specific feature of the nouns with the meaning of material in scientific and technical style is the possibility of their use in plural for designation of types, grades, substances, tools (oils, fats, sands, dividers, jointers)^[3, 46].

The sentences from a scientific and technical texts are built in a strict logical order. Scientific texts represent, as a rule, the monological speech. Questions are used for the purpose of the introduction of a problem which is solved after the question. The exclamatory sentences reflecting high emotionality aren’t characteristic for the scientific and technical speech and are possible in the genre of oral discussion. In scientific and technical style long compound sentences which promote high informational content (rather full and detailed) are possible. Sentences often consist of several predicative structures. Quite often sentences are complicated by the participial phrases, introduction structures, etc. increasing their capacity. Thus joining elements play an important role. Due to the sequence and substantiality of a scientific statement, the cause and effect conjunctions and logical connectives such as since, therefore, it follows (so, thus), etc. are widely used^[4, 143].

The peculiarities of the passive voice use in English, are connected with existence of two opportunities of passive transformation due to the lack of case change of a noun in English. In scientific and technical texts, both in Russian and in English impersonal sentences are rather widespread as the results of scientific research are presented in a generalized form, but in each language these sentences will have some special features.

Thus, in Russian scientific and technical style impersonal sentences with modal words and an infinitive, with predicative adverbs ending in -o, with impersonal verbs or with personal meaning of impersonal ones are used. For example: Любопытно знать, что..., Интересно отметить, что … . The use of indefinite-personal sentences is characteristic for the Russian language. As for the English language, impersonal and indefinite-personal sentences are always two-member. They have special marked subject forms. For example, an indefinite-personal pronoun one as a subject^[4, 121].

Expressive means of a language, in particular, emotionally marked lexicon, figurative means, aren’t peculiar to scientific and technical style. The emotional tincture of speech doesn’t help to achieve precision, logic, objectivity and abstractness of a statement. However, the research of syntax of scientific and technical style show considerable expressive opportunities which are put in use of diverse options of words order in the sentence^[2, 98]. Thus it is noted that generally in scientific technical style the same lexical and grammatical tools are used for figurativeness, transfer of emotions and an assessment, as it is done in other styles.

Among the linguistic characteristics distinguishing scientific and technical texts from other text types, most of authors call the following: complexity of syntactic constructions, lexical, syntactic and composite stereotypification, subordination of esthetic properties to pragmatic purposes and intensions of the author, the restricted use of emotional structures, the prevalence of objectivity in a statement, a combination of a subjectless (impersonal) way of a statement to expression of subjective opinion of scientific (author), wide use of symbols of formulas, tables, etc. All these features are observed in Russian-language and English-language scientific texts. As A.L. Pumpyansky points out, the most typical features of the English-language scientific and technical text that received rather detailed coverage in linguistic literature and recorded in the analysis of material of research are the following:

1)    complex syntactic constructions are presented in scientific and technical texts generally by subordinate complex sentences;

2)    complication of a syntactic sentence structure can happen due to the use of gerund, participial and infinitive designs;

3)    the prevalence of the passive grammatical constructions in the English-language texts;

4)    the use of syntactic and lexical stamps, special set expressions creating the logic of narration, providing cohesion of the text (on the one hand, on the other hand, for example, as we have seen, etc.)^[3].

Список литературы

1.     Комиссаров В.Н. Современное переводоведение. — М., Высшая школа, 2004.

2.     Паршин А.Н. Теория и практика перевода. — М.: Русский язык, 2000.

3.     Пумпянский А.Л. Введение в практику перевода научной и технической литературы на английский язык. 2‒е изд. доп. — М., 1981.

4.     Пумпянский А.Л. Упражнения по переводу английской научной и технической литературы с русского на английский. — Минск: Попурри, 1997.

Approaches to the Ways and Typical Problems of Literary Translation

Authors: Kyrychenko Elena Anatolyevna, assistant professor, Sumy State University, Sumy, Ukraine
Sklyanychenko Tetyana, student of group PR-21, Sumy State University, Sumy, Ukraine

Авторы: Кириченко Елена Анатольевна, старший преподаватель кафедры германской филологии факультета иностранной филологии и социальной коммуникации Сумского государственного университета, г. Сумы, Украина

Скляниченко Татьяна Викторовна, студентка 2 курса факультета иностранной филологии и социальной коммуникации Сумского государственного университета, г. Сумы, Украина

Статья подготовлена для публикации в сборнике «Актуальные вопросы переводоведения и практики перевода».

According to Roman Jakobson, Friedrich Schleiermacher, John Dryden literary translation is the translation of texts within the field of literature. Translation of literary works (novels, short stories, plays, poems, etc.) is considered a literary pursuit in its own right.

As literature is a culture-dependent subject field, the work of literary translation and its products are not necessarily linguistically transparent [1].

What does the term «literary translation» comprise?

Literary translation bridges the delicate emotional connections between cultures and languages and furthers the understanding of human beings across the national borders. In the act of literary translation the soul of another culture becomes transparent, and the translator reveals the specified aspects of ways of life characteristic for foreign countries and their people through the linguistic, musical, rhythmic, and visual possibilities of the new language [2].

The traditional approach to literature, which Lefevere (1988:173) calls “the corpus” approach is based on the Romantic notion of literature which sees the author as a quasi-divine “creator” possessing “genius”. He is believed to be the source of the Creation that is original, unique, organic, transcendental and, hence, sacred. Translation then is a mere copy of the unique entity, which by definition is uncopyable. As the translator is not the source of the work of art, he does not possess “genius”, and he is considered merely a drudge, a proletariat, and a shudra. This traditional approach mirrors the Platonic-Christian metaphysical underpinning of the Western culture. The “original” versus “copy” dichotomy is deeply rooted in the Western thought. This is the cause why the West has been traditionally hostile and allergic to the notion of “translation” [3].

The traditional discussion of the problems of literary translation considers finding equivalents not just for lexis, syntax or concepts, but also for features like style, genre, figurative language, historical stylistic dimensions, polyvalence, connotations as well as denotations, cultural items and culture-specific concepts and values. The choices made by the translators like the issues whether to retain stylistic features of the source language text or whether to retain the historical stylistic dimension of the original become all the more important in the field of literary translation. For instance, whether to translate Chaucer into old Marathi or contemporary one is essential to recognize. In the case of translating poetry, it is vital for a translator to decide whether the verse should be rendered either into verse form, or into free verse or into prose. Most of the scholars and translators like Jakobson (1991:151) believe that in the case of poetry though it is ‘by definition impossible... only creative transposition is possible...’. It is the creative aspect of translation that comes to the fore in the translation of poetry though nobody seems to be aware of what is meant by creativity firstly. The word is charged with theological-Romantic connotations typical of the ‘corpus’ approach to literature.

The questions around which the deliberations about translation within such a conceptual framework are made are rather stereotyped and limited: should translation be “literal” or “free”? Should it emphasize the content or the form? Can a faithful translation be beautiful? The answers to the question range from one extremity to the other and usually end up in some sort of a compromise. The great writers and translators gave their well-known dictums about translations, which reflected these traditional beliefs about it. For Dante (1265-1321) all poetry is untranslatable (cited by Brower 1966: 271) and for Frost (1874-1963) poetry is “that which is lost out of both prose and verse in translation” (cited by Webb 203) while Yves Bonnefoy says “You can translate by simply declaring one poem being translation of another” (1991:186-192). On the other hand theorists like Pound (1929, 1950), Fitzgerald (1878) say “... the live Dog is better than the dead Lion”, believing in freedom in translation. The others like Nabokov (1955) believe that “The clumsiest of literal translation is a thousand times more useful than the prettiest of paraphrase”. Walter Benjamin, Longfellow (1807-81), Schleriermacher, Martindale (1984), seem to favour much more faithful translation or believe in foreignizing the native language. While most of the translators like Dryden are on the side of some sort of compromise between the two extremities [4].

Lefevere has pointed out that most of the writings done on the basis of the concept of literature as a corpus attempt to provide translators with certain guidelines, dos and don’ts and that these writings are essentially normative even if they don’t state their norms explicitly. These norms, according to Lefevere, are not far removed from the poetics of a specific literary period or even run behind the poetics of the period (1988:173). Even the approaches based on the “objective” and “scientific” foundations of  linguistics are not entirely neutral in their preferences and implicit value judgements. Some writings on translation based on this approach are connected with the translation process and coming up with some model for description of the process. As Theo Hermans (1985:9-10) correctly observes that in spite of some impressive semiotic terminology, complex schemes and diagrams illustrating the mental process of decoding messages in one medium and encoding them in another, they could hardly describe the actual conversion that takes place within the human mind, “that blackest of black boxes”. Lefevere notes, the descriptive approach was not very useful when it came to decide on the categories of good and bad translation [5].

Most of recent developments in translation theory look for alternatives to these essentializing approaches. Instead of considering literature as an autonomous and independent domain, it sees it in much broader social and cultural framework. It sees literature as a social institution related to other social institutions. It examines the complex interconnections between poetics, politics, metaphysics, and history. It borrows its analytical tools from various social sciences like linguistics, semiotics, anthropology, history, economics, and psychoanalysis. It is closely allied to the discipline of cultural studies, as discussed by Jenks (1993:187) in using culture as a descriptive rather than normative category as well as working within an expanded concept of culture, which rejects the “high” versus “low” stratification. It is keenly interested in the historical and political dimensions of literature.

“Paradigm shift”  according to Theo Hermans “term or the “Cultural turn” in the discipline of translation theory has made a significant impact on the way we look at translation. As Talgeri and Verma (1988:3) rightly points out, a word is, “essentially a cultural memory in which the historical experience of the society is embedded”. H.C.Trivedi (1971: 3) observes that while translating from some Indian language into English you are faced with two main problems: first one has to deal with concepts which require an understanding of multifaceted Indian culture and secondly, one has to arrive at TL meaning equivalents of references to certain objects in SL, which includes features absent from TL culture. The awareness that one does not look for merely verbal equivalents but also for cultural equivalents, if there are any, goes a long way in helping the translator to decide the strategies he or she has to use. Translation then is no longer a problem of merely finding verbal equivalents but also of interpreting a text encoded in one semiotic system with the help of another. The notion of “intertextuality” as formulated by the semiotician Julia Kristeva is extremely significant in this regard. She points out that any signifying system or practice already consists of other modes of cultural signification (1988:59-60).  A literary text would implicate not only other verbal texts but also other modes of signification like food, fashion, local medical systems, metaphysical systems, traditional and conventional narratives like myths, literary texts, legends as well as literary conventions like genres, literary devices, and other symbolic structures. It would be almost tautological to state that the elements of the text, which are specific to the culture and the language, would be untranslatable. The whole issue of search for cultural equivalents raises awareness of the difference and similarities between the cultures. It also brings into focus the important problem of cultural identity. Ribeiro Pires Vieira (1999:42) remarks that it is ultimately impossible to translate one cultural identity into another. So the act of translation is intimately related to the problem of cultural identity, difference and similarity [6-8].

A rather interesting approach to literary translation comes from Michel Riffaterre (1992: 204-217). He separates literary and non-literary use of language admitting that literature is different because

i) it semioticicizes the discursive features (e.g. lexical selection is made morphophonemically as well as semantically),

ii) it substitutes semiosis for mimesis which gives literary language its indirection, and

 iii) it features “the “textuality” that integrates semantic components of the verbal sequence (the ones open to linear decoding) – a theoretically open-ended sequence – into one closed, finite, semiotic system” that is, the parts of a literary text are vitally comprised into the whole body of the text and the text is more or less self-contained.   

Hence the literary translation should “reflect or imitate these differences”. He considers a literary text as an artefact and it contains the signals, which mark it as an artifact. Translation should also imitate or reflect these markers. He goes on to say that as we perceive a certain text as literary based on certain presuppositions we should render these literariness inducing presuppositions. Though this seems rather to be a traditional and formalist approach, what should be noted here is that Riffaterre is perceiving literariness in a rather different way while considering the problems of literary translation: “literariness” is in no way the “essence” of a text and a literary text is, for Riffatere, one that contains the signs making it obvious that it is a cultural artefact. Although he conceives a literary text as a self-contained system, Riffatere as well as many other contemporary researchers sees it as a sub-system of cultural semiotic system. However, if one is to consider Riffatere’s notion of “text” in contrast to Kristeva’s notion of intertextuality he feels that Riffaterre is probably simplifying the problem of cultural barriers to translatability [9].

The assumption that literary text is a cultural artefact and is related to the other social systems is widespread these days. Some of the most important theorizations based on this assumption have come from provocative and insightful perspectives of theorists like Andre Lefevere, Gideon Toury, Itamar Evan-Zohar, and Theo Hermans. These theorists are indebted to the concept of “literature as a system” as it is propounded by Russian Formalists like Tynianov, Jakobson, and Czech Structuralists like Mukarovsky and Vodicka, the French Structuralist thinkers, and the Marxist thinkers who considered literature as a section of the “superstructure”. The central idea of this conception is that the study of literary translation should begin with a study of the translated text rather than with the process of translation, its role, function and reception in the culture into which it is being translated as well as the role of culture in influencing the “process of decision- making that is translation.” It is fundamentally descriptive in its orientation [10].

The diagram is in state of Y=X, where X stands for the translation, Y for the quality of the translation. The line a stands for the translation process which shares the right angle into two equal parts (45°) denoting that during his translation process the translator pays equal attention to the quality of his work and the idea of the original, trying not to go beyond the author’s words. The point 0 depicts the original work and the best and most successful translation. The two points coinside, because they are one and the same work in different languages. If the translation is far from 0 for unit 1, then the quality of the translation reduces to unit 1. Correspondingly if the translation goes far for 2 units, the quality reduces to 2, etc. To put poetry translation and its quality in a rough way, we use this vivid way to depict it. But this does not give the idea what a translator should do. In reality, what should be preserved when translating poetry are the emotions, is the invisible message of the poet. When we talk about the translation of poetry we could not but mention some of the numerous problems encountered during this process [11].

Firstly, we would like to draw the attention to the form of a poem. This is probably the first thing that the reader notices before reading. The translator should try to be as close to the original as he/she can. For example, if haiku has to be translated, the short meaningful and condensed form should be preserved, because an author chooses deliberately the form and the structure of the poem as an inseparable part of the overall message that should be transferred to the readers. Thus for instance sonnet (fourteen lines) cannot turn into a villanelle (five three-line tercets and a final four-line quatrain), or an elegy (a lament for the dead) into an ode (devoted to the praise or celebration). Types of poetry are also important. It is necessary for the translator to understand whether he/she deals with a narrative or a lyric poetry because of the difference between them. Narrative poems stress story and action, and lyric poems stress emotion and song.

The second thing to discuss is the shape of a poem. A pictogram is visually concrete and has special shape. For example Lewis Carrol’s “The mouse’s tale” taken from “Alice’s Adventures in Wonderland” is transformed into Armenian with a shape of a mouse’s tale. And here the choice of the translator is reasonable. The shape of poetry is also in its stanzas. The translator can invert the stanzaic form of a poem in the process of translation if it is impossible to save the first form. But it is better to translate from the couplet (a pair of  linked verses) into a couplet, from a tercet (three successive lines bound by rhyme) into a tercet, from quatrain (a stanza of four lines) into a quatrain, from a quintain (a five line stanza) into a quintain, and from sestets (a six-line stanza) into a sestets, etc. (septet, octet, Spenserian, seven-, eight- and nine-line stanzas respectively) [12-13].

The third range of problems that arise while translating poetry are the nuances of word’s meaning. The translator can be confused in two ways. On the one hand he/she can misunderstand the meaning of the word the author has used. On the other hand, he/she can fail the proper equivalent from the target language to use. 

The words must be under close examination of a translator. It is important to find out whether the word is used in its denotative, dictionary meaning or its connotative meaning, “which is associated with the meanings that have built up around the word, or what the word connotes”. Through the effects of the words the authors use in their poems they make an imagery. Poems include such details which trigger our memories, stimulate our feelings, and command our response. The ideas in poetry are important, but the real value of a poem reveals in the words that imply their magic by allowing us to approach a poem that is similar to Francis’s “Catch” implies: expect to be surprised; stay on our toes; and concentrate on the delivery. This all is done by the words. Sometimes their meaning goes even further and reaches the creation of some stylistic effects. Among them the most typical for poetry is metaphor. “It is metaphor, saying one thing and meaning another, saying one thing in terms of another, the pleasure of ulteriority. Poetry is simply made of metaphors (Robert Frost, ‘The Constant Symbol’). Other stylistic figures include hyperbole or exaggeration, synecdoche or using part to signify the whole, metonomy or substituting an attribute of a thing for the thing itself, personification, endowing inanimate objects or abstract concepts with animate characteristics or qualities, etc.

The problems occuring in the process of translation may be concerned with the different elements of poetry. We can learn to interprete, appreciate and translate poems by understanding their basic elements. They contain a speaker whose voice we hear in it; his diction or selection of words, syntax or order of those words in the poem; its imagery or details of sight, sound, taste, smell, and touch; its figurative language or nonliteral ways of expressing one thing in terms of another, such as symbol and metaphor;  its sound effects, especially rhyme, assonance, and alliteration; its rhythm and meter or the pattern of accents we hear in the poem’s words, phrases, lines, and sentences, and its structure or formal pattern of organization [14].

Poetry has always been closely related to music. It “is an art of rhythm but is not primarily an effective means of communication like music”. It, as well as being something that we see, is also something that we hear. “There remains even now a vibrant tradition of poetry being delivered orally or “recited”;  and even the silent reading of poetry, if properly performed, should allow the lines to register on the mind’s ear”[15].

As for the sound structure of poem the first thing to mention is rhyme, which can be defined as the matching of final vowel or consonant sounds in two or more words. Robert Frost, who wrote in traditional rhymed styles, affirmed that writing without rhyme is like “playing tennis with the net down”. It is a little strict, because many rhymed lines look and sound better in an unrhymed shape. In fact, sound is connected with sound cultivation including rhyme, rhythm, which refers to the regular recurrence of the accent or stress in a poem, assonance or the repetition of vowel sounds, onomatopoeia, which implies that the word is made up to describe the sound, alliteration or the repetition of the same sounding letters, etc. As Newmark (1981: 67) states, “In a significant text, semantic truth is cardinal [meaning is not more or less, whilst of the three aesthetic factors, sound (e.g. alliteration or rhyme) is likely to recede in importance – rhyme is perhaps the most likely factor to “give” – rhyming is difficult and artificial enough in one language, reproducing line is sometimes doubly so.”

On the other hand, the translator should understand where the beauty of a poem really lies. If it lies more on the sounds rather than on the meaning (semantic), the translator cannot ignore the sound factor.

The cultural differences can also cause problems in translation. I would like again to refer to Osers’s article “Some Aspects of the Translation of Poetry”. Words or expressions that contain culturally-bound word(s) create certain problems. The socio-cultural problems exist in the phrases, clauses, or sentences containing word(s) related to the four major cultural categories, namely: ideas, behavior, product, and ecology (Said, 1994: 39). The “ideas” include belief, values, and institution; “behavior” includes customs or habits, “products” include art, music, and artifacts, and “ecology” includes flora, fauna, plains, winds, and weather [16].

So, literary translation is a difficult process. It is not only just duplicating of another text but it is hard work connected with transformation in structure of sentences, changes of some words by synonyms to improve sound of text in another language. There are many approaches to the ways and typical problems of literary translation and they are aimed at obtaining a valuable translation of high quality.

REFERENCES

1. “English Teaching FORUM”, volume 47, number 1, 2009.

2. John Dryden, 1680, Three Types of Translation, in Translation Studies Reader, ed. by S. Gabrielyan, Yerevan: Sahak Partev, 2007.

3. Roman Jakobson. “On linguistic aspect of translation” in R. Schulte and J. Biguenet (eds.) 1993.

4. The Princeton Handbook of Multicultural Poetries, ed. by T.V.F. Brogan, New Jersey, Princeton University Press, 1996.

 5. Andre Lefevere. That Structure in the dialect of men interpreted (ed.), 1984

6. Gideon Toury.  In Search of a Theory of Translation. Tel Aviv: Porter Institute for Semiotics and Poetics, 1980.

7. Eugene Nida, 1969, Principles of Correspondence, in Translation Studies Reader, ed. by S. Gabrielyan, Yerevan: Sahak Partev, 2007.

8. Ezra Pound. Guido’s Relations, 1969 in Translation Studies Reader, ed. by S. Gabrielyan, Yerevan: Sahak Partev, 2007.

9. Bene¢t’s Reader’s Encyclopedia, Harper Collins Publishers, Third edition.

10. Gideon Toury, Target-Oriented Approach to “Translation” Phenomena.

Ann Charters, Samuel Charters. Literature and Its Writers, An introduction to Fiction, Poetry, and Drama, University of Connecticut, Second edition.

11. Czeslaw Milosz. “The Witness of Poetry”, Harvard University Press, London, 1983.

12. John Strachan and Richard Terry. Poetry, An introduction, New York University Press, 2000.

13. Robert DiYanni. Literature: Reading Fiction, Poetry, and Drama, 2002.

14. Plato. “Poetry and inspiration” (translated by Benjamin Jowett), in Literature: Reading Fiction, Poetry, and Drama, ed. by Robert DiYanni, 2002.

15. Friedrich Shleiermacher, On the Different Methods of Translating, in Translation Studies Reader, 1813.

16. Oser. Some Aspects of the Translation of Poetry.

Konjunktiv на занятиях специального перевода.

Автор: Стаминская Людмила Борисовна, преподаватель  ФГОУ СПО «Канский политехнический колледж», Красноярский край, г.Канск.
Статья подготовлена для публикации в сборнике «Актуальные вопросы переводоведения и практики перевода».

Тема «Konjunktiv» – одна из наиболее сложных в немецком языке. Если на занятиях немецкого языка в основном разбираются только Konjunktiv II (нереальное действие, условие, пожелание) и Konjunktiv I (в косвенной речи и косвенном вопросе), то в курсе специального перевода рассматривается более широкий спектр возможных вариантов употребления Konjunktiv (с учетом специфики специальных и научно-популярных текстов), причем именно с точки зрения перевода с немецкого языка на русский и затем – с русского на немецкий. Специальный перевод не представлен отдельной дисциплиной, а включен в программу изучения иностранного языка.

Наша цель состоит в том, чтобы научить студентов правильно идентифицировать, переводить и употреблять глаголы в Konjunktiv, рассмотрение темы начинается со спряжения глаголов в Imperfekt и Präsens Konjunktiv. В начале каждого занятия студенты спрягают глаголы в Konjunktiv сначала письменно на доске, затем устно. При этом всякий раз проговаривается правило образования формы Konjunktiv в Imperfekt и Präsens.

Рассматриваются следующие варианты использования Konjunktiv:

Konjunktiv для выражения нереального действия, условия, пожелания, вежливая форма;

Konjunktiv в предложениях с отрицанием и следующих за отрицанием;

Konjunktiv для выражения нереального сравнения;

Konjunktiv для выражения указания;

Konjunktiv для выражения предложения;

Konjunktiv в придаточных предположения (уступительных, с альтернативным допущением, придаточных предложениях цели);

Konjunktiv в косвенной речи и косвенном вопросе. [1]

Konjunktiv

Претеритальные формы

Plusquamperfekt – действие, относящиеся к прошлому.

Imperfekt, Kondizionalis – действие, относящиеся к настоящему.

I. Нереальное действие, условие, пожелание (сослагательное наклонение):

Ich würde diese Arbeit schneller erfüllen. (Я бы выполнил эту работу лучше.)

Wenn Sie besser zugehört hätten, so entstünde diese Frage nicht. (Если бы Вы лучше слушали, этот вопрос не возник бы.)

Es wäre nicht schlecht, wenn Sie einige Notizen machten. (Было бы неплохо, если бы Вы делали некоторые записи.)

Wenn sie nur nicht so spät gekommen wäre! (Если бы только она не пришла так поздно!)

Wir hätten beinahe den Zug verpasst. (Мы чуть было не опоздали на поезд.)[2]

II. В предложениях, содержащих отрицание или следующих за отрицанием:

Ich werde keineKontrollübersetzung durchführen, ohne dassich sicher wäre, dass Sie alles gut verstanden haben. (Я не буду проводить контрольный перевод, не будучи уверенной в том, что все хорошо поняли.) Здесь возможны различные варианты связки в зависимости от ситуации и смысла предложения: без того чтобы, однако, при этом и др. Главное, чтобы в придаточном предложении содержалось отрицание.

Es ist keine einzige Schwierigkeit geblieben, die ich nicht erklärt hätte. (двойное отрицание + Konjunktiv – для выражения абсолютности действия) (Я объяснила абсолютно все трудности.) [2]

III. Нереальное сравнение:

In der Prüfung halten Sie sich so, als obes für Sie kein Problem wäre, jede beliebige Aufgabe zu erfüllen. (На экзамене ведите себя так, будто для Вас не является проблемой выполнить любое задание.)

Sie machen so groβe Augen als hätten Sie darüber überhaupt nie gehört. (Вы так удивляетесь, будто Вы об этом вообще никогда не слышали.)

Diese Aufgabe ist zu leicht, als dass jemand von Ihnen damit nicht fertig werden könnte. (Это задание слишком легкое, чтобы кто-то из Вас не мог с ним справиться.)

В том и предыдущем предложениях следует обратить внимание студентов на порядок слов.

Презентные формы

IV. Указание, предположение, допущение

1. man + Präsens Konjunktiv:

Man übersetze zunächst das Subjekt und das Prädikat.

Следует, необходимо, надо + неопределенная форма глагола. (Сначала следует перевести подлежащее и сказуемое.)

2. подлежащее + Präsens Konjunktiv глагола sein + Partizip II:

Die Regel sei anhand folgender Beispiele erklärt.

Следует, необходимо + неопределенная форма глагола; 1 лицо мн.ч., повелительное наклонение. (Поясним правило на основе следующих примеров.)

3. es sei + Partizip II:

Es sei berücksichtigt, dass dieses Verb sehr viele Bedeutungen hat.

Следует, необходимо, надо + неопределенная форма глагола. (Необходимо учитывать, что этот глагол имеет очень много значений.)

4. В допущениях при изложении условий задач или теорем (особенно часто с глаголом sein):

Der Umsatz sei um 15 Mio Euro gestiegen, daraus ergibt sich der Prozentzuwachs um 4%. [2]

V. В придаточных предложениях

1. В уступительных придаточных предложениях:

Wie dem auch sei, wir müssen dieser Tatsache Rechnung tragen. (Как бы то ни было, нам необходимо принять во внимание этот факт.)

Wie die Aufgabe auch schwer sei (So schwer die Aufgabe auch sei.), Sie sollen sie doch selbstständig erfüllen. (Каким бы сложным не было задание, Вам следует выполнять его самостоятельно.)

Sie sollen diese Aufgabe, und sei sie auch immer schwer, selbstständig erfüllen. (Вам следует выполнить это задание самостоятельно, хотя (даже если) оно сложное.) [3]

2. В качестве альтернативного допущения:

Sei es eine mündliche oder (sei es) eine schriftliche Übersetzung, sie muss einwandfrei erfüllt werden. (Будь то устный или (будь то) письменный перевод, он должен быть выполнен безупречно.)

3. В придаточных предложениях цели:

Damit der Schüler die Regel besser verstche, erkläre ich diese anhand folgender Beispiele. (Чтобы ученик лучше понял правило, я поясню его с помощью следующих примеров.) [4]

VI. Косвенная речь и косвенный вопрос

Präsens Konjunktiv – действие, одновременное с действием главного предложения

Perfekt Konjunktiv – предшествующее действие

Futurum Konjunktiv – будущее действие

При совпадении форм Konjunktivи Indikativ (в 1-м лице ед. и мн. числа и в 3-м лице мн. числа)

Präsens заменяется на Imperfekt

Perfekt заменяется на Plusquamperfekt

Futurum заменяется на Konditionalis:

Unsere Partner versichern uns, sie lieferten die Ware plangemäβ aus.

Unsere Partner versichern uns, sie hätten die Ware rechtzeitig verschifft.

Unsere Partner versichern uns, sie würden den Auftrag rechtzeitig erfüllen.

При рассмотрении предложений с союзами ohne dass, als ob, als dass, damit делается оговорка, что в таких придаточных предложениях допускается использование Indikativ. Когда работа проходит с уступительными предложениями и предложениями с альтернативным допущением, студентам предлагается вспомнить аналогичные грамматические построения при помощи модального глагола mögen. [5]

После объяснения студенты сначала переводят устно на слух несложные предложения, например из «Практической грамматики немецкого языка» Р.А. Салахова (М.: Метатекст. 1998). Затем теоретический материал отрабатывается также устно на более сложных примерах, взятых из специальной литературы (каждый студент переводит одно или два предложения вслух после подготовки со словарем или без подготовки, переведя незнакомые слова с помощью преподавателя). Предложения часто заимствуются из различных учебных пособий, но в основном взяты из оригинальных текстов, над которыми индивидуально работают студенты на занятиях практического перевода. Материал подбирается с учетом интересов каждого студента. Далее  приведены примеры упражнений на все рассматриваемые варианты употребления глаголов в Konjunktiv.

 I-II.

1. Würden die immer kurzfristigeren Abschlüsse bis zum Verkauf zu Tagespreisen führen, so könnten einige Hersteller versucht sein, auf Kundenforderangen nach Preisnachlässen einzugehen, was eine negative Preisspirale auslösen könnte.

2. Die ausländische Vertretung der Firma ist nicht berechtigt, in dem abzuschlieβienden Vertrag Änderungen vorzunehmen, ohne dass die Leitung des Stammhauses in Kenntnis gesetzt würde.

3. Es gibt kein Standartangebot, das man nicht geprüft hätte.

 III.

1. Die Ablader haben auf ihren Lagern zu groβe Mengen von der im II. Quartal zu liefernden Ware, als dass es zu befürchten wären, dass es zu den Beschaffungsschwierigkeiten kommen wird.

2. Die zur Zeit zu beobachtenden Marktverhältnisse erwecken den Eindruck, als ob das Angebot und die Nachfrage im Gleichgewicht stünden.

3. Inzwischen scheint es, als bewahrheite sich die Befürchtung, dass ähnlich wie im vergangenen Jahr der Herbstaufschwung ausbleiben könnte.

IV.

1. Der Preisindex im Oktober betrage 108% und der Zuwachs gegenüber dem Vormonat liege bei 1,5 Prozentpunkte. Davon ausgehend, kann man leicht die Preissteigerung in echten Prozenten errechnen.

2. Man berücksichtige, dass die neuen Preise erst ab 1. März gelten.

3. Es gibt verschiedene Organisationen, deren Arbeit auf die Erhaltung der zu schützenden Tierarten gerichtet ist. Als Beispiel sei die nacht dem 1. Weltkrieg gegründete «Internationale Gesellschaft zur Erhaltung des Wisents" angeführt.

4. Bei akuter oder sich rasch verschlimmernder Atemnot sei unverzüglich ärztliche Hilfe in Anspruch genommen.

V.

1. Die Wiederbelebung des Wohnungsmarktes, sei sie auch bescheiden, ist ein wichtiger psychologischer Faktor.

2. Alle rechtzeitig getroffenen Maβnahmen, seien es koordinierte kurzfristige Produktionsabstellungen oder sei es allgemeiner Verzicht auf die Verkäufe zu den Sonderpreisen, könnten zur Stabilisierung der Marktlage beitragen.

3. Damit seine Frau diesen heimlichen Wunsch nicht vereiteln könne, bat der König, als er den Tod nahen fühlte, seinen Freund Sarastro, das Kind Pamina bei sich groβzuziehen.

4. Wie die künftige Konjunkturentwicklung auch schwer vorherzusagen sei, ist es klar, dass die erweiterten Kapazitäten das Preisniveau stark beeinträchtigen werden.

VI.

1. Auf die Frage Taminos, ob er ihn gerettet habe, rühmt sich Papageno der Heldentat.

2. In diesem Zusammenhang steht auch die Frage, ob denn die einheimische Sägeindustrie davon überzeugt sei, auf einem technischen Niveau zu sein, das es ihr erlaubt, auf den europäischen oder dem Weltmarkt konkurrenzfähig zu sein.

3. Für die meisten Kleinsäuger wurden aber derartige Regelungen nicht geschaffen, weil man annahm, sie wären unbegrenzt häufig, ihre Regenerationsfähigkeit vertrüge alle Eingriffe in ihre Populationen, oder sie stellten für den Menschen eine Gefahr dar und müssten deshalb rigoros dezimiert warden.

Несколько больше времени отводится обсуждению употребления Konjunktiv в косвенной речи и правильному выбору времен, студенты выполняют небольшую письменную работу, заключающуюся в преобразовании оригинального текста в косвенную речь. При этом их внимание обращается на то, что использование Konjunktiv позволяет ограничиться лишь одним вводным замечанием, даже если содержание большого текста передается с чужих слов (в русском переводе приходится делать ссылку на источник информации через каждые три-четыре предложения), а также строить придаточные предложения без союза и с прямым порядком слов.

Для повторения материала (после каждого занятия, в начале следующего) студенты переводят устно на слух простые предложения (сначала с немецкого языка на русский, затем то же самое с русского на немецкий).

Учитывая сложность темы, от студентов не требуется запоминания всех вариантов использования Konjunktiv, исходя из того, что письменный переводчик, как правило, имеет в своем распоряжении большое количество справочной литературы. Опыт письменного перевода позволяет студентам достаточно прочно запомнить наиболее часто употребляемые варианты использования Konjunktiv.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Кашпер, А.И. Перевод немецкой научно-технической литературы. – М.: Высшая школа. 1964.

2. Салахов, Р.А. Практическая грамматика немецкого языка. – М.: Метатекст. 1998.

3. Parry, С. Menschen, Werken, Epochen (Eine Einführung in die deutsche Kulturgеschichte). – Max Hueber Verlag. 1993.

4. Jung, L. Fachsprache Deutsch. Betriebswirtschaft. – Max Hueber Verlag. 1993.

5. Jung, L. Fachsprache Deutsch. Rechtswissenschaft. – Max Hueber Verlag. 1993.

Translation quality

Демидова Ирина Викторовна - старший преподаватель кафедры иностранных языков, Российский экономический университет им. Г.В. Плеханова, г. Москва, Россия

Статья подготовлена для публикации в сборнике «Актуальные вопросы переводоведения и практики перевода».

A foreign language can act as a barrier to international communication. People who serve to reduce or eliminate the barrier are translators. Within a language many specialised varieties of it coexist, which presents a further area of studying for translators. Fields like medicine, media, science, religion have produced styles of language that require careful study. International unification of terms is one of the most important contemporary needs. Rapidly developing areas such as computing, pharmacology are at particular risks because scientific terms can be easily duplicated. Organising data banks of terminology in various fields should be the best solution, especially considering the impact of «information explosion». We daily face a mass of linguistic data, only a small part of which can be assimilated.

The ability to speak two languages is not the same thing as knowing how to translate. Translation is a special skill that professionals work hard to develop. In their new book «Found in translation: How language shapes our lives and changes the world» professional translators Nataly Kelly and Jost Zetzsche give a lot of funny stories that prove how hard and important the ability to translate is. For example, in 2009, HSBC bank had to launch a $10 million rebranding campaign to repair the damage done when its catchphrase «Assume Nothing» was mistranslated as «Do Nothing in various countries». Another story is known here, in Russia, but it is really amusing to read it one more time. At the height of the cold war, Soviet leader Nikita Khrushchev gave a speech in which he uttered a phrase мы вам покажем кузькину мать. Unfortunately it was interpreted as «we will bury you». It was taken as chilling threat to bury the U.S. with a nuclear attack and escalated the tension between the U.S. and Russia.^{[N. Kell, Jost Zetzsche, 2012]}

Quality is essential in translation. Yet, there is no universally applicable standard regarding the quality of translation though there have been some attempts to standardise the quality but none have reached the expected results. Translation is interesting and enjoyable on the one hand it is difficult, challenging and even infuriating. It is never easy to be a translator. We know that every line or trade has its own standard of qualifications. What are the requirements for the practitioner of so demanding a profession as translation then? What, indeed, makes a good translator?

Among all the good qualities that are found in good translators we may identify at least four essential ones: language proficiency, good knowledge of the subject matter and strong knowledge-acquiring capabilities, sensitivity and critical-thinking ability, and commitment to work. The ideal translator is well-educated, creative, adaptable, good with technology (or willing to become good with it). Translation is not only an interlinguistic process. It includes cultural and educational nuances. Translators must be intercultural mediators, they should influence political and social integration, education and human rights issues.

       The main approaches to the translation can be classified as:

–      close to the original (pedantic);

–      free;

–      compromise.

The close to the original (pedantic) approach to translating can be defined as exact rendering verse by verse, prose by prose, preserving even the number of lines, the rhythm, puns.

It should be noted that following the rules of pedantic approach may lead to lack of poetic qualities for unexperienced translators.

The free translation method refers to reproducing the text without the manner, or the content without the form of the original. It will allow excess words, whole sentences or even paragraphs to be inserted into the text.

        The compromise approach means the attempt to combine literalness with naturalness, liveliness, poetic mood, etc. This effect can be achieved by making the language of the original simpler and substituting simpler and more modern, familiar phrases for the less common ones.

The work of a translator consists of three main stages, during which the translator has to deal with translation tasks which he needs to solve:

–      comprehension of the source text. The translator reads and understands the information of the source text, finds unknown words, checks meanings of terms, etc.;

–      transferring the source text into the target language. The translator finds target text equivalent to the source text expressions;

–      production of the target text. The translator decides how to express source text elements in the target language (freely or literally, for example).

It is evident that the stages do not occur linearly, so that the translator first comprehends the source text and only after that starts translating the target text. These stages always intermingle with each other so that the translator continuously switches between the source and target text.

Machine translation. We have to admit that a great deal of the drudgery or routine translation work can be done by computer. Some systems can process 10,000 words per hour, which is several times faster than a human being can do. Machine-aided translation is developing rapidly. New techniques are appearing in this area:

–      inductive pattern matching;

–      machine translation systems with knowledge base (systems simulating human thought process);

–      post-editing systems;

–      interactive system machine translation. (The systems where human beings pre-edit the process. In pre-editing the language A text is rewritten to control syntax and vocabulary. It should be done to enable the system to handle with the text.) This system is mostly used in scientific abstracting and is rather time-consuming. Human translator has to duplicate a great deal of the system’s work to eliminate an error.

Thus, it is unlikely that the machines will replace human-translators in the foreseeable future.

Competence in both source and target language is necessary but not sufficient for any translation task. Though the translator has to be able to comprehend the source language and write comprehensibly in the target language, the translator must obtain the ability to choose the equivalent expression in the target language that both fully conveys and best matches the meaning intended in the source language.

What other criteria and qualities can characterise a good translator? I would add his ability to grasp rapidly and convey the essential meaning, high degree of specialisation, desire to be a member of a team, etc.

But are there any reliable ways of testing the quality of a translation? The subject of evaluating translation is too vast and paid insufficient attention to. This area requires conceptual and often terminological development. Some techniques have been offered by R.W. Brislin in his work «Translation: applications and research»^{[W. Brisling, 1976]}. They are:

1.     Back translation. A person translates a text from language A into language B. Then a different person translates the B text back into A. The resulting A text has to be compared with the original A text. If the texts are virtually identical, the quality is considered to be high.

2.     Knowledge testing. People speaking language B are given a questionnaire about the content of the translated text. The same questions are given to speakers of A language. The translation is thought to be efficient if the results of both of the groups correspond.

3.     Performance testing. A speaker of Language B is given the task to carry out instructions based on the text (a manual, for example). A speaker of language A does the same. Their performance is compared and translation efficiency is determined.

David Crystal, one of the world’s foremost authorities on languages, Professor of Linguistics at the university of Wales, Bangol assumes, «Translators aim to produce a text that is as faithful to the original as circumstances require or permit, and yet that reads as if it were written originally in the target language. They aim to be invisible’ people-transferring content without drawing attention to the considerable artistic and technical skills involved in the process. The complexity of the task is apparent».^{[D. Crystal, 2013, pp.354‑361]}

References

1.     W. Brisling. «Translation: applications and research». New York: Gardner Press, 1976.

2.     D. Crystal «The Cambridge Encyclopedia of Language», 3^rd edition, Cambridge University press, 2013.

3.     N. Kell, Jost Zetzsche «Found in Translation: How Language shapes our lives and transforms our world», Penguin Group, 2012.

Абзацно-фразовый перевод: дидактический и психокогнитивный аспекты

Бутусова Анжелика Сергеевна - кандидат филологических наук, доцент, Южный федеральный университет, г. Ростов-на-Дону, Россия

Статья подготовлена для публикации в сборнике «Актуальные вопросы переводоведения и практики перевода».

Данная статья посвящена проблеме обучения абзацно-фразовому переводу. По степени своей сложности абзацно-фразовый перевод следует за элементарным так называемым учебным пофразовым переводом со слуха, но в отличие от последнего предъявляется обучающимся однократно и содержит больший объем информации. Абзацно-фразовый перевод обладает рядом специфических характеристик: во-первых, представляет собой, как уже было отмечено выше, «упрощенный вид последовательного перевода, при котором текст переводится после прослушивания не целиком, а по частям, как правило, по фразам и абзацам»^[1], во-вторых, выполняется без использования переводческой записи^[1], т.е. исключительно по памяти. Следует отметить, что данный вид устного последовательного перевода в силу своей доступности и относительной простоты является неотъемлемой частью как общелингвистического, так и переводческого образования и находит широкое применение в практике межкультурной коммуникации, что сидетельствует об актуальности поднятой в статье темы. В данной статье мы ставим перед собой следующую цель: описать психокогнитивный и дидактический аспекты обучения абзацно-фразовому переводу, а также умения и навыки необходимые для качественного абзацно-фразового перевода. При этом под психокогнитивным аспектом мы понимаем описание наиболее существенных для рассматриваемого вида перевода когнитивных процессов, протекающих у обучающихся во время обучения. Дидактический аспект в нашей статье затрагивает перечень умений и навыков, необходимых для абзацно-фразового перевода и различные комплексы упражнений, направленных на формирование навыков абзацно-фразового перевода, а также описание разработанной нами и успешно апробированной в учебном процессе комбинированной техники обучения абзацно-фразовому переводу. Представляется, что такой подход к обучению позволит применить наиболее эффективные дидактические методы, позволяющие сформировать умения, навыки и компетенции, требующиеся для качественного выполнения абзацно-фразового перевода. Сначала обратимся к перечню умений и навыков. Вслед за Н.В. Горбовой^[2], мы считаем необходимым различать умения и навыки трех этапов: предпереводческого (подготовительного), переводческого и постпереводческого анализа результатов. Подготовительный этап включает в себя следующие необходимые умения:

–      анализировать коммуникативную ситуацию с целью фиксации прецизионной информации и выработки переводческой стратегии;

–      прогнозировать трудности, связанные с рецепцией и воссозданием абзаца/фразы.

Вышеперечисленные навыки позволют подготовить обучающихся к собственно переводческому этапу, для которого, в свою очередь, необходимо преодолевать трудности, связанные с рецепцией и декодированием абзаца/фразы:

–      «компенсировать недостаток языковых, предметных и фоновых знаний и восполнять возможные потери информации, используя результаты анализа коммуникативной ситуации»^[2];

–      компрессировать содержащуюся в абзаце/фразе информацию;

–      прогнозировать развертывание высказывания;

–      выделять смысловые опорные пункты с целью их последующего кодирования;

–      кодировать смысловые опорные пункты отрезка исходного текста;

–      преодолевать трудности, связанные с воссозданием абзаца/фразы в условиях устного однократного оформления перевода. В данном случае речь идет об оперативном решении непосредственных переводческих задач;

–      использовать различные языковые средства для адекватной передачи содержащейся в абзаце/фразе информации;

–      обеспечивать прагматическую эквивалентность текста перевода с опорой на результаты анализа коммуникативной ситуации.

Третий заключительный этап носит аналитический характер и особенно важен в процессе обучения устному переводу. В процессе обсуждения переводных текстов анализируются сильные и слабые стороны текста перевода, исправляются ошибки, даются рекомендации по их исправлению, предлагаются альтернативные переводческие решения. Для третьего этапа необходимы следующие умения:

–      анализировать трудности, возникшие в процессе восприятия и воссоздания абзаца/фразы и определять рациональность выбранных способов их преодоления;

–      анализировать совокупность переводческих действий, реализованных на этапе собственно перевода;

–      планировать будущее оптимальное протекание процесса абзацно-фразового перевода, опираясь на предыдущий опыт^[2].

Для формирования вышеперечисленных переводческих умений существуют соответствующие комплексы упражнений, которые мы, вслед за А.К. Абилдаевой^[3], назовем языковыми, операционными и коммуникативными. Выполнение комплекса языковых упражнений нацелено на решение переводческих задач, связанных с особенностями семантики и синтаксиса исходного языка и языка перевода. В языковой комплекс мы включаем следующие упражнения: составить вокабуляр по тексту, освоить общественно-политическую лексику, перевести письменно фразу со слуха после первого и единственного предъявления. Для самостоятельной домашней работы обучающимся предлагается то же упражнение, но с неограниченным количеством повторов прослушивания, что особенно важно на начальном этапе. Мы полагаем, что упражнения на совершенствование техники речи также следует отнести к языковым, хотя они и являются своеобразным мостиком к операционному блоку. Будущий переводчик должен обладать хорошей дикцией и высокой культурой речи. Для ее отработки в учебный процесс вводятся скороговорки, выразительное чтение вслух, работа над тренировкой темпа речи. Большинство этих упражнений могут практиковаться как дома, так и на занятии. Тренировку темпа речи следует начинать уже на начальном этапе, чтобы в дальнейшем обучающимся удалось избежать стресса от появления нового вида трудностей. Выполнение повтора ряда чисел или отдельной фразы с установкой на максимальный темп — еще один возможный вид упражнений на тренировку темпа речи. На основном этапе обучения устному переводу активно вводится перевод на время. При этом каждому дается примерно одинаковый объем текста и затем фиксируется время выполнения. Для дополнительной тренировки темпа используются упражнения, представляющие собой запись на кассете с фиксированной паузой. Их лучше использовать для работы в домашних условиях^[4].      

Операционный комплекс позволяет отработать умение использовать различные способы и приемы перевода. К рекомендуемым операционным упражнениям относятся упражнения на прогнозирование (заполнение лакун в тексте, восстановление нарушенной логической последовательности фраз или абзацев), на трансформации, на выделение ключевых слов и прецизионной информации, на применение приема компрессии, на переключение с одного языка на другой, на тренировку памяти (мнемотехнику). Рассмотрим вышеперечисленные комплексы более подробно.

Обучение приему трансформации осуществляется с помощью следующих упражнений: подбор синонимов или описательных фраз для замены отдельного слова или целого высказывания; выполнение синтаксических трансформаций (изменение типа синтаксической связи; членение одного сложного предложения на два простых); трасформационное чтение (т.е. пересказ своими словами прочитанного текста на начальном этапе без перевода на иностранный язык, затем чтение и пересказ осуществляются на иностранном языке). В заключение обучающиеся должны изложить на иностранном языке текст, прочитанный на родном языке.

Весьма эффективным упражнением на вычленение прецизионной информации является перевод только необходимого состава структуры предложения, без расширений и дополнений. Рекомендуется начинать, используя материал, который с лексической точки зрения максимально знаком студентам. Полезными оказываются задания на компрессию фразы, предъявленной на родном языке с последующим переводом ее на иностранный язык.

К важным операционным навыкам переводчика относится переключение с одного языка на другой. Навык переключения хорошо вырабатывается в упражнениях с числительными: беглое чтение числительных, письменный перевод под диктовку, устный перевод при аудировании.

Упражнения на мнемотехнику представляют собой неотъемлемую часть процесса обучения устному переводу в целом и абзацно-фразовому переводу в частности. Они способствуют снятию психологического напряжения и усталости, а также развитию операционной памяти. К упражнениям по мнемотехнике традиционно относятся: «снежный ком» сначала на родном языке, затем на иностранном с постепенным наращиванием объема и сложности тематического ряда запоминаемой лексики; упражнения с рядами чисел сначала на родном языке, затем с переводом на иностранный язык; упражнение на топонимы с постепенным усложнением (переход к экзотической топонимике); упражнения с реалиями-деньгами и реалиями-мерами. Разумеется, обучающийся должен знать соотношение единиц и мер в родном и иностранном языках.

Мы рассмотрели два комплекса упражнений (языковой и операционный) из трех, обеспечивающих базу профессионального мастерства устного перевода. Третьим «китом» обучения абзацно-фразовому (как, впрочем, и переводу в целом) можно по праву считать коммуникативный комплекс упражнений, назначение которого состоит в обеспечении контакта между общающимися, сохранении и выражении средствами языка перевода коммуникативного смысла высказывания путем соблюдения семантико-стилистической и функционально-прагматической адекватности перевода. Многие переводоведы считают адекватность перевода синонимом качества^[5].

Как мы видим, для выполнения абзацно-фразового перевода обучающийся должен обладать достаточно широким спектром умений, среди которых, на наш взгляд, доминирующую роль играют когнитивные навыки, связанные с рецепцией текста оригинала, удержанием его в памяти, обработкой и переводом. На этапе рецепции текста первостепенное значение имеет акустическая (или эхоическая) память. Этот вид памяти позволяет удерживать акустический образ текста без смыслового анализа до 30 секунд до включения других когнитивных механизмов, таких как оперативная и семантическая память. Тренировка обоих видов памяти в процессе обучения осуществляется в комплексе. Нами разработана комбинированная мнемотехника, которую можно использовать как при обучении практике иностранного языка, так и при обучении устному последовательному переводу. Она направлена на тренировку нескольких видов памяти: эхоической (акустической), рабочей (оперативной) и словесно-логической (семантической) при обучении реферированию (для начала с русского языка на русский) и абзацно-фразовому переводу. Обучающимся предъявляется сначала небольшая фраза (пять-восемь слов) на родном языке с заданием сосредоточиться на акустическом образе, запоминая, а не анализируя его. После предъявления дается секунда для фиксации и мысленного точного воспроизведения услышанного образа. Внутренняя речь «включаться» не должна. Фраза предъявляется однократно. Затем обучающийся должен воспроизвести ее с нюансами интонации. Соблюдение всех условий обязательно. По мере достижения цели количество слов в предложении можно увеличить до 10‒12. Облегчит запоминание применение семантической памяти путем выделения ключевых слов (от одного до трех в зависимости от объема фразы) в предложении. Эта техника особенно эффективна при переводе «с листа», т.е. при наличии зрительной опоры. В устном переводе обучающиеся могут записать ключевые слова, реалии, цифры. Совмещение различных видов деятельности тренирует распределение внимания между восприятием на слух и письмом, а также параллельно протекающим процессом трансформации фразы при реферативном переводе^[6].

Таким образом, мы систематизировали уже существующие наиболее эффективные, с нашей точки зрения, дидактические техники обучения абзацно-фразовом переводу, предложили авторскую комбинированную методику, рассмотрели психокогнитивный аспект приобретения некоторых наиболее важных для абзацно-фразового перевода операционных навыков и полагаем, что данный материал вносит определенный вклад в общую теорию и практику преподавния перевода.

Список литературы

1.     Нелюбин Л.Л. Толковый переводоведческий словарь.—3‒е издание, переработанное. - М.: Флинта: Наука. 2003,—320 с.
Интернет-ресурс: http://sugargrovelibrary.org/index.php/

2.     Горбова Н.В. О техниках и методиках обучения устному переводу //

3.     Язык в пространстве перевода. Вторая дистанционная научно-практическая конференция ученых и преподавателей. Интернет-ресурс: http://fpkp.su/conf/?page_id=96

4.     Абилдаева Н.К. Методы обучения абзацно-фразовому двустороннему переводу. Магистерская диссертация на соискание академической степени магистра гуманитарных наук по специальности 6М020700 – Переводческое дело. Кызылорда: Кызылординский государственный университет имени Коркыт Ата, 2013,- 20 с. // htpp: //www.korkyt.kz

5.     Войцеховская Е.С. Типы упражнений при обучении устному переводу на начальном — среднем этапах (на материале английского языка)//
Материалы международного научно-практического семинара. Интернет — ресурс:
http://translate-pro.ru/stati-o-perevode/tipyi-uprazhneniy-pri-obuchenii-ustnomu-perevodu.html

6.     Ванников Ю.В. Проблемы адекватности перевода: Типы адекватности, виды перевода и переводческой деятельности // Текст и перевод. — М., 1988. - С. 34‒37.

7.     Бутусова А.С. Роль памяти в формировании профессиональной компетенции при обучении устному последовательному переводу. Личность, речь и юридическая практика: Сб. научных трудов межд. научно-методической конференции. — Вып. 18. — Ростов-на-Дону: Изд-во ДЮИ, 2015. - С. 30‒32.

Абсолютные причастные конструкции во французском языке и их переводческие соответствия

Богоявленская Юлия Валерьевна - кандидат филологических наук, доцент, Уральский государственный педагогический университет, г. Екатеринбург, Россия

Фатхиева Екатерина Маратовна - ассистент кафедры лингвистики и профессиональной коммуникации на иностранных языках, Институт социальных и политических наук, Уральский федеральный университет имени первого Президента России Б.Н. Ельцина, г. Екатеринбург, Россия

Статья подготовлена для публикации в сборнике «Актуальные вопросы переводоведения и практики перевода».

Абсолютные причастные конструкции (далее АПК) — достаточно распространенные в текстах французской художественной литературы и прессы синтаксические структуры, характеризующиеся определенным ритмико-интонационным рисунком. В АПК грамматический субъект не совпадает с субъектом личного глагола основной части предложения и имеет свой предикат, морфологически выраженный одной из форм причастия: Ledéjeunerterminé, Philippe rentra chez lui à pied (K. Pancole). Между частями конструкции устанавливаются субъектно-предикатные отношения. Однако в связи с тем, что причастие, даже в составе абсолютной конструкции, является неличной формой глагола, предикативный признак выражен не полностью. Относительная независимость абсолютной причастной конструкции от предикативного ядра основного предложения выражается в интонационном обособлении, но, будучи связанной с ним обстоятельственными значениями, конструкция остается в пределах его интонационных границ.

В отечественной лингвистике существует лишь несколько специальных работ, объектом которых является французские АПК^{[1; 4; 5; 7]}. Некоторые аспекты АПК рассматриваются в учебниках и монографиях, посвященных синтаксису французского языка^[6; др.] и сопоставительному исследованию грамматик французского и русского языков^[2; 3]. В зарубежной лингвистике АПК постоянно привлекают интерес исследователей, обращавшихся к изучению предикативных свойств причастия в абсолютной конструкции (работы М. Эрслунда^[12], О. Алмой^[8], Е. Авю и М. Пьеррар^[10]), их синтаксических и семантических особенностей (исследования С. Анон^[9], Ф. Муре^[14], К. Мюллера^[15]). Зарубежные лингвисты обращались также к переводческому аспекту АПК, поскольку данный оборот либо не имеет синтаксического эквивалента в переводном языке, либо список типов конструкции не совпадает с французским. Примером могут служить работа Б. Кулланда о переводе французских абсолютных конструкций на норвежский язык^[13], а также исследование Д.Ж. Эрнандеса, посвященного изучению способов перевода АПК на испанский язык, который располагает только одним видом АПК, построенным на причастии настоящего времени, но способен передавать многие значения, присущие французским АПК^[11].

Целью данной статьи является анализ соответствий французских АПК в переводе на русский язык. Считаем, что обращение к анализу французских АПК и их переводных соответствий актуально и обладает большой практической значимостью — возможностью использования результатов исследования в преподавании теории и практики перевода.

В современном французском языке причастие, используемое для образования АПК, может иметь три формы, противопоставленные по темпоральному признаку: participeprésent,participepassé,participepassécomposé. Они могут находится в препозиции, постпозиции и, гораздо реже, в интерпозиции по отношению к главному предложению. АПК поддерживает с основным предложением обстоятельственные отношения, имеющие значения времени, причины, сопутствующего действия, редко — уступки и условия.

Для анализа переводческих соответствий французских АПК мы отобрали корпус текстов французских писателей второй половины ХХ и начала ХХI века и их переводов на русский язык. В ходе исследования применялась методика сопоставления оригинальных и переводных текстов.

Как показывает анализ, для переводов всех видов АПК могут использоваться придаточные предложения со значением времени (пример 1) или причины (примеры 2, 3):

(1)   Une fois la porte refermée, nous nous sommes remis à marcher sur un sol encore plus inégal. (B. Clavel) / Когда он закрыл калитку, мы снова пошли. Земля под ногами была ещё более каменистой.

(2)   Le raisonnement et l’amour n’y suffisant pas, elle choisit de l’effrayer. (D. Pennac) / Поскольку ни доводов рассудка, ни ее любви не хватало, она решила его напугать.

(3)   Il répondit sans ambages qu’il n’avait point quitté volontairement La Belle Angerie, mais que, notre mère lui ayant demandé de ne point rentrer de vacances, il n’avait pas cru devoir insister… (H. Bazin) / Он без обиняков сообщил нам в ответном письме, что ушел не по собственному желанию, а лишь потому, что наша мать предложила ему не возвращаться после отпуска, он же не счел возможным настаивать…

Однако придаточные предложения — не единственный способ передачи АПК на русский язык. Не менее частотными переводческими соответствиями АПК в русском языке являются деепричастные обороты: Lafenêtrerefermée, il revint sur ses pas. (N. Calef) / Закрыв окно, он вернулся к столу.

В данном случае переводчик вынужден прибегнуть к синтаксической трансформации, т.к. в русском переводе деепричастие выступает в роли «второстепенного» сказуемого, подразумеваемое подлежащее которого, «он», находится в основной части предложения. В оригинале грамматическим «подлежащим» конструкции является существительное fenêtre, а «он» — семантическим подлежащим. Точно такие же трансформации имеют место в остальных случаях при переводе деепричастным оборотом.

Следующее переводческое соответствие — употребление имени существительного, чаще с событийной семантикой, которое способно выражать значение свернутой предикативности:

(1)   Folcoche partie, La Belle Angerie parut désaffectée. (H. Bazin) / С отъездом Психиморы«Хвалебное» опустело.

(2)   Le soir, une fois le repas fini, Julien veillait parfois unmoment avec la mère. (B. Clavel) / Вечером после ужина Жюльен иногда сидел с матерью.

(3)   Le cataclysme est localisé au quinzième supérieur ouest, mais l’alerte ayant connu ses trois phases, toute la cité se trouve maintenant sur le pied de guerre. (B. Werber) / Катаклизм локализовался на западном верхнем пятнадцатом этаже, но тревога третьей степени привела весь город в боевую готовность.

В подобных случаях переводчикам удается в емкой с синтаксической точки зрения форме выразить причинную (примеры 1, 3) или временную (пример 2) семантику АПК.

На периферии поля исследуемых переводческих соответствий находятся единичные примеры, которые в каждом конкретном случае позволяют передать тонкие смысловые нюансы. К таким периферийным случаям относятся:

1)    причастный оборот:
Ce discours continue, à deux voix, l’unerenforçantl’autre (H. Bazin) / Речь в два голоса, подкреплявших один другой, тянулась бесконечно;

2)    отдельное предложение:
Elle a fermé la porte derrière elle et elle s’est avancée dans la pièce, Verdum toujours gazouillant dans ses bras (D. Pennac) / Она закрыла за собой дверь и сделала шаг к комнате. Верден по-прежнему пускал пузыри у нее на руках;

3)    вставная конструкция:
Le lendemain seulement, elle consentit à nous communiquer ses décisions, au déjeuner, encore une fois, selon cette habitude qui consistait à débiter bonnes ou mauvaises nouvelles en se mettant à table, les mauvaises étant généralement prioritaires (et majoritaires)(H. Bazin) / Свое решение она сообщила лишь на следующий день за завтраком, — согласно обыкновению, за столом сообщались все новости, хорошие и плохие (плохих бывало обычно больше, чем хороших);

4)    часть сложного бессоюзного предложения:
Nous fûmes gratifiés de deux messes quotidiennes, la sienne faisant double emploi avec celle de l’oblat, mais ne pouvant, par politesse, être « séchée «. (H. Bazin) / Теперь нас осчастливили двумя ежедневными обеднями: одну служил наш аббат, а другую — отец Рапан. Конечно, мы не могли из вежливости увильнуть.

В последнем примере две АПК, соединенные союзом «и» подвергаются разрыву, вторая АПК передается в переводе с помощью отдельного предложения, т.е. комбинированный способ передачи АПК при переводе на русский язык.

Анализ имеющегося материала позволяет сделать вывод о том, что временное значение АПК передается чаще всего при помощи деепричастных оборотов, несколько реже —  придаточных предложений и имен существительных. Значение причины помогают передать придаточные предложения, и в более редких случаях — имена существительные. Наиболее разнообразные переводческие соответствия имеет АПК со значением сопутствующего действия. Для перевода этого вида конструкций переводчики используют простые предложения в составе сложносочиненного предложения, деепричастный оборот, придаточные предложения, реже — причастные обороты, вставные конструкции и иногда самостоятельные предложения. Немногочисленные АПК с условным или уступительным значением переводятся соответствующими придаточными предложениями.

Список литературы

1.     Богоявленская Ю.В. Синтаксические особенности абсолютных причастных конструкций (на материале французских газетных текстов) //Актуальные вопросы переводоведения и практики перевода. 2015. Вып. 5. С. 15‒23.

2.     Гак В.Г. Розенблит Е.Б. Очерки по сопоставительному изучению французского и русского языков. М.: Высшая школа, 1965. 378 с.

3.     Кузнецова И.Н. Сопоставительная грамматика французского и русского языков. М.: Стратегия, 2002. 272 с.

4.     Нелюбина М.С. Французская и испанская абсолютные причастные конструкции в ряду конструкций с неличными формами глагола // Иностранные языки: лингвистические и методические аспекты. № 26. Тверь. 2014. С. 143‒146.

5.     Нелюбина М.С. Структурно-семантические особенности испанской АПК и смежные конструкции // В мире научных открытий. 2015. № 1.3 (61). С. 1413‒1424.

6.     Реферовская Е.А, Васильева А.К. Теоретическая грамматика современного французского языка. М.: Просвещение, 1982. 430 с.

7.     Фатхиева Е.М. Абсолютная конструкция во французском и испанском языках и способы ее перевода // Материалы студенческой научно-практической конференции факультета иностранных языков. Выпуск 8. Нижний Тагил, 2010. С. 21‒23.

8.     Halmøy O. Les formes verbales en -ant et la prédication seconde // Travaux de linguistique. 2008/2, № 57. Boeck Supérieur. Р. 43‒62.

9.     Hanon S. Les constructions absolues en français moderne // L'Information Grammaticale, № 47, 1990. Р. 37‒38.

10.   Havu E., Pierrard M.L’interprétation des participles présents adjoints: converbalité et portée du rapport entre prédications // Linguistique plurielle, Congreso International de Lingüistica Francesa, 2008. Р. 865‒881.

11.   Hernández D.G. La traduction français-espagnol das constructions absolues dans la presse // Synergies Espagne, № 3, 2010. Р. 95‒106.

12.   Herslund M. Le participe présent comme co-verbe // Langue française, № 127. 2000. Р. 86‒94.

13.   Kulland B. Les constructions participiales du francais et leurs traductions norvégiennes correspondantes. Masteroppgave: University of Oslo, 2008. 93р.

14.   Mouret F. Deux types de constructions absolues dans La Jalousie de Robbe-Grillet // L’information grammaticale. Peeters Publishers, 2011. Р. 51‒56.

15.   Muller C. Participe présent, conjonction et construction du sujet // Travaux Linguistiques du Cerlico, 19: Les formes non finies du verbe‒2. Presses Universitaires de Rennes, 2012. Р. 19‒36.

Анализ образных единиц речи в английских и американских онлайн-СМИ и особенности их перевода

Кузнецова Вера Юрьевна — Канд. филол. наук, доцент 33 кафедры, Военный университет Министерства обороны РФ, Москва, Россия

Эфендиева Мадлен Валерьевна — Канд. пед. наук, старший преподаватель 33 кафедры, Военный университет Министерства обороны РФ, Москва, Россия

Представленная статья посвящена анализу мотивированности использования образных единиц речи в публицистических материалах английских и американских изданий и особенностям их перевода. Актуальность данной темы обусловлена тем, что на современном этапе в английских и американских онлайн-СМИ происходит ряд заметных изменений, которые не подвергались комплексному сопоставительному анализу. Особого внимания требует анализ и выявление семантических особенностей использования образных единиц речи в английских и американских газетно-информационных материалах. Ведь именно понимание мотивированности обращения к образным единицам речи и их семантического значения необходимо для адекватной интерпретации содержащейся в них информации.

Образные единицы речи являются важным элементом лексической системы языка. Они обладают «широкой вариативностью семантических и стилистических характеристик» [1, с. 140]. Соответственно, для того чтобы правильно перевести те или иные образные единицы, переводчик должен не только пользоваться словарем, но и обладать специальными навыками и переводческой интуицией, так как помимо необходимости учета семантических особенностей, образности и экспрессивности ему нужно передать и авторскую трактовку используемых образных единиц, которые в разных контекстах могут приобретать собственные значения.

Проведенный анализ английских и американских публицистических онлайн-материалов показал, что частотность употребления образных лексических единиц в них достаточно высока и требует теоретического обоснования и переводческого анализа. Интересно, что наиболее часто встречаются метафоры войны.

Материал исследования составили статьи из английских и американских онлайн-СМИ.

Основными методами исследования являются:

-     лингвистическое описание;

-     контекстуально-семантический анализ.

Как отмечалось выше, именно перевод образных единиц речи вызывает у переводчика особую сложность. Обычно переводчик-профессионал имеет определенный запас эквивалентов или аналогов различных образных выражений на языке, на который он переводит.

Несмотря на то что образные единицы достаточно часто используются в публицистических материалах и, возможно, не вызывают особых сложностей при переводе, переводчик, тем не менее, в обязательном порядке должен анализировать каждый случай, чтобы наиболее точно передать тональность текста.

Рассмотрим ряд примеров, где встречаются метафоры войны. Для анализа были взяты случаи «рассеянного» распределения тематически связанных образных единиц в контексте. Говорящий, используя связанные между собой образные единицы речи, образует некий единый сюжет.

Behind the political war is a linguistic one — and to win the former you must win the latter. If they don’t do this, they will go flop. [3] — За политической войной стоит лингвистическая — и, чтобы выиграть первую, нужно выиграть вторую. Если они не сделают это, то их ждет фиаско.

It’s become a truism to say that Brexit is a political conflict like no other in modern British history... For the past three years battles have raged over the specifics of our departure from the EU. [3] — Утверждение, что выход Британии из ЕС — это политический конфликт, не имеющий аналогов в современной британской истории, стало прописной истиной… В течение последних трех лет продолжаются с неутихающей силой битвы, связанные с особенностями нашего выхода из ЕС.

So leaving becomes simply taking back military control… Arrangements that would ensure an open borders on the island of Ireland are a trap from which we would be unable to escape. [3]— Таким образом, выход становится просто возвращением военного контроля. Договоренности, которые обеспечат открытые границы в Ирландии, являются ловушкой, из которой мы не сможем вырваться.

The measures that I have outlined are unprecedented in peacetime. We will fight this virus with everything we have. We are in a war against an invisible killer and we have to do everything we can to stop it. [2] — Меры, которые я изложил, беспрецедентны для мирного времени. Мы будем бороться с этим вирусом всеми силами. Мы ведем войну против невидимого убийцы и должны сделать все возможное, чтобы остановить его.

Проанализируем каждый из примеров. Прежде всего, стоит подчеркнуть, что сложность перевода данных образных единиц речи связана с тем, что переводчику необходимо как можно точнее передать смысловую тональность всего фрагмента.

В первом примере метафоры political war, linguistic war, to win the former, go flop призваны передать роль языка в политических войнах. Автор статьи подчеркивает, в политических войнах побеждает тот, кто умеет говорить и убеждать. Метафоры во втором примере (political conflict, battles have raged over) характеризуют отношение мирового сообщества к выходу Британии из ЕС. Образные выражения в третьем примере (taking back military control, a trap from which we would be unable to escape) показывают негативное отношение автора к ситуации. Он сравнивает выход Британии из ЕС с введением военного контроля. В четвертом примере стоит отметить метафоры fight this virus, in a war against an invisible killer, которые помогают ярче передать всю сложность ситуации, вызванной распространением вируса COVID-19.

Представленные в примерах выше метафоры делают предложения более яркими, эмоциональными и запоминающимися. Подобные «рассеянные» тематически связанные образные сочетания используются для достижения максимального эффекта воздействия на читателя. Соответственно, после того как переводчик осознает эмоционально-смысловую тональность оригинала, он может приступать к переводу.

Подводя итог, следует подчеркнуть, что язык непрерывно претерпевает эволюционные изменения. Его словарный состав пополняется образными единицами речи. Наличие образных элементов — это, прежде всего, индикатор развития языка. Английский язык поражает необыкновенным лексическим разнообразием. Необходимо еще раз отметить, что использование образных единиц речи в английских и американских публицистических текстах приобрело массовый характер. Это вызвано, прежде всего, тем, что метафора является сильным рычагом воздействия на общественное мнение. Более того, через образность можно намного ярче и в то же самое время в более сжатой форме выразить отношение к описываемой ситуации. Помимо этого стоит помнить, что при переводе образных единиц речи переводчику нужно учитывать и контекст.

Библиографический список

1.    Качалина А. В., Паланчук Н. В. Особенности перевода фразеологизмов в романе Даниэля Кельмана «Измеряя мир» // Военно-гуманитарный альманах. Язык. Коммуникация. Перевод: Материалы XI Международной научной конференции по актуальным проблемам языка и коммуникации (Москва, 30 июня 2017 г.): в 2–х т. / Под. общ. ред. Н. В. Иванова. М.: Международные отношения, 2017. Т. 2. Вып. 2. С. 140–147.

2.    Gunn F. War metaphors used forCOVID-19 are compelling but also dangerous// The Conversation, April 8, 2020. URL: https://theconversation.com/war-metaphors-used-for-covid-19–are-compelling-but-also-dangerous-135406.

3.    Shariatmadari D. Brexit and the weaponisation of metaphor // Prospect, October 8, 2019. URL: https://www.prospectmagazine.co.uk/politics/brexit-and-the-weaponisation-of-metaphor-language-boris-johnson.

Базовые модели многокомпонентных парцеллированных конструкций в современном французском языке

Богоявленская Юлия Валерьевна – кандидат филологических наук, доцент, Уральский государственный педагогический университет, г. Екатеринбург, Россия

Шипицына Екатерина Александровна – студентка Института иностранных языков, Уральский государственный педагогический университет, г. Екатеринбург, Россия

Статья подготовлена для публикации в сборнике «Актуальные вопросы переводоведения и практики перевода».

В современной лингвистике единодушно признается, что парцелляция – явление активное, особенно в художественной литературе и публицистике.

Под парцелляцией понимается «специальный прием коммуникативно-стилистической организации текста», состоящий в отчленении значимых частей конструкции [1, с. 128].

Результатом парцелляции является парцеллированная конструкция, включающая в себя несколько коммуникативных единиц: основную часть и парцеллят (или парцелляты), отделенные друг от друга знаком точки, реже – другими финальными пунктуационными знаками, вопросительным и восклицательным или многоточием. Эти финальные знаки не определяют грамматическую самостоятельность парцеллята, а являются оригинальным пунктуационно-графическим оформлением парцеллированного высказывания, призванного сосредоточить внимание адресата на значимой части сообщения.

Интерес представляет изучение моделей, по которым строится парцеллированная конструкция в современном французском языке. Для решения поставленной задачи мы обратились к художественным текстам современных французских писателей Катрин Панколь и Даниэля Пеннака. Был собран корпус парцеллированных конструкций, используемых этими авторами, в количестве 850 единиц исследования.

Анализ собранного материала показал, что многокомпонентные парцеллированные конструкции строятся по двум типам моделей, ассоциирующимся с типом парцеллирующего членения: параллельным или последовательным.

При параллельном членении парцелляты подчиняются одному или разным словам в основной части конструкции. Данный тип членения отражает сущность синтаксического параллелизма, то есть такого положения компонентов синтаксической структуры, которое позволяет построить синтаксическую конструкцию «зеркальным» способом. В составе параллельной парцеллированной конструкции должны присутствовать как минимум два парцеллята. Такую модель схематически можно изобразить следующим образом.

Рис. 1. Модель двухпарцеллятной конструкции с параллельным подчинением.

Данная модель реализуется в конструкциях с параллельным членением, где оба парцеллята подчинены, чаще всего, одному слову в основной части. Это могут быть:

- однородные дополнения:

Joséphine était étonnée de la facilité avec laquelle elle écrivait. Du plaisir qu’elle prenait à échafauder ses histoires (Пт1). De la place que prenait le livre dans sa vie (Пт2).[2, с. 401]

- конструкции с повторами:

Antoine s’était senti, pour la première fois depuis son installation au Kenya, heureux. Heureux d’avoir ses filles (Пт1). Heureux de reconstituer une vie de famille (Пт2).[2, с. 351]

- однородные обособленные члены предложения:

Puis elle déménage avec Caroline et John-Jоhn dans une petite maison de Washington. Toujours aussi digne et consciente de son rôle de gardien ni du souvenir (Пт1). Toujoursaussirésolue àgardersesdistances (Пт2). [3, с. 180]

Значительно реже парцелляты относятся к разным членам предложения:

J’écris une grosse nouvelle sur ce thème. Une variation autour du mot « merci », en fait (Пт1). Sous la forme d’un mo­nologue (Пт2).[4, с. 123]

Здесь первый парцеллят Une variation autour du mot «merci», en fait. является членом ряда с уточняющим значением и относится к глаголу «писать», а второй парцеллят Sous la forme d’un monologue – несогласованным определением существительного une nouvelle.

Нами были зафиксированы примеры инверсионного варианта данной модели.

Рис. 2. Модель инверсионной двухпарцеллятной модели с параллельным подчинением

Joséphine (Пт1). Mylène (Пт2). Elles se sont endurcies tandis que je me ramollissais, elles ont la tête vissée sur les épaules alors que la mienne tourne comme une girouette.[2, с. 305]

Для таких конструкций характерна местоименная реприза. Здесь функция соотносимых с местоимением существительных заключается в идентификации предмета речи, поэтому они в основном представлены тематическими словами: именами собственными и нарицательными функциональной и реляционной семантики.

Сущность последовательного парцеллирующего членения отражается в модели конструкции, где каждый последующий компонент зависит от предыдущего.

Рис. 3. Модель двухпарцеллятной конструкции с последовательным подчинением.

Данная модель реализуется в двухзвенной парцеллированной конструкции с последовательным членением компонентов, где второй парцеллят подчинен не основной части, а синтаксически и семантически зависит от первого парцеллята:

Mais, enchaîne-t-il aussitôt, ce n’est pas tout d’avoir de belles robes, il fauten être dignes. Développer un style à soi (Пт1). Une manière d’être qui rende les hommes fous et les autres femmes tristement banales (Пт2). [3, с. 40-41]

Il attendaient en braquant sur lui des lampes jaunes. Pour accroître sa peur (Пт1). Sa peur... grande comme une caverne qui le dévorait (Пт2).[2, с. 305]

В первом случае парцеллят 1 относится к обороту il faut, а парцеллят 2 – к глаголу Développer. Во второй конструкции парцеллят Pour accroître sa peur. является обстоятельством цели и соотносится с глагольным сказуемым attendaient. Второй парцеллят Sa peur... grande comme une caverne qui le dévorait выполняет роль распространительного повтора существительного sa peur. Результаты анализа позволяют нам сделать вывод о том, что в большинстве случаев второй парцеллят при последовательном парцеллирующем членении компонентов уточняет, полнее раскрывает содержание или комментирует стоящие впереди элементы.

У этой модели также может быть инверсионный вариант.

Рис. 4. Модель инверсионной двухпарцеллятной модели с последовательным подчинением

В конструкциях, строящихся по данной модели, парцелляты могут быть выражены:

- повторами любых частей речи:

Franchement...Franchement, citez-moi une seulecirconstance de votre vie où vous puissiez rendre tout le monde aussi heureux, faire à ce point l’unanimité des cœurs. Une seule![4, с. 24-25]

- именами существительными собственными или нарицательными и местоименной репризой в основной части, как правило, в комбинации с повтором:

Oh ! le regard qu’elle avait alors posé sur Gabor... Philippe ne l’oublierait jamais. Un regard de femme qui arrivait au port, qui se remettait entre les bras de l’homme, de son homme.[2, с. 554]

Проведенный анализ убеждает, что более сложные конструкции, включающие три и более парцеллятов, строятся по этим же принципам параллельного или последовательного подчинения, а также посредством их комбинации, в результате которой образуется пестрая палитра разнообразных моделей с различным лексическим наполнением.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1.  Богоявленская, Ю.В. Парцелляция в сильных позициях медиатекста // Политическая лингвистика. 2013. № 1 (43). – С. 128–132.

2.  Pancol, Katherine. Les yeux jaunes des crocodiles. ALBIN MICHEL. 2006. –661 p.

3.  Pancol, Katherine. Une si belle image. Editions du Seuil. 1995. – 245 p.

4.  Pennac, Daniel. Merci. Gallimard. 2006. – 284 p.

Белорусско-английская межъязыковая фразеологическая эквивалентность в теоретическом и прикладном аспектах

Автор: Артемова Ольга Александровна, к.ф.н., доцент, Белорусский государственный университет, г. Минск

Статья подготовлена для публикации в сборнике «Актуальные вопросы переводоведения и практики перевода».

Рассмотрение концепций современных ученых (Ж.П. Вине и Ж. Дарбильне [12], Дж. Кэтфорд [10], Ю. Найда [11], М. Бейкер [9] и др.) по проблеме межъязыковой эквивалентности показал разнообразие ее определений. Мы разделяем подход к фразеологизму как микротекст. При подобной трактовке эквивалентность предусматривает не только максимально возможную близость разноязычных текстов, но и трансляцию информации на уровне равноценных по форме словесных символов: передача фразеологизма исходного языка фразеологизмом на язык сопоставления [6].

При установлении типов межъязыковых отношений белорусских и английских пространственных фразеологизмов к основным критериям эквивалентности относятся семантические, структурные, грамматические, функционально-стилевые характеристики, состав лексем-компонентов и фразеологический образ. В соответствии с этим определена степень коррелятивности белорусских и английских ФЕ: полные фразеологические эквиваленты, фразеологические эквиваленты с образной национальной спецификой, безэквивалентные фразеологизмы.

Полная эквивалентность белорусских и английских ФЕ с пространственной семантикой определяется максимальной изоморфностью сем, лексико-грамматической структуры, функционально-стилистической отнесенности, а также совпадением фразеологических образов:  например, плячом к плячу и shoulder to shoulder с семантикой «близко». Среди белорусских и английских ФЕ были выявлены 284 (48,3%) белорусско-английские полные фразеологические параллели. Подобный изоморфизм обусловлен наличием в компонентном составе этих фразеологизмов лексем-соматизмов (рука аб руку, hand in hand), дейктических местоимений (тут i там, here and there), заимствованием или калькированием ФЕ в результате культурно-исторического взаимодействия этносов (Аўгiевы стайнi[СФ 2, с. 448] , Аugean stables[OALD]), одинаковым переосмыслением исходных словосочетаний-прототипов как свободных словосочетаний. Например, белорусская ФЕ пайсцi з ветрам и ее англоязычное соответствие gone with the wind (буквально «ушел с ветром») образовались от одного словосочетания-прототипа, основанного на способности ветра перемещать предметы с одного места на другое, которое в процессе переосмысления получила новое значение ‘бесследно исчезать, пропадать’.

Фразеологические эквиваленты с образной национальной спецификой имеют одинаковое значение, но разные образные составляющие: з усiх бакоў [СФ 1] и from all quarters [DAIPV] обладают общей семантикой «из разных мест, сторон». В белорусском фразеологизме образом выступает перемещение из четырех сторон света. В английской ФЕ фразеологический образ – перемещение из районов города quarters «части города, где живут и работают люди определенной национальности или социального статуса». Всего были установлены 272 фразеологических эквивалента с образной национальной спецификой (46,3%).

Безэквивалентные фразеологизмы – белорусские ФЕ, которые не имеют англоязычных фразеологических соответствий. В ходе исследования выявлены 32 (5,4%) белорусских безэквивалентных фразеологизма. Факторами их существования выступают: наличие в ФЕ лексем-реалий жизни белорусского народа (пад гаршчок падстрыгаць[СФ 1, с. 298]), где гаршчок «глиняный сосуд для приготовления горячего блюда»); использование в механизме фраземообразования средств выразительности (хадзiць ходырам[СФ 2, с. 593], где присутствует аллитерация звуков [х] [д] и [дз'']); применение стилистических приемов для иронического или юмористического эффекта (сабакам сена касiць[СФ 1, с. 564]); обыгрыванием собственных имен (як Марка по пекле хадзiць [СФ 2, с. 21]). Приемами передачи значения безэквивалентной ФЕ являются полное или частичное фразеологическое калькирование, выборочный, трансформационный, контекстный, комбинированный, лексический и дескриптивные способы перевода. Основными средствами передачи семантики белорусских безэквивалентных ФЕ на английский язык выступают лексический (93,7%) и дескриптивный (6,3%) типы. Так значение ФЕ Бог семярым нёс да аднаму дастаўся можно передать на английский язык сложным словом big-nosed или лексемой snouty, а значение ФЕ пайсцi на сяло – при помощи дескриптивного перевода to go from one house to another without purpose for marking time «отправится ходить без всякой нужды из одного дома в другой, чтобы быстрее и незаметно шло время».

В процессе исследования установлена корреляция между типом фразеологической эквивалентности и формой проявления национальной специфики в виде следующих показателей:

1) индекс межъязыковой фразеологической эквивалентности – отношение количества белорусских ФЕ с полными английскими фразеологическими эквивалентами к общему количеству белорусских ФЕ определенной фразеосемантической подгруппы. Сопоставление выделенных нами индексов фразеологической эквивалентности для 29 фразеосемантических подгрупп показало, что самые высокие показатели индекса межъязыковой фразеологической эквивалентности (> 0,7) имеют подгруппы откуда / куда (0,85), близко (0,74), нахождение в различных местах (0,79), протяженность (0,83) и ограниченность (0,75). Это позволяет трактовать их как универсальные пространственные характеристики, которые получают идентичную манифестацию в белорусской и английской фразеосистемах;

2) индекс образной национальной специфики – отношение количества белорусских ФЕ с образной национальной спецификой к общему количеству белорусских ФЕ определенной фразеосемантической подгруппы. Высокие показатели индекса образной национальной специфики (>0,7) белорусских фразеологизмов в сопоставлении с английскими обнаружены в подгруппах с кинетической (средство перемещения – 0,92), ориентационной (далеко – 0,74) и метрической семантикой (маленький – 0,92, короткий – 1, неглубокий – 1). ФЕ этих подгрупп манифестируют несовпадение ассоциативно-образных ментальных процессов при восприятии и репрезентации идентичных пространственных характеристик носителями белорусского и английского языков;

3) индекс безэквивалентности – отношения количества безэквивалентных белорусских ФЕ к общему количеству белорусских ФЕ определенной фразеосемантической подгруппы. Низкие показатели индекса безэквивалентности имеют 16 белорусских фразеосемантических подгрупп на фоне английских, демонстрируют однонаправленность путей переосмысления исходных словосочетаний носителями белорусского и английского языков.

Интегральный уровень фразеологической эквивалентности белорусского ФСПП в сопоставлении с английским ФСПП – обобщенный индекс белорусско-английской межъязыковой фразеологической эквивалентности – определялся как отношение совокупности белорусских ФЕ, которые имеют полные фразеологические английские аналоги всех 29 фразеосемантических подгрупп, в отношение общего числа ФЕ белорусского ФСПП. Он составляет 0,48 и свидетельствует о значительной степени совпадения репрезентации пространственных представлений в белорусской и английской фразеосистемах, что можно трактовать общими индоевропейскими корнями двух языков, принадлежностью этих этносов к европейскому христианскому лингвокультурному ареалу.

Интегральный уровень национальной специфики – обобщенный индекс белорусской национальной специфики фразеологической семантики – определялся как отношение совокупности белорусских безэквивалентных ФЕ и ФЕ с образной национальной спецификой в отношении общего числа единиц белорусского ФСПП. Он составляет 0,52 и детерминируется интра-(генетическая, структурная разнотипность белорусского и английского языков) и экстралингвистическими факторами (культурно-исторические, географические условия проживания носителей исследуемых языков).

Практическим выходом выявленной в ходе исследования тематической сегментации белорусского и английского ФСПП и установленных белорусско-английских межъязыковых фразеологических параллелей появился «Белорусско-английский идеографический словарь фразеологизмов с пространственной семантикой». На основе анализа работ по теоретической и практической лексикографии и фразеографии [1; 2; 3; 4; 5; 7; 8] была разработана его макро- и микроструктура. Микроструктура словаря манифестирует иерархичность категории пространства и состоит из таксона пространство как общего семантического критерия и 29 подтаксонов для белорусских и английских ФЕ. Каждый подтаксон имеет свою продуктивность как количество представленных в нем единиц. Компаративный анализ продуктивности 29 подтаксонов показал репрезентацию в белорусской и английской фразеосистемах максимальной («быстро», «далеко», «большой») и минимальной («близко», «маленький») степени проявления пространственных характеристик, тенденции к положительному («хорошее, родное, известное место») или отрицательному («плохое, чужое, неизвестное место») полюсам.

Микроструктура фразеологического справочника – это словарная статья, состоящая из следующих разделов: заглавная белорусская ФЕ с показом места ударения в лексемах-компонентах; ее грамматическая, структурная и функционально-стилистическая характеристика; объяснение значения на белорусском языке; парадигматические отношения; структурно-грамматическая характеристика и толкования на английском языке; ближайший английский эквивалент в семантическом, образном, лексико-грамматическом и функционально-стилистическом аспектах; иллюстративные примеры употребления белорусского фразеологизма и его англоязычного эквивалента с переводом на белорусский язык:

ТВАР / ТВА́РАМ У ТВАР[ФСМТЯК, с. 560; СФ 2, с. 512]

Акал. Разм. Вельмі блізка адзін да другога (сутыкацца, сустракацца, стаяць, сядзець і пад.)

Сін.: вочы ў вочы; грудзі ў грудзі; лоб у лоб; носам у нос; нос у нос.

coll[NP; adv; fiхed WO] (to see, meet, etc s.o. or sth.) right by, close up:

= face to face[CDEI, с. 63; ODСIЕ 2, с. 173; LDCE, c. 489]

Сотнікаў з натугай павярнуў галаву і апынуўся тварам у твар з канваірам.(В. Быкаў)

Then she turned away and cameface to face with Emelda Linley.(Р. Kearney)

‘Потым яна адвярнулася і сутыкнулася тварам у тварз Эмельдай Лайнлі’.

Подобная структура словарной статьи, на наш взгляд, соответствует требованиям времени и делает словарь пригодным для широкого круга пользователей. Его могут применять не только носители белорусского и английского языков в качестве справочника для перевода, но и ученые, которые исследуют белорусскую фразеосистему в сравнительно-сопоставительном аспекте с фразеосистемами других языков.

ИСТОЧНИКИ ПРИМЕРОВ С ПРИНЯТЫМИ СОКРАЩЕНИЯМИ

1. СФ 1 – Лепешаў, I.Я. Слоўнiк фразеалагiзмаў: у 2 т. Т. 1. А – Л. Мінск: БелЭн, 2008. – 672 с.

2. СФ 2 – Лепешаў, I.Я. Слоўнiк фразеалагiзмаў: у 2 т. Т. 2. М – Я. Мінск: БелЭн, 2008. – 704 с.

3. DAIPV – Spears, R. McGraw-Hill Dictionary of American Idioms and Phrasal Verbs [Electronic resourсe] / R. Spears. – 2011. – Mode of access: http://www.idioms.thefreedictionary.com. – Date of access: 03.03.2010.

4. OALD – Oxford Advanced Learner’s Dictionary [Electronic resourсe]. – Electronic text data and program (10 Mb). – Oxford: Oxford univ. press, 2000. – 1 electronic optical disk (CD-ROM).

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Аюпова, Р.А. Фразеографическое описание татарского, русского и английского языков: автореф. дис. … д-ра филол. наук: 10.02.02 / Р.А. Аюпова; Казан. федер. ун-т. Казань, 2010. – 44 с.

2. Бабенко, Л.Г. Синопсис идеографического описания русской лексики кaк форма репрезентации категоризации мира // Горизонты современной лингвистики: традиции и новаторство: сб. в честь Е.С. Кубряковой / редкол.: В.А. Виноградов [и др.]. М., 2009. – С. 592 – 613.

3. Бабкин, А.М. Идиоматика и грамматика в словаре // Современная русская лексикография, 1980 / Акад. наук СССР, Ин-т рус. яз. ; ред.: А.М. Бабкин (отв. ред.), В.Н. Сергеев. Л., 1981. – С. 5–43.

4. Баранов, А.Н. Словарь-тезаурус современной русской идиоматики. М.: Аванта+, 2007. 1135 с.

5. Влахов, С.К. К составлению идеографического переводного словаря русской фразеологии: на материале русской и болгарской идиоматики // Фразеологизм и его лексикографическая разработка: материалы IV Междунар. симп. в рамках заседания Междунар. комис. по проблемам славян. фразеологии при Междунар. ком. славистов / Совет. ком. славистов; ред.-сост. А.С. Аксамитов. Минск, 1987. – С. 20–23.

6. Исмагилова, Л.А. Безэквивалентная глагольная лексика русского и немецкого языков: автореф. дис. … канд. филол. наук: 10.02.20 / Л.А. Исмагилова; Калинин. гос. ун-т. Калинин, 1984. – 15 с.

7. Квеселевич, Д.И. Основные проблемы лексикографической разработки фразеологии в русско-английском фразеологическом словаре: автореф. дис. … канд. филол. наук: 10.02.20 / Д.И. Квеселевич; Акад. наук УССР, Ин-т языкознания. Киев, 1975. – 25 с.

8. Фёдоров, А.И. Лексикографическая характеристика фразеологизмов и идиом, помещенных в словаре // Фразеологический словарь русского литературного языка: в 2 т. / сост. А.И. Фёдоров. Новосибирск: Наука, 1995. Т. 1. С. 6 –13.

9. Baker, М. In Other Words: a Coursebook in Translation. London: Routledge, 1992. – 300 p.

10. Catford, J.C. A Linguistic Theory of Translation: an Essay on Applied Linguistics. London: Oxford Univ. Press, 1965. – 103 p.

11. Nida, E.A. The Theory and Practice of Translation / E.A. Nida, C.R. Tiber. Leiden; Boston: Brill, 2003. – 218 p.

12. Vinay, J -P. Comparative Stylistics of French and English: a Methodology for Translation. Amsterdam; Philadelphia: J. Benjamins Pub. Co., 1995. – 358 p.

Валентностные свойства глагольных основ с категориальным значением активного движения в современном немецком языке

Автор: Щигло Лариса Владимировна, к.филол. н., ст. преподаватель кафедры германской филологии Сумского государственного университета , г. Сумы

Статья подготовлена для публикации в сборнике «Актуальные вопросы переводоведения и практики перевода».

Как известно, в языкознании под термином «валентность» понимают сочетаемость языковых единиц одного уровня [4, с. 8]. Интенсивное развитие теории валентности позволило расширить сферы ее использования. Если сначала в центре внимания лингвистов находилось изучение внешней валентности (синтаксической и лексической), то в последнее время появились работы, в которых освещаются вопросы валентности в таких областях языкознания, как словоизменение, формообразование, словообразование, на уровне фонем, на уровне грамматических морфем, а также на уровне словообразовательных формантов.

В отечественной лингвистике одним из первых ученых, использовавших понятие валентности применительно к теории словообразования, была М.Д. Степанова. В одной из своих работ она пишет: «... мы будем употреблять термин «валентность» в его широком понимании, т.е. как сочетательную способность одноуровневых единиц языка (принимая во внимание совокупность всех свойств); при этом валентность мы будем рассматривать и как потенцию, и как ее реализацию, т.е. одновременно как фактор языка, так и как фактор речи» [5, с. 25]. Для анализа производного слова и отражения в его структуре словообразовательных моделей можно воспользоваться термином «словообразовательная валентность». Ее называют еще «внутренним синтаксисом слова», т.е. дистрибуцией морфем, их валентностными свойствами [4, с. 2]. Поскольку словообразовательная валентность – это потенциальная сочетаемость элементов, составляющих структуру слов, то о ней можно говорить лишь применительно к словам, в которых составные элементы обладают определенной структурой и определенной семантикой. Целью данной статьи является выявление валентностных свойств глагольных основ с категориальным значением активного движения в современном немецком языке, которое осуществляется с позиции формально-морфологической и семантической валентности.

Словообразовательная валентность глагольных основ с категориальным значением активного движения определяется путем сопоставления семантико-словообразовательных свойств производящих и производных основ, предусматривающих установление валентностных связей производящих основ с соответствующими словообразовательными формантами на семантическом и морфологическом уровнях [6, с. 16; 3]. Основным конструктивным элементом формирования словообразовательной парадигмы мы считаем производящую основу, имеющую способность избирательно сочетаться с определенными словообразовательными формантами, гармонирующими с основой структурно, семантически и грамматически. Вследствие этого словообразовательного процесса образуются производные, в которых производящая основа реализует присущую ей словообразовательную валентность [1, с. 19]. Аффиксы же, соединившись с производящей основой, оформляют новообразования грамматически, обогащая производные новыми смысловыми оттенками.

Формально-морфологическая валентность выражается в потенциальной способности словообразовательных формантов сочетаться с определенными структурными типами производящих основ в пределах одного и того же лексико-грамматического класса, в нашем случае в пределах класса глаголов с категориальным значением активного движения. Словообразовательный анализ производных основ с категориальным значением активного движения показал, что они имеют разную словообразовательную структуру, которая предопределяется валентностными возможностями глагольного препозитивного форманта. В нашем исследовании словообразовательная структура производных основ с категориальным значением активного движения определяется такими параметрами производящей основы, которая сочетается со словообразовательным препозитивным формантом: 1) лексико-грамматической принадлежностью производящей основы, 2) морфемной структурой производящей основы, 3) деривационной структурой производящей основы; 4) этимологией производящей основы.

Избирательность конституэнтов в модели не исчерпывается формальными и генетическими особенностями основ. Образование производных глаголов с категориальным значением активного движения тесно связано с вопросом семантической валентности, т.е. семантической сочетаемости производящей основы и словообразовательного форманта. Как приставки, так и производящие основы обладают определенной лексической избирательностью. Поэтому важным этапом исследования является анализ производящих основ согласно их принадлежности к той или иной лексико-семантической группе. С целью изучения семантической сочетаемости аффиксов и производящих основ все, зафиксированные в нашем материале глаголы, глагольные основы которых вступают во взаимодействие с препозитивными формантами, были подвергнуты лексико-семантическому анализу. Так нами были выделены следующие лексико-семантические группы, которые предоставили обширный материал для выявления словообразовательной семантической валентности производного и для решения проблемы влияния семантических характеристик производящих основ на их словообразовательные потенции. Рассмотрим семантические группы базовых глаголов.

1. Семантическая группа со значением движения человека при помощи ног с доминантой gehen, в которой выделяются такие подгруппы с синонимическими рядами: 1) приближение к кому-либо, к чему-либо: kommen; 2) хаотическое движение: toben; 3) движение большого количества людей: ziehen; 4) прогулки, блуждания, путешествия: bummeln, wandern, schlendern; 5) ограниченное движение: treten; 6) неравномерное, неуверенное, неуклюжее движение как вследствие физических недостатков, так и физической усталости, опьянения, неосмотрительности и т.п.: hinken, humpeln, stolpern; 7) движение, сопровождающееся звуковым эффектом как вследствие процесса дыхания, так и самого процесса хождения: keuchen, klappern, latschen.

2. Семантическая группа со значением быстрого движения: laufen, rennen, sausen.

3. Семантическая группа со значением движения прыжком: springen.

4. Семантическая группа со значением вертикального движения: klettern, klimmen.

5. Семантическая группа со значением движения в лежачем положении с помощью рук и ног: kriechen.

6. Семантическая группа со значением скольжения: rutschen.

7. Семантическая группа со значением движения по воде: schwimmen.

8. Семантическая группа со значением движения по воздуху: fliegen.

Выделенные семантические группы базовых глаголов не претендуют ни на полноту, ни на бесспорность; семантическая классификация предусматривает чисто операционную цель – показать совместимость словообразовательных компонентов производной основы с учетом семантики ее непосредственно составляющих.

Анализ глагольных основ с категориальным значением активного движения показал, что препозитивные форманты обнаруживают словообразовательную валентность на основы глаголов различной семантики, которые входят в различные семантические группы. Образования от глагольных основ с помощью приставок отличаются самостоятельностью семантики препозитивных морфем и в процессе формирования отглагольных производных не сливаются с семантикой производящих основ. Соединившись с производящей основой, приставки придают ей только дополнительные смысловые оттенки, выполняя уточняющую, конкретизирующую функцию, не изменяя значения производящей основы. Например, производные основы с приставкой be- соотносятся с производящей основой глагола нулевого акта деривации и имеют следующие словообразовательные значения: 1) переходности: folgen vi (s) – следовать (за кем-н., за чем-н.); befolgen vt – следовать примеру кого-н., последовать примеру кого-н.; 2) целенаправленного воздействия, охвата действием чего-н.: befahren – ездить (по дороге и т. п.), плавать (пo морю и т.п.); befliegen – облетать; пролетать (вдоль чего-н., над чем-н.) и т.п.; 3) интенсивности действия: beeilen (sich) – торопиться, спешить; 4) орнативности: fahren vt – возить, везти; befahren vt – развозить (что-н.); ziehen, beziehen – обтягивать, покрывать; оббивать (мебель). Основы глаголов, образовавшихся с помощью префикса ent-, выражают следующие словообразовательные значения: 1) удаления, движения от исходной точки, от кого-н.: еntkommen – бежать от кого-н., уходить; 2) инхоативности: entfliegen – улетать. С приставкой er- образуются основы приставочных глаголов со словообразовательным значением: 1) результата действия: ersteigen – подняться (на что-н.), достигать вершины (горы). Глагольные основы с префиксом ver- имеют следующие словообразовательные значения: 1) удаления, рассеяния: verfliegen – испариться (о запахе); verlaufen sich – расходиться, рассеиваться (о тумане); 2) перемещение чего-нибудь на другое место: verrutschen – сползать; сдвигаться; 3) создание преграды (напр. на пути): vertreten – перегородить (путь кому-либо); 4) изменение состояния, превращение во что-нибудь: verkommen (с затемненной семантической мотивацией) – а) прийти в упадок; б) перен. опускаться (о человеке). Производные основы с приставкой zer- полностью утратили семантическую связь с производящей основой. Они имеют следующие словообразовательные значения: 1) деструкции (уничтожение, раздробление): zerschießen – расстреливать, уничтожать огнем; zertreten – растоптать, раздавить; 2) рассеяния, растворения, исчезновения: zergehen – а) растворяться; расходиться, растаять (в воде и т. п.); б) растаять, расплавиться в) расходиться, рассеиваться (напр., о тумане).

Обнаружены глагольные основы с полупрефиксом ab-, выражающие следующие словообразовательные значения: 1) удаления от чего-н.: аbfliegen – улетать; 2) устранение чего-н.: аbtreten – чистить, вытирать (ноги о коврик); 3) интенсивности воздействия, охват предмета действием: abfliegen – облететь (трассу, территорию); патрулировать (район). Глагольные основы сочетаясь с полупрефиксом an- используются для создания производных основ префиксальных глаголов со следующими словообразовательными значениями: 1) приближение, прибытие: anfliegen – прилетать, подлетать; ankommen – прибывать, приходить, приезжать, спорт. Финишировать; ankriechen – приползти (о насекомом); 2) придания чего-н. кому-н.: anerziehen vt – прививать (воспитанием); 3) начала или неполноты действия: anfahren – уезжать; 4) рост, накопление: anlaufen – расти, накапливаться (о долгах). Производные основы с полупрефиксом auf- имеют следующие словообразовательные значения: 1) действие направлено вверх: auffliegen – взлетать, подниматься; перен. взрываться, высаживаться в воздух; 2) движение друг за другом: aufziehen – выстроиться, выходить на парад (на демонстрацию); 3) открытого состояния: auffliegen – раскрыться (дверь, окно); 4) увеличение объема предмета: auffahren – навозить (напр. песка); 5) навязывание чего-н.: aufdrіngen – навязывать (напр. свое мнение, дружбу кому-н.). Глагольным основам с полупрефиксом aus- присущи следующие словообразовательные значения: 1) направленности действия изнутри наружу: ausfegen – выметать (мусор); 2) отклонения чего-н., кого-н. от пути, от нормы: ausgleiten – поскользнуться; соскользнуть ускользнуть; 3) исключение: ausziehen – извлекать, видергивать (напр. гвоздь, зуб); 4) расширение, увеличение объема чего-н.: ausrollen – раскачивать (напр. тесто); 5) охват действием определенного пространства, а также проявления действия в полном объеме: ausfahren – объезжать, не срезая углов; выжимать (скорость); 6) изменения состояния: ausfahren – разбить, разъездить (дорогу); растаптывать, разбивать (обувь). Основы приставочных глаголов, образовавшихся с помощью полупрефикса bei- выражают следующие словообразовательные значения: 1) приближение к чему-н. или нахождение вблизи от чего-н.: beikommen – подходить, приближаться, подходить плотно, вплотную; 2) присоединение, соучастии в чем-н., согласия с кем-н., чем-н.: beispringen – спешить на помощь, помогать (кому-н.), выручить (кого-н.); 3) добавление к чему-н.: beifolgen – добавлять к чему-н., прикладывать к чему-нибудь. Основы приставочных глаголов как с отделяемым, так и с неотделяемым полупрефиксом durch- характеризуются следующими словообразовательными значениями: 1) прохождение через что - н., по чему-н.: 'durchkriechen – проползти сквозь что-н; 'durchlaufen – пробегать, проходить быстрым шагом (по ч-н); 2) преодоление препятствий или трудностей: 'durchbekommen – изм. выходить (больного); 3) повреждение, износ чего-н: 'durchlaufen – протоптать, сносить (обувь, чулки), натереть ноги (при ходьбе); 'durchtreten – протоптать (напр., сапоги); 4) интенсивности, завершения действия: 'durchfegen – быстро вымести. Глагольные основы с отделяемо-неотделяемым полупрефиксом durch- имеют единичные образования и выражают лишь словообразовательное значение: 1) охват движением определенного пространства: durchfahren – объехать, проехать, пройти. Производные глагольные основы с многозначным полупрефиксом ein- имеют следующие словообразовательные значения:1) направленность действия внутрь чего-н., а также нахождение внутри чего-н.: einreiten – въехать верхом (куда-н.); 2) присоединение кого-н., чего-н. к чему-н.: einbeziehen – включать, приобщать; 3) разрушение чего-н.: einschiessen – простреливать, разрушать (артиллерийским огнем). Глагольные основы, сочетаясь с полупрефиксом entgegen-, характеризуются тем, что всем их производным основам присуща семантическая связь с производящей основой. Выделены производные со следующим словообразовательным значением: 1) движение навстречу: entgegeneilen – спешить навстречу кому-н. Глагольные основы с полупрефиксом entlang- выражают такое словообразовательное значение как направленность движения (вдоль чего-н.): еntlangfliegen – лететь (вдоль чего-н.). Единичные образования выявлены при взаимодействии глагольной основы и полупрефикса mit-. Производные основы имеют следующее словообразовательное значение: 1) совместимости действия, участия, сопровождения: mitgehen – идти (вместе с кем-н); сопровождать (кого-н.). Глагольные основы в сочетании с полупрефиксом nach- образуют производные основы с такими словообразовательными значениями: 1) направленность действия вслед за кем-н., чем-н.: nacheilen – спешить, бежать за кем-н., за чем-н.; 2) отставание от кого-н, чего-н: nachhinken – отставать; плестись в хвосте; nachtraben – тащиться (в хвосте) (за кем-н.). Выделенные лексические единицы с отделяемым полупрефиксом über- имеют словообразовательные значения: 1) движение через что-н., выход за определенные пределы: überfahren – переезжать, переправляться на другой берег; übertreten – выходить из берегов; спорт. заступить за линию. Глагольным основам с неотделяемым полупрефиксом über- характерны следующие словообразовательные значения: 1) направленности действия через что-н: überfliegen – пролетать над-н., перелетать что-н.; 2) орнативности: überziehen – обтягивать, покрывать что-н. напр. тканью; 3) пропуска: überfahren – проехать (напр. закрыт светофор); 4) порчи, повреждения: überjagen – загнать (лошадей); übertreten – оступиться (повредить себе ногу). Основы с отделяемым полупрефиксом um- выражают словообразовательные значения: 1) движение вокруг чего-н., обратное движение, поворот, объезд: umfahren – делать крюк, ехать в объезд; 2) сваливание с ног, наезда на кого-н., что-н.: umfahren – наехать на кого-н, на что-н., свернуть, сбить с ног; umrennen – свергнуть на бегу, сбить с ног кого-н.; 3) перемещения: umsteigen – пересаживаться, пересаживаться в другой (поезд, вагон). Обнаруженные нами производные основы с отделяемым полупрефиксом unter- имеют словообразовательные значения: 1) движение вниз, нахождение внизу, под чем-н., иногда уничтожения, смерти: untergen заходить о светилах, тонуть, погибнуть; unterziehen – подтягивать подводить напр. балку под что-н.; 2) одевать под низ, напр. теплую одежду, 3) подчинение кого-н.: unterbekommen – подчинять себе кого-н. В процессе анализа выявлены такие словообразовательные значения производных основ с неотделяемым префиксом unter-: 1) движение под чем-н., помещения чего-н. во что-н.: unterfahren – прокладывать дорогу во что-н., 2) проникновение куда-н., смешивания, дезорганизации: unterwandern – проникать (в страну, организацию и т.п.); нарушать однородность (населения); дезорганизовать; 3) осуществление действия ниже нормы: unterschreiten – не потратить (по смете), не использовать (выделенные средства). Производные основы с полупрефиксом vor- соотносятся с производящей основой глагола и имеют такие словообразовательные значения: 1) движение вперед или постановки предмета впереди кого-н., чего-н., перед кем-н., чем-н.: vorreiten – ехать (верхом) впереди кого-н.; 2) движение мимо кого-н., чего-н.: vorbeiziehen – проходить мимо (кого-н., чего-н., о процессии). При взаимодействии глагольной основы с полупрефиксом zu- образуются производные основы со словообразовательным значением приближения: zufahren – подъезжать (к чему-н.); zufliegen – подлетать, прилетать (к чему - н.).

Проведенный анализ показал, что реализация словообразовательной микросистемы в рамках префиксально-глагольной словообразовательной системы зависит от свойств производящих основ:

– является ли производящая основа заимствованной или исконно немецкой: глагольные основы иноязычного происхождения не претерпевают фонетической и морфологической адаптации, как правило, невалентноспособны на глагольные префиксы и не образуют с последними префиксальных глаголов;

– является ли производящая основа простой (нулевой ступени производности) или осложненной (1-й, 2-й ступени производности): производящие основы, осложненные в словообразовательном отношении, проявляют меньшую словообразовательную валентность по сравнению с простыми (корневыми) производящими основами.

Итак, изучение валентностных свойств глагольных основ с категориальным значением активного движения предоставляет возможность глубже понять не только механизм образования производных глаголов с категориальным значением активного движения, особенности их смысловой структуры, а также и, это главное, показать взаимозависимость семантики производной основы от ее производящей основы, определить изменения, которые происходят в их семантико-словообразовательных структурах.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Беляева, Т.М. Словообразовательная валентность глагольных основ в английском языке. – М.: Высшая школа, 1979. – 184 с.

2. Ищенко, Н.Г. Словообразовательная синонимия в современном немецком языке: Монографія. – Киев: Издательский центр КГЛУ, 2000. – С. 176 – 189.

3. Каравашкин, В.И., Ефимов, Р.В. Внутренняя валентность слова: Теория и практика. Учебное пособие. – Харьков: Константа, 1999. – 112 с.

4. Степанова, М.Д. Теория валентности и валентный анализ. – М.: Наука, 1973. – 110 с.

5. Степанова, М.Д., Хельбиг, Г. Части речи и проблема валентности в современном немецком языке. – М.: Высшая школа, 1978. – С. 25.

6. Степанова, М.Д. О внешней и внутренней // Иностр. языки в школе. № 3, 1967. – С. 16.

Вербализация эмоций и их декодирование

Автор: Попова Елена Владимировна, аспирант 1-го года обучения Сумского государственного университета, преподаватель английского и немецкого языков на кафедре германской филологии гуманитарного факультета СумГУ.

Статья подготовлена для публикации в сборнике «Актуальные вопросы переводоведения и практики перевода».

Лингвистика XXI века приобретает коммуникативную направленность, что рассчитано на диалогическое взаимопонимание индивидов в соотношении с нормами языка, узуса, культуры. Наличие субъективного фактора в процессе коммуникации в обязательном порядке эмотивно выражается в речи, что представляет значительную сложность при переводе, направленном на воссоздание тождественного текста на языке перевода. Лексика, имеющая не только денотативное, но и коннотативное значение, а особенно приобретающая имплицитную эмотивность уже в речи, требует от переводчика максимум внимания и понимания дискурсивного и прагматического аспекта.

В данной статье ставятся задания: проанализировав работы ученых-лингвистов (Серля Дж., Выготского Л.С., Данеш Фр., Почепцов Г.Г., Комиссарова В.Н., Селивановой Е.А.), исследовать когнитивный процесс порождения и восприятия речи, доказать неотъемлемый аспект эмотивности в речи, с помощью иллюстративного материала продемонстрировать формы реализации эмотивности в английской речи и сложности их перевода.

Предметисследования данной статьи – процесс продуцирования речи, вербализация эмотивного фактора в нем. Объектисследования – стилистическое богатство воплощения эмотивности в речи, возможность ее дальнейшего декодирования.

Актуальность исследования обосновывается направленностью на изучение психолингвистики в рамках кодирования и декодирования информации, что дает возможность увидеть язык в действии, учитывая прагматические аспекты речевой коммуникации в пределах языка оригинала и языка перевода.

Процесс коммуникации, состоящий из кодирования, передачи и декодирования сообщения, по мнению Г.Г. Почепцова, включает следующие уровни: коммуникативный, который понимают в стандартном его плане (т.е. это спектр лексических единиц для обозначения реалий жизни, которые обогащают словарь и с помощью которых можно создать бесконечное количество сообщений), и метакоммуникативный, который представляет собой определенный жанр, определенный тип дискурса, поскольку метакоммуникативные правила обуславливают наше поведение [9]. Таким образом, процесс коммуникации необходимо сводить не только к изучению исключительно лингвистических вопросов построения, интерпретации речи, но и учитывать психолингвистические моменты деятельности адресанта и адресата, что базируется на субъективном анализе ситуации, узуса адресантом и адресатом.

Этап порождения высказывания является многоярусным наслоением и «осуществляется от мотива, порождающего какую-либо мысль, к оформлению самой мысли, к опосредованию ее во внутреннем слове, затем – в значениях внешних слов и, наконец, в словах» [2; с. 375]. Лингвисты в рамках данного этапа коммуникации называют следующие компоненты: мотив, установка, интенция, внутреннее программирование; где «мотив – это основная побудительная сила в психической деятельности, … познавательно-эмоциональная психологическая система, выполняющая функцию регулятора поведения» [3; с. 58]. В процессе производства речи мотив выполняет роль неосознанного стремления, которое иногда опережает последующие компоненты, в результате чего адресант использует существующие в речи шаблоны, междометия.

"Well, again, we're wondering here whether or not Barack Obama in fact is the president of the United States," Wallace mused aloud[12].

В данном примере междометие well выполняет несколько функций: 1) заполнение речевой паузы, пока адресант пытается построить сообщение, собрав логическую цепочку и подобрав необходимый лексический код для передачи интенции; 2) выражение внутренних эмоций, переживаний (причем, учитывая шаблонный характер данного междометия, well может выражать как позитивные, так и негативные эмоции, характер которых можно определить лишь с учетом прагматики контекста).

Использование языка осуществляется в форме отдельных высказываний, которые отображают специфические условия и цели сферы деятельности человека не только с помощью тематического и языкового стилей, т.е. посредством подбора лексических, фразеологических, грамматических единиц, а и с помощью композиционного построения, с учетом дискурсивных факторов, которые влияют на условия и качество речи.

To the folks on Main Street, it means not appointing Kafkaesque committees to measure “quality-adjusted life years” but fostering a vibrant climate of scientific research and opening a wider pipeline for new medicines[13].

Данный пример демонстрирует взаимодействие психологического, эмоционального, когнитивного аспектов, когда речь адресанта мотивируется стремлением передать реципиенту внутренние переживания, способ восприятия данной ситуации самим адресантом. В результате, при внутреннем программировании речи адресант старается подобрать максимально соответствующие его интенции лексические и синтаксические единицы. Данное высказывание переполнено метафорическими словосочетаниями (the folks on Main Street, Kafkaesque committees, a vibrant climate of scientific research),включает чередование книжной и разговорной лексики (appointing, committees, fostering, folks) с элементами неологизмов (Kafkaesque, quality-adjusted life years), что в суммарном плане, тематически касаясь экономических, политических аспектов, переводит сообщение из научно-политического дискурса в общественно-политический. Таким образом, не смотря на стремление представителей психолингвистики разделить процесс производства речи на компоненты, уровни, стадии, считается, что такое разделение несет сугубо условный характер и служит лишь процедурой анализа, поскольку в действительности данные этапы реализуются параллельно, путем взаимодействия компонентов сознания адресанта: мышления, чувств, ощущений, интуиции [8]. Порождение речи включает два интегрированных механизма: сознательную психическую деятельность и автоматическую бессознательную, которая использует уже готовые формулы, закрепленные в речевой памяти адресанта.

Как показывает исследование, субъективный анализ ситуации, узуса адресантом и адресатом не может обойтись без учета эмотивного компонента, который представляет собой результат отображения эмоций в слове в процессе их вербализации и семантизации. Эмоции отображают не объективные качества предметов мира, а их значение для говорящего в конкретный отрезок времени. Мотив, являясь неосознанным стремлением, может быть обусловлен определенным внешним фактором окружающего мира, далее идет интенция, внутреннее программирование, кодирование в слове. Сопоставляя когницию и эмоции Фр. Данеш отмечал, что когниция вызывает эмоции, а эмоции влияют на когницию, поскольку они вмешиваются во все уровни когнитивного процесса; они являются двумя главными параметрами способности человеческого разума, опыта с личностными и социальными аспектами, они тесно связаны друг с другом [10]. Абсолютно логичным будет предположить, что любое высказывание эмоционально, что не бывает эмоционально-нейтральной речи, поскольку, когнитивно воспринимая объективную действительность, в зависимости от собственных чувств, видений, воспитания, человек будет реагировать субъективно, полагаясь на ту интеллектуальную, речевую, этическую базу, которую имеет в момент говорения.

The Pelosi-Emanuel nexus looms large[13].

Данный пример демонстрирует действенный характер эмотивности на лексическом уровне, что реализуется посредством подбора лексических единиц, которые максимально бы соответствовали эмоциональному состоянию адресанта. В предложенном примере находим лексему nexus (network of connections between a number of people)[11; с. 1108], сложное слово Pelosi-Emanuel, которое представляет собой уже авторский неологизм путем составления фамилий двух известных американских политиков современности – в результате создается впечатление чего-то могущественного, что в конце-концов усиливается словосочетанием looms large (to seem important and difficult to avoid)[11; с. 958]. Таким образом, внутренняя эмоциональность находит свое воплощение при подборе соответствующих лексических единиц, которые вне контекста будут оставаться эмотивно-нейтральными, но при данном их сочетании происходит передача эмотивного заряда всему высказыванию.

С другой стороны, для осуществления процесса коммуникации необходим адресат, который посредством языка, т.е. кодирования знаками определенного языка, получает и декодирует информацию. Процесс декодирования так же рассматривается психолингвистами как многокомпонентное явление: 1) непосредственное восприятие сообщения, которое выполняет роль апперцепции семантического смысла высказывания; 2) понимание, т.е. соотнесение полученной информации с собственными знаниями адресата; 3) интерпретация – вербализация принятого текста адресатом [7]. Наличие этапа интерпретации подчеркивает отсутствие зеркального отображения авторских мыслей, поскольку сознание не повторяет, не дублирует говорящего, оно создает свое видение ситуации [1]. Именно такое видение дает возможность объяснить все богатство лингвальных, психологических, эмоциональных реакций реципиента, и именно такое толкование дает возможность понять всю сложность, многогранность процесса коммуникации.

Процесс коммуникации становится сложнее, если речь заходит о межкультурной коммуникации, когда кодирование и декодирование информации происходит уже с помощью знаков разных языков, представляющих разную грамматическую систему, где адресант и адресат являются представителями разных культур с отличной интеллектуальной и этнической базой. Задача перевода сводится к такому виду посредничества, когда содержание иноязычного текста оригинала передается на другой язык путем создания на этом языке коммуникативно-равноценного текста [5]. Однако достижение такой коммуникативной равноценности осложняется стремлением адресанта максимально точно передать собственные эмоции, когда он стремится подыскать лексические единицы, стилистические средства, которые бы передавали не только его когнитивную, но и эмоциональную интенцию. Задание переводчика, в данном случае, заключается в том, чтоб подобрать необходимую лексему, которая была бы адекватным аналогом оригиналу, т.е. имела ту же стилистическую окраску и вызывала те же эмоции, ассоциации у реципиента. Существуют слова, значения которых в двух языках практически полностью совпадают: book – книга, mountain – гора, river – река, cold – холодный, young – молодой и т.д. Либо если вернуться к первому примеру:

"Well, again, we're wondering here whether or not Barack Obama in fact is the president of the United States," Wallace mused aloud[12].

При наличии определенного отличия в грамматическом строе английского и русского языков перевод данного предложения в лексическом и синтаксическом плане не вызовет никаких проблем. А вот пример:

To the folks on Main Street, it means not appointing Kafkaesque committees to measure “quality-adjusted life years” but fostering a vibrant climate of scientific research and opening a wider pipeline for new medicines[13].

Именно благодаря эмотивной выраженности, представленной определенным подбором слов и стилистических средств, при переводе принесет ряд проблем. Адресант квалифицирует, выделяет объекты и предметы, которые он видит и про которые ведет речь, придает своей речи определенную стилистическую окраску. Такие стилистические высказывания создают при переводе много проблем, поскольку их значения являются достаточно субъективными и неуловимыми, хотя со временем некоторые фразы уже фиксируются в словарях, поскольку они приобретают широкое использование (the folks on Main Street – представители американского парламента, wider pipeline – более широкий канал товародвижения) [6]. Но в большинстве случаев переводчик вынужден искать соответствующую замену той фразе, которая используется в тексте оригинала, глубоко изучая весь контекст, всю ситуацию, в которой дана данная фраза. В связи с использованием на синтагматическом уровне слово может приобретать контекстуальное значение, которое не является постоянным и возникает окказионально, лишь в данном контексте [4]. Но данные окказионализмы, хотя они и не носят постоянный характер, не являются случайными, они заложены в слове, они являются потенциональными значениями, которые могут проявляться в зависимости от контекста. Так, в Kafkaesque (relating to or in the manner of Franz Kafka or his writings)[11] видим непродуктивный суффикс английского языка -esque, а в “quality-adjusted life years” демонстрируется склонность английского языка, как одного из аналитических языков, к построению слов путем соединения желаемых адресантом основ слов для создания новой лексической единицы, которая бы по своему денотативному и коннотативному значениям соответствовала бы интенции автора. Это помогает создать метафорические сравнения, придав высказыванию выразительности и образности. При передаче данных лексических единиц на русский язык следует использовать описательный перевод: в стиле Ф. Кафки(полагаясь на образованность адресата и его знание ведущих представителей литературы), годы активной деятельности человека.

Значительные проблемы при переводе могут быть представлены использованием нестандартных языковых единиц, которые так же несут определенный эмоциональный посыл адресанта и направлены на создание определенного стилистического эффекта. Автор текста оригинала может использовать диалект, вульгаризмы и т. п.

This latest foray “Outside” (Alaskan slang for the rest of the country) culminates a week in which she achieved a typical run of multimedia ubiquity [13].

Автор прибегает к тиражированию диалекта Аляски, предоставляя при этом объяснение данного термина, что в очередной раз подчеркивает стремление адресанта не просто реализовать свои эмоции в словах, а быть воспринятым и понятым, и упрощает задачу переводчика, поскольку при переводе будет неправильным заменять диалект языка-оригинала диалектом языка-перевода [4].

Несколько сложнее для перевода окажется следующий пример:

Last year the Conservative leader had to intervene directly to prevent the deselection of Elizabeth Truss by Norfolk Tories– known as the “Turnip TaleBan”– outraged that she should have had an affair with a married MP[14].

Автор не прибегает к созданию собственного неологизма, а лишь цитирует распространенную среди читателей британской газеты «The Times» метафору Turnip Tale Ban, значение которой можно понять, проанализировав составляющие (Turnip – a large round pale yellow vegetable; Tale – someone in authority who tells about something wrong that someone else has done; Ban – public announcement)[1]. Благодаря присутствию негативной оценки, экспрессии данного метафорического словосочетания создается необходимое эмоциональное обращение к адресату текста, что нужно сохранить при переводе.

В отличие от оригинала перевод не представляет собой самостоятельного произведения, он рассматривается в связи с оригиналом. Именно в рамках такой трактовки ученых-лингвистов интересует путь от исходной точки к результату этого процесса, каким образом переводчику удается передать не только слова текста-оригинала, а и основные идеи, интенции, эмоции автора. Эмоционально-окрашенная лексика представляет значительную трудность при переводе, поскольку она является субъективно, интеллектуально, культурно и этнически обусловленной. Речь как следствие мыслительных процессов является источником новых лексических форм и требует дальнейшего глубокого изучения, так как когнитивные процессы сопровождаются эмоциями, а эмоции когнитивно осмысливаются.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1.      Бахтин, М. Собрание сочинений : В 7 т. [Текст] / М.М. Бахтин. – М. : Русские словари. 1996. – 358 с.

2.      Выготский,  Л.С. Избранные психологические исследования [Текст] / Л.С. Выготский. – М. : Учпедгиз. 1956. – 442 с.

3.      Дубров, А.Г. Парапсихология и современное естествознание [Текст] / А.Г. Дубров, В.Н. Пушкин. – М. : Сов.-амер. предприятие Соваминко. 1990. – 269с.

4.      Комиссаров, В.Н. Пособие по переводу с английского языка на русский [Текст] / В.Н. Комиссаров, Я.И. Рецкер, В.И. Тархов. – М. : Высшая школа. 1985. – 287 с.

5.      Лингвистический энциклопедический словарь / [гл. ред. В. Н. Ярцева]. – М. : Советская энциклопедия. 1990. – 686 c.

6.      Новый англо-русский словарь / [авт.-сост. Мюллер В.К.]. – М. : Русский язык. 2001. – 880 с.

7.      Селиванова, Е.А. Основы лингвистической теории текста и коммуникации [Текст] / Е.А. Селиванова. – К. : Брама. 2004. – 336 с.

8.      Юнг, К.Г. Психологические типы [Текст] / К.Г. Юнг. – М. : Университетская книга. 1996. – 384 с.

9.      Почепцов, Г.Г. Теорія комунікації [Текст] / Г.Г. Почецов. – К.: Ваклер. 2001. – 216 с.

10.    Danes Fr. Cognition and Emotion in the Discourse Interaction: A Preliminary Survey of the Field / Danes Fr. – Berlin: XIV International Congress of Linguists Organized under Auspices of CIPL. 1987. – 448 p. – (Preprints / the Plenary Seasion Papers, XIV International Congress of Linguists Organized under Auspices of CIPL; Berlin. 10–15 August 1987).

11.     Longman dictionary of contemporary English / [director Della Summers]. – 4^th edition. – Edinburgh: Person Education Limited. 2005. – 1950 p.

12.    Inauguration dairy [Электронный ресурс. – Дата просмотра: 06.04.2010] – Режим доступа к газете:  http://www.guardian.co.uk/world/oliverburkemanblog

13.    The New York Times [Электронный ресурс. – Дата просмотра: 27.03.2010] – Режим доступа к газете:

http://www.nytimes.com/2010/03/27/us/politics/06palin.html?scp=2&sq=election%20campaign&st=Search

14.    The Times [Электронный ресурс. – Дата просмотра: 27.03.2010] – Режим доступа к газете:

http://www.timesonline.co.uk/tol/news/politics/article7025809.ece

Вербальные избыточность и недостаточность как переводческая проблема

Автор: Филиппова Ирина Николаевна, к.филол.н., доцент кафедры переводоведения и когнитивной лингвистики Московского государственного областного университета, г. Москва

Статья подготовлена для публикации в сборнике «Актуальные вопросы переводоведения и практики перевода».

В настоящей работе предпринята попытка обобщить полученные автором результаты исследования вербальных феноменов избыточности и недостаточности в условиях двуязычной коммуникации, опосредованной переводом. Теоретическая актуальность темы определяется потребностью систематизации методологии перевода, а именно: интеграции интепретационизма и трансформативизма на принципах синергетики и холизма, детализации и стратификации макро- и микростратегий, а также потребностью разрешения вопросов о соотношении избыточности и недостаточности в коммуникативном континууме, алгоритме их перевода. Практическая необходимость такого опыта продиктована потребностью в новых методах обучения студентов устной и письменной медиации в процессе межъязыковой и межкультурной коммуникации и интенсификацией обучения (особенно самостоятельного), в условиях дефицита аудиторного времени.

Объектом исследования являются языковые факты избыточности и недостаточности в двуязычной коммуникации, представляющие комплекс лингвистических, лингвокультурологических и когнитивных задач, осложняющих процесс перевода и требующих специальных навыков и умений устной и письменной медиации. Фактическим материалом настоящего обзора служат аутентичные тексты на немецком и русском языках и их переводы, содержащие языковые факты вербальной избыточности и недостаточности.

Ретроспектива исследований избыточности и недостаточности обнаруживает достижения в изучении этих феноменов с различных точек зрения: отношение их к языковой норме, лингвостатистическое определение избыточности некоторых национальных языков, фрагментарное описание детерминант и некоторых свойств избыточности и недостаточности, представленные в работах А. Геллена, Е.В. Грудевой, Ж. Дюбуа, Г.С. Ждановой, Л. Иванова, В.М. Илюхина, В.Б. Касевича, С.И. Литвин, Л.Л.Нелюбина, Р.Г. Пиотровского, Г. Почепцова, Е.А. Суховой и др. Анализ избыточности и недостаточности проводится на разнородном стилистическом материале: от информационного сообщения до поэтических текстов, – и охватывает широкий спектр языков: русский, английский, французский, немецкий, польский, чешский, болгарский, армянский, греческий, латинский, готский и др. Нерешенными остаются вопросы стратегии их передачи в переводе и лингводидактическая оптимизация перевода. Разрешению названных вопросов призваны способствовать разработанный автором холистический подход к переводу избыточности и недостаточности и создаваемый автором контент электронного учебного пособия со значительным объемом фактического материала.

Новизна авторского подхода к избыточности и недостаточности заключена в выявлении их синкретичного и кумулятивного характера и в понимании их внутренней взаимосвязи, которая ранее не была предметом специального лингвистического анализа, однако представляет несомненный интерес. Бифуркационная организация высказывания с одновременно сопряженными и независимыми чертами избыточности и недостаточности передает смысл в соответствии с интенцией автора и национально маркированными когнитивными стереотипами. Взаимодействуя в речевой цепи, избыточность и недостаточность функционируют в системе, являясь при этом конкурирующими тенденциями вербализации одного и того же смысла. Автору речи для формации смысла речевыми средствами приходится искать (осознанно или интуитивно) и реализовывать компромисс между этими тенденциями. Избыточность и недостаточность взаимосвязаны не аддитивно, их сопряжение не сводимо к их буквальной сумме. В результате когерентности (одновременной реализации на основе взаимоисключения и взаимопроникновения) создается целостная система, обладающая новыми свойствами (не совокупно равными частным свойствам избыточности и недостаточности в изолированном рассмотрении). Таким образом, избыточность и недостаточность детерминируют эмерджентность коммуникации [7, c. 28–32].

Проблема адекватной передачи избыточности и недостаточности не решена и актуальна. Первым шагом в решении переводческой задачи является выбор стратегии перевода, определяющей генеральное направление и, в значительной степени, коммуникативную удачу или неудачу в двуязычном общении. В работах отечественных и зарубежных переводоведов вопросам переводческой стратегии придается большое значение. Широкая палитра мнений исследователей по вопросу стратегии, с одной стороны, допускает значительную свободу понимания термина, с другой стороны, позволяет принять одно из имеющихся мнений или представить новое.

В настоящей работе предлагается различать трехуровневую градацию технологии перевода.

Верхний, предельный уровень занимает подход: трансформационный (получивший освещение в трудах В.Н. Комиссарова, Е. Найды, Л.Л. Нелюбина, Я.И. Рецкера); интерпретативный (изложенный в работах Т.И. Бодровой-Гоженмос, Е.-А. Гута, М. Ледерер, З.Д. Львовской, З.Д. Миньяра-Белоручева, Г.Э. Мирама, Д. Селескович), основанный на наиболее значимых достижениях переводоведческих теорий; и холистический, разрабатываемый автором как альтернатива изолированному применению трансформационизма и интерпретационизма [7, c. 32–38]. В настоящее время в области переводоведения отмечается кризисное состояние, предваряющее появление новой парадигмы. Объединить достижения предшествующих парадигм теории перевода, не отрицая при этом необходимость их оптимизации, предложить диверсификационные пути для применения в исследовательской деятельности позволяет новый синергетический подход. В области переводоведения синергетизм является закономерным следствием развития трансформационизма и интерпретационизма, нивелируя недостатки двух основных переводоведческих парадигм и экстрагируя их преимущества. В переводоведении принято конфронтировать интерпретативный и трансформационный подходы. Однако внимательный анализ обнаруживает не столь существенное их взаимное противоречие. Думается, что в практике перевода отказ от жесткой дихотомии трансформационного и интерпретативного подходов позволяет достичь более адекватной коммуникации, а в теории перевода – выявить их комплементарную взаимоcвязь. На основе синергетизма как одного из лидирующих научных направлений в приложении к языку вообще и переводоведению в частности (активно развиваемому в работах Л.М. Алексеевой, Н.Н. Белозеровой, С.П. Курдюмова, Л.В. Кушниной, Г.Г. Малинецкого, Г.Г. Москальчук), имеющего значительный потенциал в разрешении крупных проблем и частных задач, вырабатывается холистический переводческий подход, обладающий значительной теоретической валидностью и перспективой практического использования. Понимание преимущества холизма как необходимой методологии познания эмерджентных систем (над редукционирующими интерпретационизмом и трансформационизмом) открывает новые перспективы в переводе когерентных избыточности и недостаточности в эмерджентной системе вербальной коммуникации.

Второй уровень занимают макростратегии (представленные в исследованиях В.Виллса, В.М. Илюхина, Ф. Кенигса, Х.-П. Крингса, А.Д. Швейцера, Р. Штольце и др.) и вырабатываемые переводчиком в результате предпереводческого анализа текста, они носят характер тенденции, охватывающей полный объем ИТ. По результатам анализа переводоведческой литературы оказывается возможным выделить следующие типы макростратегий: 1) адекватная передача; 2) перестраховка в форме амбивалентности ПТ или одновременного применения нескольких приемов; 3) отказ от перевода.

Третий уровень занимают микростратегии (разработанные и описанные в публикациях М. Бейкер, И. Блоха, К.А. Ельцова, Р.К. Кошкина, Г. Тури, З.Р. Хайрутдинова, Б. Хорн-Хельф, М. Шлезингер), понимаемые автором как решение конкретной переводческой задачи в данном текстовом континууме, они реализуют макростратегию в пределах меньшего объема.

В отношении практики перевода когерентное сопряжение избыточности и недостаточности, составляющих эмерджентную систему, обусловливает использование следующих переводческих технологий (представлены в порядке их важности и последовательности реализации: 1) холистический подход, понимаемый как комплементарность интерпретационизма и трансформационизма; 2) макростратегии адекватности; 3) специальные микростратегии (нормализация, симплификация, эксплицитация).

Das Denkmal vor dem Hauptgebäude der Berliner Universität zeigt ihn lässig und selbstbewusst. Wilhelm von Humboldt sitzt auf seinem steinernen Sessel und blickt stolz auf die Studenten herunter. So, als wollte der preußische Bildungsreformer und Gründer der Universität noch heute für sein Lebenswerk Respekt einfordern [8]. – ‘Памятник Вильгельму фон Гумбольдту перед главным зданием Берлинского университета: прусский реформатор системы образования восседает в кресле и гордо глядит на студентов с постамента, словно внушая уважение к главному делу своей жизни, основанию университета’.

Холистический подход позволяет осуществить при передаче этого фрагмента следующие технологии: изъятие 5 сегментов нерелевантной информации (выделенных курсивом), компенсация 2 фрагментов недостаточности (выделенных подчеркиванием), лексические трансформации, синтаксические трансформации (преобразование 3 простых предложений в 1 сложный синтаксический комплекс) и конверсия.

Der Duden steht heute wohl im Bücherregal jeder Familie [9]. ‘Теперь, пожалуй, нет такой семьи, где не было бы словаря Дудена’.

При переводе этого фрагмента применены следующие технологии: изъятие 2 сегментов нерелевантной информации, компенсация 1 фрагмента недостаточности, синтаксическая трансформация (преобразование простого предложения в сложноподчиненное в рамках антонимического перевода) и конверсия. Таким образом создается радикально перефразированный, но адекватный ПТ (выполняющий коммуникативную задачу) в соответствии с нормами ПЯ.

Лингводидактика перевода избыточности и недостаточности в двуязычии требует внедрения новых обучающих технологий. Значение навыков линейности речи, компрессии и декомпрессии, эксплицитации, симплификации и нормализации для устного и письменного перевода представляется достаточно очевидным и не нуждающимся в дополнительных комментариях. В связи с этим в процессе формирования языковой компетенции переводчиков следует обращать внимание студентов на отличительные свойства немецкой и русской языковых систем, языковой и речевой норм и организовывать тренинг языковых и переводческих навыков в соответствии с профессиональными требованиями и с использованием современных технологий. Реализации этих задач служит создаваемый автором контент электронного учебного пособия по устному и письменному переводу, содержащий обширный эмпирический материал. Непосредственная цель контента – развитие навыков и умений устной и письменной медиации в переводе, второстепенные (опосредованные) задачи: интенсификация обучения (в условиях дефицита аудиторного времени) и активизация самостоятельности студентов в получении профессиональных навыков, расширение их лингвистического кругозора, переводческой и общей коммуникативной компетенции. Этим целям подчинена дидактическая организация контента, предусматривающая выбор собственной траектории обучения в соответствии с принципами e-Learning. Открытая структура «сеть семантических единиц», реализованная в контенте, позволяет комбинировать его с теоретическими и практическими курсами по профилю «перевод и переводоведение», способствуя созданию комплексной системы знаний, умений и навыков, составляющих профессиональные и общекультурные компетенции выпускников. Материал соответствует международным стандартам SCORM для введения контента и его функционально совместимых активов в электронные библиотеки и адаптирован к международным системам управления обучением: VitaLMS, Blackboard, WebCT, Moodle и т.п. Основные требования к активам контента находятся в тесной связи с общей дидактикой, но имеют при этом специфику современных информационно-коммуникационных технологий в контексте образования e-Learning [1-6]: открытость структурной иерархии, телекоммуникационность, мультимедийность, оптимизация индивидуальной траектории обучения, эргономичность модулей, комплементарность, рекомбинаторность. Авторский контент соответствует указанным требованиям к контенту электронного обучающего ресурса в функциональном, структурном и психолого-педагогическом отношении. Такая подборка активов позволяет оптимизировать процесс обучения студентов, одновременно способствуя его интенсификации и эффективности. Апробация контента проведена в цикле занятий по практическому курсу перевода второго иностранного языка и во внеадуиторной работе на IV курсе переводческого отделения лингвистического факультета ИЛиМК МГОУ в 2010-2012 уч.гг. На завершающем этапе работы проведен контрольный срез полученных навыков и умений устного перевода в форме зачета, в результате которого выявлена валидность и эффективность использования контента для улучшения качества и объема формируемых знаний, умений и навыков, значимых в дальнейшей профессиональной деятельности.

Практическое применение результатов настоящей работы представляется необходимым и своевременным, т.к. способствует оптимизации процесса обучения студентов по профильной дисциплине (устному и письменному переводу) и активизирует их самостоятельную работу в развитии соответствующих навыков и умений. Полученные результаты обладают значительной вариабельностью и валидностью, позволяют осуществлять индивидуальный дифференцированный подход. Основная идея – оптимизировать образовательный процесс студентов и способствовать получению ими языковых и переводческих компетенций, необходимых для профессиональной деятельности в области устного и письменного перевода в немецко-русской и русско-немецкой комбинациях.

Подводя итоги настоящей работы в лингводидактическом аспекте, следует отметить, что практическое применение результатов настоящей работы представляется в связи с успешной апробацией обоснованным, в связи с актуальными условиями реформирования системы высшего образования в РФ – необходимым и своевременным. Настоящая работа обладает перспективой включения активов в смежные лингвистические аспекты в рамках междисциплинарного компетентностного подхода к учебно-воспитательному процессу в связи с новыми концепциями высшего образования.

Завершая рассмотрение лингвистических вопросов, связанных с передачей избыточности и недостаточности, можно констатировать, что, имея давнюю и в отдельных аспектах успешную историю исследования, эти феномены остаются проблемами в двуязычной коммуникации. Резюмируя обзор с точки зрения теории перевода, необходимо подчеркнуть, что предлагаемый автором холистический подход в русле синергетики и систематизация методологии перевода позволяют в значительной степени гармонизировать процесс перевода и аппроксимировать его результат, свидетельствуя об эффективности и перспективности внедрения холизма в практику перевода.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1.      Беляев, М.И. Теория и практика создания образовательных электронных изданий. – М.: Изд-во РУДН, 2003. – 260 с.

2.      Беляев, М.И., Краснова, Г.А., Соловов, А.В. Технологии создания электронных обучающих средств. – М.: Изд-во МГИУ, 2002. – 224 с.

3.      Ермаков, Д.С. Технические и психолого-педагогические требования к разработке электронных учебных пособий. – URL: http://www.1c.ru/rus/partners/training/edu/conf8/th/ermd1.pdf (последнее обращение 12.05.2011).

4.      Каллиников, П. Особенности разработки электронного учебного контента в вузах. – URL: http://www.e-college.ru/elearning/analytics/a0006/ (последнее обращение 12.05.2011).

5.      Лавров, О.А. Мастер-Класс «Основы проектирования учебного ресурса для Интернет». – URL: http://elearn.nm.ru (последнее обращение 30.04.2011).

6.      Порошин, А.Н. Материалы по дисциплине "Информационные ресурсы Интернет". – URL: http://study.econ.pu.ru/p05/pages/m1.html (последнее обращение 30.04.2011).

7.      Филиппова, И.Н. Перспективы холизма в переводе избыточности и недостаточности // Отечественная и зарубежная литература в контексте изучения проблем языкознания. Книга 8. Монография. – Краснодар: АНО «Центр социально-политических исследований», 2012. – С. 26-41.

8.      200 Jahre Humboldt-Universität. – URL: http://www.dw.de/dw/article/0,,6080416,00.html (последнее обращение 23.08.2012).

9.      Kurz und bündig: 100 landeskundliche Lesetexte über Alltägliches und Besonderes über Land und Leute, von Städten und Landschaften, aus der Geschichte, von Sitten und Bräuchen in der Deutschen Demokratischen Republik / M. Richter, D. Liskowa 1. Aufl. – Leipzig: Verlag Enzyklopädie, 1985. – 120 s.

Грамматические трансформации при переводе художественного текста (на материале рассказа С. Кинга “Under The Weather”)

Марьина Любовь Николаевна — Преподаватель иностранного языка, Санкт-Петербург, Россия

Люди определенной культуры используют язык, чтобы через него выразить свое отношение к миру в целом и описать жизнь своей нации в частности. Поскольку различные культуры выражают жизненные реалии по-разному, перевод с одного языка на другой часто очень сложен и неизбежно приводит к непреодолимым культурным столкновениям при передаче информации, особенно когда традиции, символы, условия жизни и методы представления опыта в разных культурах различаются [8, с. 198; 9, с. 231].

Художественная литература является отражением менталитета той или иной нации. При переводе литературы на первом месте у переводчика стоит задача сохранить индивидуальный стиль автора, передать его картину мира средствами другого языка. «Почерк» автора передается посредством использования определенных лексических, стилистических, грамматических средств. В связи с тем, что грамматические явления в разных языках имеют как общие, так и различные закономерности, перед переводчиком встает вопрос передачи мысли автора путем использования аналогичных средств выражения в языке перевода [4, с. 124; 7, с. 347]. Адекватность перевода достигается за счет умения переводчика грамотно распознать переводческую проблему, после чего осуществить необходимые переводческие трансформации.

Вопросом классификации переводческих трансформаций в целом и грамматических трансформаций в частности занимались такие ученые, как Л. С. Бархударов, В. С. Виноградов, В. Н. Комиссаров, Я. И. Рецкер. Мы определим грамматические трансформации как «преобразования, возникающие при переводе исходного текста, в результате которых словоформы, структура предложений языка оригинала изменяются в соответствии с нормами языка перевода» [3, с. 307]. В нашей работе мы будем опираться на классификацию В. Н. Комиссарова, который выделяет следующие грамматические трансформации: дословный перевод, членение предложений, объединение предложений и грамматические замены (замена форм речи, замена частей речи, замена членов предложения, замена типа предложения) [2, с. 185].

Цель настоящей работы — изучить грамматические трансформации в переводе рассказа С. Кинга “Under the Weather” на русский язык. Для переводческого анализа оригинала рассказа [6] нами был взят единственный официальный перевод — «Нездоровье», выполненный В. Вебером [1]. Основной метод исследования — метод сопоставления оригинального текста с текстом перевода.

Синтаксическое уподобление (дословный перевод)

Трансформация предполагает преобразование структуры оригинального предложения в аналогичную структуру при переводе.

I did kiss her, and the couple on the other side of the aisle — we were flying in business class — applauded [6, с. 447]. — Я поцеловал, и пара по другую сторону прохода — мы летели бизнес-классом — зааплодировала [1, с. 368].

Грамматическая замена — замена форм речи

Речь идет о трудностях, связанных с переводом таких явлений, как единственное и множественное число имен существительных, категория рода, время у глагола.

She's getting on in years and not so steady on her pins as she used to be… [6, с. 436]. — Постарела и соображает хуже, чем прежде… [1, с. 357].

В оригинале автор использует временную форму Present Continuous: she’s getting on in years, тем самым показывая читателю, что собака, хотя уже и не молода, не является при этом старой, она находится в процессе старения. В свою очередь переводчик использует прошедшее время: «постарела», не передав тем самым заложенную автором мысль.

…The FDA will get it, too, and they won't like it. In fact, they could make us take ads with a cutline like that out of circulation, which would cost a bundle… [6, с. 443]. — Управление по надзору за качеством медикаментов тоже уловит. Собственно, может приказать нам убрать рекламу с таким слоганом из обращения, а это обойдется в кругленькую сумму [1, с. 365].

Пример иллюстрирует смену категории рода. В первом предложении речь идет об организации, а во втором предложении для ее упоминания автор использует личное местоимение третьего лица множественного числа they, в то время как в переводе местоимение опускается, однако подразумевается личное местоимение третьего лица единственного числа «оно».

She was young, we both were, but the idea of sudden death had a hideous possibility in Ellen's case [6, с. 447]. — Эллен была молодой — я тоже, — но над ней висела реальная угроза внезапной смерти [1, с. 369].

В данном случае переводчик прибегает к замене смысла, заложенного автором. Вместо дословного перевода «мы оба были» переводчик акцентирует внимание на герое рассказа, переводя предложение «я тоже», меняя тем самым личное местоимение первого лица множественного числа в оригинале на личное местоимение первого лица единственного числа в переводе. Использование трансформации в данном случае видится нам избыточным.

Грамматическая замена — замена частей речи

При использовании данной грамматической замены одна часть речи в тексте оригинала меняется на другую в тексте перевода. Это может быть, например, замена прилагательного существительным, замена существительного местоимением и наоборот и др.

You know how it is when you're really scared, right? [6, с. 435]. — Вы знаете, каково это — действительно испугаться, правда? [1, с. 356].

Перед нами сразу два случая замены частей речи: прилагательное scared заменяется глаголом «испугаться», а наречие right — существительным «правда». Во втором случае трансформация выглядит оправданной, так как в русском языке для подтверждения информации у собеседника используется данная вопросительная форма, в то время как в первом случае возможно было сохранение прилагательного в краткой форме — «напуган».

As if to prove this, Lady turns away from me and the chewing recommences [6, с. 436]. — И в доказательство моего вывода Леди отворачивается и продолжает жевать свою игрушку [1, с. 357].

В первой части предложения переводчик заменил глагол to prove существительным «доказательство», а во второй части герундий the chewing заменяется глаголом в форме инфинитива «жевать», в результате чего сменяется объект действия (объектом становится собака, а не жевание). В обоих случаях можно было сохранить авторскую мысль, выраженную условным наклонением.

Ellen's still sleeping, and getting up early has one benefit: no need for the alarm [6, с. 436]. — Эллен спит, и ранний подъем обладает определенным преимуществом: нет нужды в будильнике [1, с. 357].

Пример иллюстрирует замену герундия в функции подлежащего getting up на существительное «подъем». Трансформация применена в силу отсутствия в русском языке такого явления, как герундий.

Pete Wendell called security while the kid was yelling at me in the lobby and had him removed forcibly [6, с. 451]. — Пит Уэнделл вызвал охрану, потому что парень продолжал орать на меня, и его вывели силой [1, с. 372].

В приведенном примере мы видим замену наречия forcibly на существительное «силой». На наш взгляд, наречие можно перевести дословно — «насильно», так как в русском языке существует выражение «выводить насильно» [5].

Грамматическая замена — замена членов предложения

Для данной трансформации характерны такие явления, как замена пассивного залога на активный и наоборот, замена подлежащего в предложении оригинала на обстоятельство в тексте перевода и др.

She must have brought one of her toys with her from the basket in the hall. At least it wasn't the blue bone or the red rat [6, с. 435]. — Наверное, она притащила с собой какую-то игрушку из ведерка в коридоре. Хорошо, что не синюю кость и не красную крысу [1, с. 357].

Указанные два предложения тесно связаны между собой логически. Английское предложение невозможно без подлежащего и сказуемого, в то время как в русском тексте оба главных члена предложения опущены. Замену можно считать оправданной, так как она помогает эмоционально усилить мысль, заложенную автором.

…When the plane broke through the clouds and the cabin filled with sunlight [6, с. 447]. — …Когда самолет пробил облака и солнечный свет залил салон [1, с. 368].

В данном примере мы видим замену подлежащего в оригинале на дополнение в тексте перевода: подлежащим становится слово sunlight, выполняющее в тексте оригинала роль дополнения.

…Alfredo never asked for the return of the key, and I never gave it back. I guess we both forgot [6, с. 451]. — …Альфредо не попросил меня вернуть ключ, а я — не вернул. Наверное, мы оба про него забыли [1, с. 373].

Пример иллюстрирует замену простого предложения I guess в тексте оригинала на вводное слово «наверное» в тексте перевода. На наш взгляд, применение трансформации допустимо, однако необязательно, так как возможен дословный перевод.

Грамматическая замена — замена типа предложения

Данный вид замены характеризуется изменением типа предложения. Например, простое предложение заменяется сложным, сочинительной связь — подчинительной, союзная связь — бессоюзной и др.

Only this time it seems to have followed me, because Ellen and I aren't alone [6, с. 435]. — На этот раз он последовал за мной, и теперь мы с Эллен не одни [1, с. 356].

Пример демонстрирует замену сложноподчиненного предложения с союзом because на два простых предложения, соединенных союзом «и». Данный прием возможен, однако, на наш взгляд, сохранение союза because в переводе придало бы тексту более сильную эмоциональную окраску.

…If I raise my voice, that will wake Ellen for sure [6, с. 436]. — …Повысив голос, точно разбужу Эллен [1, с. 357].

В данном случае мы видим замену сложного (условного) предложения на простое.

Write it down and show it to someone [6, с. 444]. — Если что-то придумал, запиши и покажи кому-нибудь [1, с. 366].

Здесь наблюдается обратная замена: простое предложение в тексте оригинала заменяется сложным (условным) в тексте перевода.

Членение предложения

Трансформация предполагает разделение одного предложения в тексте оригинала на два предложения в тексте перевода.

С. Кинг в своем творчестве редко использует длинные распространенные предложения, что позволяет при переводе сохранить авторское членение текста. В анализируемом нами материале переводчик в подавляющем большинстве случаев сохраняет оригинальное членение предложений, прибегнув, тем не менее, несколько раз к указанной трансформации.

I don't have to wait long for the muted clitter of cocker-claws [6, с. 436]. — Ждать не приходится. Тут же слышится приглушенное постукивание когтей нашего кокера [1, с. 357].

Автор использует одно простое предложение, в то время как переводчик разбивает его на два простых, первое из которых — безличное, а во втором в качестве подлежащего выступает постукивание когтей, в то время как в оригинале подлежащее — I.

She was pretty depressed. Helping with the Fasprin comps took her mind off it, and she really threw herself into the thing [6, с. 446]. — Она впала в депрессию, но работа над рекламой скорпома позволила отвлечься. Эллен заметно ожила [1, с. 368].

Пример иллюстрирует замену двух предложений (простого и сложного) также двумя предложениями — сложным и простым, однако членение предложений в переводе не совпадает с членением в оригинале.

Объединение предложений

Данная трансформация подразумевает преобразование двух предложений в оригинале в одно предложение в переводе.

I linger long enough to start the coffee-maker, then go back into the bedroom. I'mcarefultopullthedoorallthewayshut [6, с. 436]. — Я задерживаюсь на кухне лишь потому, что хочу включить кофеварку, а потом возвращаюсь в спальню, на этот раз плотно закрываю за собой дверь [1, с. 357].

Использование трансформации позволяет избежать повтора подлежащего, что соответствует русскому грамматическому строю.

It's not Carlo. It's Berk Ostrow, the building super [6, с. 448]. — Не Карло — Берк Остроу, техник-смотритель нашего дома [1, с. 370].

Переводчик объединяет два предложения в тексте оригинала в одно безличное в тексте перевода, что соответствует замыслу писателя и построению русского предложения.

Рассмотрев на практическом материале примеры использования грамматических трансформаций, мы можем сделать вывод, что в некоторых случаях они носят вынужденный характер в силу различий в системах языков (сочетаемость и порядок слов в предложении, структура предложений, их использование и виды). Изменения в структуре текста вызваны необходимостью соответствовать нормам языка, на который происходит перевод, максимально точно сохраняя при этом заложенный автором смысл. Наряду с этим выделяются случаи вольного употребления переводчиком трансформаций. Наиболее часто применяемый вид трансформаций в анализируемом нами материале — замена частей речи, в то время как самый редкий — синтаксическое уподобление.

Библиографический список

1.    Кинг С. Лавка дурных снов. М.: АСТ, 2016. 608 с.

2.    Комиссаров В. Н. Теория перевода (лингвистические аспекты). М., 1990. 253 с.

3.    Моисеева И. Ю., Ремизова В. Ф., Нестерова Т. Г. Грамматические трансформации в переводе произведений А. П. Чехова на английский язык // Балтийский гуманитарный журнал. 2019. Т. 8. № 3 (28). С. 306–310.

4.    Соломатина С. Ю. Формирование навыков достижения коннотативной эквивалентности в процессе обучения будущих переводчиков // Вестник ИГТУ имени М. Т. Калашникова. 2015. № 3. С. 123–125.

5.    Толковый словарь Ушакова // URL: https://ushakovdictionary.ru/word.php?wordid=8010.

6.    King S. Full Dark, No Stars. L.: Hodder&Stoughton, 2011. 453 p.

7.    Liddicoat A. J. Translation as intercultural mediation: setting the scene // Perspectives: Studies in Translation Theory and Practice. 2016. No. 3 // URL: https://www.tandfonline.com/doi/full/10.1080/0907676X.2015.1125934.

8.    Miao J. The limitations of ‘equivalent effect’ // Perspectives: Studies in Translation Theory and Practice. 2000. No. 8 // URL: https://www.tandfonline.com/doi/abs/10.1080/0907676X.2000.9961388.

9.    Mohammad Q. Al-Zoubi, Mohammed N. Al-Ali, Ali R. Al-Hasnawi. Cogno-cultural issues in translating metaphors // Perspectives: Studies in Translation Theory and Practice. 2007. No. 14 // URL: http://www.tandfonline.com/doi/abs/10.1080/09076760708669040.

Григорий Кочур – автор переводоведческой рецензии

Автор: Шмигер Тарас Владимирович, доцент кафедры переводоведения и контрастивной лингвистики имени Григория Кочура, Львовский национальный университет им. И. Франко

Статья подготовлена для публикации в сборнике «Актуальные вопросы переводоведения и практики перевода».

Многие аспекты творческой и научной деятельности выдающего украинского переводчика, переводоведа, литературоведа, культуролога Григория Кочура (1908-1994) к настоящему времени уже исследованы. И среди них наиболее хорошо освещен его вклад в переводческое дело, историю и теорию перевода. Особое внимание исследователи уделяли его эпистолярию. Проблема «Григорий Кочур как критик» менее изучена. Рассмотрению данной проблемы наиболее способствует двухтомный сборник литературно-критических работ Мастера, куда вошли рецензии, опубликованные ранее в периодике, а также внутренние издательские рецензии, хранящиеся в архивах Литературного музея Григория Кочура.

К настоящему времени обнародованы 33 рецензии Г. Кочура (по материалам изданного двухтомника [1]), которые можно разделить на три жанра: внутренняя издательская рецензия на перевод, печатная рецензия на перевод и рецензия на переводоведческую (научную) работу. Такой подход углубляет понимание «переводоведческой рецензии» (термин предложен в работе [2, с. 208]). Суть компонента «переводоведческий» в терминосочетании «переводоведческая рецензия» заключалась в том, чтобы подчеркнуть обязательность сопоставления перевода с оригиналом. Переводоведческое наследие Г. Кочура требует пересмотра сути этого термина, поскольку не была учтена «науковедческая рецензия» как жанр научно-критического письма. Одним из возможных решений такого положения является рассмотрение «науковедческих» жанров в разделе переводоведческой историографии, а за «переводоведческой рецензией» закрепить разбор текста перевода сквозь призму оригинала и т.д.

Этого взгляда мы и будем придерживаться в данном исследовании, исключая лишь работы Г. Кочура о научных трудах других исследователей.

Структура рецензий значительно варьировалась, поэтому сложно реконструировать классический образец, которого исследователь строго придерживался. Например, если у Владимира Державина такая структура проступает четче [2, с. 210], то у Г. Кочура главная идея преимущественно была двойственной: направленной на улучшение предлагаемого перевода (издательская рецензия) или же на информирование читателя о напечатанном издании (печатная рецензия). Именно это и является главным разграничением двух жанров переводоведческой рецензии, написанных Г. Кочуром. Понятно, что издательская рецензия местами была похожа на регистр ошибок, ведь еще можно было внести поправки в текст. Поэтому издательские рецензии были направлены на улучшение стилистической стороны переводов. Напротив, печатная рецензия – это пример научной речи. В связи с этим объем этих двух жанров рецензий был различным. Издательская рецензия – обычно более пространная, а печатная могла быть очень краткой, ведь и цель могла быть скромнее – представить переводное издание. Однако разграничить критическую и историческую публикацию иногда сложно.

Говоря о терминологическом инструментарии рецензий Г. Кочура, необходимо определить суть и принципы того, как критик устанавливал критерии оценки перевода. В центре рассмотрения Г. Кочура – «качество перевода» [1, с. 159, 265]. Именно этот термин имеет выразительную лингвистическую основу, ведь речь идет не об аморфной, субъективно воображаемой принадлежности к некоей литературно-поэтической традиции. Отсюда базовый, но комплексный критерий для оценки перевода – это «точность» [1, с. 87], декларируемая в таких суждениях: «добросовестный и точный перевод» [1, с. 622], «переводчик добросовестно и точно воспроизвел содержание стихов» [1, с. 254], «перевел во всяком случае точнее своего предшественника» [1, с. 439]. Точность включает в себя следующие компоненты: богатство лексики и стилистическая гибкость [1, с. 87], информативность («относительно содержательных компонентов, то в основном точность их передачи достаточно значительная» [1, с. 440]). Кое-где критерий точности размытый или очень неопределенный: «добросовестный и доброкачественный перевод» [1, с. 89], «[переводы] звучат непринужденно» [1, с. 155], «в переводах есть и энергия выражения, и техническая изобретательность» [1, с. 540]. Некоторые суждения трудно назвать объективными, но таковыми они были в духе того времени, и на самом деле – это лишь фасад аналитической работы, мотивации которой не видно, а именно: «перевод не идеален, переводчику не всегда хватает сил в борьбе с оригиналом» [1, с. 238]. Присутствие оригинала также играет большую роль в аксиологических формулировках: «отошел от оригинала» [1, с. 88], «начинается свободная вариация» [1, с. 266]. Встречается также применение сугубо информационного критерия для оценки перевода, очевидно, не самого лучшего качества: «мысль оригинала в переводе все же сохранена» [1, с. 239].

Среди аналитических операций, которые использует Г. Кочур, – обратный перевод [1, с. 221-225, 234, 259-260, 442-443]. Это средство наиболее весомо для читателей, не владеющих языком оригинала; такие переводы помогают вызывать нужные эмоции и переживания, что способствует лучшему освещению успехов или неудач переводчика.

Вопросы, обсуждаемыев рецензиях Г. Кочура, также имеют определенную типологию. Среди главных вопросов из областей теории и истории перевода можно назвать следующие:

1) отбор произведений и представленность литературы или автора в переводном издании [1, с. 159, 254, 256, 262 – 263, 442 – 443];

2) пропагандирование украинской идеи: популяризация бразильской поэтессы украинского происхождения – Галины Колодий [1, с. 159 – 160]; эзоповская традиция в украинской литературе [1, с. 624];

3) внимание к информационной наполненности предисловия с точки зрения иностранного читателя [1, с. 232 – 233, 252, 258, 442, 509 – 510];

4) внимание к достаточной информационной наполненности примечаний [1, с. 235, 442, 647, 659];

5) целесообразность перевода стихотворений прозой [1, с. 234, 244];

6) публикация двуязычных изданий [1, с. 155, 260];

7) национальная литературная традиция, в частности драматическая [1, с. 508];

8) растянутость переводов по сравнению с оригиналом [1, с. 837].

Данный перечень как бы формирует канонический ряд вопросов, которые критик обязан рассмотреть в своей рецензии.

Проследить образ читателя на основе рецензий Г. Кочура достаточно сложно. По всей видимости, Мастер писал для широкой общественности, а его замечания имели образовательную, популяризаторскую, научную направленность. Через призму этих замечаний Г. Кочур вырисовывается как педагог, защитник Украинского Слова, литературовед, переводчик и учитель для переводчиков. Его типичные замечания можно классифицировать по касающимся вопросам:

- правописание (в частности, библейские имена);

- языковые (диалектизмы, языковый регистр, русизмы, жаргонизмы, синтаксические конструкции, чрезмерно модернизированная лексика, звательный падеж, стилистические погрешности, ударение). Культура речи [1, с. 140]. Сравнение французского и украинского языков: украинский – короче [1, с. 245];

- лексико-семантические: нарушение значения слова, невнимательность к категории оценки в некоторых значениях;

- стихосложение (рифма, версификация, эвфония определенной литературной традиции);

- интерпретационные недоразумения, ляпсусы;

- литературные – жанровые – вопросы (либретто [1, с. 154], сонет [1, с. 702]).

Замечания нескольких категорий встречаются в каждой рецензии.

Тематика истории перевода красной нитью проходит в рецензиях Г. Кочура, что в конечном итоге является одним из необходимых компонентов переводоведческой рецензии. Критик часто ссылается на ранние переводы [1, с. 88, 553], сравнивает новые явления с предшествующими фактами литературы [1, с. 233, 243, 258, 626].

Характеристика переводчика не очень богата в переводоведческих рецензиях Г. Кочура. Встречается, в частности, позитивная оценка – например, «обнаружил много изобретательности» [1, с. 89], что подчеркивает субъективно-процессуальную сторону перевода. Особое внимание, которое Г. Кочур обращал на биографические факторы, повлиявшие на перевод (об И. Франко) [1, с. 89], свидетельствуют о том, что он держал в поле зрения «языковую биографию» переводчика. В то же время как творческая личность переводчик мог вести себя творчески: «Переводчик имеет право экспериментировать» [1, с. 235].

Встречаем в работах Г. Кочура и определенные замечания по теории критики [1, с. 138 – 139]. Так от автора рецензии требуется «сопоставительный стилистический анализ текста оригинала и перевода», обосновывающий ценность данного перевода [1, с. 138]. Современные переводоведческие рецензии – это «айсберги», поскольку из-за нехватки места их печатают усеченными без самого анализа, а только аксиологические выводы [1, с. 138]. Следовательно, делает он вывод, назрела необходимость специализированного журнала, где можно было бы печатать развернутые переводоведческие рецензии [1, с. 138].

Традиционная тематика рецензий времени Г. Кочура включала оценку выбора текста для перевода, установление смыслового соответствия исходного и производного текстов, рассмотрение целесообразности использовать художественные методы и др. Он предлагал также дополнить ее теоретическим вопросом, а именно рассмотрением «взаимосвязи детали и целости» в обоих текстах [1, с. 139]. Кроме того, исследователь обращал особое внимание на выработку лингвистических принципов перевода [1, с. 139], что, с точки зрения современного развития языкознания – особенно семантики (и лексической, и грамматической), – особенно актуально, ведь семантические теории языка могут предложить немало сценариев критического разбора текста.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Кочур, Г. Література та переклад: Дослідження. Рецензії. Літ. портрети. Інтерв’ю: у 2 т. / К. Кочур; упоряд. А. і М. Кочури. – Київ: Смолоскип, 2008. – 1171 с.

2. Шмігер, Т. Володимир Державин: теорія і критика перекладу / Т. Шмігер // Збірник Харків. іст.-філол. т-ва / Харків. нац. пед. ун-т ім. Г. С. Сковороди; Харків. іст.-філол. т-во. – 2005. – Т. 11. – С. 205 – 214.

Двойственная природа языковой нормы

Автор: Попова Елена Владимировна, аспирант Сумского государственного университета, преподаватель английского и немецкого языков на кафедре германской филологии гуманитарного факультета СумГУ.

Статья подготовлена для публикации в сборнике «Актуальные вопросы переводоведения и практики перевода».

Язык на каждом этапе развития общества представляет собой зеркальное отображение социальных, культурных, исторических условий и потребностей жизни населения данной страны. Он должен обеспечивать взаимопонимание между представителями данного общества, поэтому включает стандартный спектр лексических единиц для кодификации реалий жизни, которые обогащают словарь данного языка, с помощью которых можно создать бесконечное количество сообщений при условии следования фиксированным нормам комбинирования языковых единиц в речи. Именно нормативность языка служит его кодифицирующей функцией, что в начале XX века оказалось одной из причин мощного развития дескриптивизма в лингвистике, так как проблема продуцирования речи рассматривалась как интуитивная поведенческая реакция на стимулы внешнего мира в рамках действующей языковой нормы [7].

Заданием данной статьи является исследование понятия «языковая норма», возможности ее варьирования и причины влекущие за собой демократизацию языковой нормы. Предметом исследования выступают кодифицирующая и исторически изменяющаяся стороны языковой нормы. Объект исследования – англоязычные тексты предвыборных кампаний в рамках политического дискурса.

«Языковые формы – это культурные формы par excellence, поскольку в целом между членами языкового сообщества существует очень высокая степень согласия в определении свойств и потенциальном распределении известных данной группе фонем, морфем, тагмем и т.д.» [1, С. 382]. Языковая норма – это совокупность наиболее пригодных для обслуживания общества средств языка, складывающихся как результат отбора языковых элементов из числа сосуществующих, наличествующих, образуемых вновь или извлекаемых из пассивного запаса прошлого в процессе социальной, в широком смысле, оценки этих элементов [5]. Норма является одним из существенных свойств языка, обеспечивающих его функционирование и историческую преемственность.

Коммуникация же осуществляется за счет стандартно коммуникативного уровня (т.е. посредством отбора и грамматического построения лексических единиц в рамках языковой нормы и интенции говорящего) и метакоммуникативного уровня (посредством использования определенного жанра, типа дискурса, поскольку речевые ритуалы обуславливают в каждой конкретной ситуации наше поведение) [6].

Подобная трактовка подводит продуцирование речи к аспектам определения жанра и подбора лексических единиц, которые отвечают данному жанру (метаоммуникативному уровню). При определении метакоммуникативного уровня Ф.К. Бок называет три ключевые единицы: 1) социальные роли, 2) отрезки и измерения социального времени, 3) участки и измерения социального времени [1]. В следующем примере демонстрируются отрывки из предвыборной речи кандидата в Президенты США Барака Обамы (2008 г.):

1) Thank you so much, thank you! Let me begin by thanking for this contribution to this country in so many different ways …

2) “We the people, in order to form a more perfect union.” Two hundred and twenty one years ago, in a hall that still stands across the street, a group of men gathered and, with these simple words, launched America’s improbable experiment in democracy. Farmers and scholars; statesmen and patriots who had travelled across an ocean to escape tyranny and persecution finally made real their declaration of independence at a Philadelphia convention that lasted through the spring of 1787…

3) This was one of the tasks we set forth at the beginning of this campaign – to continue the long march of those who came before us, a march for a more just, more equal, more free, more caring and more prosperous America. I chose to run for the presidency at this moment in history because I believe deeply that we cannot solve the challenges of our time unless we solve them together – unless we perfect our union by understanding that we may have different stories, but we hold common hopes; that we may not look the same and we may not have come from the same place, but we all want to move in the same direction – towards a better future for our children and our grandchildren… [11]

В рамах ключевых единиц метакоммуникативного уровня Барак Обама в данном выступлении адресует свою речь многочисленной аудитории избирателей Америки, т.е. действует в пределах гипержанра предвыборной агитации. Определяясь со своей социальной ролью, местом и временем событий, Б. Обама направляет данное выступление в плоскость политического дискурса, а далее уже руководствуется его системообразующими характеристиками. В примерах демонстрируется дистанционность (театральные восклицательные синтаксические конструкции Thank you so much, thank you!, цитата из Конституции США “We the people, in order to form a more perfect union”), эзотеричность (короткий экскурс в историю становления независимости США) [4]. Эмотивность как неотъемлемая характеристика политического дискурса в каждом из примеров реализуется по-разному: в 1-ом – синтаксический выбор адресанта,  во 2-м – книжность и фантомность узуса, в 3-м – игра за счет формально-семиотического построения текста (сравнительная степень прилагательных с позитивной оценкой more just, more equal, more free, more caring and more prosperous, антитеза, также несущая позитивную оценку, we cannot solve – we solve them together, different stories– common hopes, we may not have come from the same place – we all want to move in the same direction). Такая интенционная позитивная эмоциональность адресанта несет стратегию кооперации, реализующуюся в рамках тактики поощрения: предпочтение прономинальному дейксису we, our, указывающему на желание сотрудничества с адресатом (we solve them together, we perfect our union, we all want to move in the same direction, towards a better future for our children and our grandchildren); и вместе с тем сохранение своего лица «лидера» (I chose to run for the presidency, I believe deeply).

Определившись с ситуацией, собственной социальной ролью, и, соответственно, выбрав необходимый стиль, жанр, адресант переходит в плоскость необходимого дискурса и строит свое высказывание руководствуясь его нормативными требованиями. Но будет ошибочным считать языковые нормы непоколебимой константой, поскольку в лингвистической литературе находим определение языка как исторически изменяющегося явления. Норма языка также не исключает вариантности языковых средств и заметной исторической изменчивости, поскольку норма призвана, с одной стороны, сохранять речевые традиции, оказывая сопротивление каким-либо изменениям, а с другой – удовлетворять актуальным и меняющимся потребностям общества [8].

Таким образом, норма языка и система языка, как следствие, могут меняться в силу политических, экономических, научно-технических, культурных событий в обществе, поскольку данные факторы будут требовать своей номинации и кодификации в языке.

Не следует забывать об антропоцентрическом направлении в языкознании, т.е. о наличии научно подтвержденных концепций в области психолингвистики, когнитивной лингвистики, прагмалингвистики, свидетельствующих об индивидуальном восприятии мира каждым человеком. Этап порождения текста «осуществляется от мотива, порождающего какую-либо мысль, к оформлению самой мысли, к опосредованию ее во внутреннем слове, затем – в значениях внешних слов и, наконец, в словах» [3, С. 375]. А поскольку любое высказывание эмоционально, так как когнитивно воспринимая объективную действительность в зависимости от собственных чувств, видений, воспитания, человек будет реагировать абсолютно субъективно, руководствуясь своей интеллектуальной, речевой, этической базой [9], нельзя говорить о зеркальном отображении концептуального наполнения лексических и грамматических единиц адресантом и адресатом.

David Cameron changed his campaign plans yesterday to warn that Nick Clegg would mire the country in the “old politics” of a hung Parliament. Mr. Cameron tried to seize back the mantle of change from his Liberal Democrat counterpart, insisting that only the Tories could “blow apart the old way of doing things”[13].

Предвыборная агитация  в данном примере демонстрирует динамичность языка, достигаемую использованием разноплановой лексики: терминов (counterpart, Liberal Democrat), контекстуальной разговорной лексики (hung Parliament, blow apart,  mire), книжных слов (to seize back the mantle) – что в целом указывает на эмоциональность адресанта, его желание донести до реципиента свою оценку событий. Но если глубже погрузиться в семантическое поле использованных лексических единиц (метафоричность высказываний would mire the country; a hung Parliament (где присутствует эффект оксюморона, поскольку любой парламент создан для действий, изменений, а данный парламент a hung one); to seize back the mantle of change; гиперболизацию only the Tories could “blow apart the old way of doing things”), то ощущается эзотеричность речи, реализующаяся посредством намеков, понятных для британского адресата. При переводе такая неопределенность может навредить, поскольку адресат языка перевода является представителем другой страны с иной политической системой и может быть не проинформированным касательно нюансов британской политической жизни. Адресант квалифицирует объекты и предметы, о которых он ведет речь, субъективно, поэтому задание перевода заключается в том, чтобы уловить смысл «такой субъективности». Журналисты русскоязычного издания прибегают к следующему шагу:

Лидер Консервативной партии ВеликобританииДэвид Камерон вчера сменил тактику политической агитации и раскритиковал своих оппонентов либерал-демократов. Реальных перемен в стране удастся добиться только в том случае, если Консервативная партия получит в нем абсолютное большинство. В любом ином случае в Великобритании будет использоваться "старая политика", с которой никакие изменения к лучшему невозможны, утверждает лидер консерваторов[12].

В данном переводе происходит нейтрализация эмотивного эффекта, т.е. переводчик действует исключительно в рамках денотативной семантической эквивалентности, выбирая в рамках концептуальной сферы лексических и грамматических единиц  оригинала ключевую, семантически значащую часть. Данному примеру свойственна сухость, взвешенность слова, характерная для официально-делового стиля, хотя при этом сохраняется действенный статус предиката (changed – сменил, would mire – будет использоваться), что и помогает воссоздать денотативную эквивалентность. Несмотря на то, что в данном примере переводчик действует исключительно на уровне смысла слова (а не значения), поэтому по необходимости он вставляет вспомогательную информацию, отсутствующую в оригинале (Лидер Консервативной партии ВеликобританииДэвид Камерон), чем эксплицирует ситуацию, обращается к понятной для реципиента текста-перевода контекстуальной генерализации (Nick Clegg – либерал-демократы), модуляции (changed his campaign plans – сменил тактику политической агитации, would mire – будет использоваться; only the Tories could “blow apart the old way of doing things” – реальных перемен в стране удастся добиться только в том случае, если Консервативная партия получит в нем абсолютное большинство).

Изменения в языковой системе и рамках языковых норм происходят в силу интралингвистических особенностей языка. Подобный процесс является естественным и закономерным для живого языка, поскольку основа для изменений языка заложена в самом языке, где действуют внутренние закономерности: 1) закон системности (глобальный закон, который выявляет свойства и качества языка); 2) закон традиции (стимулирует инновационные процессы); 3) закон аналогии (стимулирует подрыв традиций); 4) закон экономии (ориентирован на ускорение темпов жизни общества); 5) закон антиномии (борьба противоположностей, которая заложена в самом языке)  [2]. Закон системности и традиции сдерживают мгновенные кардинальные изменения языка, направляя его в соответствии с нормами данного языка, а закон аналогии, экономии и антиномии являются движущей силой изменений.

Закон экономии реализуется на разных уровнях: на фонетическом, семантическом, грамматическом (морфологическом, синтаксическом).

It's a Washington where George Bush hands out billions in tax cuts year after year to the biggest corporations and the wealthiest few who don't need them and don't ask for them – tax breaks that are mortgaging our children's future on a mountain of debt; tax breaks that could've gone into the pockets of the working families who needed them most [10].

В данном примере его воплощение происходит за счет формально-семиотического построения (it's, don't, could've), что отражает письменный вариант упрощения, сокращения звуковой формы и экономии языковых средств (our children's future вместо the future of our children). Реализацию закона экономии можно обнаружить и в следующих грамматических аспектах: использование неопределенного артикля перед топонимом(a Washington), что подразумевает семантическую нагрузку one, some; субстантивизация наречия the wealthiest few, что помогает сэкономить лексические единицы (the wealthiest few people).

  Закон антиномии возникает в рамках противостояния узуса и возможностей языка (нормы и системы), поскольку возможности языка (системы) значительно шире чем принятое в литературном языке использование языковых знаков; традиционная норма действует в сторону ограничения, запрета, а система способна удовлетворить значительные возможности коммуникации [2]. Такое противостояние ищет своего языкового и речевого решения, что реализуется в стилистических смещениях, в стилистическом перераспределении, антиномии устной и письменной речи. Устная речь заимствует элементы книжности, а письменная широко использует принципы разговорности, возрастает вариантность языковых средств в рамках нормы, происходит дифференциация нормы относительно разных речевых ситуаций и ослабление нормы в сторону ее демократизации.

Категоризация факторов, влияющих на изменение языковой нормы и языковой системы: геолингвистические, интерлингвистические, интралингвистические, прагматические и т.д. – является достаточно условной, так как в реальном функционировании языка они, в зависимости от исторических условий, оказывают одновременное комплексное воздействие на языковые нормы. Для адекватного понимания принципов изменения языка необходим анализ как каждого составляющего фактора, так и синтез приобретенных научных знаний, что подразумевает эспансионализм.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Бок, Ф.К. Структура общества и структура языка / Ф.К. Бок // Новое в лингвистике. Вып. VII. Социолингвистика. – М., 1975. – С. 382 – 396.

2. Валгина, Н.С. Активные процессы в современном русском языке: Учебное пособие / Н.С. Валгина. – М.: Логос, 2001. – 304 с. – [Электронный ресурс] –  Режим доступа : http://www.hi-edu.ru/e-books/xbook050/01/index.html

3. Выготский, Л.С. Избранные психологические исследования [Текст] / Л.С. Выготский. – М. : Учпедгиз, 1956. –  442 с.

4. Демьянков, В.З. Политический дискурс как предмет политологической филологии /В.З. Демьянков // Политическая наука. Политический дискурс: История и современные исследования.  – М., № 3, 2002. – С. 32 – 43.

5.     Ожегов, С.И., Шведова, Н.Ю. Толковый словарь русского языка / С.И. Ожегов, Н.Ю. Шведова. – М.: Азъ, 1992. – [Электронный ресурс] –  Режим доступа: http://ozhegov.info/

6. Почепцов, Г.Г. Теорія комунікації [Текст] / Г.Г. Почецов. – К.: Ваклер, 2001. – 216 с.

7. Селіванова, О.О. Сучасна лінгвістика: Напрямки та проблеми [Текст] / Селіванова О.О. – Полтава: Довкілля – К, 2008. – 711 с.

8. Серебренников, Б.А. Общее языкознание. Формы существования, функции, история языка [Текст] / Б.А. Серебренников. – М.: Наука, 1970.

9. Danes, Fr. Cognition and Emotion in the Discourse Interaction: A Preliminary Survey of the Field / Danes Fr. – Berlin: XIV International Congress of Linguists Organized under Auspices of CIPL, 1987. – 448 p. – (Preprints / the Plenary Seasion Papers, XIV International Congress of Linguists Organized under Auspices of CIPL; Berlin, 10-15 August 1987).

10. Obama Speech [Электронный ресурс. – Дата просмотра: 22.05.2011] – Режим доступа к сайту:

http://www.asksam.com/ebooks/releases.asp?file=Obama-Speeches.ask&dn=Keeping%20America%27s%20Promise

11. Political Speech [Электронный ресурс. – Дата просмотра: 06.05.2011] – Режим доступа к сайту: http://www.oliverwillis.com/2008/03/18/raise-your-expectations/

12. Rambler Media Group [Электронный ресурс. – Дата просмотра: 22.05.2011] – Режим доступа к сайту: http://lenta.ru/news/2010/04/20/change/

13. The Times [Электронный ресурс. – Дата просмотра: 18.05.2011] – Режим доступа к сайту: http://www.timesonline.co.uk/tol/news/politics/article7102235.ece

Диалогическое единство «вопрос-вопрос» в английской разговорной речи

Бузаров Владимир Васильевич – кандидат филологических наук, профессор Северо-Кавказского федерального университета, г. Ставрополь, Россия

Грибова Полина Николаевна – кандидат филологических наук, доцент кафедры основ английского языка факультета английского языка Нижегородского государственного лингвистического университета им. Н.А. Добролюбова, г. Нижний Новгород, Россия

Статья подготовлена для публикации в сборнике «Актуальные вопросы переводоведения и практики перевода».

Различные виды вопросительных предложений, открывающие диалог, могут стимулировать разнообразные в структурном и функциональном плане виды вопросительных реплик, многие из которых встречаются только в качестве ответных реплик и не встречаются в инициальных репликах. Вопросительные ответные реплики, или, в терминологии Н.Д. Арутюновой, цитатные вопросы, «всегда представляют собой реакцию на предшествующее высказывание, из которого и происходит заимствование «чужих слов» [1, с. 55]. В англистике за ними закрепились термины вопросительные реплики-повторы и реплики-переспросы (echo-questions). Они не только «образуют систему своеобразных синтаксических единиц разговорной речи» [2, с. 360], но и характеризуются специфической интонационной структурой, отличной от интонации вопросительных предложений, функционирующих в качестве начальных стимулирующих реплик диалога. В большинстве случаев инициальные вопросительные реплики предполагают нейтральную в эмоциональном отношении ситуацию, и их общий мелодический рисунок будет носить спокойный характер. Вопросительные же реплики-реакции, повторяющие материал или его часть из предшествующей вопросительной реплики, в значительной степени предрасположены к выражению эмоционально-модальных значений, и поэтому здесь, скорее всего, следует ожидать специальной интонации, которая выражала бы определенные эмоции. Отмечая у вопросительных реплик-реакций (цитатных вопросов, представляющих собой один из видов диалогической цитации) наличие специфической интонации как релевантного признака «отраженной» речи, Н.Д. Арутюнова подчеркивает, что здесь имеет место «интонационное травестирование реплики: к чужому высказыванию прибавляется суперсегментный (просодический) предикат оценки (субъективного отношения)» [3, с. 51].

Вопросительные реплики-реакции, как правило, непредсказуемы, поскольку их появление в диалогической речи обусловлено нелингвистическими факторами. В силу психологических обстоятельств в спонтанной диалогической речи возникают разного рода повторы и переспросы, в том числе в форме вопросов, в которых экспрессивно-эмоциональные значения обычно доминируют над значением вопросительности, затушевывая последнее иногда полностью. Вопросительные реагирующие реплики с повторами часто передают значения удивления, сомнения, возмущения, недоверия, протеста и т.д. и «используются как: 1) экспрессивное средство, 2) средство актуализации тех или иных элементов высказывания «склеивающие» разрыв в цепи синтаксических связей» [4, с. 176]. Говоря коротко, в них, как правило, реализуется воздействующая на собеседника экспрессивная функция.

Несмотря на их непредсказуемый характер, эти вопросительные реплики-реакции очень типичны для спонтанной диалогической речи, они характеризуются высокой частотностью и носят конвенциональный характер, поэтому знание их структурно-функциональных типов для студентов совершенно необходимо. Среди ответных реплик-реакций, характеризующихся высокой степенью рекуррентности (встречаемости), можно указать следующие: 1) уточняющий вопрос; 2) вопрос-переспрос с повторением (echo-question); 3) восклицательная реплика-повтор (echo-exclamation).

1) В диалогическом единстве «вопрос-вопрос» ответная реакция на вопрос-стимул находит свое выражение в так называемом уточняющем вопросе, представляющем собой специальный вопрос, предельно редуцированный и часто состоящий из одного вопросительного слова (с предлогом или без него). Основная коммуникативная функция уточняющего вопроса состоит в том, чтобы побудить говорящего повторить тот элемент (или элементы) стимулирующей реплики, который (или которые) не был(-и) по какой-то причине должным образом воспринят(-ы) или не был(-и) воспринят(-ы) совсем. Иначе говоря, порождение уточняющих вопросов обусловлено ситуацией непонимания или недопонимания, а также разного рода недомолвками, намеками и т.п. Поэтому они всегда требуют после себя ответа, выполняя одновременно и функцию реагирующей реплики на предшествующий вопрос и стимулирующую функцию для последующей ответной реплики. Таким образом, уточняющий вопрос всегда выступает как связующий компонент между первой и третьей репликами диалогической конструкции. В качестве инициальной реплики, вызвавшей подобную реакцию, определяемую как желание собеседника уточнить какой-то элемент предшествующей реплики, может быть использован как местоименный, так и неместоименный вопрос. Например:

1) «Arlene … what’ll they do to me?»

«Who, the police?»

«Yes». (J. Collier).

2) Geoffrey. … What have you done with that letter of your mother’s?

Billy. What letter?

Geoffrey. … You know what letter (K. Waterhouse and W. Hall).

3) «Lucy?»

«Is that Mike?»

«Who else?»

«Who indeed? Where are you now?»

«I’m at a party» (W. Trevor).

2) Не менее типичной реакцией на вопросительную стимулирующую реплику является так называемый вопрос-переспрос (echo question – термин У. Чейфа), который представляет собой повторение предшествующей реплики-стимула или ее части. Вопросы с переспросами возникают тогда, когда собеседник в силу психологических причин был не в состоянии воспринять должным образом содержание стимулирующей реплики или оно показалось ему невероятным, и он желает получить подтверждение от своего собеседника, правильно ли он воспринял его вопрос (или какой-то его элемент). Реагирующая реплика с переспросом, функционируя в качестве субъективного отклика на содержание, заключенное в вопросе-стимуле, может выражать целый набор эмоций таких, как: удивление, изумление, возмущение, неверие, несогласие, возражение, протест и т.п.

В повседневном общении встречаются следующие типы диалогических единств, реплики которых связаны отношениями «вопрос-вопрос» и в которых в качестве реплики-реакции используется вопрос с переспросом:

a)  переспрос в форме общего вопроса (обычно редуцированного) как реакция на общий вопрос-стимул (инвертированный или без инверсии), например:

1)  Tyrone: Is that why you ate so little breakfast?

Mary: So little? I thought I ate a lot (E. O’Neill).

2)  «Don’t you get sore?»

«Sore?» he said. «Who’s there to get sore?» (W. Saroyan).

3)  Poirot said, «You do not think it possible that she committed suicide?»

«She?» Mrs. Bishop snorted. «No, indeed» (A. Christie).

4)  Constance: …I can’t wait any longer. Would you forgive me?

Crossman: Forgive you? For what?

Constance: For wasting all these years (L. Hellman).

б) «нестандартный» вопрос-переспрос (обычно редуцированный) как реакция на специальный вопрос-стимул стандартного типа. Например:

1) Jimmy: What the devil have you done to those trousers?

Cliff: Done?

Jimmy: Are they the ones you bought last weekend? Look at them (John Osborne).

2) «What seems to be the complaint?»

«Complaint? Complaint? Crime, more like it. And right under your nose. Detective indeed!» (L. Thomas).

3) Pilot officer: Then why you ask me again?

Andrew: Again, sir?

Pilot officer: Didn’t you? (A. Wesker).

4) «What’s the matter?»

«The matter?Nothing! On the contrary, it’s a piece of good news» (Hitch).

В вопросах-переспросах, как показывают примеры (а, б), внимание адресата направлено на тот элемент стимулирующей реплики, который вызвал у него реакцию удивления, недоумения, гнева и т.п. Именно поэтому в большинстве случаев редукция вопросов-переспросов сводится, как правило, к эллипсису всех элементов, кроме ремы. Вопрос-переспрос, являясь компонентом вербальной реакции (включающей чаще отрицательное отношение) на содержание стимулирующей реплики, теряет в большей или меньшей степени значение вопросительности. Поэтому за ним может следовать дополнительная информация в форме повествовательного или вопросительного предложения, в которой дается разъяснение мнения или позиции адресата (обычно противоположных мнению или позиции говорящего) (см. примеры выше).

в) специальный вопрос-переспрос как реакция на общий вопрос стандартного типа. Вопрос-переспрос (как правило, редуцированный) имеет необычную структуру – в нем вопросительное слово занимает позицию (чаще конечную), совершенно нехарактерную для специальных вопросов обычного типа. Например:

1) Rose: Is he fascinating, Mr. Crossman?

Crossman: … Is who fascinating?

Rose: Nicholas Denery, of course (L. Hellman).

2) «Did you ever see his scrapbooks?»

«His what?»

«They’re in the library down at Tetbury. All bound in blue morocco.

Gilt-tooled. His initials. Dates. All his press cuttings» (J. Fowles).

3) Peter: … Look here; is this something about the Zoo?

Jerry (distantly): The what?

Peter: The Zoo; the Zoo. Something about the Zoo (E. Albee).

4) Cliff: Have you seen nobody?

Jimmy: Have I seen who?

Cliff: Have you seen nobody?

Jimmy: Of course, I haven’t seen nobody (J. Osborne).

г) «нестандартный» специальный вопрос-переспрос как реакция на специальный вопрос стандартного типа. Вопросы-переспросы здесь аналогичны по структуре рассмотренным в предыдущем пункте. Например:

1) Cliff: What did he say?

Jimmy: What did who say?

Cliff: Mr. Priestley.

Jimmy: What he always says, I suppose (J. Osborne).

2) Mrs. Ellis: Who told you, Leon?

Leon: Told me what, Mrs. Ellis?(L. Hellman).

д) специальный вопрос-переспрос «нестандартного» типа как реакция на разделительный вопрос-стимул. Например:

Barbara: You know that Liz is back in town, don’t you?

Billy: Liz who?

Barbara: You know who. That dirty girl … (K. Waterhouse and W. Hall).

Следует отметить, что местоимения who и особенно what в вопросах с переспросом характеризуются неограниченной возможностью сочетаться практически с любыми словами, которые могут принадлежать различным лексико-грамматическим классам (см. пункты в, г, д). Иначе говоря, их сочетаемость не ограничена глаголами, имеющими соответствующие валентности, и они не соотносятся с определенной синтаксической позицией (подлежащего, дополнения), как это наблюдается в стандартных местоименных вопросах-стимулах. В этих вопросах-переспросах отсутствует прямая синтаксическая связь между компонентами (His what? The what? A what? Liz who? и др.).

3) Достаточно часто за вопросительной репликой-стимулом, открывающей диалог, в качестве ответной реакции может следовать вопросительная реплика, аналогичная по форме вопросительной реплике-переспросу, но потерявшая полностью значение вопросительности и выражающая эмоциональное значение удивления, возмущения, гнева и т.п. Это так называемые восклицательные реплики-повторы, или, в терминологии Н.Д. Арутюновой, экспрессивные цитации. Доминирующее в таких репликах то или иное эмоциональное значение представляет собой своеобразный способ показать, что адресат не только не соглашается с мнением своего собеседника, но и отвергает его. Восклицательную реплику-повтор можно рассматривать как своего рода диалогический протест против информационного требования, содержащегося в вопросе-стимуле. Например:

1) Miss Eynsford Hill (gaily): Is it so very cynical?

Higgins: Cynical!Who the dickens said it was cynical? I mean it wouldn’t be decent (B. Shaw).

2) Jimmy: … Why-why are you letting her influence you like this?

Alison (starting to break): Why, why, why, why! (Putting her hands over her ears). That word’s pulling my head off! (J. Osborne).

3) Blanche: What do his people say, papa?

Sartorius: His people!I don’t know.

Blanche: What does he say?

Sartorius: He!He says nothing (B. Shaw).

Подобная восклицательная реплика-повтор встречается и после разделительного вопроса-стимула (disjunctive question). Например:

Liza (breathless) … I’ve won your bet for you, haven’t I?

Higgins: You won my bet! You! Presumptuous insect. I won it (B. Shaw).

Восклицательная реплика-повтор, являясь эмоциональной реакцией на вопросительную инициальную реплику говорящего, воспроизводит, как правило, тот компонент (или компоненты) предшествующей реплики, который (или которые) вызвал(-и) отрицательную реакцию. В отдельных случаях инициальная реплика может быть повторена (с незначительными модификациями) полностью (см. последний пример).

В таких случаях эффект эмоциональности достигается за счет восклицательной интонации, для которой характерна особая фонация голосовых органов. Можно сказать, что такие восклицательные реплики-реакции почти не выражают никакой интеллектуальной информации, в значительной степени они «коммуникативно опустошены», поскольку основной их функцией является выражение негативного отношения к содержанию предшествующей реплики с целью эмоционального воздействия на собеседника. Довольно часто восклицательная реагирующая реплика сопровождается информацией интеллектуального плана, в которой вскрывается причина, вызвавшая отрицательную эмоцию (см. примеры выше).

В заключение хотелось бы подчеркнуть, что подобное исследование диалогической речи в плане предсказуемости/непредсказуемости порождения определенных типов ответных реплик следует рассматривать как один из возможных подходов к изучению такого сложного явления, каким является диалог.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1.  Арутюнова, Н.Д. Диалогическая цитация. (К проблеме чужой речи) // ВЯ, 1986, № 1.

2.  Шведова, Н.Ю. Очерки по синтаксису русской разговорной речи. – М.: Наука, 1960.

3.  Земская, Е.А. Русская разговорная речь: лингвистический анализ и проблемы обучения. – М.: Русский язык, 1979.

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

1.  Albee, E. The Zoo Story. – In: Plays of the Modern Theatre. Leningrad, 1970.

2. Christie, A. The Case of the Distressed Lady. – In: Moscow News, 1985.

3. Collier, J. The Touch of Nutmey Makes It. – In: Baker’s Dozen. – M., 1979.

4. Fowles, J. The Ebony Tower. – M., 1980.

4.  Hellman, L. The Autumn Garden. – In: Three American Plays. – M., 1972.

6. Hitch, L. Live Their Own Life. – In: The Book of American Humor. – M., 1984.

7. O’Neill, E. Long Day’s Journey into Night. – In: Three American Plays. – M., 1972.

8. Osborne , J. West of Suez. – In: Modern English Drama. – M., 1984.

9. Saroyan, W. Plays. – M., 1983.

10. Shaw, B. Pygmalion. – M., 1972.

11. Thomas, L. Dangerous Davies: the last detective. – London-Sidney, 1977.

12. Trevor, W. The Day We Got Drunk on Cake. – In: Making It All Right. – M., 1978.

13. Waterhouse, K. & Hall, W. Billy Liar. – In: Modern English Plays. – M., 1966.

14. Wesker, A. Chips with Everything. – In: Plays of the Modern Theatre. – Leningrad, 1970.

Иноментальное пространство поэтики В. Яна: к постановке вопросов об авторе-переводчике и транслитературе

Хайдарова Насиба Адхамовна — PhD-докторант, преподаватель кафедры русского языка и литературы, Андижанский государственный университет, Андижан, Узбекистан

Литературу, написанную на русском языке в пространственных координатах Средней Азии, в частности в Узбекистане (до 1925 г. Туркестанский край), можно отнести к условной «русскоязычной литературе в Узбекистане» (или русской литературе Узбекистана), которая представляет собой специфичное, феноменологическое образование-пласт в литературном процессе нашей страны. Исторические корни возникновения и развития названного социально-культурного и литературно-языкового образования основываются на исторических событиях, охватывающих более чем вековое взаимодействие, взаимовлияние и взаимообогащение культур Запада (Россия) и Востока (Узбекистан).

«Непознанное пространство» Востока [1], в том числе Узбекистана, стало одной из главных тем философско-литературного, историко-мифологического дискурса России XX века. В этом отношении размышления о литературном процессе Узбекистана XX столетия в контексте русской литературы, рассмотрение его эволюции, генезиса, видоизменения на формально-содержательном уровне и на примере конкретных авторов — задача сложная, но плодотворная. Неизвестные биографические страницы некоторых русских писателей, которые некогда проживали в Узбекистане или творчество которых пронизано восточной темой, наполнено «азийскими» [1] образами, являются неотъемлемой частью и русского литературного процесса. Так, авторское творчество, концентрируясь в определенных географических рамках — в пространстве Узбекистана, вбирает в себя лучшие жанрово-тематические традиции, выражение которых требует и определенных лингвистических знаний. Узбекистан становится местом временного пребывания лишь косвенно: авторы произведений ввиду конкретных жизненных причин временно находятся здесь, но иноментальные, абсолютно противоположные личному пространство и дух создают новый горизонт интенций.

Личное соприкосновение автора с иноментальным пространством порождает новую вереницу идей, а следственно, и модификацию — переходящее, «кочующее» свойство тем, их «подстраивание» под новую, «восточную» оболочку, их трансформацию. В этом исследовании мы хотели бы коснуться таких проблем, как функционирование в тексте категории «автор-переводчик» и ее сопряженности с принципами транслитературы. Материал исследования — творчество писателя-историка, романиста-полиглота В. Г. Яна (Янчевецкого), в прозаическом дискурсе которого мы сталкиваемся с такими художественными явлениями, как индивидуальный перенос-истолкование культурно-религиозных реалий, индивидуально-авторский перевод в виде сносок, использование слов-приложений и других авторских приемов передачи семантики слов незнакомого языка.

Говоря о категориях «автор-переводчик» и «транслитература» в литературном процессе Узбекистана, в частности на примере творчества В. Яна, мы выделяем следующие исследовательские стратегии:

-     В. Ян как писатель-транслятор; его произведения как литературные проводники, дискурс-мосты между историей, культурой, религией, языком прошлого и настоящего времени;

-     вопрос о мультикультурных основах в исторических произведениях В. Яна и их роль в формировании особой лингвокультурной среды;

-     специфика функционирования индивидуально-авторских переводов в прозаических текстах.

Остановимся отдельно на каждой из них. Ученый-востоковед Н. И. Конрад в статье «О литературном «посреднике», указывая на несколько типов «литературного посредника» (индивидуальные, групповые, посредники-люди, посредники-книги и т. д.), особо подчеркивает то, на каком языке — в оригинале или в переводе — представляется литературное произведение-посредник [4]. «Функция проводника» литературного произведения неразрывно связана и с понятием литературного процесса, в котором, как отмечает академик, «исторично все»: «…исторично и явление, именуемое “посредником”. Пути и формы передачи могут быть очень различны; различны и сами посредники. История литератур народов Востока… дает большой материал для суждения о посреднике именно в иных… исторических условиях» [4]. Так, основная часть творческого наследия В. Яна: исторические повести, рассказы и романная трилогия — не что иное, по-нашему мнению, как произведения-проводники, тексты-посредники, устанавливающие связь между прошлым, настоящим и будущим, трансляторы различных национальных картин мира. Энциклопедические познания культуры и религии Средней Азии, а также владение восточными языками позволили В. Яну создать тексты-трансляторы, относящиеся к так называемой «транслитературе», содержащие те или иные доминантные, культурно значимые единицы определенной системы национальных координат.

Здесь же мы оговариваем и роль автора, который, как нам кажется, может именоваться писателем-переводчиком. В нашем понимании писатель-переводчик — это не автор, производящий языковой перевод определенного текстового пространства и не «переводчик текста произведения на иностранные языки», а «человек как переводчик культур», т. е. тот, кто «переводит» и передает (т. е. транслирует, вещает, распространяет) различные культуры, иноментальные пространства посредством художественного произведения. Проза В. Яна, в частности историческая, интересна своим многообразием: совмещением в плоскости одного романного жанра множества иных жанров (сказка, притча, песня, стихотворение и т. д.) с их специфическими чертами, реализованными в текстовом единстве, а с лингвистической точки зрения — перевод и авторское объяснение тех или иных культурно-исторических реалий, воссоздание национальных характеров и типов героев, своеобразное «калькирование» и сближение культур на основе универсальных ценностей.

Д. Дюришин в работе «От единичной литературы — к межлитературности» говорит об интеграционной (объединяющей) функции литературы [3], и мы на примере творчества В. Г. Яна доказываем, что принцип «объединения» в одном произведении — исторической трилогии (романы «Чингиз Хан», «Батый», «К “Последнему морю”») разножанровых произведений может реализовываться следующим образом:

1)   «вплетение» в структуру повествования исторических справок, записей, документов, летописных сводов, очерков и т. д.;

2)   объединение различных хронологических срезов (эпоха античности, век западного и русского Средневековья, древнейшие страницы истории Средней Азии);

3)   сосредоточение различных историко-географических пространств в рамках одного повествования (древняя Греция и Рим, Киев, Новгород, Хорезм (Гургандж), Самарканд, Бухара, Хива и т. д).

Объяснение этого не только кроется в специфике жанра исторического повествования, который может диктовать определенные «каноны» построения текста произведения, но и указывает на широкий спектр «художественных» увлечений автора, на понятия «мультикультурализм» и «поликультурность», умение давать адекватную оценку-перевод культурной эпохе, что является немаловажным при создании произведений такого рода.

Перевод, будучи одним из видов языкового посредничества, предполагает наличие устойчивых навыков, знаний таких жанровых видов, как реферирование, аннотирование, пересказ. Элементы перечисленных пограничных с официально-деловым стилем жанров мы находим и в историческом дискурсе — прозе В. Яна. Умение автора с легкостью перемещать читателя от одного эпохального времени в другое с полным воссозданием национальной целостности посредством языка обусловливается и национально-географической принадлежностью его творчества: В. Ян родился в Киеве, рос в Риге, учился в Санкт-Петербурге, жил в Москве, два года жил на Русском Севере, работал в Англии — в библиотеке Британского музея, путешествовал по Ирану, дошел до границ Индии, работал в банке в Самарканде, был смотрителем колодцев в Хиве, статистом в Ашхабаде, подолгу лечился в санатории Шахимардана (Ферганская долина Узбекистан,), жил в Ташкенте… — и это лишь часть «топонимики» его творчества. Именно поэтому в текстах своих произведений часто автор постоянно приводит иноязычные слова — не просто как писатель-художник, а как человек, впитавший в себя языки и культуры многих народов.

В. Яна сложно отнести к какому-либо конкретному литературно-художетсвенному течению, школе. Трудно также и отнести к определенному творческому направлению: с одной стороны, есть и элементы романтизма в первых произведениях-очерках, в «Записках пешехода», и традиции русской литературы конца XIX века, а с другой стороны, присутствует и условное феноменологическое направление «исторического романа», написанного им в основном за пределами России, художественной доминантой которого остается пространство Востока. В. Ян в этом понимании есть переводчик культуры, человек «переводящий» (проводящий) другие культуры сквозь личностную призму, через себя; говоря словами Н. Конрада, он — «индивидуальный посредник-передатчик». Мультикультурная текстовая ткань произведений В. Яна включает и историю, и культуру, и искусство, и архитектуру, и, конечно же, язык. Отражение и перевод языковых полиэтнических особенностей в исторической прозе писателя проявляется на различных уровнях сложности.

1.   Простая (без перевода) передача иноязычных слов, словосочетаний и устойчивых выражений: «…она прокричала “Вай улай!..”»[6, с. 222] (русский эквивалент — «О Боже мой!» со значением страха, сильного испуга); «…“Ойе!” — удивился дервиш…» [6, с. 254] (эквивалент также «О, Боже мой», но в значении удивления, сетования, негодования). Оттенки значений приведенных национально окрашенных междометий и устойчивых выражений можно выделить благодаря контексту произведения и действиям героев. Данный вид встречается в основном при употреблении автором тех или иных языковых конструкций, внутренняя семантика которых окружена ореолом таинства, значение которых невозможно передать посредством индивидуально-авторских постраничных ссылок-переводов на те или иные слова. Данную категорию составляют междометия, звукоподражания.

2.   Постраничный перевод слов с использованием авторских ссылок на них (по частотности функционирования — самый распространенный тип перевода): «…дада¹ подарит мне джейрана» [6, с. 32] (¹дада — ласкательное слово «отец», «батюшка»); «…бросить его в клоповник зиндан¹» (¹зиндан — подземная тюрьма); «Читатель, Салям!¹» [6, с. 3] (¹салям! — привет!; подобные «обращения к читателю являются типичными для рукописей» восточных авторов домонгольского периода). Данная техника перевода — трансформация, т. е. процесс переноса слова из языка оригинала в язык перевода, подчеркивает культурный аспект, однако не передает полного его содержания, поэтому В. Ян часто «снабжает» иноязычные слова сносками и ссылками в виде развернутых индивидуально-справочных объяснений, благодаря этому достигается понимание теста массовым читателем, а колорит повествуемого и национальная контрастность в тексте сохраняются. Данный тип перевода является самым действенным, ярким и мастерски окрашенным.

3.   Кроме трансформации, наблюдаются и специфические культурные термины, которые автор также пытается, по мере возможности и по мере знания национальной самобытности, перевести и декодировать через слова-приложения: лекарь-табиб, карандаш-калям, пенал-калямчи, жена-хатун, писарь-мирзаи т. д. Данный пласт слов относительно невелик: это объясняется тем, что автор может подобрать адекватное слово-эквивалент, при этом не нарушая «эстетику» слова в предложении.

4.   Последний тип авторского перевода (в котором функционируют только слова-тюркизмы) — развернутые объяснения, в структуре которых отсутствует слово-оригинал: «…жаровня с углем, находящаяся в отверстии в полу…» [6, с. 38] (сандал. — Н. Х.) или же «…яства, обильные угощения…» [6, с. 40] (достархан — Н. Х.). Момент «отсутствующего» слова-оригинала в этих предложениях или говорит о преднамеренном его сокрытии автором для облегчения восприятия текста читателем, или указывает на неосведомленность автора о его наличии вообще.

В приведенной нами классификации проявляется не только авторское мастерство перевода национальных реалий (и желание объяснить безэквивалентную лексику), но и его уважительное отношение к читателю, с которым он вступает в текстовый диалог-коммуникацию. Перевод служит межъязыковому и межкультурному общению людей, поэтому автор прилагает максимум усилий для передачи специфики языковых явлений.

Исследователь Б. А. Ларин, поддерживающий лингвистическую концепцию теории перевода, отмечал: «Всякий перевод должен начинаться с филологического анализа текста, сделанного во всеоружии лингвистической подготовки, и завершаться литературным творчеством» [5]. Именно поэтому В. Ян вначале досконально изучал историю, язык, религию и традиции узбекского народа (доказательством этому может послужить цикл статей, опубликованных им в газете «Жизнь искусства» от 1928 г. в Самарканде: «Узбекский национальный театр», «Пляски женщин Узбекистана», «Узбекский народный театр»), а лишь потом брался на художественную реализацию задуманного.

Помимо использования переводческих практик, условно классифицированных нами выше, автор незримо вплетает в романную ситуацию своеобразное объяснение сложных религиозно-философских (суфийских) принципов, таких как Сабр («терпение») и Мусофирлик («странствие»).

Таким образом, подводя итоги, мы может говорить о том, что художественное произведение для В. Яна — это межкультурный универсум, это идеальная сфера для объединения и раскрытия наиболее важных культурно значимых особенностей народов и их истории в языке. Автор пытается как можно ярче и понятнее объяснить культуру описываемых им в тексте народов, преследует цель полнее раскрыть самобытность, подчеркнуть «возлюбленную непохожесть» [2] мировосприятия и мироощущения.

Единство культурных различий, отношение к «чужому» и «своему» как показатель уровня знаний человека, умение находить общий язык с представителями различных рас, вероисповеданий, наций и народностей — это все отражено в исторических произведениях автора. Произведения В. Яна как «литературные проводники» выполняют также и функции «культурных мостов», «мостов культурного перевода», при помощи которых формируется целостное представление о повествуемом в произведении и происходит частичное (в русле индивидуально-авторской точки зрения, авторской подачи материала) моделирование той или иной национальной картины мира.

Библиографический список

1.    Ахматова А. А. Сочинения: в 2 т. Т. 1. М.: Правда, 1990. 447 с.

2.    Гачев Д. Г. Ментальности народов мира. М., 2002. 235 с.

3.    Дюришин Д. От единичной литературы — к межлитературности // Особые межлитературные общности — 5. Ташкент: Фан АН РУз, 1993. С. 9–40.

4.    Конрад Н. И. Запад и Восток. М.: Наука, 1966. 520 с.

5.    Ларин Б. А. Избранные работы. М., 1997. 374 с.

6.    Ян В. Г. Собрание сочинений: в 4 т. Т. 2. М., 1989. 367 с.

К вопросу о важности нахождения межъязыковых соответствий в контактирующих языках в работе переводчика.

Нечаева Елена Александровна — старший преподаватель кафедры иностранных языков и лингвистики, Ивановский государственный химико-технологический университет, г. Иваново, Россия

Статья подготовлена для публикации в сборнике «Актуальные вопросы переводоведения и практики перевода».

Сегодня первостепенное значение имеют исследования, направленные на преодоление языковых барьеров в профессиональных сферах деятельности. Терминологи и лингвисты осуществляют целенаправленную деятельность для достижения эквивалентности перевода терминологической лексики, установления правильных межъязыковых соответствий терминологических понятий и однозначного понимания терминологии специалистами на национальном и международном уровнях. Для правильного решения поставленной задачи необходимо изучать терминологию с точки зрения ее существования и функционирования в контактирующих языках, необходимо выяснить, насколько в двух или нескольких сопоставляемых странах развита та или иная деятельность и насколько терминосистема этой предметной области идентична или имеет схожую систему понятий.

Главную роль в процессе достижения межъязыковых соответствий играет сопоставительный подход, цель которого — выявление элементов идентичности и дифференциации на фонетическом, морфологическом, семантическом, функциональном уровнях языка, изучение языковых соответствий, особенностей конкретной терминологии, выявление общих и индивидуальных сходств и различий языковых систем, которые основаны на сравнении терминологии родного и иностранных языков ^{[5; 10; 12]}.

В данной статье мы рассмотрим существование и функционирование PR-терминов в контактирующих языках. Естественно, рассмотреть все PR-термины в рамках одной работы не представляется возможным, поэтому мы проанализируем только главные термины предметной области Public Relations. Для нас наиболее интересными с точки зрения номинации являются два центральных термина исследуемой нами предметной области: термин, обозначающий сам феномен, и термин, обозначающий субъекта, занимающегося данным видом деятельности.

Используя сравнительно-сопоставительный метод исследования, мы проанализируем языковые соответствия центральных PR-терминов на нескольких уровнях в разных языках (родном и иностранном).

Наш лингвистический анализ мы начнем с анализа термина, обозначающего сам феномен PR. Обратимся к анализу номинационных особенностей интересующего нас термина в языке-источнике, т.е. английском, и проанализируем процесс номинации этого термина в иностранном языке — русском.

Для начала мы проведем этимологический анализ слова publicи слова relation, входящих в состав терминологического словосочетания Public Relation.

public

public (adj.) 1436, «pertaining to the people», from O. Fr. public (1311), from L. publicus, altered (by influence of L. pubes «adult population, adult») from Old L. poplicus «pertaining to the people», from populus «people». Meaning «open to all in the community» is from 1542. The noun meaning «the community» is attested from 1611. Public enemy is attested from 1756. Public relations first recorded 1913 (after an isolated use by Thomas Jefferson in 1807); abbreviation P.R. is from 1942. Public school is from 1580, originally, in Britain, a grammar school endowed for the benefit of the public, but most have evolved into boarding-schools for the well-to-do. The main modern meaning in U.S., «school (usually free) provided at public expense and run by local authorities», is attested from 1644. For public house, see pub ^[17].

relation

late 14c., from Anglo-Fr. relacioun, O. Fr. relacion (14c.), from L. relationem (nom. relatio) «a bringing back, restoring», from relatus (see relate). Meaning «person related by blood or marriage» first attested c.1500. Stand-alone phrase no relation «not in the same family» is attested by 1930 ^[17].

Как видно из этимологического анализа, оба термина пришли в различные языки из общего источника — латинского языка, поэтому можно заранее предположить, что, даже при номинации в языке-преемнике, эти два термина будут узнаваемы.

Особенности номинации термина, обозначающего социально-коммуникативный феномен PR, в английском языке.

В фонетическом плане: в лексеме public —ударный первый слог в соответствии с правилами английской фонетики, буквы -u- и -i- в закрытом типе слога дают краткие звуки /ʌ/ и краткий /ɪ/, буква -с- произносится как /k/, она является финальной и за ней не следует одна из гласных y, i, е.

В лексеме relations ударным является второй слог. Гласные буквы в данной лексеме произносятся по правилам открытого типа слога: буква -e- дает краткий звук /ɪ/, буква -a- произносится как дифтонг /eɪ/, суффикс -tion- имеет произносительные варианты /ʃn/ и /ʃ(ə) n/, окончание -s- после звонкого -n- произносится как звонкий согласный звук /z/ — /'pʌblɪk rɪ'leɪʃ(ə) nz/.

В грамматическом плане данный термин не склоняется и не принадлежит к грамматическому роду, так как такой категории английская грамматика не знает. Иногда, в рамках определенного контекста, он может сопровождаться определенным артиклем -the‒, неизменным атрибутом этого термина является аффикс -s- в конце, который указывает на множественное число (the public relations).

Анализируя грамматические особенности центрального термина из области PR в английском языке, можно увидеть, что он относиться к существительным единственного числа, о чем свидетельствуют письменные источники на этом языке.

1.      Public relations is the planned and sustained effort to establish and maintain goodwill and mutual understanding between an organization and its publics^{[15, с. 25]}.

2.      PR gains an organization or individual exposure to their audiences using topics of public interest and news items that do not require direct payment^{[16, с. 11]}.

3.      Today, Public Relations is a set of management, supervisory, and technical functions that foster an organization's ability to strategically listen to, appreciate, and respond to those persons whose mutually beneficial relationships with the organization are necessary if it is to achieve its missions and values^{[15, с. 9].}

4.      Public relations helps an organization and its publics adapt mutually to each other ^{[16, с. 4]}.

О том, что этот термин единственного числа, говорят и окончания глаголов -sво втором и четвертом примерах (gains,helps), и использование формы is глагола to beв первом и третьем примерах, которые употребляются только с существительными третьего лица единственного числа.

Особенности номинации термина, обозначающего социально-коммуникативный феномен PR, в русском языке.

Мы считаем, что американская лексема public relations пришла вместе с обозначаемым феноменом в другие европейские языки, но каждый язык грамматически, фонетически и орфографически адаптировал данный термин по-своему.

Попадая в русский язык, словосочетание public relations в фонетическом плане передается с помощью практической транскрипции, вот почему ударение в обеих лексемах термина полностью соответствует английскому.

public relations /'pʌblɪk rɪ'leɪʃ nz/ — па́блик риле́йшнз

Надо заметить, иногда наблюдается появление во втором слове паразитирующей гласной: паблик рилейшенз, а иногда появление глухой согласной в конце слова вместо звонкой паблик рилейшнс. Данные примеры численно незначительны, типичны для Интернета, а авторитетные источники информации такие графические формы не используют, что свидетельствует о наличии ассимилятивных процессов и появлении вариантных написаний слова.

Терминологическое словосочетание public relations / паблик рилейшнз имеет в русском языке форму как единственного, так и множественного числа, что видно из анализа печатных источников на русском языке:

1.      Рublic relations в нефтяной компании «Лукойл» делился на несколько разновидностей^{[3, с. 59]}.

2.      Сегодня финансовыйpublic relations является новой высокодоходной отраслью^{[13, с. 138]}.

3.      Паблик рилейшнз тесно связаны с особенностями формирования и функционирования общественного мнения, с механизмом паблисити, т.е. с приемами создания известности, популярности, привлекательности определенным личностям в связи с их деятельностью — общественно-политической, производственной, коммерческой, в сфере культуры^{[1, с. 106]}.

4.      Паблик рилейшнз являются, по сути, видом управленческой деятельности и состоят из причудливого сплетения двух основных составляющих: искусства управления информационными потоками (внутренними и внешними) с наукой балансировки и оптимизации интересов структуры (или индивидуума) и целевых групп социальной среды^{[4, с. 15]}.

Если говорить о графической и вербальной адаптации центрального понятия области PR, то необходимо сказать, что в русскоязычной литературе, посвященной теории и практике PR, нами найдено тридцать шесть вербальных конструкций с различным графическим оформлением, обозначающих данный феномен: «риblic rе1аtions», риblic rе1аtions, Public Rе1аtions, PR, «PR», pr, «pr», Pr, pR, ПР, «ПР», Пр, ПИ-АР, Пи-Ар, ПиАр, Пиар, пи-ар, Пи-ар, пиар, «пиар», ПИАР, «ПИАР», СО, «СО», ОС, «паблик рилейшнз», паблик рилейшнз, связи с общественностью, общественные связи, общественные отношения, общественные коммуникации, коммуникации с общественностью, гармонизация отношений, социальные коммуникации, стратегические коммуникации, социальные отношения. Это так называемые пучки обозначений-аналогов, серии терминов или терминологические ряды, обозначающие одно и то же понятие.

Мы наблюдаем в данном случае отсутствие соответствующего концепта, соответствующей семемы и соответствующей лексемы — это крайний случай проявления национальной специфики языка и концептосферы, наиболее яркое проявление национальной специфики языка и межъязыковой лакунарности ^{[6; 7; 11]}.

Концепт Рublic relationsвнесен в русскую национальную концептосферу из другой концептосферы — английской национальной ^{[8; 9]}. Вот почему концепт первоначально формируется на коммуникативной основе, на базе значения соответствующего слова, через объяснение значения широкому кругу носителей языка, и лишь потом, обрастая новыми смыслами и углубляясь, отрывается от значения и начинает самостоятельную ментальную жизнь. Е.В. Щербакова, анализируя русскоязычную PR-терминологию в 2005 году, пишет только о двенадцати вербальных конструкциях, из чего можно сделать вывод, что их количественное отношение в русской логосфере увеличивается ^{[14, с. 9]}.

Терминологические словосочетания типа связи с общественностью, общественные отношения, социальные отношенияявляются более или менее удачными кальками. Например, русскоязычная калька связи с общественностью, является переводом английского термина public relations. Но связи с общественностью —это термин, обозначающий односторонний, асимметричный процесс. В названии самого термина есть указание на отсутствие обратной связи. В то время как английский термин public relationsсодержит в себе указание на наличие обратной связи, на то, что это двусторонний, симметричный процесс. Термин связи с общественностьюпоявился в результате калькирования филологом, без учета особенностей и специфики предмета PR. Специалисты по PR не считают этот термин подходящим и стараются его использовать как можно реже. Термины общественные отношения, социальные отношенияявляются более удачными кальками, отражающими специфику феномена, и считаются более предпочтительными.

Если говорить о номинации субъекта PR-деятельности, то в языке-источнике — английском — он номинирован как PR man (man — человек/мужчина), иногда как PR officer (officer — служащий) или PR specialist (specialist — специалист). Для номинации женщины, занимающейся данным родом деятельности, скорее используют термины PR officer, PR specialist. Множественное число образуется посредством прибавления к двум последним лексемам окончания -s- (PR officers, PR specialists), в то время как лексема PR manменяет корневую гласную PR mеn. Согласно нормам политической корректности, варианты PR officers, PR specialists —предпочтительнее.

В русском языке для обозначения субъекта используются термины PR-специалист / специалист по PR —это слово давно адаптировано в русском языке, или PR-мэн / PR-мен. Эти термины являются материальными заимствованиями из английского языка, которые передаются на русский при помощи в первом случае транслитерации, во втором — практической транскрипции. Интерес представляет образование множественного числа в русском языке: попытка передачи англоязычного варианта PR mеn при помощи практической транскрипции (PR-мэн/ PR-мен) привела к тому, что единственное и множественное число в русском языке стали совпадать. Например, сочетание PR-мэн обозначает как одного PR-специалиста, так и нескольких PR-специалистов. Для исправления этой ситуации стали возникать в последнее время разного рода профессионализмы PR-мэны / PR-мены.Они создаются путем прибавления к англоязычному заимствованию русского окончания -ы по аналогии с другими русскими существительными, обозначающими лиц, занимающихся каким-либо ремеслом (профессионалы, специалисты, экономисты, инженеры).

Как видно из приведенных примеров, только русскоязычная номинация субъекта имеет дефисную графику (PR-специалист, PR-мэн/PR-мен, PR-мэны/PR-мены).

Для выражения концепта лицо, занимающееся пиаром,в современном русском языке существует целый ряд графических конструкций: пиарщик, пиармэнша, пиарвумэнша, пиаровцы, пиармэны, пиаролог, пиаровед.Данные слова являются профессионализмами, а не терминами, поскольку они не кодифицированы.Профессионализмы пиарщик, пиаровед, пиаролог полностью совпадают по своему денотативному значению с термином PR-специалист. Следует отметить, что профессионализмы этой группы отличаются нечеткостью, многозначностью, если мы рассматриваем их вне контекста.

Переводу и межъязыковому сопоставлению терминов, которые традиционно рассматриваются как единицы перевода, в научной литературе совершенно справедливо уделяется огромное внимание. Основные свойства и особая функция терминов определяют требования, предъявляемые к их переводу. Специфика перевода терминов заключается в том, что важнейшим условием достижения эквивалентности является сохранение в переводе содержательной точности переводимых единиц, обеспечение абсолютной идентичности понятий, выражаемых терминами двух языков. Именно обеспечение тождественности означаемых PR-терминами понятий представляет собой важнейшую задачу перевода специального PR-текста.

Немаловажным фактором в профессиональном межкультурном переводе является корректное фонетическое и графическое оформление слова. Фонетическая информация становится необходимой всем, кто изучает иностранный язык для устной и письменной коммуникации.

Мы видим, что расширение международного сотрудничества и обмена информацией, характерное для постиндустриальной эпохи и века высоких технологий, сопровождается интенсивной интернационализацией терминологических систем. Вследствие этого возникает вопрос об изучении понятийно-терминологического аппарата (как национального, в данном случае русского, так и англоязычного) данной области знания как самостоятельного языкового пласта.

Список литературы

1.    Алешина И. Паблик рилейшнз для менеджеров и маркетеров. М.: ГНОМ‒ПРЕСС, 1997.

2.    Англо-русский словарь/ Под ред. В. К. Мюллера. Изд. 23‒е, стериотипное. М: Русский язык, 1990.

3.    Бурдье П. Социология политики. М., 1993.

4.    Вылегжанин Д. А. Теория и практика паблик рилейшнз: учеб. Пособие. Иваново: ГФУП «Издательство Иваново», 2003. 332 с.

5.    Нечаева Е. А. Иноязычные заимствования в PR-терминологии // Вестник Костромского государственного университета имени Н. А. Некрасова. — Кострома, 2009. — Вып. 3. — Т. 15 — С. 130‒134.

6.    Нечаева Е. А. Некоторые лингвоконцептологические аспекты лакунарности в сфере PR // Вестник ПГЛУ — Пятигорск: ПГЛУ, 2009. — № 3. — С. 43‒48.

7.    Нечаева. Е. А К вопросу о лакунах, безэквивалентных единицах и национальных концептах, экзистенционирующих в терминологии предметной области Связи с общественностью // Вестник Балтийского федерального университета им. И. Канта. Вып. 2: Серия. Филологические науки. — Калининград: БФУ им. И. Канта, 2011. — № 2.— С. 98‒104.

8.    Нечаева Е. А. Некоторые особенности адаптации термина «PR» в немецком, французском и русском языках // Известия высших учебных заведений. Серия «Гуманитарные науки». 2014. Т. 5. Вып. 1. С. 45‒50.

9.    Нечаева Е. А. Образование терминологических гнёзд в языках-преемниках (на материале терминологии PR) // Известия высших учебных заведений. Серия «Гуманитарные науки». 2014. — Т. 5. — Вып. 3. — С. 225‒230.

10.  Нечаева Е. А. Проблемы передачи англоязычных лексических единиц средствами русского языка // Актуальные вопросы переводоведения и практики перевода. Международный сборник научных статей. Выпуск 4. Н. Новгород: Бюро переводов «Альба», 2014. С. 118−128.

11.  Нечаева. Е. А К проблеме корреляции концепта, семемы и лексемы в терминологии предметной области «Связи с общественностью» // Функциональная семантика и семиотика знаковых систем: сборник научных статей Международной научной конференции «IV Новиковские чтения»: в 2 частях. составители: В. Н. Денисенко, Е. А. Красина, Н. В. Новоспасская, Н. В. Перфильева. М.: РУДН, 2014. С. 258‒267.

12.  Нечаева. Е. А. К вопросу о некоторых причинах сложностей перевода профессиональных терминов// Актуальные вопросы переводоведения и практики перевода. Международный сборник научных статей. Выпуск 6. Н. Новгород: Бюро переводов «Альба», 2016. С. 184‒192.

13.  Почепцов Г. Г. Имиджелогия. М.: Рефлбук; 2001.

14.  Щербакова, Е. В. PR: проблемы терминографического описания. Иваново, ИвГУ. 2005.

15.  Kelley, S. J. Professional Public Relations and Political Power. Baltimore, 1956.

16.  Lee, I. Publicity. N. Y., 1925.

17.  RHCELD. Online Etymology Dictionary. URL: http://www.etymonline. ru/ (дата обращения 12.09.2012).

К вопросу о необходимости знания особенностей межкультурной коммуникации в работе переводчика

Нечаева Елена Александровна - старший преподаватель кафедры иностранных языков и лингвистика, Ивановский государственный химико-технологический университет, г. Иваново, Россия

Статья подготовлена для публикации в сборнике «Актуальные вопросы переводоведения и практики перевода».

В настоящее время как теоретическое изучение, так и практическая работа в области коммуникации сталкиваются с рядом экономических, социальных, культурных и др. вызовов. Роль коммуникации в жизни современного общества все более и более возрастает, особенно роль межкультурной коммуникации.

Существует отдельная лингвистическая парадигма, называемая «контактной лингвистикой», «лингвистикой языковых контактов», или «лингвистической контактологией», изучающая процессы и результаты контактирования языков в конкретном геополитическом пространстве при определенных исторических и социальных условиях общения народов, этнических групп, этнических общностей, отдельных человеческих коллективов, говорящих на разных языках^{[9, с. 12]}. В современной науке термин «языковые контакты» понимается достаточно широко и включает взаимодействие:

1)    диалектов и наречий одного языка;

2)    языков различных социальных групп в пределах одного языка;

3)    близкородственных языков;

4)    различных по структуре языков^{[6, с. 27]}.

Переводчику приходится иметь дело с третьей и четвертой группой языковых контактов.

Межкультурная коммуникация как социокультурный феномен пронизывает деятельность различных корпоративных субъектов, вследствие чего качественно усложняется самоопределение человека-деятеля в подвижной, постоянно изменяющейся социальной реальности. Следовательно, нужен новый взгляд на межкультурную коммуникацию и новые подходы к анализу межкультурной коммуникации. Наиболее отчетливо эту потребность ощущают переводчики.

Р. Лакофф предлагает следующие принципы коммуникации, а именно: рациональности и блага («исходи из того, что в общении участвуют разумные люди, и что они не стремятся нанести друг другу вред»)^{[18, с. 308]}. Принципы и постулаты общения носят разнородный характер, включают как этические нормы, так и модели языкового поведения: «старайся говорить простым языком»^{[20, с. 76]}, «придерживайся одного способа ведения беседы, одного жанра», «говори согласно нормам и как принято», «избегай штампов» и др.^{[16, с. 76]}.

Некоторые принципы коммуникации могут быть рассмотрены с точки зрения когнитивного подхода.

Смысл выводится адресатом по правилам импликатур (невыраженное, но осознаваемое значение коммуникативного акта)^{[4, с. 16]}, опираясь на:

1)    конвенциональное значение использованных слов;

2)    контекст высказывания;

3)    прочие фоновые знания;

4)    тот факт, что вся информация доступна для обоих коммуникантов.

Повышенное использование в речи импликатур, выводимых смыслов, повышает статус говорящего и статус адресата в собственных глазах. «Общение на уровне импликатур — это более престижный вид коммуникации, поэтому он широко используется среди образованной части населения, поскольку для понимания многих импликатур адресат должен располагать соответствующим уровнем интеллектуального развития»^[2, с. 5]. Импликатуры имеют важное значение и в межкультурной коммуникации.

Предложение, будучи единицей коммуникативного плана, выступает не само по себе, а как часть текста (сообщения); его структура, определяется коммуникативным заданием, целью (вопрос, побуждение, сообщение). Семантическая организация вскрывает обобщенное значение предложения и его компонентов (субъектность и бессубъектность; отношения между субъектом и его действием). В структурном отношении предложение представляет собой реализацию одного из возможных языковых образцов. Образцы-схемы могут быть однокомпонентными или двухкомпонентными, имеющими парадигмы или не имеющими их (разные грамматические формы)^{[12, с. 126]}.

Проблемы в межкультурной коммуникации часто возникают из-за незнания правил коммуникации, отсутствия фоновых знаний, плохого владения иностранными языками; незнания профессиональной терминологии, национально-специфических реалий, способов перевода терминов в зависимости от территориальной дифференциации терминов, способов номинации, наличия параллельных терминов, соотносящихся с различными эквивалентами, концептами и т.п.

Так, работа с англо-русским материалом позволяет найти в любой английской терминологии некоторые параллельные термины, например, в PR-терминологии мы выявляем:

grossratingpoints —суммарный % попавших под рекламное воздействие индивидов от общего числа населения страны или обрабатываемого региона;

targetratingpoint —такой же %, но для целевой аудитории, т. е. берется от числа потенциальных покупателей.

Следовательно, переводчики, работающие с английской терминологией, должны учитывать и эти семантические особенности.

Важно не только преодолевать языковые барьеры в профессиональных сферах деятельности, но и достигать эквивалентности перевода терминологической лексики, устанавливать правильные межъязыковые соответствия терминологических понятий и стремиться к однозначному переводу терминов, учитывая национальные ментальные и лингвокультурные модели.

На основе работы с англоязычными источниками также было установлено, что термины в британском и американском вариантах английского языка иногда имеют разное морфологическое оформление, на примере PR-терминологии мы выявили следующие лексические единицы:

lobby —(британский вариант английского языка) завсегдатай кулуаров, оказывающий давление на членов конгресса, добывающий информацию в кулуарах парламента, персона, обрабатывающая членов парламента;

lobbyist —(американский вариант английского языка) завсегдатай кулуаров, оказывающий давление на членов конгресса, добывающий информацию в кулуарах парламента, персона, обрабатывающая членов парламента.

Данные примеры доказывают необходимость изучать терминологию с точки зрения ее существования и функционирования в контактирующих языках, выяснить, насколько сходна терминосистема в различных странах, попытаться определить наличие и причины имеющихся различий.

Главную роль в процессе установления межъязыковых терминологических соответствий играет сравнительно-сопоставительный подход, цель которого выявление элементов идентичности и дифференциации на нескольких языковых уровнях: фонетическом, морфологическом, семантическом, функциональном и др., определение общих и индивидуальных лингвистических характеристик терминологии на родном и иностранных языках с учетом их культурных контактов и этапов истории формирования терминологии.

Выявление расхождений в системе понятий, выражаемых терминами двух языков, - новый важный шаг на пути межъязыковой гармонизации терминосистем, обеспечивающей решение проблем перевода. Межъязыковая гармонизация отдельных терминосистем представляет собой одну из важнейших задач современного сравнительно-сопоставительного терминоведения, которое предполагает именно обеспечение тождественности кодирования понятий. Эта задача в принципе достижима, если носители различных языков, участники международного дискурса, используют единую систему понятий, нашедшую свое выражение в соответствующих терминосистемах. Следовательно, при анализе проблем перевода терминологии также необходима систематизация как лингвистическая, так и понятийная, то есть сравнительно-сопоставительный анализ терминов на уровне понятий и языковых средств их выражения^{[1; 5; 8; 10; 11; 13]}.

Ситуация билингвизма во многих сферах деятельности стала уже типичной для современной России (яркий пример — терминология, пришедшая в сферу образования вместе с «Болонским процессом»), поэтому возникла острая необходимость перевода большого количества документации. Знание профессиональной терминологии на иностранных языках, необходимо людям разных профессий — лингвистам, преподавателям, специалистам-отраслевикам, но прежде всего переводчикам. Сегодня переводчики должны не просто оперировать уже существующей терминологией, но и быть готовым к появлению новой, а также уметь подобрать правильный эквивалент незнакомому иностранному термину в родном языке и наоборот. Терминологическая компетенция на русском и иностранном языках является важнейшей составляющей межъязыкового профессионально-ориентированного общения. Она подразумевает умение пользоваться специальным языком в профессиональных целях, умение корректно использовать терминологию в научном изложении.

Мы считаем, что активизирующийся процесс интернационализации терминологии поможет российским переводчикам избежать большинства коммуникативных неудач в их профессиональной деятельности. Например, настоящее время интернационализмами являются такие термины как англ. prospectus —русск. проспект, англ. spot —русск. спот, англ. fundraising —русск. фандрейзинг,англ. reporter —русск. репортер, англ. remake —русск. ремейк и многие другие. Есть мнение, что интернационализмы помогают отечественным переводчикам глубже понять суть понятий, обозначаемых данными терминами.

Не надо забывать, что переводчик может столкнуться не только с языковым, но и с культурным барьером, поэтому надо хорошо знать национально-культурную специфику категории вежливости и стратегии ее реализации в деловом дискурсе.

Принцип вежливости является немаловажным, влияние которого играет роль при оформлении высказывания. Этот общий принцип распространяется на все виды человеческого взаимодействия  как вербального, так и не вербального характера. Его изучение важно для многих наук. Соблюдение принципа вежливости имеет целью добиться максимальной эффективности социального взаимодействия за счет «соблюдения социального равновесия и дружественных отношений»^{[4, с. 16]}.

Как пишет Ю.Г. Липко, данный стратегический принцип реализуется в практике речевого общения с помощью различных тактических приемов, которые формулируются в виде постулатов и максим.

Так, Р. Лакофф сформулировала следующие максимы вежливости:

1)    не навязывай своего мнения;

2)    предоставляй собеседнику право выбора;

3)    будь доброжелателен.

 Дж. Лич выделяет шесть таких максим: максиму такта (Соблюдай интересы другого! Не нарушай границ его личной сферы!), максиму великодушия (Не затрудняй других!), максиму одобрения (Не хули других!), максиму скромности (Отстраняй от себя похвалы!), максиму согласия (Избегай возражений!) и максиму симпатии (Высказывай благожелательность!).

Очевидно, что сформулированные максимы распространяются не только на речевое общение, но и на другие виды межличностных отношений. Однако, эти правила в реальном общении оказываются далеко не всегда выполнимыми. Вежливость, как подчеркивает Дж. Лич, по своей природе асимметрична: то, что вежливо по отношению к адресату, было бы некорректно по отношению к говорящему. Максимы вежливости нередко ставят адресата речи в неловкое положение, хотя говорящий не должен, следуя тем же максимам, затруднять его выбором речевой реакции. Особенность максим вежливости, по мнению Н.Д. Арутюновой и Е.В. Падучевой, состоит в том, что не только их нарушение, но и их усердное соблюдение вызывает дискомфорт. Любезности утомляют, но они в то же время исключают конфликт^{[Цит.: по 7, с. 64]}.

В деловом мире есть общая для всех культура организации профессиональных отношений. Любое сообщение состоит из трех компонентов: вербального, звукового, визуального. Основными компонентами считаются визуальный и звуковой, которые составляют соответственно 55% и 38% успеха в выступлении. Вербальный компонент сообщения составляет лишь 7%. «Каждое высказывание есть реализация намерения говорящего, но не в каждом высказывании намерение говорящего обозначается вербально»^{[14, с. 104]}. Текстовая информация воспринимается линейно. Для получения информации из вербального сообщения реципиенту необходимо затратить больше интеллектуальных усилий, а говорящему — продумывать соотношение своего сообщения по вербальным и невербальным компонентам^{[19, с. 34]}. Часто проблемы возникают именно из-за того, что человек, выступающий на публике, не владеет элементарными знаниями психологии. Например, если спикер читает написанную им речь, то 70% информации, предназначенной для аудитории, ею не усваивается.

В XXI веке роль межкультурной коммуникации повышается во все новых и новых сферах жизни, а информационно-коммуникационное пространство расширяется, массовые модели сочетаются с межличностными, находя новые поля применения, прежде всего, на межличностном и персонально-индивидуальном уровне. В современной межкультурной коммуникации происходят существенные сдвиги. Она возвращается к традиционным основополагающим законам коммуникации: возрастает роль визуальной коммуникации в восприятии мира. Визуальный аспект очень важен во всех видах коммуникации. Его особой актуализации способствовали новые технологии.

Восприятие мира посредством зрительного канала становится сегодня особенно существенным фактором и важным аспектом теории и практики межкультурной коммуникаций. Текст соединяется с визуальными качествами, которые опираются на искусство, дизайн, фото, видео и т.д. Объединяясь, сливаясь, все это переплетается в особую зрительную коммуникационную систему. Она сегодня настолько важна, что превращается в глобальный универсальный язык образов, где нет словесного текста, но уже появляются элементы общечеловеческой или глобальной визуальной культуры^{[3, 13, 17]}. Следовательно, особую важность приобретают используемые графические средства, выбор цвета. О важности визуальной коммуникации можно судить по последним предвыборным и протестным кампаниям на Украине, где сигнальная роль цвета приобретает большое значение. Например, оранжевый или голубой галстук политического деятеля, использование протестующими двухцветных георгиевских ленточек, или желто-голубых, белых, красных, синих цветов национального флага и т.д.  говорят больше, чем слова об их политической ориентации. Визуализация становится еще более многомерной, поскольку появился технологический аспект, который усиливает эффект визуализации в международном маркетинге и политтехнологиях.

Специфика и сложность межкультурного взаимодействия очень часто связана с тем, что межкультурная коммуникация осуществляется в условиях несовпадающих национально‒культурных стереотипов мышления и поведения: один и тот же жест в разных культурах истолковывается по-разному. Например, в России нормально, приветствуя кого-то на расстоянии, помахать рукой из стороны в сторону, но для Северной Америки это движение обозначает прощание, в Центральной Америке и Африке этим жестом останавливают машину или подзывают к себе. В межкультурной коммуникации все имеет значение — жесты, мимика, позы, одежда, прически, окружающие предметы, привычные действия. Не надо забывать, что мы получаем 65% информации по невербальным каналам и только 35% - по вербальным. Из невербального общения мы можем узнать информацию о морально-личностном потенциале собеседника, о его внутреннем мире, настроении, чувствах, переживаниях, намерениях, ожиданиях, степени решительности или отсутствии таковой. Таким образом, язык, культура, а также их взаимосвязь, становятся ключевыми понятиями в межкультурной коммуникации.

Итак, мы приходим к выводу, что переводчик должен владеть коммуникативными навыками, хорошо знать дискурсивные, лингвистические и культурные особенности ведения коммуникации, обладать знаниями функционирования терминов в русскоязычной логосфере, ее лингвокультурном и лингвополитическом преломлении. В профессиональном дискурсе важно все: владение ситуацией, терминологией, концептами, знание особенностей использования цвета, знание менталитета и традиций другого народа и многое другое.

Список литературы

1.     Бенедиктова В. И О деловой этике и этикете. М., 1994. 176 с.

2.     Богданов В.В. Речевое общение: Прагматические и семантические аспекты. Л., 1990. 178 с.

3.     Василик М.А. Наука о коммуникации или теория коммуникации к проблеме теоретической идентификации // Актуальные проблемы теории коммуникации: сборник научных трудов. М., 2004. C. 4 −11.

4.     Грайс Г.П. Логика и речевое общение // Новое в зарубежной лингвистике. М., 1985.

5.     Довбыш О.В. Английская финансовая терминология и проблемы ее перевода на русский язык (на материале годовых финансовых отчетов зарубежных компаний): дис… канд. филол. наук. М., 2003. 250 с.

6.     Камалетдинова А.Б. Иноязычная лексика в современных средствах массовой коммуникации: дис.… канд. филол. наук. Уфа, 2002. 207 с.

7.     Липко Ю.Г. Коммуникативно-прагматические аспекты дискурса жалобы в современном английском языке: дис... канд. филологических наук: 10.02.04. Иркутск, 2006. 167 с.

8.     Музыкант В.Л. Теория и практика современной рекламы. М.,1998. 320 с.

9.     Нерознак В. П, Панькин В.М. Лингвистическая контактология и языковая интерференция // Проблемы лингвистической контактологии. М., 1999. С. 10‒23.

10.   Нечаева Е.А. Современная PR-коммуникация как яркий пример постепенного перехода к диалогической коммуникации // Бизнес. Общество. Власть. 2011. № 6. С. 42‒53.

11.   Нечаева Е.А. Проблемы перевода профессиональных терминов: причины сложностей и способы их преодоления // Актуальные вопросы переводоведения и практики перевода. Н. Новгород: Бюро переводов «Альба», 2014. Вып. 4. С. 128 −138.

12.   Новикова М.Г. Простое предложение: сущность, классификация и сравнительная типология русского и английского предложения// Вестник ПГЛУ. Пятигорск, 2009. № 1. С. 124‒130.

13.   Подгорная Е.А. Влияние Интернет-коммуникации на формирование образов языкового сознания подростка: по данным психолингвистического эксперимента: дис... канд. филологических наук: 10.02.19. Кемерово: КГУ, 2010. 275 с.

14.   Тер-Минасова С.Г. Язык и межкультурная коммуникация. М., 2000. 189 с.

15.   Устинова Е.В. Вербальное обозначение согласия говорящего в диалоге// Вестник ПГЛУ. Пятигорск, 2009. № 1. С. 104‒109.

16.   Шмелева Т.В. Кодекс речевого поведения // Русский язык за рубежом. 1983. № 1. С76 – 99.

17.   Яковлев, И. Паблик рилейшнз в организациях. Спб. Петрополис, 1995. 148 с.

18.   Lakoff R. Psychoanalytic discourse and ordinary conversation // Variation in the formal use of language: sociolinguistic reader. Washington, 1983. P. 308.

19.   Наsеlу K. The New Communication: What research can teach us about effective communication // Язык. Культура. Словари. Иваново: ИвГУ, 2001. С34 – 37.

20.   Searle J. R. Indirect speech acts // Syntax and Semantics. N-Y., 1975. Vol.3. P76 – 87.