Критика перевода поэтического текста сквозь призму лингвопереводческого анализа

Егорова Олеся Ивановна – старший преподаватель кафедры теории и практики перевода, Сумский государственный университет, г. Сумы, Украина

Зинченко Анна Владимировна – аспирант кафедры теории и практики перевода, Сумский государственный университет, г. Сумы, Украина

Статья подготовлена для публикации в сборнике «Актуальные вопросы переводоведения и практики перевода».

Работы Тараса Григорьевича Шевченко давным-давно приобрели статус мирового культурного наследия, о чем свидетельствуют их переводы на множество европейских и неевропейских языков [10]. Несомненно, стихотворение «Завет» (укр. «Заповіт») принадлежит к числу «центральных», наиболее узнаваемых во всем мире работ мастера украинской поэзии.

Первый перевод «Завета» (1856) осуществил русский поэт-переводчик и литературовед Николай Гербель еще при жизни великого поэта, во время его ссылки. Неудивительно, что «Шевченковский бум» начался именно с России, ведь этому способствовали как фактор географической близости стран, так и довольно длительное пребывание самого поэта в Петербурге. С 1856 по 1936 гг. мир увидели 30 сборников русскоязычных переводов творчества Кобзаря.

Практически одновременно происходит экспансия наследия Т.Г. Шевченко в западноевропейские страны, а позже и за океан. В частности, в рамках таких глобальных тенденций с творчеством Т.Г. Шевченко знакомится англоязычная аудитория. Первым популяризатором творчества украинского поэта в Англии стал оксфордский профессор Уильям Ричард Морфил, опубликовавший в 1886 г. статью «Казацкий поэт» вместе с собственными прозаическими переводами начальных восьми строк «Завета» и других поэтических произведений Т.Г. Шевченко.

В начале ХХ столетия на арене англоязычных переводчиков творчества Т.Г. Шевченко фигурирует Этель Лилиан Войнич, чьи двадцать лет плодотворного труда увенчались выходом сборника переводов Six lyrics from the Ruthenian of Taras Shevchenko, also the Song of the Merchant Kalashnikov from the Russian of Mikhail Lermontov. По словам авторитетной исследовательницы англоязычной шевченкианы Р.П. Зоривчак, Э.Л. Войнич имела возможность познать и перенять шевченковский дух, поскольку и сама принимала участие в революционной борьбе против царского режима и лично была знакома с И. Франко и М. Павликом [3].

Сравнивая переводы Э.Л. Войнич и Перси Пола Селвера – английского литератора, фразеографа и переводчика славянских и германских языков, – Р.П. Зоривчак критически отмечает, что работы П.П. Селвера близки по содержанию и форме к оригиналу, однако не передают всей силы и простоты шевченковского поэтического выражения, не производят впечатления целостности [9]. Впрочем подобное мнение разделяют далеко не все авторитетные исследователи переводного наследия Т.Г. Шевченко (см., например, Manning C. Schevchenko In English Literature[14, с. 123–124]).

Стоит отметить, что К. Меннинг также принадлежит к плеяде английских переводчиков Т.Г. Шевченко, чья работа неоднозначно оценивается как критиками, так и самим автором [3; 8, c. 30; 14, с. 124–125].

Переводами на английский язык активно занимался и Иван Вывьюрский – канадский публицист, редактор просоветских газет, выступавший под англизированным именем Джон Вир (John Weir), о работах которого критики также не сходятся во мнениях: «В своих переводах Джон Вир стремился к передаче содержания работ Шевченко, но художественная ценность этих переводов невысока» [8, с. 31]; «Джон Вир глубоко воспринимал и адекватно (по возможности) воспроизводил социально обостренные и публицистически озвученные аспекты поэзии Т.Г. Шевченко, смело и современно рассматривал образность поэта, чувствовал мелодичность и музыкальность его речи и пытался хотя бы частично воссоздать это богатство для англоязычных читателей. В преобладающем большинстве переводов Джону Виру удалось отыскать необходимый семантический, образный и ритмический аналог, хотя бы частично передать напряжение Шевченковского Слова» [3].

Критика со стороны исследователей англоязычной шевченкианы не обошла стороной и переводческие работы Ватсона Киркконнелла, выполненные на материале подстрочников Константина Андрусишина. Именно таким «распределением труда», по мнению Л.В. Коломиец, и обуславливается тот факт, что в переводах доминирует семантический подход, при котором поэтический размер оригинала не обязательно сохраняется [5, с. 249].

Р.П. Зоривчак довольно справедливо, на наш взгляд, отмечает, что в переводах этого творческого тандема присутствует большое количество шаблонной лексики, фразеологии и амплификаций, чуждых поэтике Т.Г. Шевченко, в то время как немало образно-экспрессивных черт оригинала не были реконструированы во вторичном тексте. «Практически все произведения Киркконнелл произвольно и не всегда мотивированно подогнал под 4 классические английские ритмико-строфические схемы. Причем, выбрав размер, переводчик практически никогда не отступает от него до самого окончания произведения – часто вразрез с Шевченковскими ритмическими переливами и переинструментовками. Все это придает переводам некую искусственность и формальность» [3].

Подавляющее большинство исследователей англоязычной шевченкианы (П.П. Селвер, Б. Кравцев, Р.П. Зоривчак, Л.В. Коломиец и др.) однако соглашаются в оценке вклада английской поэтессы, литературоведа, переводчика и журналиста Веры Рич. Отмечается, что в своих переводах она использует богатство художественных приемов поэта, близко подходит к стилю оригинала, воссоздает метрику и рифмы, достигает адекватности также и в ритмической организации поэтического языка оригинала [2, с. 287].

По словам В.В. Коптилова, «… усвоение великого произведения чужой культуры отечественной культурой происходит, как правило, не посредством одного перевода, а благодаря целой серии переводов (причем они могут не только следовать один за другим, но и создаваться одновременно). Вся совокупность дает возможность откинуть субъективные наслоения, присущие каждому из них, и извлечь объективную основу, общую для всех» [7, с. 55]. В рамках такого подхода актуальными остаются вопросы переводческого анализа внешней и внутренней поэтической матрицы текстов оригинала и перевода как составляющей критического осмысления и инструмента оценки адекватности вторичных (переводных) текстов.

Немало украинских исследователей сходятся во мнении, что собственно переводческий анализ в его современном понимании в отечественном лингвопереводоведении впервые был разработан И. Франко. Как отмечает Р.П. Зоривчак, путем сопоставления перевода и оригинала и отдельных переводов между собой он основал методику лингвостилистического анализа перевода, а также впервые в украинской филологической науке дал научно обоснованное понимание перевода как единства литературоведческих, лингвистических, лингвостилистических, психологических и эстетических факторов [4, с. 7].

В процессе перевода поэзии национальная и культурная дифференциация в понимании окружающего мира носителями разных языков может стать причиной снижения коммуникативного эффекта ввиду невозможности достичь полной эквивалентности исходного текста и текста перевода. Именно поэтому выполнение адекватного перевода поэтического произведения предусматривает, прежде всего, лингвистический анализ оригинального произведения с целью определения доминант перевода. При этом значительное внимание уделяется внешней конфигурации и размеру текстов, в результате чего часто присутствует количественная дифференциация составных частей внешних и внутренних структур текстов. Кроме того, в каждом случае отдельному рассмотрению подлежат авторский замысел и интенция создания произведения, уровень поэтического мастерства или, в конце концов, национальные традиции данного жанра.

Исходя из принципов, что перевод должен обеспечивать приблизительно подобное оригиналу смысловое наполнение и как можно ближе сохранить его структуру без искажения содержания [11, с. 11], переводческий анализ поэтического текста должен выполняться на всех компонентных уровнях внешней и внутренней матрицы стихотворного произведения. Рассмотрим эти вопросы более детально в контексте анализа англоязычных переводческих версий стихотворения «Завет» Т.Г. Шевченко, выполненных Дж Виром и П.П. Селвером [12].

Критериями качественной оценки воссоздания внешней (наглядной) матрицы в переводе являются следование принципам эквилинеарности и эквиметричности, типологии рифмы и рифмовки, количественных параметров строфики, соотнесенности строф, сохранения конструкций экспрессивного синтаксиса и т.д.

Первым компонентом измерения соответствия перевода оригиналу является уровень реконструкции структуры (конфигурации) поэтического текста. Архитектонику «Завета» составляют 6 строф, объединенных попарно в три части, общим количеством в 24 строк. Акценты на динамике и решительности как характерных тонов просодической матрицы стихотворной палитры расставляются автором через обращение к женской неточной рифме и прерванной рифмовке, а привычный для Т.Г. Шевченко четырехстопный хорей, которым написан стих, отражает особенности тогдашней силлабо-тонической системы стихосложения. Важным элементом композиции «Завета» выступает характер анжамбеман:

«Як понесе з України

У синєє море

Кров ворожу... отойді я

І лани і гори —

Все покину, і полину

До самого Бога

Молитися... а до того

Я не знаю Бога.»

Поэзия Т.Г. Шевченко маркирована сжатостью поэтической строки, представляющей сложность для ее реконструкции на английском языке. Длина английских лексем в сравнении с украинскими преимущественно короче, что не может не сказаться на архитектонике, ритмических и метрических особенностях текста [6, с. 22].

Отличительным является тот факт, что обоим переводчикам – Дж. Виру и П. П. Селверу – удалось сохранить эквилинеарность в 24 строки, скомпонованные по 6 строф, объединенных попарно в три части. В то же время наблюдается увеличение количества слов в строках, что объясняет появление синтаксических сдвигов. Впрочем, использование приемов добавления и перифразы способствовало преимущественному сохранению оригинального типа рифмы (женской, неточной) и рифмовки (прерванной): When I die, let me be buried … // … My tomb upon a grave-mound high …”(Дж. Вир), When I'm dead then let me slumber… //… Ukraine earth around” (П.П. Селвер); That the fields, the steppe unbounded, // The Dnieper's plunging shore // My eye could see, my ear could hear …” (Дж. Вир), That the mighty girth of acres, // Dnieper's craggy shores, // I may gaze on, and may hearken … (П.П. Селвер).

В одном из своих исследований англоязычного поэтического наследия Катуллы А. Лефавр говорит о ритмическом переводе (rhymed translation) как о губительной стратегии при переводе поэзии, ввиду того, что он «накладывает на переводчика двойные оковы» следования метрике и рифмовке оригинала, в результате чего перевод становится его «карикатурой» [13, c. 49, 61].

Оба анализируемых варианта перевода демонстрируют следование особенностям рифмы оригинального произведения (сохранение четырехстопного хорея с пиррихием). Также в переводе отображена специфика оригинального стихосложения, что свидетельствует о немалом усердии переводчиков сохранить внешнюю форму текста и характер анжамбеман.

В современном мире перевода следование формальным принципам организации стихотворения при условии сохранения смыслового содержания и эстетической функции текста считают проявлением переводческих способностей и мастерства. Поэтому, следующим этапом переводческого анализа поэзии «Завет» является изучение особенностей воспроизведения ее внутренней матрицы, в частности анализ поверхностных и глубинных структур текстов оригинала и переводов.

Описание поверхностной структуры текста начинается с определения содержания отдельных его составных частей (в случае поэтического текста – строки или строфы). Независимо от профессионального уровня или таланта переводчика, обязательной предпосылкой подготовки любого стихотворного перевода является создание «подстрочника», предполагающего воспроизведение содержательного значения каждой строки и строфы оригинала посредством поиска и подбора лексических и грамматических межъязыковых соответствий (эквивалентов) на языке перевода.

Таблица 1

Сравнительный анализ поверхностных структур: лексическая эквивалентность

Сравнительный анализ лексического наполнения текстов оригинала и перевода (табл. 1) свидетельствует о том, что Дж. Вир предпринял небезуспешные попытки подобрать органично родственную украиноязычным реалиям лексику. При этом переводчик и умело использовал прием добавления для передачи содержания феноменов, чуждых для понимания представителей англоязычной лингвокультуры: синєє море – deep blue sea, незлим, тихим словом ‑ softly spoken, kindly word.

Особенного внимания заслуживают попытки обоих переводчиков соблюсти принцип «историзма» в лексико-грамматической стилизации текста за счет использования приема компенсации: І мене в сем’ї великій, // В сем’ї вольній, новій … – Oh bury me, then rise ye up … (Дж. Вир) / “Ye shall cherish, lest it perish …” (П.П. Селвер).

Создание адекватного перевода художественного произведения предусматривает органичную репродукцию синтаксических структур текста оригинала. Грамматическая организация и особенности актуального членения предложения в английском языке, постулирующие, например, присутствие подлежащего и следование прямому порядку слов, несколько ослабляет тональность обоих текстов перевода и требует осторожного подбора эквивалентов во избежание случая метрического сдвига (табл. 2).

Таблица 2

Сравнительный анализ поверхностных структур: синтаксическая эквивалентность

Воссоздание стилистической организации текста, непосредственно влияющей и на реконструкцию его образной структуры, требует особого внимания и умений переводчика. Отсутствие в языке-трансляторе соответствующих единиц для передачи тропов, используемых автором оригинала, вынуждает переводчика прибегать к эмпирическому поиску эквивалентов и альтернатив. Так, многочисленные эпитеты, пронизывающие «Завет», преимущественно воспроизведены и в переводных версиях благодаря приемам подбора семантических соответствий, функциональных аналогов, приемам компенсации и т. д., например: степу широкого – rolling steppe / spreading plain, на Вкраїні милій – precious Ukraine / beloved Ukraine, синєє море – the azure sea / deep blue sea, вражою, злою кров’ю – evil blood of foemen / the tyrant’s blood.

Кроме того во вторичных текстах достаточно удачно передана метафорика Т.Г. Шевченко (кайдани порвіте – shatter every gyve / break your heavy chains),однако особенно высокой оценки заслуживает передача переводчиками приемов аллитерации и персонификации: Як реве ревучий – How the blusterer roars / The mighty river roar.

С позиций стилистики синтаксиса оба переводчика смогли сохранить оригинальные приемы анафоры и параллелизма, содержательно связывающие начальные строки первой и второй строф и способствующие воспроизведению их эвфонической организации: Як умру, то поховайте … // Як понесе з України … ‑ When I’m dead then let me slumber … // When it bears away from Ukraine … / When I am dead then bury me … // When from Ukraine the Dnieper bears.

Проведенный контрастивный анализ лексического и стилистического содержания текстов оригинала и переводов обуславливает переход к анализу глубинных структур текстов и их когерентности.

Текст в целом воспринимается как когерентный, если реципиенту удается установить характер отношений между отдельными концептами и объединить их в рамках единой системы смыслов. Как активизация концептов, так и их интеграция происходят в мозгу воспринимающего текст человека. В связи с этим некоторые авторы называют структуру, образуемую концептами-смыслами, глубинной структурой текста, противопоставляя ее поверхностной структуре, элементами которой являются языковые выражения, «лежащие на поверхности» [1, с. 16–17].

Поэзия украинского Кобзаря пронизана идеями и образами борца за индивидуальные и национальные ценности и свободы. Не удивительно, что во многих произведениях Т. Г. Шевченко Украина выступает доминирующим образом родного края, и начальные строки «Завета», актуализирующие концепт УКРАИНА, еще раз это подтверждают через спецификацию этноспецифических элементов картины мира: степ, Вкраїна, лани, Дніпро, кручі, Україна, море, гори.

Экспликация восхищения автора родной землей и многоплановостью украинских ландшафтов достигается посредством эпитизации и перечисления: серед степу широкого, на Вкраїні милій, лани широкополі, Дніпро ревучий, у синєє море; лани широкополі, // І Дніпро, і кручі … // … І лани і гори …, а образ главной артерии Украины – реки Днепр – актуализован приемами аллитерации и персонификации: реве ревучий.

Наряду с образами природы и красот родного края, творчество Т.Г. Шевченко всегда оставалось антропоцентричным по сути. Постоянное «присутствие» человека улавливается не только в фигуре самого автора, но и в образе лирического героя. Концепт ЧЕЛОВЕК и его фрагменты КОГНИТИВНАЯ и СЕНСОРНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ объективируются в произведении через референцию к притеснению прав украинцев и воззванию к гражданскому долгу реципиентов: було видно, було чути, покину, полину, молитися, знаю, вставайте, порвіте, кров’ю, сем’ї, пом’янути.

Действительно, одним из толчков к созданию поэзии «Завет» в 1845 г. стала тогдашняя общественно-политическая ситуация на Украине. Название «Завет» актуализирует скорее наставление Т.Г. Шевченко потомкам и последователям, нежели последнюю волю поэта перед смертью (именно этим и объясняется выбор в рамках данной статьи русскоязычного соответствия названия стихотворения – «Завет», а не «Завещание»). Поэт твердо уверен в потенциале, силе и духе восставшего народа, призывает его разорвать оковы рабства и построить новое свободное общество.

Поскольку «Завет» представляет собой обращение поэта к порабощенному народу, его призыв к действию, то к корпусу доминантных концептов в произведении следует отнести бинарный концепт ВОЛЯ / НЕВОЛЯ, представленный широкой лексической палитрой: ворожу, вставайте, кайдани, порвіте, вражою злою кров’ю, волю, вольній, новій. При этом отметим, что динамика авторского воззвания обеспечивается разноплановым стилистическим оформлением посредством аллитерации (порвіте … кров’ю … окропіте, волю … великій, вольній, новій), грамматического повтора императивных форм глаголов (поховайте, вставайте, … порвіте, …окропіте, … не забудьте), метафор (кайдани порвіте, кров’ю волю коропіте) и т.д.

Исследователи биографического и творческого пути Т.Г. Шевченко говорят о том, что произведение «Завет» было создано мастером в период тяжелой болезни. Именно поэтому, на наш взгляд, концепт СМЕРТЬ в поэзии объективируется уже с первых строк: умру, поховайте, могилі, покину, полину, пом’янути. К тому же в тексте произведения отслеживается концептуальная связь СМЕРТЬ :: РЕЛИГИЯ, эксплицированная единицами бог, молитися, пом’янути. Подобная корреляция может быть объяснена обрядностью быта как элемента высокой религиозности украинского народа.

Детерминированные пять базовых концептов оригинала создают предпосылки для следующего этапа анализа глубинных структур текстов перевода – определения уровня соблюдения когерентности в процессе перевода.

Адаптация текста оригинала для иноязычной целевой аудитории предполагает не только подбор лексических вербализаторов «ключевых концептов» в языке перевода, но и поиск путей их согласования с морфологическим оформлением.

Результаты проведенного контент-анализа первичного и вторичных текстов (табл. 3) свидетельствуют о том, что переводческая версия «Завета» Дж. Вира более полно воспроизводит концептуальную картину оригинала, нежели вариант перевода П.П. Селвера, и в содержательном плане оказывается ближе к первоисточнику.

Таблица 3

Сходства и девиации вербальной объективации ключевых концептов

Конечной целью любого текстового перевода является сохранение прагматического заряда текста. Анализ воссоздания лексико-синтаксической организации текста в переводе, системы его образов и стилистических фигур позволяет судить об уровне прагматики текста и оценке качества перевода в целом. Суммируя результаты проведенного сравнительного анализа, приходим к выводу, что оба варианта англоязычных переводов стихотворения Т.Г. Шевченко «Завета» являются эквивалентно-полными и адекватными.

Подробное изучение поверхностной и глубинной структур поэзии «Завет» и ее переводческих версий свидетельствует о том, что адекватность в переводе возможна благодаря осмыслению и сохранению концептуальных отличий между культурами, языки которых вовлечены в процесс перевода. Процесс создания адекватного перевода не ограничивается подбором лексико-грамматических соответствий, а предусматривает полиаспектную адаптацию текста к восприятию иноязычным реципиентом, декодирование и сохранение прагматического эффекта оригинала.

Достижение адекватности в художественном переводе ставит перед переводчиком ряд лингвистических и экстралингвистических задач. Предложенный нами подход к организации лингвопереводческого анализа текста, таким образом, дает возможность определить базовые аспекты, на которые переводчику следует обращать внимание в процессе реконструкции поэтического произведения на другой язык.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1.  Егорова, М. А. Дискурс и текст в аспекте перевода: Уч. пособие / М.А. Егорова. – Воронеж: Изд-во Воронежского гос. ун-та, 2003. – 50 с.

2.  Зарицька, Т. Новий етап засвоєння поезії Тараса Шевченка: переклади Віри Річ / Т. Зарицка // Шевченкознавчі студії: збірник наукових праць (КНУ ім. Т. Шевченка. Інститут філології. Кафедра історії української літератури і шевченкознавства). – 2009. – Вип.16. – C. 283–291.

3.  Зорівчак, Р. П. Англомовна поетична шевченкіана — здобутки і сучасний стан [світлій пам'яті Президента АН ВШ України Віталія Іларіоновича Стріхи] [Электронный ресурс] / Р.П. Зорівчак // Наук. записки АН ВШ України. — Дніпропетровськ, 2010. – Т. V. – С. 117–138. – Режим доступа: http://www.anvsu.org.ua/index.files/Articles/Shevchenkiana.doc.

4.  Зорівчак, Р. П. Іван Франко як перекладознавець / Р. П. Зорівчак // Теорія і практика перекладу: респ. міжвід. наук. зб. – К.: Київ. держ. ун-т., 1981. – Вип. 5. – С. 3–16.

5.  Коломієць, Л. В. Фразеологічний потенціал англомовних перекладів поетичних творів Тараса Шевченка / Л. В. Коломієць // Шевченкознавчі студії: збірник наукових праць (КНУ ім. Т. Шевченка. Інст-т філології. Кафедра історії української літератури і шевченкознавства). – 2008. – Вип. 11. – C. 242–252.

6.  Коломієць, Л. В. «Садок вишневий коло хати …» Тараса Шевченка у новому перекладі Віри Річ / Л.В. Коломієць // Наукові записки. – Випуск 89 (1). – Серія: Філологічні науки (мовознавство): У 5 ч. – Кіровоград: РВВ КДПУ ім. В. Винниченка, 2010. – С. 20–25.

7.  Коптілов, В.В. Теорія і практика перекладу: Навчальний посібник для студентів / Віктор Вікторович Коптілов. – Київ: Юніверс, 2003. – 280 с.

8.  Кравцев, Б. Твори Шевченка англійською мовою / Богдан Кравцев // Taras Shevchenko Works. Volume XII. Shevchenko’s Poetry / Ed. by Bohdan Krawciw. – Chicago: Mykola Denysiuk Publishing Company, 1963. – P. 27–32.

9.  Шевченківський словник: у 2 тт. Т.1. [Электронный ресурс] / Відп. ред. Є.П. Кирилюк. – К.: Головна редакція УРЕ, 1976. ‑ 416 с.– Режим доступа: http://izbornyk.org.ua/shevchenko/slovn04.htm.

10.Шевченко, Т. «Заповіт» мовами народів світу / Упоряд. Б.В. Хоменко; вступ. ст. Б. В. Хоменка; Ред. А. О. Білецький. — К.: Наук. думка, 1989. ‑ 248 с.

11.Bassnett, S. Translation Studies / Susan Bassnett. – 3rd ed. Reprint (1980, 1991). ‑ London and New York: Routledge, Taylor & Francis Group, 2002. – 176 p.

12.Comparison of Translations of Taras Shevchenko’s “Zapovit” [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://homes.chass.utoronto.ca/~tarn/courses/468/Zapovit-comparison.pdf.

13.Lefevre A. Translating Poetry: Seven Strategies and a Blueprint / André Lefevre. ‑ Assen: Van Gorcum, 1975. – 127 р.

14.Manning C. A. Shevchenko In English Literature / Clarence A. Manning // Наш Шевченко. Збірник – Альманах у сторіччя смерті Поета 1861–1961 / Ред. В. Давиденко, А. Драган, Ів. Кедрин, Б. Кравців Л. Луців, В. Стецюк. – Вид-во «Свобода», Джерзі Ситі – Нью-Йорк, 1961. – C. 122–125.

Магический образ мира лирики Николая Воробьева в англоязычной интерпретации

Автор: Василенко Галина Владимировна, старший преподаватель, Запорожский национальный технический университет, кафедра иностранных языков профессионального общения, г. Запорожье, Украина

Статья подготовлена для публикации в сборнике «Актуальные вопросы переводоведения и практики перевода».

В условиях глобализации современного мира возрастает интерес к этнокультурной самобытности. Литература бывших колоний становится полем научных исследований, творческих поисков и открытий. Лирическая поэзия – это тот вид искусства, который ярче всего отражает характер и духовные ценности народа, то есть представляет собой художественное отражение его картины мира. Система ценностных доминант культуры находит своеобразное воплощение в индивидуальной картине мира художника.

В переводоведческом исследовании художественных произведений отдельного автора целесообразно применить лингвокогнитивный подход, который осуществляется в направлении от индивидуального сознания к культуре, в то время как лингвокультурный – от культуры к индивидуальному сознанию [5, с. 32]. Это позволит проследить, как авторская концепция мировосприятия объективируется в другой культуре, пройдя через индивидуальное сознание переводчика.

Лингвокогнитивный подход к переводам поэзии нацелен на анализ образного воссоздания системы концептов автора. Система концептов автора определяется, исходя из биографических данных, литературной критики и собственно его поэтических произведений на основе типологической классификации образов, которая включает три уровня: объектный (образы внешнего мира), субъектный (внутренний мир человека), выразительный (стилистические, формообразующие средства) [1, с. 140].

Цель данной работы заключается в том, чтобы на основе сопоставительного анализа определить особенности воссоздания образа мира украинского поэта Николая Воробьева в англоязычном воплощении.

Н.П. Воробьев – представитель Киевской школы поэтов, принадлежащий к так называемому поколению «семидесятников», которые положили начало герметичной, эстетской линии в украинской поэзии [4, с. 78]. Критики отмечали трансцендентный характер его поэзии в бесконечности переходов одного явления в другое, называли его стихи «гениальным абсурдом», где практически отсутствует коллективный опыт, а присутствуют два фактора творчества: неповторимое художественное воображение автора и Вселенная [2, с. 7].

Англоязычный сборник переводов его стихов “Wild Dog Rose Moon” – “Місяць шипшини ” был издан в Канаде в 1992 году [7]. Переводы его стихов выполнила Мирося Стефанюк.

В основе мировосприятия Н. Воробьева заложены такие архетипы, как четыре стихии мироздания, мировое дерево, образ младенца, образ сна, календарный цикл и другие. В создании объектного уровня присутствуют природа и предметы сельского быта. Субъектный уровень образа мира автора пронизан философскими, экзистенциальными мотивами и включает следующие концепты: одиночество, грусть, радость, память, умиротворенность, взволнованность. Выразительный уровень образа составляют тропы (метафора, олицетворение, уподобление, сравнение, эпитет), стилистические фигуры (параллелизм, повтор, градация, эллипс), художественные приемы анимализма изображения. Характерной чертой поэтического письма этого автора является пренебрежение к абстрактным словам, употребление сенсорной и цветовой лексики, односоставных предложений.

Перейдем далее к анализу образа на макро- и микроуровне и сосредоточимся на особенностях его воссоздания в переводе. Возьмем для начала стихотворение “Садова блакить” – “Orchard Blue”, в котором образы пространства воспринимаются как единое живое существо. Куст пиона олицетворяется в образе ребенка, о приближении ночи сообщает темная нить сна, уподобленная в виде зверька или птицы. Лирический этюд передает впечатление приятной умиротворенности, гармонии природы и настроения лирического героя:

Тихо, ніби сохне білизна. // Білизну ворушить садова блакить. // У неї на пальчиках зелені нігтики трави. // Тихо. Дитина ворушить пуп’янком, // та цього дня ще не розквітне півонія. // З кубельця сну густого // сотається темна нитка, // і засина дитина, згубивши пальчики в траві. – A stillness. Like drying linens. // Linens riffled by orchard blue // with grass green fingertips. // A stillness. A child riffles the bud // but today, the peony just won’t open. // A dark thread ravels // out of a toy nest of dense dreams // and the child falls asleep // fingers lost in grass[7, с. 30 – 31].

При переводе первой строки используется членение предложения. Нарушение переводчиком грамматических норм – это стилистическое средство воссоздания художественного эффекта метафоры первоисточника. Слуховой образ тишины в форме абстрактного имени существительного, результат конверсии наречия оригинала, приобретает конкретику благодаря неопределенному артиклю. Сравнение выражено отдельным предложением с конверсией глагола в причастие. Переводческие средства в сильной позиции стихотворения актуализируют отсутствие динамики, усиливая экспрессию тишины и покоя. При воссоздании двух следующих строк имело место объединение двух предложений, синтаксическая компрессия с эллипсом вспомогательного глагола. Семантику слов с диминутивами в переводе отражает однословный эквивалент.

Образ еще не рожденного цветка в следующей части стихотворения воссоздан частичным калькированием с заменой глагола розквітне синонимическим эквивалентом open.При передаче образа сна в переводе единственное число заменено множественным, что усиливает выразительность, а семантика ласковости в составе украинского кубельце выражена на лексическом уровне определением a toy nest. Последняя строка оригинала воссоздана в переводе двумя предложениями с целью компенсации деепричастного оборота и интонационной выразительности.

Пантеистическая черта украинского мировоззрения проходит лейтмотивом в творчестве автора и проявляется в том, что природа воспринимается живой, разумной, говорящей и думающей. Его лирике свойственна та особенность народных песен, где цветы, зелье, птицы, вода, небо со звездами, месяцем и солнцем – все приравнивается к человеческой мысли, к горю и радости, к слезам и смеху [3, с. 121].

Выразительным контрастом предыдущему произведению будет стихотворение “Прогулянка в горах” – “Mountain Trip”, которое передает взволнованное, бодрое настроение, навеянное силами природы. В основе стихотворения циклическая метаморфоза дня и ночи, в которую вовлечены четыре стихии мироздания:

Прогулянка в горах. Поздирана кора і шкіра. // Розгул сваволі, полоскання світла. //Дика троянда жмурами розквітла. //Дзвін неба над камінням. // Підйом, схід сонця – // над кожною дорогою той самий ритуал. // Ричання вітру! блукача побачив … // Погрітись час, спекти дві картоплини … // Гірська порода затряслась від сміху … // Вогонь ладнає вудку … Ще б трохи хмизу … // Цей корч – сідло добряче, а півень – // у воді червоний корінь … //Розарій холоду рум’янить світ в очах, //позмінно камені блищать, // побачили округлий місяць – // нечутних оплесків гніздо. – Mountain trip. Torn bark and skin. // Reckless abandon, the rinsing of light. //A cascade of wild dog roses. //Rocks belled by sky. // Ascent, sun-up, // down each road, a repeated ritual. // Bellowing wind! Saw a straggler … // Time to get warm, bake two potatoes … // The bedrock mountain rocks with laughter … // Fire suits the fishing pole, more kindling … // This shrub – a splendid saddle, the rooster – // a crimson root in water … //The chill of roses reddens the air, //chameleon stones // spy the round moon – // a nest of mute applause[7, с. 18 –19].

 Объединенная и оживленная метафорой цепочка образов рисует яркую утреннюю картину в горах. Выразительности способствует воплощение образов в форме односоставных предложений и предложений с умолчанием. Первые шесть строк стихотворения передают шальную радость и восторг от единения с природой, динамику подъема в гору, что обозначилось употреблением экспрессивных эпитетов, сравнений и номинативных предложений, которые лаконизмом формы и оборванной интонацией передают ритм шага при преодолении высоты.

Интерпретатор следует стилистике автора в стремлении воспроизвести эстетический эффект оригинала и употребляет прием полного или частичного калькирования при воссоздании микрообразов в их смысловом и формальном перевоплощении. Впечатляюще выглядит в переводе образ диких роз вследствие трансформации повествовательного полного предложения в номинативное предложение с импликацией сказуемого. Примененный прием органично вплетается в стилистику произведения и выделяет образ цветов, начиная изображение сравнением, что в переводе воссоздано стилистическим эквивалентом по аналогии формы и выражено универсализмом.

При воссоздании образов земли и неба вследствие смыслового развития пространственное направление «сверху вниз» сменилось противоположным, определяемым становится каміння, выраженное гиперонимом rocks, а небо, уподобленное колоколу, становится его определением.

Следующие шесть строк развертывания темы описывают пребывание человека в горах после подъема. Переживания лирического героя отражают необычные образы природы, воплощенные в формы предложений с умолчанием и выделенные графически многоточием. С особой выразительностью звучат предложения с эллипсом подлежащего, передавая живость движения и ощущение холодного ветра. Фрагмент заканчивается упоминанием о петухе, который в контексте произведения символизирует солнце и наступление нового дня.

Последние четыре строки завершают тему в замедленном ритме, феерическая драма природной метаморфозы затихает и заканчивается «лунными всплесками» в финальной строке. Переводческие трансформации завершающего фрагмента включают транспозицию компонентов эпитета, замену идиоматического выражения ситуативным соответствием, импликацию сем цвета и действия в выраженном универсализмом эпитете chameleon, замену стилистически нейтрального глагола стилистически маркированным, передачу инвертированного эпитета прямым эквивалентом. Комплекс переводческих приемов способствует передаче художественного эффекта произведения в англоязычном звучании.

Медитативная лирика Н. Воробьева оказалась благоприятной почвой для реализации субъективного уровня авторского образа мира. Иллюстрацией данного тезиса может быть стихотворение “Бути – це знову ковзнути” – “To be”: Бути – це знову ковзнути рукою об сніг. //Пам'ять про біле – мармурова колона у сірих //прожилках, //де жодного імені з того життя, //що вирувало в палаці. – To be – smoor a hand along the snow again. //White memories – a column marbled grey //nо single name left from the palace swirl[7, с. 64 – 65].

Философское осмысление проблем бытия изложено в двух предложениях, которые занимают пять строк в оригинале. Введение темы сопровождается ассоциативно богатым образом в сравнении: белый снег, словно лист бумаги, tabula rasa, человеческая жизнь изначально. Дальше цвет меняется и символизирует жизненный опыт – смесь доброго и злого, приятных событий и горьких разочарований.

Первая строка переведена по аналогии с первоисточником, а при переводе следующего предложения интерпретатор употребила импликацию компонентов содержания и бессоюзную связь, что сократило стихотворение на две строки. Компоненты содержания трансформировались в процессе смыслового развития: адъективное дополнение в винительном падеже приобрело номинативную форму во множественном числе; эпитеты образа колонны в постпозиции привносят оттенок торжественности, способствуя эстетизации образа; придаточное предложение стало эпитетом вследствие конверсии глагола в существительное и обстоятельства в определение.

Медитации лирического героя проходят в дороге, где образы прошлогодних листьев и зеленой травы воспринимаются как связь прошлого и нынешнего. Дорога – символ судьбы, долготы жизни, но стремление быть собой обрекает человека на одиночество:

Розсипані між торішнього листя каштани // потріскують у зеленім вогні. // Я поминаю потемніле срібло калюж, // я ступаю на вологий хідник // із пелюстками сутінку, // із синіми квітами в щілинах. // Бути … // Це створювати нову реальність. // Це знову бути самотнім. – Chestnuts strewn among last year’s leaves // break in green fires. // I side-step black silver puddles // onto a damp sidewalk // its petals of dusk, // blue flowers in cracks. // To be … // is to make a new reality. // Alone again[7, с. 64 – 65].

Компоненты содержания данного фрагмента воссозданы частичным калькированием. Краткая форма перевода последней строки выражает силу переживания и содержит итог размышлений о жизни. В переводе пятьдесят семь слов против шестидесяти в оригинале, что случается нечасто, учитывая лексико-грамматические свойства языка перевода. Импликация компонентов содержания и синтаксическая компрессия отразились в лаконизме формы в переводе и добавили поэтической изысканности.

В стихотворении “Не розмотуй мені” – “Don’t Disentangle” экзистенциальные настроения основаны на архетипе. Аллюзия к античному мифу актуализируется символами. Старуха-ворожея здесь напоминает древнегреческих мойр, пряжа и нити символизируют судьбу и жизнь, весна и зима – юность и зрелость: “Не розмотуй мені // тих ниток, // що слухняна зима настарала … // Тільки ті розмотай, // що весна насотала … ” – // баба каже мені – // а я хіба чую? // А це якось проснувсь // і почув – // білу пряжу зими. – “Don’t disentangle // thatwool // thewarp of survilewinter… //Unwind only spring’swoof…” // the oldwoman warns me – // so do I listen? // I doze / and hear – //winter’s white web [7, с. 26 – 27].

При переводе стихотворения применена синтаксическая компрессия в форме бессоюзной связи и эллипса двух местоименных дополнений. Определительные придаточные предложения оригинала трансформировались в эпитеты. Ключевой образ нитей, символ судьбы, конкретизирован в переводе гипонимом wool (шерсть). Он приобретает предметную определенность и конкретизацию в определяемых словах эпитетов the warp (основа ткани) и woof(уток, ткань), что стало результатом номинализации глагольных форм придаточных предложений.

При воссоздании образа в последней строке используется стилистическая аналогия с трансформацией генитивной формы определения в номинативную. Замена стилистически нейтрального глагола каже стилистическим эквивалентом warns вносит оттенок драматизма и таинственности, конкретизируя смысл. Глагол проснувсь заменен близким по значению и контекстуально уместным doze.Организация образа обусловила выбор эквивалентов таким образом, что в англоязычной версии его звуковая сторона стала выразительнее. Аллитерация согласного w,императивные формы производят впечатление магического заговаривания или заклинания.

В стихах Николая Воробьева, что отражают календарный миф, обычно возникает образ птицы, чаще петуха. Птицы в мифологии многих народов – это творцы мироздания. В украинской мифологии птицу часто сравнивают с солнцем и огнем [6, с. 298]. В стихотворении “Птах” – “The Bird” – это символ солнца, его угасание и возрождение:

Квіти червоні гасить, // клітку блискучу // поміж гілок ховає, // дзеркало б’є стрілою – // рідною сестрою… – He snuffs red flowers, //buries thebrass cage // in thebranches, //breaks the mirror with an arrow – // his sister …[7, с. 38 – 39].

Олицетворению образа волшебной птицы в переводе способствует употребление личного местоимения. Светоцветовой эпитет кліткублискучу выражен стилистическим эквивалентом brass cage, который в контексте произведения эстетически выделяет зрительную и звуковую стороны образа. Аллитерация согласных b-r в переводе добавляет ноту драматизма динамической картине природных превращений.

Птицы соединяют мир земной и небесный, а также символизируют стихию воздуха, который легок и может проникать кругом. Эту черту отражает вторая строфа стихотворения: Тулитьсяоком до прохолоди шепоту, // мох вириває вдібровах, // дикий білястий пісок // пересипає намарне  – // поранений птах умирає …– Leanshis cheek on shadow whispers // rips out mosses invalleys // shifts the pale unruly sand // in vain – // the wounded bird // is dying …[7, с. 38 – 39].

В переводе воссоздана художественная синестезия с качественной и количественной трансформацией её составляющих. При переводе второй строки М. Стефанюк употребила плюрализацию компонента образа и заменила пространственный элемент окказиональным соответствием, что качественно изменило особенность пейзажа и пространственную отнесенность образа. Перевод может воздействовать на внутреннюю форму макрообраза (уровень стихотворного текста), трансформируясь на микрообразном уровне, и генерировать новые смысловые и эстетические нюансы.

Эмоционально трогательными выглядят лирические миниатюры автора с оживлёнными метафорой образами. Так цветок олицетворяет женский образ, хотя может возникать впечатление обратного сравнения:

 Затулила обличчя руками, // біла квітка між двох листків, // плачеш … // В мовчанні весняної ночі // краплини на листі блищать … – You hold your face in your palms, // white flower between two leaves, // and cry … // In the silence of a spring night // drops glisten on leaves …[7, с. 82 – 83].

Лаконизмом и утонченностью стихотворение напоминает образцы восточной поэзии. Ощущается гармония мировосприятия, когда вызванная образом цветка взволнованность лирического героя уравновешивается молчаливым спокойствием ночи. Компоненты образа воссозданы калькированием, что кажется единственно верным способом для перевода этого стихотворения.

Анимализм изображения – характерная черта стихотворений Н. Воробьева из детского цикла. Рассмотрим дальше параллельные тексты произведения, в котором натюрморт из бытовых предметов «оживает» и создает сказочный сюжет: Хата настовбурчилавуха – // квітислухає. // На ній метелики ночують, // а цвіркуни їм спати не дають. // На лаві глечики синіють, // відро кахикає в кутку, // хтось воду п’є, // комусь не спиться. – The house pricks itsears // andhears flowers. //Butterfliesbed down there //cricketskeep them awake. // On the bench, small jugs turn blue, // a pail coughs in a corner, //someonesips water //someone sleepless[7, с. 74 – 75].

Анимализм изображения в переводе передает впечатление оригинала благодаря удачно подобранным глагольным соответствиям, которые воссоздают сказочную динамику образов и вместе с другими средствами способствуют и звуковой выразительности. Трансформация глагольной формы в адъективную в финальной строке, лаконизм и звукопись усиливают эстетический эффект.

Таким образом, воссоздание стилевой функции метафоры, универсальных архетипов, украинских символов, синтаксических доминант, калькирование микрообразов ассоциативной поэтики автора легло в основу интерпретации образа мира украинского поэта в англоязычном исполнении.

Магический образ мира Н. Воробьева – это живописный, неразгаданный край с языческим восприятием мира. Его лирический герой воплощает индивидуализм, сильную эмоциональность, интуитивное понимание и драматическое переживание явлений постоянно меняющегося мира.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Літературознавча енциклопедія: у двох т.: [aвт.-уклад. Ю.І. Ковалів]. – К.: ВЦ “Академія”, 2007 – (Енциклопедія ерудита). – Т. 2. – 2007. – 624 с.

2. Моренець, В. Хранитель променів і ожини (Про Миколу Воробйова) / Володимир Моренець // Воробйов М.П. Слуга півонії. – К.: Вид. центр “Просвіта”, 2003. – С. 7 – 9.

3. Нечуй-Левицький, І. Світогляд українського народу. Ескіз української міфології / Іван Нечуй-Левицький. – К.: Обереги, 2003. – 144 с.

4. Пахльовська, О.Є.-Я. Українська літературна цивілізація: автореф. дис. на здобуття наук. ступеня докт. філол. наук: спец. 10.01.01 “Українська література” / О. Є.-Я. Пахльовська. – К., 2000. – 96 с.

5. Прохоров, Ю.Е. В поисках концепта / Прохоров Ю. Е. – М.: Гос. ин-т рус. яз. им. А. С. Пушкина, 2004. – 204 с.

6. Сто найвідоміших образів української міфології / [Завадська В., Музиченко Я., Таланчук О., Шалак О.]. – К.: Орфей, 2002. – 448 с. – (100 найвідоміших).

7. Vorobyov, Mykola. Wild Dog Rose Moon / Mykola Vorobyov. – [transl. by Myrosia Stefaniuk]. – Canada, Toronto, Ont.: Exile Editions Ltd, 1992. – 101 p.

Переводчик - это и поэт, и путешественник, и гражданин (на материале творчества Татьяны Комлик)

Попова Лариса Ивановна – старший преподаватель, факультет лингвистики, Национальный технический университет Украины «Киевский политехнический институт», г. Киев, Украина

Статья подготовлена для публикации в сборнике «Актуальные вопросы переводоведения и практики перевода».

В переводоведении интерес исследователей нередко обращается и к личности переводчика [5; 6; 7]. При этом речь идет не только о некой модели, основанной на стандартизированных знаниях и качествах личности, необходимых для выполнения различных видов перевода, но и о совокупности уникальных одаренностей конкретного человека, то есть о том, что вместе с общепринятыми знаниями лексики, грамматики и других особенностей языка, культуры стран, народов, а также особенностей конкретных видов деятельности, определяющих тематику переводимого текста, помогает создавать переводы высокого уровня, часто отличающиеся ярко выраженным индивидуальным стилем, творчески решать постоянно возникающие при переводе сложные проблемы, а также применять свою одаренность в области языков для просветительской, педагогической, литературной деятельности, для помощи людям в различных жизненных ситуациях, нести своим словом и своими деяниями свет в мир.

Индивидуальные качества переводчиков, которые в значительной степени определяют их личность,  неизбежно проявляются в выполняемых ими  переводах художественной и специальной литературы, в личных воспоминаниях, в книгах и статьях о переводе и переводчиках, а также во всем разнообразии созданных переводчиком других произведений: научных работ, публицистических статей, учебной литературы, художественной прозы и поэзии, а также в творческих произведениях других видов и жанров. Все это создает яркую мозаику переводческого творчества, личность переводчика отражается с разных сторон, помогает другим переводчикам осознать себя как личность, лучше реализоваться в жизни и в профессии, решать возникающие сложные проблемы, а начинающим свою карьеру в области перевода увидеть деятельность переводчика более наглядно и объемно, а также отойти от бытующих обыденных представлений об этой профессии как о знании только словаря и грамматики или же даже о знаниях в пределах программы специализированного вуза.

Среди переводчиков, успешно работавших и в других видах словесного творчества, можно назвать Ингриду Соколову, Елену Ржевскую, Корнея Чуковского, Геннадия Мирама, Екатерину Семенову (мастер каллиграфии) и многих других.

В настоящей работе раскрываются некоторые грани творчества Татьяны Ивановны Комлик (г. Киев) – переводчика английского языка, педагога, путешественника, поэта. На ее примере можно увидеть, каким многообразием личных качеств может обладать переводчик, который в этом случае является не просто специалистом, занимающимся устным и письменным переводом, а человеком, творящим словом, знатоком разных национальных культур, гуманистом, который в слове видит инструмент для совершенствования мира.

Татьяна Комлик родилась в городе Александрия Кировоградской области (Украина). Училась во Львове. Во время своих путешествий посетила многие республики Советского Союза, где можно было познать своеобразие и  отличие европейской и азиатской культур. В ее биографии отразились Тянь-Шань, Фанские Горы, Урал, Кавказ и многие другие уголки земли. Путешествия обогащали ее впечатлениями. Татьяна восхищалась красотой и многообразием природы, знакомилась с особенностями культуры людей разных национальностей. Все это позднее отразилось в ее поэтическом творчестве.

Татьяна Комлик посетила также многие страны Западной Европы – Италию, Францию, Великобританию, Испанию, Грецию, Швейцарию, жила и работала некоторое время в Соединенных Штатах Америки. И во многих случаях была не только путешественником, но и переводчиком [6, с. 92-93].

С открытием границ у многих людей появилась  возможность путешествовать, многим удалось реализовать эту возможность, посетив зарубежные страны в качестве туристов или специалистов, откомандированных для выполнения различных заданий. Но далеко не каждый увидел и почувствовал уникальное своеобразие, «изюминку» посещенных стран и тем более выразил свои впечатления художественным словом, чтобы и другие люди, посетившие или не посетившие эти страны, узнали бы о них что-то интересное, необычное, поучительное, красивое. Многие считают, что при необходимости информацию о стране можно всегда получить в справочных материалах, широко распространяемых в электронной и печатной форме, однако среди бесконечного потока информации, создаваемого в современном мире телевидением, Интернетом, газетами, цветными глянцевыми журналами, самое интересное может примелькаться, не привлечь внимания, не вызывать любопытства. В такой ситуации создается иллюзия, что все уже открыто и известно. И тем ценнее деятельность путешественника и поэта в таких условиях, утверждающего своими стихами, что еще очень многое мы не видим и не знаем.

Основные стихи Татьяны Комлик, отражающие ее впечатления от посещения многих стран и связанные с этим личные творческие открытия, опубликованы в сборнике ее поэзии «Посвящения» [2].

Например, впечатления от посещения Женевы отобразились в стихотворении «Песнь о Женеве» [2, c.45]. В поэтических строчках мы видим многообразие этого старинного и молодого города, его близость к природе: «Окаймляют кольцом ее горы и озерная гладь в самом сердце», множество людей разных национальностей, которые чувствуют красоту и нежность Женевы, любят ее:

Отовсюду слышны разговоры

Англичан, итальянцев, норвежцев.

А смуглянки – красавицы Индии

В желтых, синих, пурпуровых сари

Воспевают Женеву на хинди.

И их речи вы тоже слыхали.

А в стихотворении «На набережной Лозанны» чувствуется образ города, где также главное внимание поэта уделяется природе как Творению Создателя, как достойному восхищения чуду, которое люди должны сохранять:

В прозрачной дымке горы зеленеют:

Цепь горная стоит на страже вод.

И паруса над водами белеют,

Глядится в воды гордо небосвод.

Вот облака неспешно проплывают

На гладь озерную бросая тень.

И воды изумрудный цвет меняют,

Играя с ними в этот чудный день. [2, c.48].

В посещенных городах и странах Татьяна Комлик видит их прекрасные черты, связанные с их природой, архитектурой, людьми:

Любуясь этим дивным светом-цветом,

Я песнь высокую в душе пою.

Так как же мне не стать певцом, поэтом,

чтоб выразить восторженность свою?! [2, c.49].

В стихах поэтессы создаётся образ города с его прекрасной природой, архитектурой, людьми. Возможно это несколько идеализированный взгляд, но разве мы не должны стремиться к сохранению памятников архитектуры, создающих неповторимый облик города для людей, все больше из которых желают жить в мире любви и творчества.

В этом же сборнике Татьяна Комлик воспевает единство людей в добрых делах, славит человека-труженика, без которого не было бы духовных и материальных ценностей в мире, посвящает стихи конкретным людям, для поэтической характеристики которых находит яркие выражения, точные слова.

Стихи, посвященные людям труда, могут включать в себя отражения переживаний, впечатлений, связанных с профессиональной деятельностью человека.

Это, например, стихотворение «Ода доктору», посвященная врачу Людмиле Николаевной Лепилиной [3, с.5], в котором создан образ врача, служащего людям согласно клятве Гиппократа.

Автор стремится показать в этом произведении, что для медицинского работника важны не только знания способов лечения и добросовестность в выполнении профессионального долга. Не меньшую, а может быть и большую роль в медицинской профессии играют личные душевные качества.

Это находит свое выражение в поэтическом обращении к врачу:

Когда обступят нас лишенья,

И боль приходит даже в сны,

Мы к Вам спешим за утешеньем,

И Вы всегда любви полны.

Услышав голос Ваш прелестный,

Осмыслив мудрость добрых слов,

Вдруг чувствуешь себя чудесно

И без лекарств уже здоров [3, c.5].

Стихи Татьяны Комлик, посвященные медицинским работникам, также содержат поэтические описания природы, размышления о прекрасном, восхищение творениями архитектуры и искусства.

Потому что все это также является составляющей частью образа здоровья – того человеческого сокровища, ради которого трудятся и всю жизнь совершенствуются медики.

Действительно, только когда приходит болезнь, недомогание, боль, человек вновь во всей полноте начинает воспринимать прекрасное в природе и в искусстве, а иногда после выхода из мрачного и сурового мира болезни перед ним еще ярче раскрываться красоты природы, и он еще больше начинает их ценить, восхищаться ими.

И Татьяна Комлик высказывает за все это поэтическую благодарность врачу, например, в стихотворении, посвященном врачу Ирине Викторовне Досенко:

Вам наш подарок – исцеленье.

Любить мы будем Вас всегда.

И Бога Вам благословенье!

Пусть долго Вас хранит звезда! [Медик столиці. -№, 5 (6) липень 2010].

Некоторые стихотворения переводчицы и поэтессы, посвященные людям труда, можно рассматривать как своеобразное поощрение труженика, как благодарность ему за его труд, а также как источник дальнейшего вдохновения в трудовой деятельности и в творчестве.

И не случайно многие из этих стихотворений опубликованы в профсоюзных изданиях, например, в газете профсоюза медицинских работников города Киева «Медик столицi» или в «Рабочем слове» – газете Юго-Западной железной дороги и ее профсоюза, на страницах которой Татьяна Комлик своим вдохновенным поэтическим словом благодарит железнодорожников за их нелегкий, а часто и подвижнический труд – днем и ночью, в любую погоду, с громадной ответственностью за самое дорогое – за жизнь и здоровье людей, которая ложится практически на каждого работника, принадлежащего к железнодорожному братству [1].

Ви дружно так єднаєте країну

У цей скрутний для нашої Вітчизни час

Вшануймо залізничну всю родину!

І келих миру ще піднімемо за Вас! [1, c.16].

Своеобразно раскрылись талант поэта и мировоззрение гражданина и гуманиста во время трагических событий в Украине в 2014 году. Стихи Татьяны Комлик появились в газетах, зазвучали со сцен, призывая к прекращению конфликта, примирению в душах людей, к творческому служению обществу.

В противоположность тем, кто захотел достигнуть своих целей с применением насилия, вооруженным путем, за счет гибели многих людей, отказавшись от стремления к мирному и взаимовыгодному решению сложных проблем, требующему мудрости, терпения и компромиссов, Татьяна Комлик в своем стихотворении «Є така країна…» (впервые опубликовано в газете «Олександрійський тиждень» 27 июля 2014 года) указывает на недопустимость кровопролития, призывает к духовному и территориальному единству страны, нарушенному теми, кто создал конфликт в сознании людей. Поэтесса рассматривает войну как болезнь человечества, выражая это знаковым словосочетанием «війною хворі», характеризующим состояние, когда сознание человека отворачивается от любви и творчества и стремится к убийству и разрушению:

Строки этого стихотворения:

Червоний колір – це калина,

Ніхто хай більше не загине!

наполнены глубоким смыслом. Здесь калина своим красным цветом подчеркивает ценность человеческой жизни и крови. Она же является традиционным всеукраинским символом, который может объединить людей, поскольку калина создана природой, в отличие от других символов, возможно исторических, уважаемых, любимых, но используемых воюющими и враждующими сторонами, чтобы отличить своего от чужого, друга от врага, группу людей с одними взглядами от группы людей с другими взглядами.

А призыв к примирению – никто не должен погибать – может осуществиться, когда люди простят друг друга. А как же иначе дальше жить и творить?

Рассматривая стремление к войне и конфликту как болезнь («війною хворі»), поэтесса требует милосердия к больному, который в помутившемся из-за болезни сознании может совершать деструктивные действия, но, благодаря милосердию и вниманию других людей, любящих его (даже такого) и желающих ему помочь, может возвратиться к состоянию любви и творчества. Ведь только творческий труд, взаимопомощь и взаимопонимание создают все на Земле и могут сделать мир лучше. И потому в стихотворении «Служіння» поэтесса показывает роль творческого человека. Если тебе дан ум, силы, владением словом, если ты видишь, где надо проявить милосердие – служи человечеству, своей стране, стремись передавать людям в поэтической форме свой опыт и свое желание сделать мир лучше.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Комлік, Т.І. Залізничному братству! // Рабочее слово. - № 41-42, 1-7 ноября 2014. – с. 16.

2. Комлик, Т.И. Посвящения / Т.И. Комлик. – М.: Издательство «Красная звезда», 2012. – 84 с.

3. Комлик, Т.И. Ода доктору // Медик столиці. - №4 (123), квітень 2014. – с. 5.

4. Комлік, Т. Служіння // Кримська світлиця. - № 35 (1816) – 29 серпня 2014. – с. 11.

5. Мирам, Г.Э. Профессия: переводчик / Г.Э. Мирам. – Киев: Ника-Центр, Эльга, 1999. – 158 с.

6. Попова, Л.И. Татьяна Комлик: грани поэтического таланта переводчика // Филология и культура: проблематика и перспективы: сборник научных докладов Международной конференции. – Щецин, 2014. – Ч. 1 – с. 92-94.

7. Сереброва, Л.Н., Павловская, Л.И. Личность переводчика и перевод сложной научной книги // Актуальные вопросы переводоведения и практики перевода: сборник научных статей. – Нижний Новгород: Бюро переводов «Альба», 2013. – с. 151-159.

Прагматически обусловленная лексическая замена

Автор: Караневич Марьяна Игоревна, аспирант Киевского национального университета имени Тараса Шевченко, г. Киев, Украина

Статья подготовлена для публикации в сборнике «Актуальные вопросы переводоведения и практики перевода».

При переводе художественной литературы переводчик сталкивается не только с трудностями, которые возникают из-за разницы языковых систем, а также с необходимостью воссоздать прагматический потенциал оригинала в переводе. Кроме того, такие учëные как Ф.С. Бацевич [2], Т.Б. Радбиль [14], И.П. Сусов [16] в своих работах утверждают, что речь отображает особенности мировосприятия говорящего. Поэтому, чтобы избежать межъязыковой интерференции и буквализма при переводе, которые препятствуют достижению равноценного коммуникативного эффекта исходного и целевого текстов, необходимо принимать во внимание то, что в восприятии мира носителями разных языков существуют некоторые отличия.

Когда при переводе используют слово с другим набором сем, а не- выраженные компоненты значения компенсируются, тогда речь идет о лексической замене [1, c. 163]. Таким образом, соответствием слова или словосочетания становится лексическая единица языка перевода, которая не является его словарным значением, и подобрана с учетом контекстуального значения, языковых норм и узуса целевого языка [11, с. 7].

В результате проведëнного сравнительного анализа текстов оригинала и перевода было обнаружено значительное количество примеров использования трансформации замены, вызванное различием языковых картин мира носителей английского и украинского языков.

Рассмотрим, к примеру, выражения, которые содержат лексемы, обозначающие части человеческого тела: So, here is the message that slipped, unconstrued, through the fingers of curious officials <…> [20, c. 16]. – Ось та телеграма, що прибула перед Гудвінові очі, пройшовши нерозтлумаченою через руки цікавих поштово-телеграфних урядовців [5, c. 13].Как видно, одну и ту же ситуацию англоязычные и украиноязычные коммуниканты привыкли описывать по-разному, что и привело к использованию в переводе трансформации замены. Равноценный прагматический эффект исходного и целевого высказываний обеспечивается благодаря применению лексической замены и в нижеприведенных примерах:

1) для обозначения ограниченности в действиях: Now I am worried; tied neckand heels; and everybody touches me for money [23, c. 71]. – А тепер немає мені спокою, зв’язаний по руках і по ногах, і всяк вимагає у мене грошей [17, c. 43].;

2) для выражения безразличия: I will not turn a hair [23, c. 71]. – Я і окомне змигну [17, c. 43].;

3) для описания внешнего вида: Is it not enough that you are one of those whose passions made this cap, and force me through whole trains of years to wear it low upon my brow [19, c. 43]! – Тобі мало того, що ти – один з тих, чиї пагубні пристрасті створили цей вогнегасник і змусили мене рік за роком носити його, насунувши на самісінькі очі[8, c. 17]!; Little beads of moisture crept out all over Billy Keogh’s brow [20, c. 274]. – У Кйо на лобі дрібними краплинами виступив піт [5, c. 171].;

4) для обозначения возраста: She learnt it at her mother’s knee [23, c. 27]. – Вона всмоктала його з материнським молоком[17, c. 17].;

5) для выражения душевного состояния человека, а именно чувства страха: My stomach dropped … [21, c. 185]. – Моя душа в п'яти пішла [12, с. 127].;покоя и беспокойства: Cecily, you have lifted a load from my mind[24, c. 43]. – Ви, Сесілі, зняли тягар з моєї душі <…> [3, c. 58].; I felt time passing. And my heart was sad [22, c. 149]. – Я відчував, як минає час, і в мою душу закрався смуток [15, c. 84]. Как видно из вышеуказанных примеров, английским словам, которые обозначают органы тела, в украинском переводе соответствует лексема “душа”. Такие же отличия наблюдаются при обозначении нерешительностиносителями исходного и целевого языков: I haven’t the nerve [23, c. 72]. – Мені не стає духу[17, c. 43].;

6) разные языки дают различные возможности для словесного выражения непоколебимости убежденийговорящего: He’s a dictator clear down to his finger-ends [20, c. 272]. – Хоч диктатор до самих кісток [5, c. 169].

Таким образом, в тексте перевода учтены различия в мироощущении носителей английского и украинского языков, в следствие чего одно значение имеет разные традиционные формы выражения.

Лексическую замену применяют также при переводе сравнений. Это вызвано тем, что последние в каждом языке отличаются особенностями, которые зависят от исторического и культурного развития народа, быта, образа жизни и специфики восприятия окружающего мира [9, c. 51]. Кроме того, для прагматики перевода весомо то, что сравнения усиливают эмоционально-экспрессивное влияние на читателя [9, c. 52]. В результате проведенного исследования была выявлена замена образов при переводе сравнений в следующих случаях:

а) для выражения скорости в английском и украинском языках: The boy was off like a shot. He must have had a steady hand at a trigger who could have got a shot off half so fast [19, c. 136]. – Хлопчик помчав стрілою і, певно, вправна рука пустила цю стрілу з тятиви, бо вона не втратила марно ні секунди [8, c. 55].;

б) для обозначения способа проезда в транспорте: Сlancy, you better go as a stow-away [20, c. 199]. – Знаєш, Кленсі, тобі краще їхати зайцем[5, c. 124].;

в) для указания на черты характера человека: I never knew such a strange creature, yet harmless, mind you, as the babe unborn[7, c. 72]. – Я ж кажу, що другого такого дивака не бачив. А лагідний був – і мухи б ніколи не скривдив [7, c. 73].;

г) для воспроизведения чувств персонажа: Julia felt weightlessin Charlie's arms, like an angel[21, c. 132]. - В обіймах Чарлі Джулія почувалася невагомою, як пушинка [12, с. 92].

При этом следует отметить, что часто краеведческая информация, которая содержится в оригинале, не воспроизводится во вторичном тексте. К примеру, известно, что из-за высокой цены только богатые лорды могли себе позволить употреблять алкоголь, в результате чего возникло такое сравнение как: They’re drunk as lords[18, c. 36]. – Вони там п’яні як чопики[6, c. 166].

Особого внимания переводчика заслуживают метафорические выражения, так как они не только обогащают текст художественного произведения, но и подчеркивают индивидуальность стиля писателя, добавляют оттенки в восприятии прочитанного реципиентом. Поэтому их обязательно следует воспроизводить в переводе, используя те языковые средства, которые адекватно передают значение сообщения и обеспечивают естественность высказывания на целевом языке: The wheels of politics revolved; and Johnny was appointed consul to Coralio [20, c. 94]. – Політичні пружини були натиснені, і Джонні призначили на консула в Кораліо [5, c. 60].; Kim McDaniels's abduction was a flash fire, a white-hot tale with an unknown shelf life [21, c. 5]. – Викрадення Кім Макденіелс було як несподівана пожежа, як свіжоспечений гарячущий пиріг із невідомим терміном придатності[12, с. 9].

Переводчики применяют прагматически обусловленную лексическую замену даже при переводе собственных названий, руководствуясь при этом привычным наименованием объекта носителями исходного и целевого языков. Это необходимо для обеспечения правильного толкования высказывания читателем перевода: <...> he had tickets to the Ferriswheel [21, c. 261]. <...> має–два квитки на чортове колесо [12, с. 171]. Как видим, в англоязычном тексте название аттракциона происходит от фамилии его разработчика, а в украинском переводе – номинация вероятно связана с опасностью колеса. В следующем примере изменения вызванные тем, что одна и та же клавиша мобильного телефона может выполнять две функции: отправлять сообщения и принимать звонки. Поэтому в английском и украинском языке для обозначения одного объекта используют лексемы с различным значением: Kim pushed the Sendbutton, pressed the phone to her ear <…> [21, c. 15]. – Кім натиснула кнопку “Відповідь”, піднесла телефон до вуха <...> [12, с. 15].Использование переводчиком прагматически обусловленной замены ярко иллюстрирует следующий пример, где автор, как будто испытывая ностальгию по детству, перечисляет персонажей популярных детских книг. Учитывая то, что целевой аудиторией книги «Чарлі та шоколадна фабрика» являются украинские подростки, переводчик В. Морозов использовал имена героев, которые знакомы им с малых лет: The younger ones had Beatrix Potter, with Mr Tod, the dirty rotter, and Squirrel Nutkin, Pigling Bland, and Mrs Tiggy-Winkle and – Just How the Camel Got His Hump, and How the Monkey Lost His Rump, and Mr Toad, and bless my soul, there’s Mr Rat and Mr Mole – оh, books, what books they used to know, those children living long ago [18, c. 47]! – Аж перехоплювало дух від тих книжок… Ось Вінні-Пух, он Білосніжка йде до лісу… Ось Гуліверведе Алісуу Дивосвіт, і прямо тут до них підходить ліліпут. Ген королевавиглядає, чи знайде Герда свого Кая. Таке, готуючись до сну, читали діти в давнину [6, с. 216]! Таким образом, переводчикам часто приходится применять замены, обусловленные культурно-исторической спецификой реципиентов оригинала и перевода. К тому же, несмотря на вышеуказанные изменения, переводчику удалось воспроизвести рифму, которая способствует достижению равноценного коммуникативного эффекта исходного и целевого текстов.

Еще одной весомой причиной изменений во вторичном тексте являются также отличия в английской и украинской религиозной лексике. Поэтому переводчику необходимо учитывать:

1) вероятность распознавания реципиентом перевода библейских аллюзий: He made mention of the conflict out in Southeast Asia, made us think – how much the Prince of Peace was needed in a World at War [22, c. 152]. – Він згадав конфлікт у Південній Азії і просив нас подумати на різдвяні свята, як дуже потрібен Христостому світові, що воює [15, c. 86].;

2) отличия в традиционной для носителей разных языков номинации библейских персонажей: If the good Saint Dunstan had but nipped the Evil Spirit’s nose with a touch of such weather as that, instead of using his familiar weapons <…> [19, c. 18]. –Якби святий Дунстан замість розпечених щипців ухопив сатану за ніс отаким морозиськом, <…> [8, c. 6]!Вышесказанное касается также названий религиозных праздников: <…> until they left a children’s Twelfth Night party [19, c. 103]. – <…> залишивши дитяче свято, влаштоване на водохресний вечір <…> [8, c. 41].

Ориентируясь на целевую аудиторию, переводчик учитывает также отличие популярных среди носителей разных языков продуктов питания. Таким образом, в следующем примере один вид итальянской пасты заменили другим, который более известен потребителям в Украине: Meanwhile I requested fettuchini <…> [22, c. 47]. – Тим часом я замовив спагеті <…> [15, c. 26].На выбор способа перевода лексической единицы влияет состояние развития целевого языка. Проиллюстрируем это следующим примером: Well, I can’t eat muffins in an agitated manner. The butter would probably get on my cuffs [24, c. 49]. – Але ж я не можу їсти оладки у збудженому стані! Я б вимазав маслом манжети [3, c. 65].Сегодня достаточно было бы транскодировать название блюда, так как маффины уже вошли в рацион украинцев, и значение этой лексемы для многих понятны.

При переводе обязательно необходимо помнить об отличии в счете этажей зданий. К примеру, для обозначения первого этажа носители английского языка используют словосочетание “ground floor”. А то, что англичане понимают под сочетанием слов “the first floor”, соответствует в украинском языке второму этажу: It is a room on the firstfloor, looking on the street, and was meant for the drawing-room [23, c. 12]. – Це кімната на другому поверсі, будована як вітальня; вікна її виходять на вулицю [17, c. 8].Таким образом, если в оригинале указан четвëртый этаж, его следует переводить пятым: The house was a four-story one, with garrets (mansardes) [13, c. 64]. – Будинок п’ятиповерховий, з мансардами [13, c. 65].

Прагматически обусловленную лексическую замену необходимо использовать в связи с разницей в традиционном для носителей английского и украинского языков цветообозначении, поскольку, как отмечает А. Капуш, каждый этнос имеет свою, так называемую, «цветную картину мира» [10, c. 160]. Т. Венкель предполагает, что разница в цветообозначении является отображением национальных и исторически-культурных отличий между народами [4, c. 54]. Поэтому мы обнаружили прагматически обусловленную замену в следующих примерах, которые выражают эмоциональное состояние человека: Harris was nearly black in the face [7, c. 108]. – Гарріс зовсім посинів на виду [7, c. 108].; Everything went white in front of my eyes [21, c. 351]. – В очах у мене потемніло [12, с. 227].Замену следует использовать также при передаче в переводе цвета кожы людей разных рас: On the beach I found a little brown nigger-man <…> [20, c. 196]. – На березі стояв човен, і в ньому сидів невеличкий на зріст чорношкірий негр [5, c. 123]. При этом, с точки зрения политкорректности, нижеуказанный вариант перевода является более удачным: A brown chap was lying asleep under a cocoanut tree <…> [20, c. 335]. – <…> під кокосовим деревом спить якийсь темношкірий тип <…> [5, c. 209].

О повышении требований к соблюдению политической корректности, предполагающей избегать использования лексики, которая может дискриминировать личность по половому признаку, свидетельствует пример, в котором зафиксирована лексическая замена: I’m not fit to handle these man’s-size schemes any longer [20, c. 272]. – Де там мені братися за такі серйозні справи [5, c. 169].

Для того, чтобы обеспечить прагматически адекватный перевод, необходимо владеть знаниями истории и быта носителей исходного и целевого языков: <…> they could sleep for days at a time without hearin’ a seven o’clock whistle or the footsteps of the rent man upon the stairs [20, c. 189]. – Адже їх не розбудить ні фабричнийгудок, ані кроки агента, що збирає платню за квартири [5, c. 118].При дословном переводе предлагаемого примера недостаточный объем фоновых знаний вторичных реципиентов художественного произведения непременно приведет к неравноценному коммуникативному воздействию переведенного высказывания на целевую аудиторию, что, в свою очередь, снижает качество текста.

Таким образом, отличие языковых картин мира англоязычных и украиноязычных читателей, их культурно-исторические и религиозные особенности вынуждают переводчика применять прагматически обусловленную лексическую замену с целью обеспечения адекватности перевода, его понятности вторичному реципиенту. При попытке достижения естественности языкового оформления мыслей на украинском языке, выраженных в англоязычном оригинале, необходимо помнить об одном из важнейших принципов перевода, а именно, принципе верности оригиналу. В другом случае применение замены следует считать неоправданным.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Алексеева, И.С. Введение в переводоведение: Учеб. пособие для студ. филол. и лингв. фак. – СПб.: Филологический факультет СПбГУ; М.: Издательский центр «Академия», 2004. – 352 с.

2. Бацевич, Ф.С. Нариси з лінгвістичної прагматики: Монографія. – Львів: ПАІС, 2010. – 336 с.

3. Вайлд, О. Як важливо бути поважним. – http//www.scribd.com/doc.

4. Венкель, Т. Особливості асоціативної номінації колірного простору в українській та англійській мовах // Наукові записки. – Вип. 26. – Серія: Філологічні науки (мовознавство). – Кіровоград: РВЦ КДПУ ім. В. Винниченка, 2000. – С. 50-54.

5. Генрі, О. Королі і капуста. – Харків: Фоліо, 2008. – 315 с.

6. Дал, Р. Чарлі і шоколадна фабрика. – К.: А-БА-БА-ГА-ЛА-МА-ГА, 2006. – 240 с.

7. Джером, К. Джером Троє в одному човні (як не рахувати собаки) = Three Men in a Boat (to Say Nothing of the Dog): Вибрані розділи. – Харків: Фоліо, 2009. – 219 c.

8. Дікенз, Ч. Різдвяна пісня в прозі. – http://ae-lib.org.ua/texts/dickens_a_christmas_carol_in_prose_ua.htm#05.

9. Дудченко, М.М., Чернюк, Н.І. До питання про відтворення образних порівнянь у художньому перекладі // Теория и практика перевода. – Вып. 5. – К.: Выща школа, 1981. – С. 51–55.

10. Капуш, А. Лінгвокультурні та соціокультурні аспекти перекладу у сфері фахової комунікації // Наукові записки. – Вип. 81(4). – Серія: Філологічні науки. – С. 158-161.

11. Науменко, Л.П., Гордєєва, А.Й. Практичний курс перекладу з англійської мови на українську=Practical Course of Translation from English into Ukrainian: навч. посіб. – Вінниця: Нова Книга, 2011. – 136 с.

12. Паттерсон, Дж., Паетро, М. Бікіні. – Харків: Книжковий Клуб «Клуб сімейного дозвілля», 2010. – 256 с.

13. По, Е.А. Викрадений лист = The Purloined Letter. – Харків: Фоліо, 2008. – 191 с.

14. Радбиль, Т.Б. Основы изучения языкового менталитета: учеб. пособие / Т.Б. Радбиль. – 2-е изд., стереотип. – М.: ФЛИНТА: Наука, 2012. – 328 с.

15. Сігел, Е. Оліверова історія // Всесвіт. – 1998. – №5-6. – С. 3–102.

16. Сусов, И.П. Лингвистическая прагматика. – Винница: Нова Кныга, 2009. – 272 с.

17. Шоу, Дж. Б. Пігмаліон. – Режим доступу : http://ae-lib.org.ua/texts/shaw__pygmalion__ua.htm

18. Dahl, R. Charlie and the Chocolate Factory. – http://www.fictionbook.ru/author/dahl_roald/charlie_1_charlie_and_the_chocolate_factory.

19. Dickens, Ch. A Christmas Carol in Prose, Being a Ghost Story of Christmas. – К.: Знання; М.: Рыбари, 2010. – 143 с.

20. Henry, O. Cabbages and Kings. – СПб.: КАРО, 2008. – 352 с.

21. Patterson, J., Paetro M. Swimsuit. – Century London: the Random House Group Limited, 2009. – 407 p.

22. Segal, E. Oliver’s Story. – London; Toronto; Sydney; New York: Granada Publishing in Hart-Davis, MacGibbon Ltd, 1977. – 202 p.

23. Shaw, G.B. Pygmalion. – Режим доступу : http://books.google.com.ua/books?id

24. Wilde, O. The Importance of Being Earnest. –http://books.google.com.ua.

Специфика перевода квантитативных единиц (на материале слов-мезуративов)

Автор: Егорова Олеся Ивановна, к.филол.н., преподаватель кафедры германской филологии Сумского государственного университета, г. Сумы, Украина

Статья подготовлена для публикации в сборнике «Актуальные вопросы переводоведения и практики перевода».

Категории качества, количества и меры относятся к универсальным философским и логическим категориям. Они представляют собой определенные вехи в познавательной деятельности человека, поскольку она направлена на объективную действительность, а ее результаты имеют следствием формирование логических категорий [8, 199]. Категория меры является основой универсального закона диалектики, которая отражает развитие предметов реального мира, осуществляемое в форме количественных и качественных изменений.

Первые попытки специального анализа проблемы количества берут свое начало у пифагорейцев: «Всякое количество – это множество, если оно поддается счету, и величина, если поддается измерению. Множеством называется то, что потенциально может быть разделено на части не непрерывные, а величиной – на части непрерывные» [1, с. 117].

Язык – важнейшее орудие мышления, средство категоризации когнитивных понятий, где число и мера, выполняя функции исчисления и измерения, являются метакатегориями (метаязыком) по отношению к категории количества [2, с. 5].

И.А. Бодуэн де Куртенэ в своей работе «Количественность в языковом мышлении» приводит типологию количественности, которую человек способен констатировать в физическом мире: количественность размерная, пространственная, времени, числовая, интенсивности, степени [3, c. 313]. При этом все эти виды количества подлежат подсчету или измерению и воспроизводятся в языковом мышлении. Язык становится неотъемлемой частью процесса познания реального мира, одним из аспектов существования которого являются квантитативные отношения.

Количественная лексика, в частности слова меры и веса, представлена своего рода реалиями, которые должны быть воссозданы при переводе средствами языка-транслятора. Перевод реалий – часть большой и важной проблемы передачи национального и исторического своеобразия, которая восходит к самому зарождению теории перевода как самостоятельной дисциплины [4, с. 5].

Как языковые средства художественного изображения, реалии представляют собой языковые единицы, которыми в одинаковой мере пользуются писатели и простые люди в повседневной жизни. Идейно-образная структура оригинала может стать в переводе мертвой схемой, если переводчик не представляет себе общественной среды, породившей произведение, причин, которые воззвали его к жизни и тех обстоятельств, благодаря которым он продолжает жить в других средах и в другие времена [7, с. 198].

Прагматические импликации слова – это важная часть его значения, которая оказывает определенное воздействие на реципиента [6, с. 43]. Поскольку прагматика играет такую важную роль в коммуникации, она представляется первоочередной задачей переводчика, хотя ее передача может оказаться крайне сложной. Тем не менее, переводоведение достигло той стадии развития, когда практически не осталось материала, который не поддается переводу. Этому способствовало открытие и разработка многих методов перевода, в частности, переводческих трансформаций.

Перевод мезуративной лексики должен осуществляться с учетом ряда взаимообуславливающих факторов, а именно:

1)      детерминации «когнитивной зоны» функционирования слов меры и веса и реализованных ими значений [подробнее см. 11];

2)      определения сферы функционирования этих единиц в зависимости от типологии текстов и дискурса;

3)      осознания кросс-культурной дифференциации существующих метрических систем.

Избрание определенных переводческих стратегий предусматривает предварительное ознакомление с материалом перевода (текстом оригинала – далее ТО) и его типологии. В частности, характерным признаком технических текстов и текстов естественных наук является то, что в них знание предмета превалирует над знанием языка, которое, прежде всего, должно распространяться на знание специальных терминов. Философские тексты, кроме знания специальной терминологии, предусматривают наличие у переводчика умения следить за ходом мысли автора, а в рамках литературных текстов анализу подлежит как содержание, так и художественная форма, которая должна быть воспроизведена в языке перевода [13, с. 144].

Наиболее трудным для перевода является текст художественных произведений. После художественных текстов, по мнению Я.И. Рецкера, наибольшую сложность для переводчика представляет газетно-публицистический материал [9, с. 13]. Однако, на наш взгляд, не менее трудной для перевода является научно-техническая литература со свойственным ей определенным стилем, который соответствует целям и заданиям содержания научной литературы и имеет ряд особенностей как лексических, так и грамматических.

В сочетании с терминами квантитативная лексика не вызывает особых сложностей при переводе. В зависимости от требований слова меры и веса согласовываются со стандартизированными единицами измерения, переносятся на «иноязычную почву» без изменений, либо путем транскрипции, либо посредством комбинированного метода, включающим транскрибирование в сочетании с объяснением.

Некоторые филологи-переводчики, в частности В.С. Виноградов [8, с. 104–106], относят слова-измерители к реалиям, что, на наш взгляд, является вполне правомерным. Столкнувшись с художественным текстом и его переводом, переводчик имеет право относительного выбора, поскольку в процессе перевода он в то же время выполняет креативную функцию, ведь перевод – это не сухая передача информации текста оригинала средствами языка-транслятора, перевод – это искусство. Приведем примеры:

ТО: «... Le long de cette façade, entre la maison et le jardinet, règne un cailloutis en cuvette, large d'une toise, …» (Balzac О., Le Père Goriot). – ТП 1: “ … Beneath the wall of the house front there lies a channel, a fathom wide, …” (Автор перевода – Ellen Marriage.) ТП 2: “ … Along this front, between the house and garden, is a gutter-like piece of paved work six feet wide; …” (Автор перевода – Katherine Prescott Wormeley.)

В предложенных вариантах перевода на английский язык была использована стратегия переводческой адаптации и подобраны характерные для англоязычной картины мира лексические соответствия, которые обеспечивают легкость понимания количественных параметров измерения, присутствующих в тексте.

ТП 3: „ … Die Vorderseite entlang zieht sich, zwischen Haus und Gärtchen, etwa 2m breit, eine Kieselschicht,...” (Автор перевода – Franz Hessel.)

В тексте перевода на немецкий язык автор также прибегает к адаптации, однако более генерализированной, предлагая универсальный димензиональный эквивалент «метр», который представляет собой одну из семи базовых единиц в Международной системе единиц СИ.

ТП 4: « … Между садиком и домом, перед его фасадом, идет выложенная щебнем неглубокая канава шириной в туаз⁷, … Туаз – старинная французская мера длины (1 м. 945 мм)». (Автор перевода – Евгений Корш.)

ТП 5: « … Вздовж фасаду, між домом і садком, прокладено неглибоку бруковану ринву завширшки з туаз*, … * Туаз – міра довжини, приблизно два метри.» (Автор перевода – Елизавета Старинкевич.)

Тексты переводов на русский и украинский язык, напротив, демонстрируют тяготение их исполнителей к сохранению национального колорита нарратива, сохраняя смысл, прагматику и стилистику за счет приемов транскрибирования и описательного перевода.

Не менее интересным примером является попытка переноса славянских реалий на англоязычную «почву»: Отъехав с версту, я уселся попокойнее и с упорным вниманием стал смотреть на ближайший предмет перед глазами – заднюю часть пристяжной, которая бежала с моей стороны. (Л.Н. Толстой Детство). – After we had gone about a mile I settled back more comfortably and began staring fixedly at the object nearest to my eyes, the flanks of the outrunner on my side. (Автор перевода – Фаина Соласко.)

В ТП измеритель верста был заменен на близкое адресату сообщения лексическое соответствие mile, скорее всего, ввиду того, что хотя транслитерированный эквивалент verst по данным Oxford English Dictionary фиксируется в англоязычных текстах уже с середины XVI в., по мнению переводчика, он остается малоизвестным широкому кругу англоязычных читателей.

Прошло много тысячелетий с тех пор, как человек начал измерять. Еще с древних времен в качестве единиц измерения люди применяли то, что находилось вокруг них. Дифференциация культур, концептуальных систем и когнитивных механизмов познания разных этносов предопределяют отличия оязыковления результатов познания количественных параметров окружающей действительности, что и актуализирует проблему определения типичных межъязыковых эквивалентов. Остановимся на передаче славянских (русских и украинских) слов-измерителей средствами английского языка и наоборот.

Типичным для практики измерения является использование сходных мер в разных уголках мира, например: англ. span, нем. Spanne, исп. рalmo, рус. пядь; англ. ell, нем. Elle, исп. соdo, укр. лікоть; англ. nail, нем. Nagel, рус. вершок; англ. fathom, нем. Klafter, исп. braza, рус. сажень и т.д. Таким образом, по происхождению измерительная лексика в дистантных языках принадлежит к названиям частей тела (ср.: англ. ell, nail, fathom, foot; рус. локоть, пядь), земельных участков (англ. асre, hide, furlong), орудий труда (англ. yoke, реrch, rod, pole, chain; рус. топорище (рукоять топора), ужище (веревка), колы и др.), посуды (англ. ton, bushel, chaldron, pint; рус. рюмка, бочка (кадь), штоф, кружка) и пр.

Пядьбыла наименьшей единицей измерения длины на Руси, которая упоминается уже с ХII в. и постепенно получает общеславянское распространение. Широкое и длительное использование этой меры отражается в народных выражениях: ни пяди (не отдать, не уступить) – даже самой малой части, что обычно переводится частичным эквивалентом not an inch; семи пядей во лбу (об очень умном и мудром человеке), безэквивалентным соответствием которому выступает фразеологизм be he а Solomon.

В давние времена на наших землях существовал такой вид пяди, как большая пядь, аналогом которой в английском языке является span. Тем не менее, когда речь идет о точных измерениях и мезуративная единица реализует свое терминологическое значение, переводческая стратегия предусматривает обращение к лексической адаптации (пядь земли – а square foot land), что в некоторых случаях может предусматривать конвертацию величин.

На территории Руси в ХІ ст. люди начали использовать меру локоть, которая имеет метонимическое происхождение. Эта мера длины вошла в историю и в сокровищницу народной мудрости через пословицы и поговорки: рус. Сам с ноготок, а борода с локоток; В чужих руках ноготок с локоток; укр. Борода з лікоть, а ума з ніготь. Подобным мезуративом антропометрической природы в английском языке является единица ell, также представленная в системе единиц фразеологического фонда.

Типичный коррелят английской пословицы Give him an inch and he'll take an ell содержит частичные эквиваленты, имеющие, антропоцентричную природу: рус. Дай с ноготок, запросит с локоток; укр. Дай вовку палець – він руку відкусить. Сохранение антитезы при переводе способствует верному воссозданию смысла и реализации коммуникативного эффекта, а следовательно, и достижению адекватности перевода.

Отказ от стилистического согласования единиц оригинала и перевода может привести к его несоответствию нормам адекватности. Так в некоторых источниках в качестве переводческих соответствий устойчивого выражения An inch is as good as an ell предлагаются соответствия: Иногда дюйм дороже ярда или, даже, Мал золотник, да дорог. Между тем синтаксическое оформление единицы оригинала апеллирует к ситуативному «отождествлению» объемов семантики мезуративов inch и ell. Привлечение фоновой информации из этимологии выражения реконструирует его первичную форму: An ynche in а misse is as good as an ell [12], – и аргументирует целесообразность ее безэквивалентного превода единицами Промах есть промах или «Чуть-чуть» не считается.

Другой единицей измерения, связанной с пальцем, является вершок. Знакомое нам всем с детства выражение, обозначающее малый рост или недостаточную осведомленность, От горшка два вершка имеет устоявшийся эквивалент knee-high to а grasshopper, например: I think I remember you as knee-high to grasshopper!(S. Lewis, Elmer Gantry) – Представить только, я тебя помню воооооот таким – от горшка два вершка!

Художественный дискурс располагает множеством примеров авторских курьезов с привлечением димензиональной лексики. Одним из таких примеров является описание одного очень известного нам всем персонажа: «Из числа всей ее челяди самым замечательным лицом был дворник Герасим, мужчина двенадцати вершков роста, сложенный богатырем и глухонемой от рождения».(И.С. Тургенев, Муму)

Выполнив несложный подсчет, можно определить, что Герасим был ростом около полуметра, т.е. совсем не богатырем. Дело в том, что для XIX в. характерно странное с точки зрения простых арифметических подсчетов использование мезуратива вершок при описании роста [10, с. 204]. Считать рост человека и животного нужно было по формуле: «стольких-то вершков (сверх двух аршин)».

Впрочем автор перевода на английский язык исключает такой курьез путем использования метода добавления: Of all her servants, the most remarkable personage was the porter, Gerasim, a man full twelve inches over the normal height, of heroic build, and deaf and dumb from his birth(автор перевода – Constance Garnett), что предупреждает возможное искажение смысла предложения и неправильную интерпретацию читателем.

Уже десятки лет никто не меряет аршинами, но этот измеритель не забыт, ведь и в наше время о чрезвычайно проницательном человеке говорят: рус. на три аршина под землей видит, укр. бачить на три аршини під землю, а о человеке, который судит обо всем только по себе – рус. меряет на свой аршин, укр. міряє на свій аршин. Любопытным является тот факт, что англоязычное сознание «меряет» не на аршин, а поэтому в арсенале переводчика оказывается обширная лексическая парадигма: англ. to measure with long / short ell; to measure another man's foot by one's own last; to measure against one's own уаrdstick; to measure others' corn by one's own bushel.

Тематическая группа слов меры и веса английского языка обнаруживает лакунарность в отношении мезуративной единицы сажень, используемой долгое время для определения телосложения человека. Так просторечное выражение, применимое к описанию широкоплечего высокого человека, косая сажень в плечах, может переводиться на английский язык путем подбора частичных лексических эквивалентов, как стилистически нейтральных, так и маркированных: broad shoulders или broad as an ох. Фразеологическая единица человек саженного роста обозначает очень большого человека и может переводиться с сохранением эффекта гиперболизации как а man towering stature.

В наше время среди всех единиц измерения, связанных со словом сажень, до сих пор функционирующей в языке является лишь морской сажень, эквивалентом которой в системе английских мер является fathom. Об «акватической» концептуализации любви свидетельствует метафорическое выражение to be fathoms deep in love. Такое когнитивное отождествление может частично сохраняться при переводе (рус. быть влюбленным по уши, укр. бути закоханим по вуха) как отдаленный «всплекс» димензиональности, либо же полностью утрачиваться (рус. быть бездумно влюбленным).

Миля – единица измерения расстояний, которой пользуются много веков во всей Европе. Лексема является интернационализмом, поэтому перевод словосочетаний и предложений, в состав которых она входит, обычно не вызывает трудностей. При этом фразеологизм to go ехtra mile, ставший аллюзией на слова Иисуса Христа из Нагорной проповеди, в переводе не будет иметь ничего общего с милей: выложиться на все сто, приложить все усилия. Другой пример: to stand / stick а mile – быть очевидным, само собой разумеющимся, бросаться в глаза, что изменяет значение мезуратива с точного на фигуральное.

При переводе димензиональной лексики с детерминологизированным значением («много» / «мало») проявляется мастерство переводчика. Доказательством экспрессивности квантитативных единиц за пределами терминосистемы является их активное использование в бытовом и художественном дискурсе. Задание переводчика, таким образом, заключается в проникновении в смысл «ключевых слов» культуры оригинала, донесении читателям ТП их значения и символов, сохраняя, с одной стороны, национальный колорит оригинала, а с другой стороны – коммуникативный и эмоциональный эффекты в зависимости от жанра текста.

При переводе текстов научно-технического и официально-деловых стилей, для которых актуальной является точность при передаче информации, димензиональная лексика может быть передана подбором прямых или типичных лексических соответствий, путем транскрибирования или транслитерирования в сочетании с дескриптивным переводом.

Столкнувшись с художественным стилем, переводчик активирует широкий арсенал инструментов конверсии измерительной лексики на язык перевода. Переводчик вносит определенный привкус в «блюдо» произведения, адаптирует текст перевода для целевой аудитории, поскольку перевод должен звучать не как перевод, а как целостное произведение, «вывернутое изнутри» и пронизанное языком-транслятором.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1.                Аристотель. Категории / Аристотель // Сочинения в четырех томах. – Т. 1. / Ред. В.Ф. Асмус. – М.: Мысль, 1976–1983. – 550 с.

2.                Арутюнова, Н.Д. Проблема числа / Н.Д. Арутюнова. // Сб. Логический анализ языка. Квантификативный аспект языка. – М.: Индрик, 2005. – 672 с.

3.                Бодуэн де Куртенэ, И.А. Количественность в языковом мышлении / И.А. Бодуэн де Куртенэ // Избранные труды по общему языкознанию. Т. 2. – М.: Изд. Академии наук СССР, 1963. – С. 311–324.

4.                Влахов, С. Непереводимое в переводе / С. Влахов, С. Флорин. – М.: Международные отношения, 1980. – 342 с.

5.                Виноградов, В.С. Введение в переводоведение (общие и лексические вопросы) / В.С. Виноградов. – М.: Издательство института общего среднего образования РАО, 2001. – 224 с.

6.                Комиссаров, В.Н. Практикум по переводу с английского языка на русский: Учеб. пособие для ин-тов и фак-тов иностр. яз. / В.Н. Комиссаров, А.Л. Коралова. – М.: Высшая школа, 1990. – 127 с.

7.                Коптілов, В.В. Першотвір і переклад: Роздуми і спостереження / Віктор Вікторович Коптілов. – К. : Дніпро, 1972. – 215 с.

8.                Панфилов, В.З. Философские проблемы языкознания. Гносеологические аспекты / В.З. Панфилов. – М. : Наука, 1982. – 357 с.

9.                Рецкер, Я.И. Учебное пособие по переводу с английского языка на русский. / Я.И. Рецкер. – Вып. 1. – М.: Гос. центр. курсы заочн. обуч. ин. языкам "Ин-Яз", 1981. – 84 с.

10.           Романова, Г.Я. Наименование мер длинны в русском языке / Г. Я. Романова. – М.: Наука, 1975. – 345 с.

11.           Швачко, С.О. Когнітивні зони вимірювальної лексики: типологічний аспект / С.О. Швачко, О.І. Єгорова // Вісник Сумського державного університету. Серія Філологія. – 2007. – № 2. – С. 179–186.

12.           A miss is as good as a mile // The Oxford Dictionary of Proverbs, ed. by Jennifer Speake [Электронный ресурс]. Режим доступа к ресурсу: http://www.answers.com/topic/a-miss-is-as-good-as-a-mile

13.           Tabernig de Pucciarelli, E. Aspectos técnicos y literarios de la traducción / Elsa Tabernig de Pucciarelli // Boletín de Estudios Germánicos. – Tomo 5. – Mendoza: Universidad Nacional de Cuyo, 1964. – p. 137–155.