«Ложные друзья переводчика»

Алимова Мальвина Руслановна — Старший преподаватель кафедры теории и практики перевода, Дагестанский государственный университет народного хозяйства Махачкала, Россия

Во всем мире люди читают книги и смотрят фильмы, не прибегая к изучению языка, на котором они написаны и сняты. Ежедневно проходит множество переговоров и деловых встреч между представителями разных стран. Возможным все это стало благодаря огромному и кропотливому труду переводчиков

К одной из трудностей перевода относятся так называемые faux amis du traducteur («ложные друзья переводчика»). Согласно термину, «ложные друзья переводчика» — слова из двух языков, которые имеют схожее написание или звучание, но различаются по смыслу. В связи с этим при переводе таких слов могут происходить ложные отождествления. Понятие «ложных друзей» переводчика было впервые введено в конце 20-х годов XX в. французскими лингвистами М. Кесслером и Ж. Дерокиньи [3] в словаре « Les faux amis ou les trahisons du vocabulaire anglais »

Основным критерием выделения «ложных друзей» следует считать их потенциальную ошибочную взаимозаменяемость — независимо от того, связана ли она с формально-семантической близостью словоформ контактных языков (франц. famille —«семья» // рус. фамилия: значение французского коррелята «семья» считается устаревшим в современном русском языке, тогда как основным для русского существительного «фамилия» стало значение «наследственное семейное наименование, прибавляемое к личному имени», что соответствует французскому nom (de famille)) или же с исключительно формальным сходством (англ. coin —«монета» // франц. coin — «угол»)

При изучении иностранного языка мы часто переносим наши языковые привычки на чужую языковую систему. Родной язык часто толкает нас на ложные аналогии, к русизмам.

Под влиянием людей, в некоторой мере знакомых с языком-источником, заимствованному и освоенному слову начинают приписывать то значение или стилистическую окраску, которые свойственны этому слову в языке-источнике. Так, слово агрессивный, имеющее в русском языке значение «захватнический, враждебный», ошибочно употребляется комментаторами одобрительно (например, молодой, талантливый, агрессивный футболист). Здесь уместнее употребить прилагательные активный или инициативный. Ошибка в русском языке происходит под влиянием английского, где aggressive обозначает «настойчивый, напористый». Такого типа ошибки переводчики называют «ложными друзьями переводчика». Аналогично слово амбициозный в сочетании амбициозные планы в русском языке обозначает «чрезмерно честолюбивый», и его не следует употреблять в значении «грандиозный», которое это прилагательное имеет в английском языке [1, с. 178].

Русский язык заимствовал много слов из французского, и в ходе изучения последнего обучающиеся убеждаются в этом, узнавая соответствия типа абажур — abat-jour, революция — révolution, конституция — constitution, привыкая к мысли, что так и должно быть. На самом деле это часто «ложные друзья», так как далеко не все французские слова, попав в русский язык, сохранили свои исходные значения. Например, слова, часто встречающиеся в деловой среде: le cadre —рамка, les cadres — руководящий состав предприятия, русскому кадр соответствует французский la séquence, а русскому кадры (предприятия) — французский le personnel; le stage — «стажировка, практика», русскому стаж соответствует французское l`ancienneté; réclamer — «требовать», а не «рекламировать»; последнему соответствует французское faire la publicité.

Особый интерес представляют названия некоторых французских произведений, которые наши учащиеся читают на русском языке и делают перевод, как правило буквальный. Мы получаем названия произведений под ложными названиями: « La belle dormante » («Спящая красавица») вместо « La belle au bois dormante », « Le chat dans les bottes » («Кот в сапогах») вместо « Le chat botté », « Autour du monde en 80 jours » («Вокруг света за 80 дней») вместо « Le tour du monde en 80 jours ».

«Ложные друзья переводчика» могут приводить к неправильному пониманию и переводу текста. Часть из них образовалась из-за того, что после заимствования значение слова в одном из языков изменилось, в других случаях заимствования вообще не было, а слова происходят из общего корня в каком-то древнем языке, но имеют разные значения; иногда созвучие чисто случайно [3, с. 169].

1. Научный спор, обсуждение мы называем диспутом. Но увидев в тексте dispute, спешить не стоит. Скорее всего, речь идет о самой обычной, ненаучной ссоре, а может, о спорах, пререканиях или даже борьбе. А научные или политические споры — это дискуссии и дебаты, discussion либо débat.

2. В русском языке мы кондуктором если и называем кого — так это контролера, обилечивающего нас в общественном транспорте. А прежний кондуктор — это теперешний проводник. Во французском же нюансы ближе к нашим устаревшим. Сonducteur — это водитель автобуса, шофер, проводник, а также руководитель, погонщик, возчик, провожатый, гид, кондуктор, оператор, роликовый конвейер, провод, проводящий материал. А обилечивает пассажиров и ловит зайцев, разумеется, contrôleur. Правда, этим словом обозначаются также инспектор, диспетчер, бригадир, табельщик, счетчик, регулятор, контроллер, измерительный прибор.

3. Слово купе — французское. Но увидев coupé, надо сначала подумать не о железной дороге, а об автомобилях. Скорее всего, речь идет о типе закрытого кузова легкового автомобиля. Итак, coupé может значить «разрезанный», «купе», «авто с кузовом типа купе» и даже «карета». А в поезде ездят почему-то в «комнатках» с длинным названием compartiment de train или просто compartiment (оно же каюта, отсек, отдельное помещение).

4. Слово кураж. После самого первого выступления, когда Грегори поразил всех, задав высоченную планку великолепным исполнением « Tous les cris les SOS », Мишель Сарду пожал ему руку со словами « Tu as beaucoup de courage et beaucoup de talent » («Ты очень смел и талантлив»). Во французском языке courage не имеет коннотации, свойственной русскому. У нас кураж предполагает азарт, браваду, некую развязность поведения, порой даже нахальство. Для француза это будет audace (дерзость, пыл, азарт) или даже fanfaronnade (хвастливость, бахвальство). Есть, кстати, и у нас вариант «фарфаронство», но он устарел. А вот courage — вполне благородные смелость, отвага, бесстрашие, храбрость, мужество и даже упорство.

Русский язык заимствовал из французского довольно много слов, и в ходе изучения последнего студенты все более убеждаются в этом. Узнавая соответствия типа локомотив — locomotive, депеша — dépêche, студенты привыкают к мысли, что так и должно быть, что подобные параллельные французские слова являются «друзьями» как по смыслу, так и по форме. На самом деле это часто «друзья ложные», так как далеко не все французские слова, попав в русский язык, сохранили свои исходные значения

В новом языке, потеряв прежние семантические связи, заимствованное слово легко принимает новые значения, отличные от значения этимона. Студенты же, опираясь на внешнее сходство параллельных слов, переводят конферансье, трасса как conférencier, trace, совершая при этом грубую ошибку.

Бывают и противоположные случаи, когда в русском языке на протяжении многих лет заимствованное слово не меняет первичного значения, французский же этимон в этом значении выходит из употребления и заменяется другим словом. Так, parade уже не употребляется в значении «военный парад» (здесь следует сказать revue militaire), vélocipède устарело и заменяется во французском языке словами vélo, bicyclette. Для нас важно, что в обоих случаях русское слово не соответствует более по значению своему французскому этимону. Список « faux amis », однако, не ограничивается заимствованиями из французского языка. Ведь для русского студента, который может и не знать происхождения слова, важно лишь внешнее сходство, поэтому он придает французским dispute, auditoire, major смысл соответствующих русских: диспут, аудитория, майор, не заботясь о том, что эти слова взяты русским и французским языками из третьего — латинского [1, с. 54].

«Ложными друзьями» для русского могут быть французские слова, сходные внешне с параллельными русскими словами, но обладающие другими значениями [2, c. 48]. В методической литературе принято рассматривать «ложных друзей» в следующих трех аспектах.

1.   Семантический аспект. Здесь речь идет о чисто семантическом несовпадении значений параллельных слов, и эта группа представляется самой типичной и многочисленной. В этой категории следует различать несовпадения во всех значениях (либо в одном, если слова моносемичные): соль (поваренная) — sol, нос — noce, пол — pôle, район — rayon, диссертация — dissertation и т. д., а также несовпадения частичные: auditoire совпадает со словом аудитория в значении «слушатели», но русское слово имеет еще и значение «зал», «помещение», и в этом смысле французское auditoire является для русских «ложным другом».

2.   Фразеологический аспект (контекстуальные «ложные друзья»). Так, медицина, конечно, соответствует médеcine; но народная медицина передается выражением remèdes de bonne femme; карьера — это carrière, но карьеризм передается словом arrivisme; паника — panique, но паникер — alarmiste, trembleur, panicard; прокурор — procureur, но прокуратура — parquet; скандал — scandale, но скандалист — chahuteur, tapageur, troublepaix и т. д. 

3.   Стилистический аспект. В этом случае русско-французские пары слов отличаются стилистически, обладая примерно одинаковыми значениями. Чаще всего французский этимон нейтрален, а русское слово, будучи несколько архаичным, приобретает иронический оттенок и употребляется в стилистических целях как в литературной, так и в разговорной речи. Очень часто в этой группе встречаются слова, относящиеся к формулам речевого этикета. Например: пардон — pardon, мерси — merci, адье — adieu, мосье — monsieur. Иногда французская параллель принадлежит профессиональному стилю речи и является, как правило, для французов mot savant с ограниченным употреблением, в то время как русская параллель — повседневное слово. В этом смысле мы можем сказать, что estafette, échelon не соответствуют по стилю русским общеупотребительным эстафета, эшелон и являются для нас в этом смысле «ложными друзьями». Подлинными же эквивалентами русских слов являются course de relais, train militaire.

Как переводчики, так и студенты совершают ряд ошибок при выполнении переводов. Переводчик должен обладать знаниями стилистических, эмоционально-экспрессивных, грамматических характеристик и особенностей лексической сочетаемости слов, так как грамматическое и фонетическое сходство языков не гарантирует качества перевода. Несмотря на то что проблема «ложных друзей переводчика» привлекает внимание ряда переводчиков, до сих пор нет детального исследования этой группы слов в большинстве языков. Если не касаться краткости в некоторых статьях, то в Интернете и некоторых академических изданиях есть только двуязычные словари на материале французского и английского, испанского и французского, немецкого и французского, испанского и русского, английского и русского, русского и польского. Различия в лексической комбинаторике создают серьезные трудности в изучении языков и в переводе, но, как правило, не описываются в двуязычных словарях. Но в то же время предполагается, что такие трудности в переводе всегда преодолимы, так как переводчик, опираясь на языковое чутье, «чувствует», в каких сочетаниях слово уместно. Он работает в основном на родном языке и менее успешен на иностранном. Но ситуация осложняется тем обстоятельством, что предпочтение может быть отдано тому или иному слову в данном сочетании исходя из языковой традиции. Словари «ложных друзей переводчика» не стремятся заменить классические двуязычные словари, они представляют собой сборники своеобразных и весьма ценных комментариев к рассматриваемым словам. Такие комментарии направлены на предотвращение ошибок при использовании иностранного языка, а иногда и на повышение качества перевода и даже расширение кругозора. В теории и практике словари «ложных друзей переводчика» более полезны, так как дают описание всех значений, выражают стилистические и эмоционально-экспрессивные оттенки, поясняют грамматические характеристики и лексические сочетания, что действительно важно в переводе. При этом для адекватного перевода специалист должен учитывать общую идею предложения, специфику лексической сочетаемости слов, стиль и общее содержание текста.

В заключение нашего краткого рассмотрения проблемы «ложных друзей переводчика» можно только добавить, что изучение данной проблемы позволит решить ряд практических трудностей, с которыми сталкивается переводчик в своей работе

Библиографический список

1.    Карпова Т. С. «Ложные друзья» перевода // Вопросы теории и практики перевода: Сб. статей Всерос. науч.-практ. конф. Пенза: Пенз. гос. пед. ун-т, 2006. С. 53–55 с.

2.    Розенталь Д. Э., Джанджакова Е. В., Кабанова Н. П. Справочник по правописанию, произношению, литературному редактированию. Изд. 4- е, испр. М.: ЧеРо, 2001. 400  с.

3.    Koessler M., Derocquigny J. Les faux amis ou les trahisons du vocabulaire anglais. Conseils aux traducteurs. Paris, 1928. 390  с.

Абсолютные причастные конструкции во французском языке и их переводческие соответствия

Богоявленская Юлия Валерьевна - кандидат филологических наук, доцент, Уральский государственный педагогический университет, г. Екатеринбург, Россия

Фатхиева Екатерина Маратовна - ассистент кафедры лингвистики и профессиональной коммуникации на иностранных языках, Институт социальных и политических наук, Уральский федеральный университет имени первого Президента России Б.Н. Ельцина, г. Екатеринбург, Россия

Статья подготовлена для публикации в сборнике «Актуальные вопросы переводоведения и практики перевода».

Абсолютные причастные конструкции (далее АПК) — достаточно распространенные в текстах французской художественной литературы и прессы синтаксические структуры, характеризующиеся определенным ритмико-интонационным рисунком. В АПК грамматический субъект не совпадает с субъектом личного глагола основной части предложения и имеет свой предикат, морфологически выраженный одной из форм причастия: Ledéjeunerterminé, Philippe rentra chez lui à pied (K. Pancole). Между частями конструкции устанавливаются субъектно-предикатные отношения. Однако в связи с тем, что причастие, даже в составе абсолютной конструкции, является неличной формой глагола, предикативный признак выражен не полностью. Относительная независимость абсолютной причастной конструкции от предикативного ядра основного предложения выражается в интонационном обособлении, но, будучи связанной с ним обстоятельственными значениями, конструкция остается в пределах его интонационных границ.

В отечественной лингвистике существует лишь несколько специальных работ, объектом которых является французские АПК^{[1; 4; 5; 7]}. Некоторые аспекты АПК рассматриваются в учебниках и монографиях, посвященных синтаксису французского языка^[6; др.] и сопоставительному исследованию грамматик французского и русского языков^[2; 3]. В зарубежной лингвистике АПК постоянно привлекают интерес исследователей, обращавшихся к изучению предикативных свойств причастия в абсолютной конструкции (работы М. Эрслунда^[12], О. Алмой^[8], Е. Авю и М. Пьеррар^[10]), их синтаксических и семантических особенностей (исследования С. Анон^[9], Ф. Муре^[14], К. Мюллера^[15]). Зарубежные лингвисты обращались также к переводческому аспекту АПК, поскольку данный оборот либо не имеет синтаксического эквивалента в переводном языке, либо список типов конструкции не совпадает с французским. Примером могут служить работа Б. Кулланда о переводе французских абсолютных конструкций на норвежский язык^[13], а также исследование Д.Ж. Эрнандеса, посвященного изучению способов перевода АПК на испанский язык, который располагает только одним видом АПК, построенным на причастии настоящего времени, но способен передавать многие значения, присущие французским АПК^[11].

Целью данной статьи является анализ соответствий французских АПК в переводе на русский язык. Считаем, что обращение к анализу французских АПК и их переводных соответствий актуально и обладает большой практической значимостью — возможностью использования результатов исследования в преподавании теории и практики перевода.

В современном французском языке причастие, используемое для образования АПК, может иметь три формы, противопоставленные по темпоральному признаку: participeprésent,participepassé,participepassécomposé. Они могут находится в препозиции, постпозиции и, гораздо реже, в интерпозиции по отношению к главному предложению. АПК поддерживает с основным предложением обстоятельственные отношения, имеющие значения времени, причины, сопутствующего действия, редко — уступки и условия.

Для анализа переводческих соответствий французских АПК мы отобрали корпус текстов французских писателей второй половины ХХ и начала ХХI века и их переводов на русский язык. В ходе исследования применялась методика сопоставления оригинальных и переводных текстов.

Как показывает анализ, для переводов всех видов АПК могут использоваться придаточные предложения со значением времени (пример 1) или причины (примеры 2, 3):

(1)   Une fois la porte refermée, nous nous sommes remis à marcher sur un sol encore plus inégal. (B. Clavel) / Когда он закрыл калитку, мы снова пошли. Земля под ногами была ещё более каменистой.

(2)   Le raisonnement et l’amour n’y suffisant pas, elle choisit de l’effrayer. (D. Pennac) / Поскольку ни доводов рассудка, ни ее любви не хватало, она решила его напугать.

(3)   Il répondit sans ambages qu’il n’avait point quitté volontairement La Belle Angerie, mais que, notre mère lui ayant demandé de ne point rentrer de vacances, il n’avait pas cru devoir insister… (H. Bazin) / Он без обиняков сообщил нам в ответном письме, что ушел не по собственному желанию, а лишь потому, что наша мать предложила ему не возвращаться после отпуска, он же не счел возможным настаивать…

Однако придаточные предложения — не единственный способ передачи АПК на русский язык. Не менее частотными переводческими соответствиями АПК в русском языке являются деепричастные обороты: Lafenêtrerefermée, il revint sur ses pas. (N. Calef) / Закрыв окно, он вернулся к столу.

В данном случае переводчик вынужден прибегнуть к синтаксической трансформации, т.к. в русском переводе деепричастие выступает в роли «второстепенного» сказуемого, подразумеваемое подлежащее которого, «он», находится в основной части предложения. В оригинале грамматическим «подлежащим» конструкции является существительное fenêtre, а «он» — семантическим подлежащим. Точно такие же трансформации имеют место в остальных случаях при переводе деепричастным оборотом.

Следующее переводческое соответствие — употребление имени существительного, чаще с событийной семантикой, которое способно выражать значение свернутой предикативности:

(1)   Folcoche partie, La Belle Angerie parut désaffectée. (H. Bazin) / С отъездом Психиморы«Хвалебное» опустело.

(2)   Le soir, une fois le repas fini, Julien veillait parfois unmoment avec la mère. (B. Clavel) / Вечером после ужина Жюльен иногда сидел с матерью.

(3)   Le cataclysme est localisé au quinzième supérieur ouest, mais l’alerte ayant connu ses trois phases, toute la cité se trouve maintenant sur le pied de guerre. (B. Werber) / Катаклизм локализовался на западном верхнем пятнадцатом этаже, но тревога третьей степени привела весь город в боевую готовность.

В подобных случаях переводчикам удается в емкой с синтаксической точки зрения форме выразить причинную (примеры 1, 3) или временную (пример 2) семантику АПК.

На периферии поля исследуемых переводческих соответствий находятся единичные примеры, которые в каждом конкретном случае позволяют передать тонкие смысловые нюансы. К таким периферийным случаям относятся:

1)    причастный оборот:
Ce discours continue, à deux voix, l’unerenforçantl’autre (H. Bazin) / Речь в два голоса, подкреплявших один другой, тянулась бесконечно;

2)    отдельное предложение:
Elle a fermé la porte derrière elle et elle s’est avancée dans la pièce, Verdum toujours gazouillant dans ses bras (D. Pennac) / Она закрыла за собой дверь и сделала шаг к комнате. Верден по-прежнему пускал пузыри у нее на руках;

3)    вставная конструкция:
Le lendemain seulement, elle consentit à nous communiquer ses décisions, au déjeuner, encore une fois, selon cette habitude qui consistait à débiter bonnes ou mauvaises nouvelles en se mettant à table, les mauvaises étant généralement prioritaires (et majoritaires)(H. Bazin) / Свое решение она сообщила лишь на следующий день за завтраком, — согласно обыкновению, за столом сообщались все новости, хорошие и плохие (плохих бывало обычно больше, чем хороших);

4)    часть сложного бессоюзного предложения:
Nous fûmes gratifiés de deux messes quotidiennes, la sienne faisant double emploi avec celle de l’oblat, mais ne pouvant, par politesse, être « séchée «. (H. Bazin) / Теперь нас осчастливили двумя ежедневными обеднями: одну служил наш аббат, а другую — отец Рапан. Конечно, мы не могли из вежливости увильнуть.

В последнем примере две АПК, соединенные союзом «и» подвергаются разрыву, вторая АПК передается в переводе с помощью отдельного предложения, т.е. комбинированный способ передачи АПК при переводе на русский язык.

Анализ имеющегося материала позволяет сделать вывод о том, что временное значение АПК передается чаще всего при помощи деепричастных оборотов, несколько реже —  придаточных предложений и имен существительных. Значение причины помогают передать придаточные предложения, и в более редких случаях — имена существительные. Наиболее разнообразные переводческие соответствия имеет АПК со значением сопутствующего действия. Для перевода этого вида конструкций переводчики используют простые предложения в составе сложносочиненного предложения, деепричастный оборот, придаточные предложения, реже — причастные обороты, вставные конструкции и иногда самостоятельные предложения. Немногочисленные АПК с условным или уступительным значением переводятся соответствующими придаточными предложениями.

Список литературы

1.     Богоявленская Ю.В. Синтаксические особенности абсолютных причастных конструкций (на материале французских газетных текстов) //Актуальные вопросы переводоведения и практики перевода. 2015. Вып. 5. С. 15‒23.

2.     Гак В.Г. Розенблит Е.Б. Очерки по сопоставительному изучению французского и русского языков. М.: Высшая школа, 1965. 378 с.

3.     Кузнецова И.Н. Сопоставительная грамматика французского и русского языков. М.: Стратегия, 2002. 272 с.

4.     Нелюбина М.С. Французская и испанская абсолютные причастные конструкции в ряду конструкций с неличными формами глагола // Иностранные языки: лингвистические и методические аспекты. № 26. Тверь. 2014. С. 143‒146.

5.     Нелюбина М.С. Структурно-семантические особенности испанской АПК и смежные конструкции // В мире научных открытий. 2015. № 1.3 (61). С. 1413‒1424.

6.     Реферовская Е.А, Васильева А.К. Теоретическая грамматика современного французского языка. М.: Просвещение, 1982. 430 с.

7.     Фатхиева Е.М. Абсолютная конструкция во французском и испанском языках и способы ее перевода // Материалы студенческой научно-практической конференции факультета иностранных языков. Выпуск 8. Нижний Тагил, 2010. С. 21‒23.

8.     Halmøy O. Les formes verbales en -ant et la prédication seconde // Travaux de linguistique. 2008/2, № 57. Boeck Supérieur. Р. 43‒62.

9.     Hanon S. Les constructions absolues en français moderne // L'Information Grammaticale, № 47, 1990. Р. 37‒38.

10.   Havu E., Pierrard M.L’interprétation des participles présents adjoints: converbalité et portée du rapport entre prédications // Linguistique plurielle, Congreso International de Lingüistica Francesa, 2008. Р. 865‒881.

11.   Hernández D.G. La traduction français-espagnol das constructions absolues dans la presse // Synergies Espagne, № 3, 2010. Р. 95‒106.

12.   Herslund M. Le participe présent comme co-verbe // Langue française, № 127. 2000. Р. 86‒94.

13.   Kulland B. Les constructions participiales du francais et leurs traductions norvégiennes correspondantes. Masteroppgave: University of Oslo, 2008. 93р.

14.   Mouret F. Deux types de constructions absolues dans La Jalousie de Robbe-Grillet // L’information grammaticale. Peeters Publishers, 2011. Р. 51‒56.

15.   Muller C. Participe présent, conjonction et construction du sujet // Travaux Linguistiques du Cerlico, 19: Les formes non finies du verbe‒2. Presses Universitaires de Rennes, 2012. Р. 19‒36.

Базовые модели многокомпонентных парцеллированных конструкций в современном французском языке

Богоявленская Юлия Валерьевна – кандидат филологических наук, доцент, Уральский государственный педагогический университет, г. Екатеринбург, Россия

Шипицына Екатерина Александровна – студентка Института иностранных языков, Уральский государственный педагогический университет, г. Екатеринбург, Россия

Статья подготовлена для публикации в сборнике «Актуальные вопросы переводоведения и практики перевода».

В современной лингвистике единодушно признается, что парцелляция – явление активное, особенно в художественной литературе и публицистике.

Под парцелляцией понимается «специальный прием коммуникативно-стилистической организации текста», состоящий в отчленении значимых частей конструкции [1, с. 128].

Результатом парцелляции является парцеллированная конструкция, включающая в себя несколько коммуникативных единиц: основную часть и парцеллят (или парцелляты), отделенные друг от друга знаком точки, реже – другими финальными пунктуационными знаками, вопросительным и восклицательным или многоточием. Эти финальные знаки не определяют грамматическую самостоятельность парцеллята, а являются оригинальным пунктуационно-графическим оформлением парцеллированного высказывания, призванного сосредоточить внимание адресата на значимой части сообщения.

Интерес представляет изучение моделей, по которым строится парцеллированная конструкция в современном французском языке. Для решения поставленной задачи мы обратились к художественным текстам современных французских писателей Катрин Панколь и Даниэля Пеннака. Был собран корпус парцеллированных конструкций, используемых этими авторами, в количестве 850 единиц исследования.

Анализ собранного материала показал, что многокомпонентные парцеллированные конструкции строятся по двум типам моделей, ассоциирующимся с типом парцеллирующего членения: параллельным или последовательным.

При параллельном членении парцелляты подчиняются одному или разным словам в основной части конструкции. Данный тип членения отражает сущность синтаксического параллелизма, то есть такого положения компонентов синтаксической структуры, которое позволяет построить синтаксическую конструкцию «зеркальным» способом. В составе параллельной парцеллированной конструкции должны присутствовать как минимум два парцеллята. Такую модель схематически можно изобразить следующим образом.

Рис. 1. Модель двухпарцеллятной конструкции с параллельным подчинением.

Данная модель реализуется в конструкциях с параллельным членением, где оба парцеллята подчинены, чаще всего, одному слову в основной части. Это могут быть:

- однородные дополнения:

Joséphine était étonnée de la facilité avec laquelle elle écrivait. Du plaisir qu’elle prenait à échafauder ses histoires (Пт1). De la place que prenait le livre dans sa vie (Пт2).[2, с. 401]

- конструкции с повторами:

Antoine s’était senti, pour la première fois depuis son installation au Kenya, heureux. Heureux d’avoir ses filles (Пт1). Heureux de reconstituer une vie de famille (Пт2).[2, с. 351]

- однородные обособленные члены предложения:

Puis elle déménage avec Caroline et John-Jоhn dans une petite maison de Washington. Toujours aussi digne et consciente de son rôle de gardien ni du souvenir (Пт1). Toujoursaussirésolue àgardersesdistances (Пт2). [3, с. 180]

Значительно реже парцелляты относятся к разным членам предложения:

J’écris une grosse nouvelle sur ce thème. Une variation autour du mot « merci », en fait (Пт1). Sous la forme d’un mo­nologue (Пт2).[4, с. 123]

Здесь первый парцеллят Une variation autour du mot «merci», en fait. является членом ряда с уточняющим значением и относится к глаголу «писать», а второй парцеллят Sous la forme d’un monologue – несогласованным определением существительного une nouvelle.

Нами были зафиксированы примеры инверсионного варианта данной модели.

Рис. 2. Модель инверсионной двухпарцеллятной модели с параллельным подчинением

Joséphine (Пт1). Mylène (Пт2). Elles se sont endurcies tandis que je me ramollissais, elles ont la tête vissée sur les épaules alors que la mienne tourne comme une girouette.[2, с. 305]

Для таких конструкций характерна местоименная реприза. Здесь функция соотносимых с местоимением существительных заключается в идентификации предмета речи, поэтому они в основном представлены тематическими словами: именами собственными и нарицательными функциональной и реляционной семантики.

Сущность последовательного парцеллирующего членения отражается в модели конструкции, где каждый последующий компонент зависит от предыдущего.

Рис. 3. Модель двухпарцеллятной конструкции с последовательным подчинением.

Данная модель реализуется в двухзвенной парцеллированной конструкции с последовательным членением компонентов, где второй парцеллят подчинен не основной части, а синтаксически и семантически зависит от первого парцеллята:

Mais, enchaîne-t-il aussitôt, ce n’est pas tout d’avoir de belles robes, il fauten être dignes. Développer un style à soi (Пт1). Une manière d’être qui rende les hommes fous et les autres femmes tristement banales (Пт2). [3, с. 40-41]

Il attendaient en braquant sur lui des lampes jaunes. Pour accroître sa peur (Пт1). Sa peur... grande comme une caverne qui le dévorait (Пт2).[2, с. 305]

В первом случае парцеллят 1 относится к обороту il faut, а парцеллят 2 – к глаголу Développer. Во второй конструкции парцеллят Pour accroître sa peur. является обстоятельством цели и соотносится с глагольным сказуемым attendaient. Второй парцеллят Sa peur... grande comme une caverne qui le dévorait выполняет роль распространительного повтора существительного sa peur. Результаты анализа позволяют нам сделать вывод о том, что в большинстве случаев второй парцеллят при последовательном парцеллирующем членении компонентов уточняет, полнее раскрывает содержание или комментирует стоящие впереди элементы.

У этой модели также может быть инверсионный вариант.

Рис. 4. Модель инверсионной двухпарцеллятной модели с последовательным подчинением

В конструкциях, строящихся по данной модели, парцелляты могут быть выражены:

- повторами любых частей речи:

Franchement...Franchement, citez-moi une seulecirconstance de votre vie où vous puissiez rendre tout le monde aussi heureux, faire à ce point l’unanimité des cœurs. Une seule![4, с. 24-25]

- именами существительными собственными или нарицательными и местоименной репризой в основной части, как правило, в комбинации с повтором:

Oh ! le regard qu’elle avait alors posé sur Gabor... Philippe ne l’oublierait jamais. Un regard de femme qui arrivait au port, qui se remettait entre les bras de l’homme, de son homme.[2, с. 554]

Проведенный анализ убеждает, что более сложные конструкции, включающие три и более парцеллятов, строятся по этим же принципам параллельного или последовательного подчинения, а также посредством их комбинации, в результате которой образуется пестрая палитра разнообразных моделей с различным лексическим наполнением.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1.  Богоявленская, Ю.В. Парцелляция в сильных позициях медиатекста // Политическая лингвистика. 2013. № 1 (43). – С. 128–132.

2.  Pancol, Katherine. Les yeux jaunes des crocodiles. ALBIN MICHEL. 2006. –661 p.

3.  Pancol, Katherine. Une si belle image. Editions du Seuil. 1995. – 245 p.

4.  Pennac, Daniel. Merci. Gallimard. 2006. – 284 p.

Два перевода поэмы Альфреда де Виньи «Смерть волка»: культурный трансфер и вербальная реальность

Автор: Жужгина-Аллахвердян Тамара Николаевна, доктор филологических наук, профессор кафедры перевода, ГВНЗ «Национальный горный университет», г. Днепропетровск, Украина

Статья подготовлена для публикации в сборнике «Актуальные вопросы переводоведения и практики перевода».

В системе обмена культурными ценностями переводчик занимает невидимые позиции, но именно на нем лежит ответственность познакомить соотечественников, зачастую незнакомых с языком оригинала, с инокультурными объектами – артефактами, текстами, высказываниями. В настоящей статье представлен сравнительный анализ двух ранних переводов поэмы Виньи «Смерть волка» (1843)  – В.Курочкина и А. Фёдорова, появившихся в период, когда в России преобладали переводы, призванные просветить русских читателей, познакомить их с иноязычными поэтами. По многочисленным свидетельствам знатоков словесности, А. де Виньи опередил по форме и по вдохновению всех своих современников, оказал влияние на потомков. Сложная творческая судьба этого романтика, в котором, по выражению французского писателя и критика Реми де Гурмона, было «слишком мало романтического», не оставила равнодушным никого, кто прикоснулся к его произведениям. Следует согласиться со справедливым мнением авторитетного де Гурмона: Виньи «никогда не был банален» и никто никогда  не упрекнет автора «Рога», «Дома пастуха», «Смерти волка» в унижении разума.

Первый перевод «Смерти волка» («La mort du Loup»), выполненный поэтом-шестидесятником Василием Степановичем Курочкиным (1831–1875), был напечатан в журнале «Современник» в 1864 г. [1]. Это был период, когда личности русских переводчиков формировались под воздействием западноевропейской и русской культур в условиях демократизации русского общества, искусства и литературы, ее газетной и журнальной беллетризации [6, с. 251]. Второй перевод «Смерти волка», принадлежащий Александру Митрофановичу Фёдорову (1868–1949), появился в журнале «Современный мир» в 1908 г. [2]. В это время в  России продолжали издавать в переводах произведения и собрания сочинений европейских авторов, в печати появились истории, очерки и антологии западной литературы. Переложение поэмы «Смерть волка» на русский язык обеспечило ее автору новую жизнь в ментально-родственной иноязычной среде, а переводчикам – возможность передать с помощью «чужого» текста собственные мысли, чувства, впечатления, понятия и представления. «Смерть волка» оставалась и далее в поле зрения русских поэтов и переводчиков. Кроме переводов В.Курочкина и А.Фёдорова, имеются малоизвестные интерпретации «Смерти волка» Н. Ларка («Русская мысль», 1898) и Вс. Рождественского, а также хорошо известные переводческие версии – В. Левика и Ю. Корнеева [3 – 5].

Во времена В.С. Курочкина теория перевода значительно отставала от переводческой практики (как известно, переводоведение как наука сложилось только в 50-е гг. ХХ в. [9 – 10]), но в печати уже велись жаркие споры о сути и качестве перевода, его отношении к подлиннику. «Король русской рифмы», критик и переводчик Д.Д. Минаев полагал, что за «буквальною верностью в переводе» гоняются только те, кто не имеет «художественного чутья и понимания», а переводчик, он же художник, «обязан передать только дух чужого поэта, вовсе не придерживаясь подстрочной точности буквоедов». «Внешняя близость к подлиннику, – писал Минаев в статье о Курочкине как переводчике Беранже, – только делает всякий перевод безличным. Всякого иностранного поэта можно перевести почти подстрочно и даже очень звучными стихами, но если при этом не уловлен тип оригинала, то перевод решительно не достигает своей цели». Современная наука о переводе установила, что восприятие переводчиком исходного поэтического текста обусловлено взаимодействием его собственной картины мира и индивидуальной вербальной реальности с поэтосферой переводимого текста и представленной в нем лингвокультурной действительностью. Нельзя не согласиться с мнением, что восприятие текста переводчиком «должно быть не столько адекватным действительному (конкретному) положению дел в реальном мире, сколько той интерпретации объективной реальности, что дается автором в исходном тексте» [8, с. 72 – 78].

Поэма Виньи «Смерть волка» в переводе В. Курочкина отличается строгостью слога, преобладанием эпического начала над лирическим. Версия А.Фёдорова, напротив, свидетельствует о преобладании мягкого лиризма над эпическим началом, о любви переводчика к эпитетам и украшениям текста, отсутствующим в оригинале. Поэма «Смерть волка» многократно печаталась в России в переводческой интерпретации Василия Курочкина, которая по сей день считается одной из лучших. Свойственная поэтической манере поэта-«искровца» словесная игра, использование лексики с «оппозитивной стилистической окраской» [6, с. 251] обеспечили этому переводу жизнестойкость и конкурентоспособность. 

Виньи славился как поэт-живописец, поэт-колорист, и «Смерть волка» начинается короткой, но выразительной пейзажной зарисовкой:  Les nuages couraient sur la lune enflammée / Comme sur l'incendie on voit fuir la fumée, / Et les bois étaient noirs jusques à l'horizon [13, с. 251]. В.Курочкин в переводе этого фрагмента осуществил небольшие лексические трансформации, сохранив образ «черного леса» и пламенеющей луны: Как над пожарищем клубится дым летучий, / Над раскаленною луною плыли тучи. / Мы просекою шли. Недвижно мрачный лес, / Чернея, достигал верхушками небес. У А. Фёдорова этот фрагмент переведен сходно: Клубились облака под бледною луною, / Как над пожарищем клубится сизый дым. / До горизонта лес чернел сплошной стеною. У лиро-эпического поэта Виньи «облака бежали», у лирика Фёдорова – клубились; у Виньи луна пылающая, в переводе Фёдорова – луна бледна; Виньи сравнил тучи с «дымом от пожара», А. Фёдоров дополнил сравнение эпитетом «сизый». Автор «Смерти волка» ведет повествование от первого лица, создает собирательный образ охотника:  Nous marchions, sans parler, dans l'humide gazon, / Dans la bruyère épaisse et dans les hautes brandes / Lorsque, sous des sapins pareils à ceux des Landes, / Nous avons aperçu les grands ongles marqués / Par les loups voyageurs que nous avions traqués.В. Курочкин передал эту картину скупыми, точными словами, сосредоточив внимание на действии: Мы просекою шли, Мы шли внимательно, …и вдруг у старой ели / Глубокие следы когтей мы разглядели. При этом в переводе исчезли штрихи пейзажа, придающие сцене картинность и живописность:  l'humide gazon «мокрая трава», la bruyère épaisse «густой вереск», les hautes brandes «высокие пустоши». У Фёдорова почти подстрочная точность перевода, подчас следование его букве сочетается со стилистическими переделками и смысловыми отступлениями от исходного текста, лексическими трансформациями за счет введения красочных определений и оценочных слов, дополнительных эпитетов: Мы зорко двигались с волнением немым; под сумрачным навесом / Могучих сосен; верный волчий след. Стилистические и семантические «вольности» переводчика при описании местности, его склонность к дополнительным определениям придают переводу особую поэтичность и самобытность. Использование топонимов, подчас обильная топонимика, – особенность поэзии Виньи. И в «Смерти волка» поэт-романтик  называет конкретную местность: событие происходит в Ландах (департамент на юго-западе Франции). Обращает на себя внимание, что в обоих переводах топоним опущен и это делает  описание более отвлеченным.

В первой части «Смерти волка» автором, талантливым пейзажистом, мастерски, в строгом стиле, воссоздана атмосфера лесной тишины. В тексте доминируют глаголы, эпитеты редки, по контрасту вводятся метафорические образы «флюгера в трауре» и ветра, достигшего «одиноких башен»:  Nous avons écouté, retenant notre haleine / Et le pas suspendu. -  Ni le bois ni la plaine/Ne poussaient un soupir dans les airs; seulement / La girouette en deuil criait au firmament; / Car le vent, élevé bien au-dessus des terres, / N'effleurait de ses pieds que les tours solitaires. В. Курочкин допустил заметные отступления от исходного текста и необходимые семантические замены в пейзажной зарисовке. Для описания тишины переводчик употребил глагольные формы и выражения: затаили дух, остановясь, навострили слух, замерло, не шелестил. В интерпретации А. Фёдорова атмосфера молчания и тишины передана с помощью глаголов и глагольных выражений (замереть, безмолвствовать, хранить …  молчанье),дополнительных эпитетов (чутко замерли, башни каменные немые и одичалые, седые дубы) и уточняющих слов-образов глубокого молчанья и тишины. Переводчик конкретизировал пейзаж уточняющим образом старого замка, отсутствующим в исходном тексте. Образ ветра, коснувшегося башен, в интерпретации А. Фёдорова заменен антонимичным образом ветра, некоснувшегося дубов и башен; образ флюгера трансформирован в образ тоскливо плачущей совы, введен мотив туманного полусна, отсутствующий в подлиннике.

Особого внимания заслуживает перевод содержащегося в подлиннике метафорического образа спящих дубов, которые прислонились к скалам, опершись на выступы:  Et les chênes d'en bas, contre les rocs penchés, / Sur leurs coudes semblaient endormis et couchés. Синтаксис французского подлинника усложнен причастиями и не совсем понятно, к какому слову относится притяжательное прилагательное leurs – к les chênes(дубы) или к les rocs (скалы) – и каково значение существительного coudes (локти, изгибы). В. Курочкин перевел это место следующим образом: И дубы дольние, как будто бы локтями / На скалы опершись, дремали перед нами.А. Фёдоров упростил метафорический образ, опустив «трудное место»: Не трогал ветерок седых дубов на скалах.

В поэме Виньи тщательно, со знанием охотничьего дела, воссоздан образ самого старогои опытного охотника, изучающего следы волков: Rien ne bruissait donc, lorsque, baissant la tête, / Le plus vieux des chasseurs qui s'étaient mis en quête / A regardé le sable en s'y couchant; bientôt, / Lui que jamais ici l'on ne vit en défaut,/ A déclaré tout bas que ces marques récentes / Annonçaient la démarche et les griffes puissantes / De deux grands loups-cerviers et de deux louveteaux.В. Курочкин пространно описал эту встречу, увеличив текст до девяти строк; А. Фёдоров, наоборот, сжал рассказ до четырех строк: Тогда передовой, старик, охотник ярый, / Разведчик опытный,– прильнул к песку и нам / Внушительно сказал, что, судя по когтям, / С волчихой волк прошел, и их волчата– парой. Верный лирическому стилю, он не поскупился на дополнительные определения, отсутствующие в оригинальном тексте. Описывая поведение диких зверей, Курочкин предельно упростил имеющееся в оригинале развернутое сравнение волков с борзыми, сведя его к отвлеченному сравнению с псами, с их громким лаем. Фёдоров вовсе опустил это сравнение, но при этом сохранил строгость стиля, языковую точность в передаче деталей пейзажа и драматизма повествования благодаря четко выдержанной динамической манере изложения события: Мы приготовили ножи и шли вперед, / Блестящие стволы, скрывая осторожно. / Вот стал передовой. Я подался тревожно, / Взглянул между ветвей, сплетавшихся как свод, / И встретил пару глаз; они из тьмы сверкали. / Четыре легкие фигуры танцевали / В сиянии луны средь вереска. Они / Уже почуяли, что враг вблизи таится.

Виньи живописал, создавая образ волков. В предельно сжатой поэтической форме он сообщил содержание древнего мифа о полубогах Ромуле и Реме, сравнив волчицу и волчат с мраморным изваянием в Риме: Le père était debout, et plus loin, contre un arbre, / Sa louve reposait comme celle de marbre / Qu'adoraient les Romains, et dont les flancs velus / Couvaient les demi-dieux Remus et Romulus.В.Курочкин стилистически трансформировал текст, ввел оценочные слова, пересказал историю рождения Рима без упоминания имен его легендарных создателей: Их мать красиво так лежала перед ними, / Как изваяние волчицы, славной в Риме, / Вскормившей молоком живительным своим / Младенцев, призванных построить вечный Рим.А. Фёдоров наполнил сравнение  риторическим пафосом, упомянув легенду о волчице, вскормившей Ромула и Рема:  Поодаль волк застыл, а боком к нам, в тени / Под деревом– как бы изваяна волчица: / Мать Рима, та, кого Рим не забыл, и кем / Любовно вскормлены владыки Ромул, Рем. При этом в переводе Курочкина приложение les demi-dieuxиз оригинального текста заменено на историко-литературное Младенцев, призванных построить вечный Рим,в переводе Фёдорова – на владыки.В первом переводе  мифологический флер, имеющийся в подлиннике, сохранен благодаря определению «вечный (Рим)». Во втором переводе мифологизация образа отсутствует

В первой части поэмы Виньи мастерски воссоздал картину схватки зверя с собаками, описал его трагическую смерть. Динамика «батальной» сцены передана нанизыванием разнообразных глаголов и деепричастий (vient et s'assied, s'est jugé perdu, était surpris, a saisi, n'a pas deserré, traversaient, Se croisaient en plongeant, a roulé, restaient, clouaient, entouraient, regarde, se recouche, en léchant, sans daigner savoir, a péri, refermant ses grands yeux, meurt sans jeter un cri),эпитетов-причастий и причастных оборотов (dressées, enfoncées, compté, pris, baigné dans son sang, le sang répandu), красочных или точных эпитетов при существительных (ongles crochus, gueule brûlante, chien le plus hardi, gorge pantelante, mâchoires de fer, couteaux aigüs, larges entrailles, chien étranglé). Курочкин в переводе этой сцены использовал стилистические трансформации и перестановки, передав свое видение события и свое понимание предсмертного поведения зверя (перед людьми и перед смертью горды).

В переводе рефлективной части стихотворения поэт-«искровец» конкретизировал урбанистический мотив, перевел сравнение свободных волков с услужливыми собаками из философско-этической плоскости в социально-политическую: Чтобы не шел с людьми в их городах на стачки, / Чтоб голод выносил, но чтоб не брал подачки, / Как пес, который гнать из-за куска готов / Владельцев истинных из их родных лесов.Находясь под влиянием газетной беллетризированной культуры 1860-х гг., в частности, фельетона с политической проблематикой [7], Курочкин придал строкам из Виньи социальную злободневность и, совместив несовместимое, заменил мотив сделки животного с человеком мотивом городской стачки. В этих строках отразилась свойственная 1860-м гг. особенность просветительского культурного диалога, нашли выражение лежащие в основе процесса перевода принципы осмысления «чужого» как «близкого», столь необходимые для постижения и осознания переводчиком инокультурной вербальной реальности. А. Фёдоров, будучи точным в этой части перевода, не допустил политизации философско-этической идеи и иных смысловых вольностей и дополнений: Чтоб в сделку никогда с врагами не войти, / Как те ничтожные и низкие творенья, / Которые должны за пищу и за кров / Терзать владельцев скал, ущелий и лесов).

В третьей части поэмы автор-рассказчик, воспринявший случай на охоте как урок мужества и призыв к гордому стоицизму (stoïque fierté),размышляет о страдании и героической смерти волка. Приведем этот фрагмент полностью:

Ah! je t'ai bien compris, sauvage voyageur,

Seul le silence est grand; tout le reste est faiblesse.

Ah! je t'ai bien compris, sauvage voyageur,

Et ton dernier regard m'est allé jusqu'au coeur!

Il disait: «Si tu peux, fais que ton âme arrive,

A force de rester studieuse et pensive,

 Jusqu'à ce haut degré de stoïque fierté

Où, naissant dans les bois, j'ai tout d'abord monté.

 A force de rester studieuse et pensive,

Jusqu'à ce haut degré de stoïque fierté

Où, naissant dans les bois, j'ai tout d'abord monté.

Gémir, pleurer, prier est également lâche

Fais énergiquement ta longue et lourde tâche

Dans la voie où la sort a voulu t'appeler,

Puis après, comme moi, souffre et meurs sans parler».

Gémir, pleurer, prier est également lâche

Fais énergiquement ta longue et lourde tâche

Dans la voie où la sort a voulu t'appeler,

Puis après, comme moi, souffre et meurs sans parler.

В. Курочкин, переводя этот фрагмент, внес свое понимание духовного состояния и мыслей автора о судьбе человека, который, по его мнению, проигрывает в сравнении с гордым волком, призывающим своей смертью укреплять дух и учиться умирать «не пикнув». Однако из-за семантических трансформаций и смысловых упрощений, замены мотива «души» мотивом «духа», мотива страдания – мотивом терпения переводчик потерял существенные мысли из оригинального текста, перевел акцент в иную смысловую плоскость: О! если б человек был так же духом тверд / Как званием своим «царя зверей» он горд! / Бесстрашно умирать умеют звери эти; / А мы– гордимся тем, что перед ними дети! / Когда приходит смерть, нам трудно перенять / Величие зверей– умение молчать. / Волк серый! Ты погиб, но смерть твоя прекрасна. / Я понял мысль твою в предсмертном взгляде ясно. / Он говорил, твой взгляд: «Работай над собой, / И дух свой укрепляй суровою борьбой... / Когда ж окрепнешь ты, всей жизни смысл проникнув, / Тогда терпи, как я, и умирай, не пикнув».Перевод А.Фёдорова, на наш взгляд, семантически ближе к исходному тексту, хотя не свободен от вольностей и смысловых трансформаций: Увы,– подумал  я.– Как это ни обидно, / Мне стыдно за себя, за человека стыдно. / О, как ничтожны мы. Достойно умирать / Учиться мы должны у вас, зверье лесное! / Удел живущего– бороться и страдать. / Величье в твердости; ничтожно остальное. / Бродяга сумрачный, я подвиг твой постиг. / Мне вглубь души твой взгляд тускнеющий проник... / Молиться и стонать и плакать недостойно. / Исполни долг, но долг владыки, не раба. / Трудись, иди, куда зовет тебя Судьба, / Страдай и умирай, как умер я спокойно.Однако в целом, несмотря на опущение мотива гордого стоицизма, сквозного в творчестве А. де Виньи, в обоих переводах сохранена ключевая мысль поэмы о стойкости духа и героической смерти.

Осуществленный макро- и микроанализ переводов В. Курочкина и А.Фёдорова продемонстрировал особенности индивидуального восприятия и осознания инокультурного контекста и соответствующих этому сознанию когнитивных эталонов. В целом рассмотренные переводы сохранили и передали особый, свойственный  А.де Виньи «духовный аристократизм», высочайшую внутреннюю культуру, благородство и гуманизм. В процессе созидания нового текста и иной языковой реальности сработал немаловажный фактор – высокий профессионализм и честность переводчиков, верность принципам адекватности при выборе вербальных трансформаций. Авторы переводов продемонстрировали не только блестящее знание французского языка, но также знание людей и  самих себя, понимание «чужой» и «своей» культурной реальности, чужой и своей «модели мира». На философско-этический и жизненный опыт, накопленный автором, переводчики наложили свой собственный опыт, отпечатавшийся в логических суждениях, понятиях, умозаключениях, образах и картинах. Различия в интерпретации и трансформациях вербальной реальности «Смерти волка» вытекают из особенностей индивидуального творческого мышления и специфики личного восприятия стоических философско-этических взглядов и моральных установок, а также мыслей и чувств французского романтика. Адекватность интерпретации образов и целесообразность стилистических и в большинстве своем лексико-семантических модификаций в границах заданной вербальной реальности достигнута переводчиками в соответствии с уровнем понимания и осмысления исходного текста при помощи доступных ментальных, мифопоэтических и мифориторических средств переноса и трансформаций «инокультурного» и «иноязычного» явлений, их «внедрения» в родную культурную и вербальную системы.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Виньи, А. де. Смерть волка. Перевод В. Курочкина // Французские стихи в переводах русских поэтов XIX – XX вв. / сост. Е. Эткинд. – М.: Прогресс, 1969. – С. 363 – 367.

2. Виньи, А. де. Смерть волка. Перевод А. Фёдорова // Современный мир, 1908, Л II. – С. 19 – 20.

3. Виньи, А. де. Смерть волка. Перевод Ю. Корнеева // Западноевропейская лирика. – Л.: Лениздат, 1974. – С. 382 – 385.

4. Виньи, А. де. Избранное. – М.: Искусство, 1987. – С. 488 – 491.

5. Жужгина-Аллахвердян, Т.Н. Поэзия Альфреда де Виньи в русских переводах // Сучасні стратегії та методології навчання перекладу: [Матеріали міжнародної наук. конференції]. – Дніпропетровськ : Літограф, 2012. – С. 18–22.

6. Последнее стихотворение. 100 русских поэтов XVIII – XX вв. Антология-монография / автор-сост. Ю. Казарин. – Екатеринбург: изд-во Уральского ун-та, 2011. – 552 с.

7. Румянцева, В.Н. Стихотворный фельетон середины XIX века: Н.А. Некрасов, В.С. Курочкин, Д.Д. Минаев: дис.... канд. филол. наук. - Оренбург, 2007. – 234 с.

8. Янссен-Фесенко, Т.А. Перевод как вербальная реальность сознания // Гермес. Научно-художественный сборник / сост. А.Н. Злобин. – Саранск, 2009. – С. 72 – 78.

9. Эткинд, Е. Российская интеллигенция: два поколения // Эткинд Е. Барселонская проза. – Харьков: Права людини, 2013. – 244 с.

10. Эткинд, Е. Русские поэты-переводчики от Тредиаковского до Пушкина. – Л.: Наука, Ленингр. отд., 1973. – 248 с.

11. Toesca, M. Alfred de Vigny, ou La passion de l'honneur. - P., 1972. – P. 181.

12. Vigny, A. de. Oeuvres complètes. – P.: Seuil, 1965. – P. 100 – 102.

Жерар де Нерваль — поэт, филолог и переводчик немецкой поэзии. Общие положения.

Жужгина- Аллахвердян Тамара Николаевна - доктор филологических наук, профессор кафедры перевода, Национальный горный университет, г. Днепропетровск, Украина

Статья подготовлена для публикации в сборнике «Актуальные вопросы переводоведения и практики перевода».

Жерар де Нерваль (псевдоним Жерара Лабрюни) начал свой творческий путь в 1820‒х гг. как поэт и переводчик немецкой литературы.

Особую роль в становлении Нерваля, филолога, писателя, поэта и переводчика, сыграла идея «творческой игры» И.В. Гете, чей гений, «развившийся из корня» под воздействием внутренних сил, был особенно любим французскими романтиками. Нерваль переводил легенды и притчи И.В. Гете, в которых доминируют печальные и таинственные образы, идеализированные фигуры, отвечающие настроению французского поэта в это время.

28 ноября 1828 из печати вышел нервалевский перевод «Фауста» Гете (Faust, tragédie de Goethe, traduite par Gérard). Перевод пользовался заслуженным успехом во Франции и вдохновил композитора Гектора Берлиоза на создание драматической легенды в четырёх частях для оркестра, солистов и хора под названием «Осуждение Фауста» («La damnation de Faust»). Нервалевский перевод «Фауста», одобренный самим Гете, передавал романтическое отношение к миру и творчеству. Жерару были близки мысли Гете, ассимилировавшего в «Фаусте», как естественном продукте полнокровной жизнедеятельности, весь внешний и внутренний мир. Переводя великую поэму, Нерваль стремился передать, не исказив, гетевское понимание истины, индивидуализма, любви как жизнетворчества, обширные метафизические знания в сочетании с естествознанием. Нервалю-переводчику удалось почувствовать и передать гетевскую эзотерическую рефлексию и идею одухотворенности, концепции умирания для «низкой жизни» и возрождения для «жизни более высокой».

Но в переводе все же отпечатались личность переводчика и противоречия романтической эпохи. Изучая немецкую литературу и сравнивая ее с французской, Нерваль обратил особое внимание на мало акцентированные идеи руссоистской природы — об утрате свободы, ведущей к омертвлению человеческой души и «кабальной зависимости», заставляющей труженика ненавидеть свое дело. Нерваль принадлежал к поколению, лишенному веры в естественную свободу. Однако, по мнению Ж. Жироду, он выделялся в ряду французских поэтов именно свободой и независимостью, где под «свободой» следует понимать вовсе не хартию и уважение законов и привычек. Свобода Нерваля проявлялась в воспоминании, забвении, нежности, знании немецкого языка…^[8, c. 12]. Французский текст «Фауста» отразил личное отношение Нерваля к свободе и разным формам жестокого разрушительства — страху, невежеству, безумию, болезни, тирании, нищете, унижению, смерти, хотя исследователи отмечали, что перевод был для французского поэта способом «выражать себя уклончиво» (à mots couverts) и давать полную свободу фантазмам и навязчивым идеям, не декларируя их.

В конце 1820‒х гг. Жерар по просьбе А. Дюма и П.С. Лоранти участвовал в двух больших проектах — подготовке антологий немецкой и французской поэзии, которые потребовали от него большого напряжения сил и обстоятельных разработок. Первая антология под названием «Немецкие стихотворения» («Poésies allemandes», 1830) включала переводы Нерваля из поэзии В.Г. Клопштока, И.К.Ф. Шиллера, И.В. Гете, Г.А. Бюргера. Сборник содержал обширную справку о немецких поэтах, составленную Ж. де Нервалем. Вторая антология «Избранные стихотворения» («Choix de poésie») со вступительной статьей, подписанной «М. Gérard», включала стихотворения Ронсара, И. дю Белле, Ж.А. де Баифа и др. известных французских поэтов прошлого.

Во вступительной статье к «Немецким стихотворениям» Ж. де Нерваль проявил себя как поклонник «блестящей», богатой великими именами немецкой литературы, связанной непрерывной цепочкой со старой поэзией Севера и сохранившей ее самобытный характер^[9, с.2]. Нерваль считал, что настоящую литературную славу Германия переживает только со второй половины XVIII в. Из созданных ранее, писал Жерар, только поэма «Niebelungen», относящаяся ко времени Фридриха I (Frédéric I), по прозвищу Барбаросса, вызывает настоящий интерес.

Исследуя литературные вопросы, Нерваль углубился в историю древних языков и диалектов. Он отмечал, что сохранилось не так много сведений о первых поэтах-германцах. Старейшие и наиболее выдающиеся произведения были написаны на готском языке (écrits en gothique), позже вытесненном франкским языком (langue franque), на котором говорили племена (les Francs), завоевавшие Галлию во время правления династии Меровингов. В эпоху Карла Великого франкский язык начинают забывать, его, как и латынь, используют в общении только при дворе и в монастырях. Король пытается спасти язык от забвения, в особенности в Германии, и даже приказывает создать сборник легенд и национальных песен. Народ в это время уже отдает предпочтение саксонскому (Saxon) и нижненемецкому (bas germain) диалектам, и именно на саксонском, утверждает Нерваль, в Германии была создана первая национальная поэзия. Нерваль обратил внимание на огромный успех саксонских песен, особенно тех, которые «пели на могилах предков». «Песни, отмеченные патриотизмом, как и мифология древних северных народов, становились препятствием для утверждения монаршего господства и христианской религии, и потому король пожелал их запретить»^[9, c. 2]. Запрет этот длился даже после падения империи Карла Великого, потому что церковь боялась влияния суеверных представлений, которыми были наполнены эти «дьявольские стихи» (carmina diabolica).

На протяжении нескольких веков только латинские стихи разрешались и поощрялись. Таким образом народ, не знавший латыни, был отстранен от участия в создании поэзии, заключает Жерар. И только во время крестовых походов появилась поэзия (le vers) на народном языке (la langue vulgaire), получившем к тому времени большое распространение. Эта эпоха, писал Жерар, перекликается с эпохой трубадуров, когда поэмы, сочиненные для двора и для обитателей замков, не достигали толпы, и «толпа» стала выдвигать своих поэтов и сказителей, среди которых только Ганс Сакс, сапожник по роду занятия, оставил в веках громкое имя.

Во времена Нерваля филологи затруднялись с классификацией поэмы «Нибелунги» (Livre des héros — Книга героев). Авторы эпической поэмы были неизвестны, но уже было выяснено, что примерно к XIV в. поэма была записана, хотя возникла намного раньше. Нерваль относл «Нибелунги» к «полусказочным временам рыцарства». Сюжет поэмы, пишет он, «не менее величественный, чем сюжет «Илиады», с которой ее «так часто сравнивают». Нерваль упоминал также имевшие большое значение для развития национальных языков рыцарские романы — артуровского цикла (romans de chevalerie du cycle d’Artus) и цикла времен Карла Великого (cycle de Charlemagne), которые переделывались и переводились из века в век.

Миннезингеры усовершенствовали рыцарскую поэзию и популяризировали ее настолько, насколько это было возможно «при засильи полурелигиозных и полуфеодальных институтов»^[9, с. 2]. Эти поэты, пишет Нерваль, большей частью бедные, но знатного происхождения, как «наши труверы», совершали переезды от замка к замку и из города в город, устраивая состязания на народных праздниках, подобно поэтам древности. В эпоху миннезанга, отмечает Нерваль, преобладал швабский диалект (le dialecte souabe) — «мягкий, слащавый (suave) язык, прекрасно адаптированный к рыцарским сюжетам, галантный, иногда сатирический». Время упадка этой поэзии, которая «не дала ни одного прославленного имени и не оставила ни одного достойного упоминаний литературного памятника»^[9, с. 2], Жерару неизвестно. Но в анализе средневековой поэзии даты и факты привлекают его меньше, чем идеи, из которых сложатся «эстетический политеизм»^{[5, с. 202‑203]} и религиозный синкретизм^[2, с. 5], ставшие основой «Химер». Сегодня достоверно известно, что первые сонеты «Химер» следовали за нервалевским переводом «немецких стихотворений».

Наблюдения Нерваля о литературе сочетаются с поэтапным изложением материала о развитии немецкого языка и его диалектов, истории племен и народов, о германской ментальности. Начиная с периода Реформации, воображение немцев повернулось к богословским и философским учениям, и немцы начали проявлять интерес к забытой ими поэзии. Лютер нашел поэтическому языку новое применение — рифмовать священные гимны. Швабский диалект «умер», считает Жерар, потому что не справился с переводом Библии. Лютер создал новый немецкий язык, который дошел до наших дней. Так «Север победил Юг», и пришло время заменить «старые струны, отказавшиеся вибрировать в такт эпохе, на новые». Поэзия обнаружила себя в другой форме, которая звучала «бледным отголоском других литератур»: «Peu à peu la poésie lyrique se releva sous une autre forme, mais elle ne fut longtemps qu’un pâle écho des autres littératures. Mathisson, Ramier, Blumaiier et Rabener le satiriste entonnèrent tour à tour des chants épiques, lyriques et didactiques; Gleim composait des fables; Opitz, Gottehed et Bodnner brillèrent aussi dans cette école semi-française du 18 siècle»^[9, с.2].

Опровергнув утверждения о том, что немецкая литература соперничает с английской и французской, Нерваль указал на существующую между ними пропасть. В немецкой литературе, в отличие от французской, он не находил ни варварства, ни подражания, ни приверженности писать стихи на латыни. Жерар пел славу немецким поэтам как создателям национального языка, которых возглавляет В.Г. Клопшток, ибо с него в Германии началась новая эра и «современная поэзия». Как стихотворец (versificateur) Клопшток попытался создать новую лирику в стиле древних греков, без рифмы, но со старым ритмом; он не остановился на изобретении гекзаметра, но пошел дальше и написал гекзаметром большое количество стихов. Нерваль перевел нерифмованным стихом лучшие из них: La Patrie, Lea Constellations, Les deux Muses, Les heures de l’Inspiration, Psaume, Hermann et Trusnelda, Hermann, chanté par les bardes Werdomar, Kerding et Darmont и др.^{[10, c. 53−83]}.

Оригинальная национальная литература, по мнению Нерваля, произошла от поэтов, обнаруживших в горах и лесах своей родины остатки мифологии Одина, песни старых саксонских бардов. Новые поэты держали связь с историей. «Никогда переводы не были столь многочисленны, как сегодня,» — писал Нерваль в предисловии к «Немецким стихотворениям»^[10, c. 1]. Некоторые называют это нашествием готов и вандалов, реставрацией, навязанной нам иноземцами. Если это так, то это благоприятная и славная Реставрация. Я склоняюсь к этому мнению, основываясь на примере Германии. Величайшие немецкие авторы не считали зазорным делать переводы. Шиллер переводил Расина и говорил при этом своим соотечественникам: «Как видите, он не осмеливается на большее». Он переводил Шекспира и при этом говорил: «Как видите, он впадает в крайности!» Но Шиллер не подражал ни Расину, ни Шекспиру, однако он писал, как они, и, может быть, писал так же хорошо, как они. Но при этом он не стал ни французом, ни англичанином, а остался немцем. И чтобы судить об этом авторе и его школе, нужно на мгновение забыть все традиции нашей страны, все требования нашей поэтики, т. е. не насмехаться над чужой одеждой, потому что подобную не носят у нас. Я думаю, что это мнение небесполезно для тех, кто будет читать эту книгу». Жерар раскрывает французскому читателю секреты «германского ума», сложившегося под влиянием народной поэзии, акцентирует внимание на том, что манера немцев сочинять в корне отличается от манеры французских авторов: «у нас человек управляет воображением, у них воображение управляет человеком, против его воли, привычек, у самых его истоков».

Во введении к своим переводам Жерар создал мифологизированный портрет немецкого поэта, который нес в себе всю нагрузку народной поэзии и ее языка. Это собирательный портрет, своеобразная историко-культурнаая парадигма, состоящая из метафорических и символических образов от Клопштока и Шиллера (La chanson de la Cloche, Le Plongeur, La Puissance du Chant, Le Comte d’ Habsbourg, Jeanne d’Arc, l’Ideale и др.) до И.В. Гете (Complainte de la noble femme, L’Aigle et la Colombe, Le Roi des Aulnes, Le Barde, Les Mystères и др.) и Бюргера. А начало всему — приснившаяся библейскому Иакову лестница («И увидел во сне: вот, лестница стоит на земле, а верх ее касается неба; и вот, Ангелы Божии восходят и нисходят по ней. И вот, Господь стоит на ней …»): «Вот лестница Якоба, соединяющая землю с небом, а вот огромное колесо, вращающийся небесный зодиак со странными и сверкающими знаками Скорпиона и Девы, Козерога и Близнецов, Маргариты и Мефистофеля. Затем появляется Коринфская невеста, она растет и достигает потолка. Потом следуют ночь шабаша, инфернальная охота, Ленора верхом на лошади в объятиях призрака». Нерваль полагал, что типичный немецкий поэт отождествляет себя с этими образами и настолько увлечен перевоплощением, что «больше ничего не видит перед собой; он так поглощен творчеством, что даже выстрел пушки прямо ему в уши не может его отвлечь». Так закладывался фундамент «мифологии художника-творца», нашедшей в творчестве Нерваля должное воплощение^{[6, c. 59‑64]}. Мифология художника-творца не противоречила филологическому изучению немецкой поэзии, а также путей формирования и развития немецкого языка. К этим вопросам Нерваль подходил как читатель, критик и переводчик. Он заявлял, что в Германии существует французская школа поэзии, причислял к ней Виланда, Гесснера, Лессинга, Коцебу и др.^{[10, с. 1‑50]}).

В отборе материала для переводов из Клопштока^{[10, c. 53‑83]}, Гете^{[10, с.110‑127]}, Шиллера^{[10, с 161‑218]}, Бюргера^{[10, с. 223‑246]} проявилась специфическая художническая ментальность Нерваля, его склонность к средневековой мистической традиции, внимание к «раздраженному бессознательному» средневекового поэта, изъяснявшегося посредством тропического языка, с одной стороны, с опорой на логику и анализ, с другой — на фантазии и тропический символизм^{[6, с. 221]}. Язык Нерваля во введении и комментариях к переводам состоит из дуальностей и антитез, характерных для романтической риторики и стилистики текста^{[1, с. 381]}. Дискурс комментариев к «Немецкой поэзии» наполнен историко-литературной и лингвистической лексикой, рациональной образностью и филологическими размышлениями; включает анализ и интерпретации, оценки и творческие концепции.

Нерваль, как филолог, поэт и переводчик, рекомендовал читать и перечитывать знаменитый трактат Жермены де Сталь «О Германии», в которой французская писательница прославляла немецкую культуру и литературу. Сталь называет Гете, Шиллера и Бюргера поэтами современной школы, отличающейся самобытным национальным характером, указывает на своеобразие творческой манеры трех великих немецких поэтов: у Гете больше воображения, у Шиллера — чувствительности и только Бюргер (Lénore, Sonnet, La chanson du Brave Homme) обладает талантом народного поэта. У Шиллера обнаружен «французский вкус», но в его поэзии не найдешь ничего, что напоминало бы элегантную поэзию Вольтера.

Можно считать, говорил Ж. Масэ, что немецкие стихотворения сыграли благотворную роль в творчестве Нерваля: с точки зрения духовной, это был только временный переходный период, может быть, неяркий, но с точки зрения поэтической, он был определяющим. Благодаря Гете, Шиллеру, Клопштоку, Уланду, Бюргеру и Гейне, Нерваль смог преодолеть механистичность версификации, свойственную его юношеским стихотворениям.

Жерар перевел также немецкую прозу, в частности «Новогоднюю ночь одного несчастного» («La Nuit du nouvel an d’un malheureux») Жан-Поля и «Ночные приключения Святого Сильвестра» («Les Aventures de la nuit de la Saint-Sylvestre») Гофмана. В последнем создан мрачный образ хохочущего дьявола («Le diable me réserve toujours pour le soir de la Saint-Sylvestre un singulier régal de fête: il prend bien son temps, puis s’en vient, avec un rire odieux, déchirer mon sein de ses griffes aiguës et se repaître du plus pur sang de mon cœur»), который вскоре перекочует в нервалевскую прозу («Соната дьявола»). Ж. де Нерваль сохранил большой интерес к пра-логической стороне сознания, к идее мистической сопричастности, к загадочной человеческой натуре. В мифопоэтической рецепции Нерваля, поэта-переводчика, испытавшего сильное влияние немецкого романтизма, литературы и эстетики, реальные картины и видения были построены на игре путешествующего во времени и пространстве воображения, способного проникнуть в потаенные глубины человеческого духа и там находиться наедине с самим собой в жестоком противоборстве страстей. Из бесконечного ассоциативного ряда унаследованных памятью архетипических образов и эпизодов приносящей «радость страдания» вечной жизни рождались нервалевские мифы, истоки которых находятся в старых немецких преданиях и книжности.

Оставаясь поэтом, Нерваль-переводчик нагнетал семантические параллелизмы и антитезы, собирал в фокусе химерических образов емкие идеи и замысловатые метафоры. В мифотворческом сознании переводчика и интерпретатора немецких стихотворений еще уживались мир действительный и мир фантазии, последний мыслился как сотворенная воображением реальность, где есть место «логике чудесного», символико-аллегорическим картинам, обладающим порой «большей жизненностью, чем мир физически данный»^{[3, с. 9‑13]}. Так, бесспорно, было в случае Нерваля. В его творчестве романтическая аксиома о реальности мира фантазии нашла свое идеальное воплощение. Этой аксиоме верно служил особый метафорический язык и мифопоэтика «имагинативных переходов», лишенных логики в обычном понимании. Ей в нервалевском тексте подчинены приемы поэтической мифологизации и, прежде всего те, которые были разработаны романтиками-предшественниками. Романтическая мифологизация становилась одним из путей восприятия, осмысления и адекватной передачи оригинального содержания, колорита как отдаленной, так и близкой эпохи, нации, края, языка, особенностей его развития и трансформации в сказаниях, преданиях, легендах Средневековья и в современной поэзии.

Список литературы

1.     Алексеев А.Я. Сопоставительная стилистика/Гос. высш. учеб. заведение «Нац. горн. ун-т». - Д.: НГУ, 2012.—470 с.

2.     Баняс В.В Міфологічний оніризм у творчості Жерара де Нерваля: автореф. дис. канд. філол. наук/В.В. Баняс. - К.: Логос, 2009.—19 с.

3.     Голосовкер Я.Э. Логика мифа/Я. свободаЭ. Голосовкер. - М.: Наука, 1987.—217 с.

4.     Жужгина-Аллахвердян Т.Н. Мифология художника-творца в творчестве Жерара де Нерваля/Т.Н. Жужгина-Аллахвердян // Вiд бароко до постмодернiзму:^{[Зб. наук. праць]}. - Вип. VIII. - Дніпропетровськ: ДНУ, 2005. - С59 – 64.

5.     Зенкин С.Н. Французский романтизм и идея культуры/С.Н. Зенкин. - М.: РГГУ, 2002.—288 с.

6.     Неретина С.С. Средневековое мышление как стратегема мышления современного/С.С. Неретина // Вопросы философии.—1999. - № 11. - С22 – 50.

7.     Giraudoux J. Introduction/J. Giraudoux // Nerval G. de. Aurélia. Les Chimères. La Pandora/G. de Nerval/commenté par B. Didier; Introduction de J. Giraudoux. - P.: Libr. Générale Fr., 1972. - PIX – XX.

8.     Nerval G. de. Aurélia. Les Chimères. La Pandora/G. de Nerval/commenté par B. Didier. - P.: Libr. Générale Fr., 1972.—268 p.

9.     Nerval G. de. Notice sur les poetes allemands/G. de Nerval // Nerval G. de. Poésies allemandes. Poésies allemandes, traduction Gérard de Nerval (Édition de 1877)^{[Электронный ресурс]}.—65 c. - Режим доступа: http://www.uni-due.de/lyriktheorie/texte/1830_nerval.html

10.   Nerval, Gérard de: Poésies allemandes. Klopstock, Goethe, Schiller, Burger. Morceaux choisis et traduits par M. Gérard. Paris: Bureau de la Bibliothèque choisie 1830 (Bibliothèque choisie. Ve section. Choix de poésies). S. 1‒50: Introduction. URL: https://www.uni-due.de/lyriktheorie/texte/1830_nerval.html

К вопросу о происхождении английских пословиц и поговорок

Автор: Зимовец Наталья Викторовна, кандидат филологических наук, доцент кафедры иностранных языков Педагогического института Белгородский государственный национальный исследовательский университет, г. Белгород, Россия
Матвеева Анна Александровна, студентка 5 курса историко-филологического факультета Педагогического института Белгородский государственный национальный исследовательский университет, г. Белгород, Россия

Статья подготовлена для публикации в сборнике «Актуальные вопросы переводоведения и практики перевода».

Пословицы и поговорки – древний жанр народного творчества. Они возникли в далекие времена и уходят своими корнями вглубь веков. Многие из них появились еще тогда, когда не было письменности. Во фразеологии выделен специальный раздел – паремиология, которая изучает структурно-семантический тип устойчивых сочетаний слов, называемых пословицами и поговорками. Изучением происхождения пословиц и поговорок занимались многие лингвисты, ими выдвинуты различные гипотезы об их появлении и функционировании в языке.

В.А. Жуков утверждает, что очень трудно определить, с каких времен среди народа начали ходить пословицы – устные краткие изречения на самые разные темы. Неизвестно и время возникновения первых поговорок – метких изречений, которые способны в разговоре выразительно и точно охарактеризовать что-либо без помощи утомительных и сложных пояснений, но, по мнению исследователя, неоспоримо одно: пословицы и поговорки возникли в отдаленной древности и с той поры сопутствуют народу на всем протяжении его истории. Особые свойства сделали и пословицы, и поговорки столь стойкими и необходимыми в быту и речи [1, c. 12 –13].

Л.Н. Оркина отмечает, что пословица – не простое изречение. Она выражает мнение народа. В ней заключается народная оценка жизни, наблюдения народного ума. Не всякое изречение становилось пословицей, а только такое, которое согласовывалось с образом жизни, мыслями множества людей – такое изречение могло существовать тысячелетия, переходя из века в век. За каждой пословицей стоит авторитет поколений, их создавших. Поэтому пословицы не спорят, не доказывают – они просто утверждают или отрицают что-либо в уверенности, что все ими сказанное – твердая истина [2, с. 120 – 121].

По выражению С.Г. Бережан, одним из источников появления пословиц и поговорок является устное народное творчество – песни, сказки, былины, загадки [3, c. 45].

Как видим, вопрос о первоисточниках пословиц и поговорок остается еще открытым.

В данной статье нами рассматриваются основные источники возникновения английских пословиц и поговорок. Анализ специальной литературы позволил выделить следующие способы их происхождения: народное, литературное (в том числе цитаты Шекспира), библейское, заимствования из другой культуры, а также высказывания известных людей.

Безусловно, любая пословица была создана конкретным человеком в определенных обстоятельствах, однако установить подлинное происхождение всех пословиц и поговорок, а особенно древних, не всегда представляется возможным. Поэтому правильнее говорить, что некоторые пословицы и поговорки имеют народное происхождение, что их первоисточник находится в коллективном разуме народа. Во множестве высказываний, суммирующих повседневный опыт, значение слов, по-видимому, перерастало в форму пословицы постепенно, без какого-либо явного объявления. После того, как многие сотни людей выражали одинаковую мысль различными способами, после многих проб и ошибок эта мысль приобретала, наконец, свою запоминаемую форму и начинала свою жизнь в качестве пословицы.

Народное происхождение имеют так называемые исконно английские пословицы, особенность происхождения которых в том, что они возникли благодаря традициям, обычаям и поверьям английского народа, а также в том, что они были созданы на основе различных реалий и фактов английской истории.

Так появление пословицы «Play fast and loose» (знач. «вести нечестную, двойную игру») связано со старинной игрой, в кото­рую играли главным образом на ярмарках в Англии. Условия игры заключались в том, что на палец то туго наматывался, то распускался ремень или веревка, а зрители не могли уловить ловкую манипуляцию рук и неизменно проигрывали пари.

Выражение «Beat the air (или the wind)» (знач. «попусту стараться, понапрасну затрачивать энергию») происходит от средневекового обычая размахивать оружием в знак победы, когда противник не являлся на суд чести для разрешения спора оружием.

Употребление поговорки «Good wine needs no bush» (знач. «хороший товар сам себя хвалит») связано со ста­рым обычаем, когда трактирщики вывешивали ветки плюща в знак того, что в продаже имеется вино.

Некоторые мысли, подмеченные из практической трудовой деятельности, также выражены в английских пословицах, например: «Make hay while the sun shines» (знач. «все нужно делать вовремя») из опыта фермерской деятельности; «Don't put all your eggs in one basket» (знач. «не следует все класть в одно место») из опыта торговых взаимоотношений.

Выражение «Rob Peter to pay Paid» (знач. «взять у одного, чтобы отдать другому») восходит к старому обычаю духовенства пере­давать из богатых церквей разную церковную утварь бедным церквям.

Трудно восстановить источник и литературных пословиц, так как можно лишь определить, кто первый ввел их в литературу. Введение тех или иных пословиц в литературу не всегда означает их создание, так как автор мог употребить выражения, распространенные в его эпоху.

Приведем примеры некоторых установленных литературных пословиц: «The remedy is worse than the disease» («Лекарство хуже болезни») (Чосер), «Marriage is a lottery» («Женитьба – это лотерея») (Бен Джонсон), «Better to reign in hell than serve in heaven» («Лучше царство­вать в аду, чем быть рабом в раю») (Джон Мильтон), «Bite the hand that feeds you» («Укусить руку, которая кормит тебя», «отплатить черной неблагодарностью») (Эдмунд Берк), «Ignorance is bliss» («Чего не знаешь, за то не отвечаешь») (Томас Грей), «(As) cool as a cucumber» («Совершенно невозмутимый», «спокойный», «ничем не прошибешь») (Джон Гэй), «Break a butterfly on the wheel» («Стрелять из пушки по во­робьям») (Александр Поп), «Rain cats and dogs» («Лить как из ведра») (Джонатан Свифт).

Конечно, Шекспир превосходит всех по числу цитат, используемых в качестве английских пословиц. Никто, однако, не может быть уверен в том, какие из приписываемых Шекспиру пословиц действительно являются его творениями, а какие взяты в той или иной форме из устной традиции. Ученые до сих пор продолжают находить существовавшие еще до Шекспира пословицы, ставшие затем строками его произведений: Twelfth Night – «Better a witty fool than a foolish wit» («Лучше умный дурак, чем глупый мудрец»); Julius Caesar – «Cowards die many times before their deaths» («Трусы умирают много раз»); Antony and Cleopatra – «Salad days» («Пора юношеской неопытности»); Hamlet – «Something is rotten in the slate of Denmark» («Подгнило что-то в датском королевстве», «что-то неладно»).

 Многие «шекспировские» пословицы в английском языке сохранили свою первоначальную форму, например:

«The biter is sometimes bit» («Вор у вора дубинку украл»), «Brevity is the soul of wit» («Краткость – душа ума»), «Sweet are the uses of adversity» («Не было бы счастья, да несчастье помогло»), «Cowards die many times before their death» («Трус умирает многократно»).

Другие являются адаптацией его высказываний, например:

«A rose by any other name would smell as sweet» («Роза пахнет розой, хоть розой назови, хоть нет»).

Первоисточниками английских пословиц литературного происхождения также являются сказки и басни. Так сказочный персонаж Fortunatus отражен в поговорке «Fortunatus's purse» (знач. «неистощимый кошелек»), а из средневековых басен взяты выражения «The whole bag of tricks» («Весь арсенал уловок, хитростей») и «(In) bor­rowed plumes» («Ворона в павлиньих перьях»).

Пословицы, взятые из Библии, можно рассматривать и как литературные, и как заимствованные, поскольку Библия переведена с иврита, и ее мудрые высказывания отражают сознание древнееврейского общества. В старые времена Библия читалась весьма широко, так что многие из ее высказываний стали частью общественного сознания до такой степени, что лишь немногие сейчас догадываются о библейском происхождении тех или иных пословиц. Некоторые английские пословицы целиком взяты из Священного Писания, например: «You cannot serve God and mammon» («Нельзя служить Богу и черту»), «The spirit is willing, but the flesh is weak» («Дух бодр, но плоть слаба»), «As you sow, so you reap» («Что посеешь, то и пожнёшь!»), «Do not cast your pearls before swine» («Не мечите бисер (жемчуг) перед свиньями»), «Cast not the first stone» («Не бросай первым камень»), «Charity covers a multitude of sins» («Милосердие искупает многие грехи »), «Do not put new wine into old bottles» («Не вливай вино в старую посуду), «A house divided against itself cannot stand» («Дом, в себе разделённый, устоять не сможет»), «If the blind lead the blind, both shall fall into the aitch» («Если слепой ведет слепого, оба упадут в яму»), «Bone of the bone and flesh of the flesh» («Кость от кости и плоть от плоти»).

Выявлены также пословицы библейского происхождения, в которых некоторые слова изменены: «Spare the rod and spoil the child» («Пожалеешь розгу, испортишь ребенка»), «You can not make bricks without straw» («Нельзя сделать кирпич без соломы»).

Другой важный источник английских пословиц – это пословицы и поговорки, возникшие в других культурах и отраженные в других языках. Установить их первоисточник очень трудно, т.к. пословица, прежде чем стать английской, могла существовать на латинском, французском или испанском языке, а до этого была заимствована из какого-либо другого языка. Однако происхождение некоторых пословиц установлено точно.

 Пословица «Evil be to him who evil thinks» пришла в английский язык из французского «Honi soit qoi mal y pense».

Английская пословица «Through hardships to the stars» («Через тернии к звёздам») имеет латинское происхождение «Per aspera ad astra», а другая пословица «Man is to man wolf» («Человек человеку волк») от латинского выражения «Homo homini lupus est».

Большое число заимствованных пословиц осталось в оригинале. Среди них: «Noblesse oblige» («Благородство обязывает»), «In vino veritas» («Истина в вине»).

Некоторые пословицы произошли из высказываний известных людей.

Уинстон Черчилль 9 февраля 1941 года по американскому радио сказал: «Give us the tools, and we will finish the job» («Дайте нам возможность, и мы закончим работу») – и эти его слова позднее стали пословицей.

Высказывание известного американского полководца: «Я не позволяю себе, джентльмены, назвать себя самым умным человеком в стране, но в данном случае я весьма похож на старого голландского фермера, который подметил, что не лучшим вариантом было бы менять коней на переправе …», сделанное во время гражданской войны, стало настоящим крылатым выражением. Сегодня английская пословица звучит как «Don’t change horses in mid-stream» («Коней на переправе не меняют»).

Английские пословицы имеют различное происхождение, но большинство лингвистов сходятся во мнении, что пословицы и поговорки порождаются устным народным творчеством или заимствуются из определенных литературных источников, теряя связь с ними, но, тем не менее, они обобщают опыт народа, выведенный из его общественной практики [4, c. 66].

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Жуков, В.П. Семантика фразеологических оборотов. Учебное пособие для студентов пединститутов по специальности «Русский язык и литература» – М.: Просвещение, 1978. – 160 с.

2. Оркина, А.Н. Аспектуально-темпоральная характеристика высказываний с семантикой обусловленности в современном русском языке. Автореферат диссертации – СПб., 2000.

3. Бережан, С.Г. К вопросу о диапазоне варьирования фразеологизмов // Исследования по семантике. Семантика языковых единиц разных уровней. – Уфа, 1988. – 148 с.

4. Райдаут, Р., Уиттинг, К. Толковый словарь английских пословиц. – СПб: Лань, 1997. – 256 с.

Классификация псевдоэквивалентов русского и французского языков по частеречной принадлежности

Автор: Томилова Александра Игоревна, ассистент кафедры романских языков УрГПУ.
Статья подготовлена для публикации в сборнике «Актуальные вопросы переводоведения и практики перевода».

Данная статья посвящена изучению явления межъязыковой псевдоэквивалентности русского и французского языков и, в частности, одной из сторон многопризнаковой классификации псевдоэквивалентов (см. подробнее – Томилова А.И., Лыкова Н.Н., Журнал научных публикаций «Дискуссия», №7 (15), Екатеринбург, сентябрь 2011, с. 160 – 165) – их частеречной принадлежности.

Грамматические характеристики псевдоэквивалентной лексики, на наш взгляд, во многом обусловлены этимологией слова. Например, Ю.Н. Кочурова, рассматривая интернационализмы, объясняет грамматическую включенность слова в систему языка-акцептора происхождением и длительностью контакта языков: чем раньше слово закрепилось в языке, тем более адаптированным с точки зрения грамматических категорий оно является [1, С. 19].

Частеречную принадлежность псевдоэквивалентов русского и французского языков в своей работе рассматривала С.В. Грецова (2008). По ее данным большая часть псевдоэквивалентных лексем (из 1258) относится к классу имен существительных – 1137 пар лексем (90,6%), 53 пары лексем (4,2%) – к имени прилагательному, 48 пар переводческих псевдоэквивалентов (3,9 %) относятся к классу глагола, 16 пар лексем  (1,3%) относятся к разным частям речи во французском и русском языках. С одной стороны такое распределение по грамматическим классам не является случайным, так как именно существительные, основная функция которых обозначение какого-либо отрезка действительности (номинативная функция), заимствуются в первую очередь. Заимствование глаголов представляет определенные трудности, так как их ассимиляция, в особенности грамматическая, представляет определенные сложности. Небольшое количество прилагательных среди заимствованных лексем объясняется вероятно их основной ролью в языке – указанием на признак предмета – в то время как чаще всего происходит заимствование названия какого-либо предмета, представляющего собой совокупность нескольких признаков. С другой стороны, особенностью французского языка являются менее четкие границы между именем существительным и именем прилагательным, что способствует более легкому переходу французских существительных в класс прилагательных, что не характерно для русского языка. Переводческие псевдоэквиваленты, в результате заимствования попавшие в разные классы слов, незначительны. Согласно автору, здесь наблюдаются следующие закономерности: русское существительное соответствует французскому прилагательному в 8 случаях, русское существительное соответствует французскому глаголу в 3 случаях, русское прилагательное соответствует французскому существительному в 2 случаях, русское междометие соответствует французскому существительному в 2 случаях, и в одном примере русское междометие соответствует французскому существительному [2, С. 48 – 50].

Полученные С.В. Грецовой данные несомненно важны, однако предложенный анализ не является исчерпывающим, поскольку вне поля зрения исследователя остались случаи конверсии, омонимии, принадлежности одной лексемы разным частям речи и т.п. Помимо этого, в связи с несовпадением предлагаемых нами критериев для выделения псевдоэквивалентов и критериев, на которые опирается  С.В. Грецова[4], а также в связи с различиями в количестве псевдоэквивалентов, устанавливаемых для рассматриваемой пары языков,[5] и единицами исследования[6] необходимо представить собственную классификацию псевдоэквивалентов по частеречной принадлежности.

В рамках рассматриваемой группы, по нашим данным, можно выделить три подгруппы: псевдоэквиваленты русского и французского языков, принадлежащие к одной и той же части речи,  псевдоэквиваленты русского и французского языков, принадлежащие к разным частям речи, и промежуточную подгруппу, когда французский компонент псевдоэквивалентной пары относится к нескольким частям речи одновременно, одна из которых совпадает с частью речи русского компонента псевдоэквивалентной пары, а другая не совпадает.

Псевдоэквиваленты, принадлежащие к одной части речи

В данную подгруппу вошли 1399 псевдоэквивалентных пар, лексемы которых принадлежат к одной части речи, что составляет 81% от всех выделенных нами псевдоэквивалентных пар. Можно обозначить следующие части речи:

Таблица 1

Например, существительные: ампутация – amputation, амур – amour, дебют – début, сантименты – sentiment, эстрада – estrade; прилагательные: активный – actif, популярный – populaire, уникальный – unique, эффективный – effectif, коммунальный – communal; глаголы: апеллировать – appeler, декларировать – déclarer, игнорировать – ignorer, маршировать – marcher, рекламировать – réclamer, ремонтировать – remonter.

Псевдоэквиваленты, принадлежащие к разным частям речи

В данную подгруппу вошли 141 псевдоэквивалентная пара, компоненты которых принадлежат к разным частям речи, что составляет 8,2% от всех выделенных нами псевдоэквивалентных пар. Можно выделить следующие случаи несовпадений:

Таблица 2

Например, существительное – прилагательное: критик – critique, купе – coupé, премьера – premiеr, терминал – terminal, химик – chimique; прилагательное – существительное: гофрированный – gaufre, актовый – acte, комиссионный – commissionaire; существительное – наречие: ансамбль – ensemble, плюс – plus, сюртук – surtout, экспресс – exprès; существительное – глагол: гарнир – garnir, дирижер – diriger, сортир – sortir; существительное – междометие: дама – dame; междометие – существительное: марш – marche; существительное – местоимение: персона – personne.

Псевдоэквиваленты, принадлежащие к нескольким частям речи

В данную подгруппу вошла 181 псевдоэквивалентная пара, лексемы которых принадлежат к нескольким частям речи, что составляет 11% от всех выделенных нами псевдоэквивалентных пар. Можно выделить следующие случаи несовпадений:

Таблица 3

Например,  существительное – существительное/прилагательное:  абсент – absent, август – auguste, дебютант – débutant, лунатик – lunatique, презент – présent, сервант – servant, статистик – statistique, шик – chic; существительное – существительное/прилагательное/наречие: меню – menu; существительное – прилагательное/наречие: ферма – ferme; прилагательное – существительное/прилагательное: вульгарный – vulgaire, галантный – galant, пюсовый – puce, солидный – solide; существительное – существительное/междометие: бордель – bordel, дьявол – diable, пюре – purée; существительное – наречие/предлог: контрабас – contrebas.

Подобная транспозиция частей речи может быть объяснена типологическими особенностями русского и французского языков. В русском языке, благодаря более развитой морфологии, части речи имеют более выраженную специфику. Своеобразной внешней формой в нем обладают существительные, прилагательные и глаголы [3, С. 94]. Именно поэтому русские лексемы псевдоэквивалентных пар не относятся одновременно к нескольким частям речи, что часто встречается среди французских лексем псевдоэквивалентных пар. Во французском языке только глагол имеет выраженную особую морфологическую характеристику, а морфологические показатели прилагательного и существительного совпадают.

Во французском языке легко совершается переход прилагательного в существительное благодаря общности многих суффиксов. Продуктивные суффиксы: -al, -aire, -teur, -ier, -ien, -ais, -ique, -iste, -el и др. в равной степени формируют и существительное, и прилагательное, так что иногда трудно определить, какое слово было сформировано раньше. Обратный переход прилагательного в существительное для французского языка также частое явление, так как границы между прилагательным и существительным во французском языке более подвижны, чем в русском языке. Во французском языке адвербиализируются прилагательные мужского рода [3, С. 95]. Отсутствие наречий среди русских лексем псевдоэквивалентных пар можно объяснить тем, что наречие совпадает с формой краткого прилагательного в среднем роде, а также адвербиализируются косвенные падежи существительных, однако этот процесс невозможно отследить по словарям, необходимо обращаться к их функционированию в различных фразах.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1.  Кочурова, Ю.Н. Интернационализмы французского происхождения в диахронии и синхронии [Текст]: автореферат дис. … канд. фил. наук: 10.02.19: защищена 17.11.2010 / Кочурова Юлия Николаевна. – Ижевск. – 2010. – 23 с.

2.  Грецова, С.В. Переводческие псевдоэквиваленты в лексике французского и русского языков [Текст]: дис. … канд. фил. наук: 10.02.20: защищена 28.03.2008 / Грецова Светлана Валерьевна. – Екатеринбург, 2008. – 204 с.

3.  Гак, В.Г. Сравнительная типология французского и русского языков / В.Г. Гак. – М.,: Просвещение, 1983. – 287 с.

^[1]Наличие этимологической общности между лексемами, входящими в псевдоэквивалентные пары.

^[2]1258 псевдоэквивалентных пар в работе С.В. Грецовой, 1721 псевдоэквивалентная пара в нашей работе.

^[3]Псевдоэквивалентная пара слов в работе С.В. Грецовой, отдельные лексемы, входящие в псевдоэквивалентные пары, в нашей работе.

Межъязыковые этимологические дублеты (на примере существительного char в английском и французском языках)

Кругляк Елена Евгеньевна — Канд. филол. наук, доцент, Саратовский национальный исследовательский государственный университет им. Н. Г. Чернышевского, Саратов, Россия

Статья подготовлена для публикации в сборнике «Актуальные вопросы переводоведения и практики перевода».

Английский и французский языки, как и их варианты, имеют продолжительную и уже хорошо изученную историю взаимодействия, результатом которой стало не только появление в обоих языках многочисленных традиционных заимствований, но также и заимствований семантических, структурных и т. д. При сравнительно-историческом исследовании взаимодействия вышеназванных языков, а также их вариантов были выявлены этимологические дублеты, существующие параллельно в двух языках, и только пристальное их изучение в диахроническом плане позволило обнаружить их общность. Таким образом, параллельное существование лексических единиц с общим этимоном в неродственных языках позволяет нам говорить о таком явлении, как межъязыковые этимологические дублеты. Дадим определение данному языковому явлению.

Межъязыковые этимологические дублеты – это лексические единицы, связанные между собой одной и той же этимологической основой, имеющие одинаковое или близкое значение, но появившиеся в неродственных языках различными путями и дифференцированные в процессе развития языков семантически, фонетически и стилистически.

Рассмотрим явление этимологических дублетов на примере существительного char. В общефранцузский язык данное существительное пришло из латинского языка: carrus, i, m – телега, подвода. Современный академический словарь французского языка « Larousse » приводит следующие значения этого слова: в литературе – это двухколесная повозка, используемая в сражениях и играх; деревенская телега на четырех колесах и без рессор, в которую впрягается животное; украшенная колесница, используемая для народных празднований; танк; парусная тележка.

Проследим, как менялась семантика данного существительного на протяжении веков.

Впервые во французском языке оно фиксируется в 1080 году как слово латинского происхождения, обозначающее «четырехколесную повозку», в форме charre[1, с. 142].

В античный период данное существительное обозначает уже двухколесную повозку, запряженную лошадьми, используемую в сражениях, играх или публичных церемониях (Les généraux triomphateurs montaient au Capitole sur leur char).

В 1636 г. это повозка, запряженная животными и используемая для нужд сельского хозяйства (телега) или для проведения празднеств (Le paysan se hâte de rentrer le dernier char de foin avant l’orage/ C'était le Mardi gras, il y avaient de grands chars multicolors).

С появлением во Франции в начале XIX века открытых повозок, запряженных лошадьми, с деревянными скамьями у данного существительного появляется значение «шарабан» (1804 г.) Шарабаны использовались для прогулок, загородных поездок, охоты. В этом же XIX веке появилось значение «катафалк», а также «поезд».

В 1922 г. существительное char переходит в военную терминологию со значением «бронированная боевая машина» (Dans les rues, un grand affairement de camions, de chars, de tanks et de canons de la D.C.A.) [2, с. 312–313].

В настоящее время данная лексическая единица считается устаревшей, так как вышли из употребления повозки, которые она обозначала. Актуальным остается ее употребление только в военной терминологии.

В английском языке существительное car известно с XIV века. Оно, так же как и французское char, означало «тележку на колесах» и произошло от латинского carrus – «телега, подвода».

С развитием техники старый вид транспорта cars («колесные повозки») стал заменяться железнодорожными вагонами, которые сначала имели определение «железнодорожный», т. е. назывались railway carriage или raiway car, а затем утратили определение и стали называться carriage или car. С изобретением двигателя внутреннего сгорания и появлением автомобилей слово car получило значение «автомобиль».

С 1913 года в общеанглийском языке слово car встречается в выражениях police car «полицейская машина» и private car «частный автомобиль».

Из английского языка слово car переходит в его американский вариант, где с 1836 года оно используется и во множественном числе: the cars в значении «поезд».

В Америке к 1856 году car встречается в выражениях freight car – «грузовой вагон», mail car – «почтовый вагон», baggage car – «багажный вагон», platform car – «вагон-платформа», passenger car – «пассажирский вагон», dining car – «вагон-ресторан», buffet car – «вагон-буфет», restaurant car – «вагон-ресторан», dormitory car – «спальный вагон», smoking car – «вагон для курящих», parlor car – «вагон-гостиная», palace car – «вагон высшего класса», Pullmann car – «пульмановский вагон», observation сar – «обзорный вагон», refrigerating и refrigerator car – «вагон-рефрижератор».

Заметим также, что в качестве обозначения железнодорожного вагона слово char употреблялось и во французском языке Франции в первой половине XIX века. Это значение происходит от значения «повозка на четырех колесах, предназначенная для транспортировки крупных грузов» (обнаружено во французском языке Средневекового периода) и, следовательно, не имеет никакой последовательной связи с американским использованием.

С 1867 года в английском языке США и Великобритании используются выражения elecric car и street-car, означающие соответственно «электро-» и «автомобиль».

В 1878 году во франко-канадской газете L'Echo du Canada появилось словосочетание des chars allégoriques от английского allegorical car.

Влияние канадского английского car укрепило позиции французского существительного charв канадском варианте французского языкаипрепятствовало его забвению. Сейчас оно во французском языке Канады, в отличие от французского языка Франции, также употребительно, как и четыре века тому назад.

Клод Пуарье в своем «Историческом словаре французского языка Квебека» приводит такие значения слова char:

1)   автомобиль;

2)   транспортная повозка на рельсах (устаревшие значение – вагон поезда и дрезина); содержимое вагона, количество, которое представляет это содержимое; товарный поезд; вагон трамвая;

3)   колесница (специально сделанная для участия в дефиле по случаю народного праздника, карнавала) [3, с. 184–187].

В свою очередь, канадский исследователь Жерар Дажене в своем «Словаре трудностей французского языка Канады» также указывает на семантические особенности данного существительного, существующего одновременно в канадских вариантах французского и английского языков. На сегодняшний день данная лексическая единица употребляется в канадском варианте французского языка в словосочетаниях char de combat (боевой танк), char blindé (танк), char d’assaut (штурмовой танк), char à bancs (шарабан) в военной терминологии, а также для обозначения карнавальных повозок – char allégorique, похоронных кортежей – char funèbres. Значение «вагон» (например, в словосочетании char à foin) в канадском варианте французского языка считается устаревшим и сохранилось только во фразеологическом обороте un char pis une barge (вагон и маленькая тележка). Жерар Дажене также утверждает, что значение «автомобиль» появилось у франкоканадского char от английского car. Исследователь также определяет данное существительное как архаизм и англицизм одновременно [4, с. 154–155].

Таким образом, в условиях языкового контакта и активного взаимовлияния контактирующих языков происходит параллельное сохранение лексических единиц, представляющих собой дублетные формы, а также их актуализация.

Библиографическийсписок

1.    Dubois J., Mitterand H., Dauzat A. Dictionnaire étymologique du français. Larousse. Paris, 2001. 822 p.

2.    Dictionnaire de la langue française. Lexis. Larousse. Paris: VUEF, 2001. 2109 p.

3.   Claude Poirier. Dictionnaire historique du français québécois: monographies lexicographiques de québécismes. Sainte-Foy: Presses de l'Université Laval, 1998. 1020 p.

4.    Dagenais G. Dictionnaire des difficultés de la langue française au Canada.Editions pédagogiques. Québec – Monréal, 1967. 680 p.

Образные средства в научно-популярном тексте и стратегии их перевода

Бородулина Наталия Юрьевна — Д-р филол наук, профессор Тамбовский государственный технический университет Тамбов, Россия

Ильина Ирина Евгеньевна — Канд. филол. наук, доцент, Тамбовский государственный технический университет Тамбов, Россия

Макеева Марина Николаевна — Д-р филол. наук, профессор, Тамбовский государственный технический университет Тамбов, Россия

Научно-популярный текст часто становится объектом перевода при обучении студентов технического вуза дополнительной специальности «Переводчик в сфере профессиональной коммуникации». Несмотря на свое периферийное положение, обусловленное коммуникативной установкой и характером адресата, такой текст дает возможность в доступной форме представить научное знание, современное состояние науки и перспективы ее развития. Таким образом, у переводчика, с одной стороны, формируется целостное, научно обоснованное мировоззрение, а с другой стороны, показано бытие современного человека в созданной им системе культуры. Дело в том, что одним из достоинств научно-популярного текста, а также предметом трудности перевода, является непременное наличие в нем образных языковых средств, в том числе метафор, метонимий, сравнений, эпитетов и т. п., активно участвующих в языковой репрезентации объектов и явлений окружающего мира и позволяющих наглядно, а самое главное — доходчиво и разнообразно описывать меняющиеся реалии [1–4]. И если, например, в художественном тексте метафора доставляет эстетическое удовольствие, то в научно-популярном тексте, наоборот, она становится мощным «орудием мышления», открывающим мысли доступ «к далеким и ускользающим от нас понятиям» [5, с. 72].

Однако для переводчика образные языковые средства могут приводить к переводческим проблемам по причине разной степени образности языков. Соотнесение знаний переводчика с особенностями лингвокультуры переводимого им текста, стремление к наиболее полной передаче информации без искажения смысла оригинала, поиск соответствующих эквивалентов — все это должно приблизить работу переводчика к главной цели — обеспечению адекватного перевода, включающего реализацию как смысловой, так и прагматической составляющей текста оригинала.

При работе со сложными в смысловом отношении текстами, в том числе специального характера, обязательным условием становится поиск переводческого соответствия. Сравнения, эпитеты, фразеологизмы, парафразы, метафоры желательно сохранить и адекватно интерпретировать, хотя на практике, как правило, часть эмоциональной и эстетической информации теряется.

Цель настоящей статьи заключается в обосновании переводческих приемов, позволяющих будущим переводчикам сохранить лингвокультурную и ценностную репрезентации оригинального текста научно-популярного характера. Обучение студентов по дополнительной специальности «Переводчик в сфере профессиональной коммуникации» подтверждает необходимость знакомства обучающихся с научной терминологией, образованной путем переноса значения. С другой стороны, язык профессиональной коммуникации расширяет вокабуляр не только за счет специальной лексики. Современный терминологический аппарат включает также метафоры и метонимии, не являющиеся терминами, но активно участвующие в вербализации событий и явлений, субъектов и объектов окружающего мира.

Стоит подчеркнуть, что формирование современного научного лексикона, осуществляемое в соответствии с тенденцией к метафоризации репрезентаций и лавинообразным характером словообразования, способствует сближению научных картин. Благодаря этому профессионалы не испытывают затруднений при овладении новой терминологией, в которой достойное место занимают и образные языковые средства. Что касается проблемы их перевода, то к ней обращались и маститые ученые [6–7], и молодые филологи [8–9], и зарубежные ученые. Так, П. Ньюмарк полагает, что перевод метафоры напрямую зависит от типа текста, в котором она употребляется. Ученый различает, соответственно, информативные тексты, в которых лексикализованные метафоры не несут функциональной нагрузки и обладают высокой степенью переводимости, и экспрессивные тексты, наполненные метафорами, несущими большую информативную нагрузку и обладающими низкой степенью переводимости, поскольку они передают контекстуальную, семантическую и прагматическую информацию [ 11, с.  56]. Выбор относительно того, надо ли сохранять или снимать метафору при переводе, делается исходя из определения типа текста, количества индивидуально-авторских метафор и целесообразности использования метафоры в конкретной ситуации [10 ].

А.-К. Хагстром выделяет следующие стратегии перевода метафор: буквальный перевод, чистое сравнение, перевод с помощью неметафорической интерпретации, замена другой метафорой, опущение, частичной опущение, метафорическое добавление, использование той же метафоры, но с объяснением и возможным расхождением [12, с. 65]. Лингвист также полагает, что тематика высказывания имеет чрезвычайно важное культурологическое и текстуальное значение.

С. Витакер указывает на роль такой риторической фигуры, как персонификация. Речь идет, в частности, о текстах, посвященных медицине и экономике. Автор рассматривает персонификацию как разновидность метафоры. Лингвист подчеркивает также тот факт, что персонификация является излюбленным приемом политиков [13, с. 203].

Практическому описанию результатов перевода метафор посвящены многие работы зарубежных и отечественных филологов [14– 17 ]. Предлагаемые ими переводческие трансформации включают следующие переводческие стратегии: транскрипцию, транслитерацию, калькирование, добавление, опущение, дескрипцию, генерализацию, конкретизацию, сноски или комментарии, сохранение авторских неологизмов и окказионализмов, замену образа и смешанные способы.

Конец ХХ — начало ХХI в. ознаменовались в лингвистике и в переводоведении акцентированием культурного фактора, учетом личности автора и реципиента, вниманием к тем языковым единицам, с помощью которых автор текста «выводит» интегрированный фрагмент реального мира из своего сознания. Когнитивный подход к переводу образных языковых средств призывает анализировать лексические единицы, в которых закодированы концепты, то есть ментальные образования, являющиеся результатом процесса вербальной и культурной переработки реального мира носителями лингвокультуры. Концепты ориентируют переводчика в осмыслении текстового пространства. «Интерпретация концепта как ментального образования позволяет не только реконструировать “концептуальную картину мира” носителя языка, но и воссоздать его этноментальный образ, поскольку все концепты обладают национально-культурной маркированностью, а концептуальная система представляет собой этнокультурную репрезентацию концептуальной формы мысли представителя того или иного культурного пространства» [18, с. 127].

Принимая во внимание тот факт, что разные лингвокультурные сообщества по-разному воспринимают и категоризируют окружающую действительность, переводчик обращает внимание на культурные коды и компоненты значения, заложенные в основании концептуальной метафоры, и это позволяет ему выявить различия в структурировании опыта человека в лингвокультурах.

Участие ключевой метафоры в осмыслении текста, подтвержденное зачастую ее вынесением в заголовок статьи, то есть в самую сильную позицию, направляет интерпретацию, оказывая неоспоримую помощь переводчику, прогнозирующему через метафорические репрезентации смысловые оттенки в содержании статьи.

Ключевая текстовая метафора, с помощью которой автор ведет диалог с читателем, может рассматриваться как подсказка в поиске переводческой стратегии, обусловленной во многом функциональными доминантами текста.

Сохранение аксиологических интенций при переводе — это то, к чему также должен стремиться переводчик, заинтересованный в донесении до потенциального читателя через перевод смысловой нагрузки концептуальной метафоры, составляющих компонентов в структуре метафорического концепта в полноте интерпретации, особенно если речь идет о так называемых авторских метафорах, продуцентами которых являются известные личности. Их аксиологический замысел никоим образом не должен исказиться при переходе с языка источника на язык перевода.

Для переводчика очень важным является и тот факт, чтобы он хорошо представлял область знания, к которой относится переводимый им текст. Приведем примеры из выпускных работ студентов, обучающихся по специальности «Переводчик в сфере профессиональной классификации». В первом примере (французский язык) при описании процесса возникновения радиоволн (область знания — радиотехника) используется ключевая метафора onde → voyage (волна → путешествие):

(1)     Quand de telles oscillations voyagent (c'est-à-dire, quand l'oscillation ne reste pas attachée à un endroit) nous parlons alors d’ondes se propageant dans l'espace. Par exemple, un chanteur crée des oscillations périodiques dans ses cordes vocales. Ces oscillations compriment et décompriment périodiquement l’air, et ce changement périodique de pression atmosphérique abandonne alors les lèvres du chanteur pour entreprendre un voyage, à la vitesse du son. Une pierre plongeant dans un lac cause une perturbation, qui voyage alors à travers le lac comme une onde. — Когда такие колебания путешествуют ( то есть когда колебание не остается привязанным к   одному месту ), мы говорим о   волнах , распространяющихся в   пространстве . Например, певец создает периодические колебания в своих голосовых связках. Эти колебания периодически сжимают и разжимают воздух, и это периодическое изменение атмосферного давления затем покидает губы певца, чтобы отправиться в путешествие со скоростью звука. Камень, брошенный в озеро, вызывает волнение, которое затем путешествует по озеру, подобно волне.

Представление о метафорическом моделировании помогает переводчику осмыслить образное основание и передать его без искажения через метафору (изменение атмосферного давления отправляется в путешествие) и сравнение (путешествует по озеру, подобно волне).

Во втором примере (немецкий язык) из научно-популярного текста политической направленности показано знание культурных кодов:

(2)     Der Präsident der Bundesanstalt für Arbeit, Herr Jagoda, der Ihrem Hemd etwas näher als meiner Jacke steht, hat vor wenigen Wochen ausdrücklich gesagt, es handele sich um Besserungstendenzen; von einer Trendwende könne keine Rede sein. — Президент Федеральной службы труда, г-н Ягода, которому своя рубашка ближе к телу, чем чей-то пиджак, несколько недель назад четко сказал, что речь идет о тенденции к улучшению; но о повороте в развитии не может быть и речи.

В данном примере в  первом случае переосмысляется известное выражение das Hemd ist/liegt mir näher als der Rock (букв.: «рубашка мне ближе, чем пиджак (или жилет)», имеющее русский эквивалент «своя рубашка ближе к телу». Через образное сравнение показано, что своя выгода человеку важнее, чем выгода другого. Переводчик использует культурную адаптацию и сохраняет образность. Во втором случае мертвая метафора (поворот в развитии) транспортной модели переводится буквально .

В третьем и четвертом примерах (английский язык) демонстрируется важность знания метафорических терминов при переводе текстов из области экономического знания:

(3)     The new low in the financial crisis, which has prompted comparisons with the 1929 Wall Street crash, is the fruit of a pattern of dishonesty on the part of financial institutions, and incompetence on the part of policymakers. — Новые пробоины в   финансовом кризисе , которые вызывают сравнения с   крахом на   Уолл - стрит 1929  г ., являются плодом модели непорядочности со стороны финансовых институтов и   некомпетентности политиков .

Первая метафора low в английском языке представлена широкозначным словом, обозначающем нечто очень низкого уровня. Переводчик нашел в русском языке удачный эквивалент креативной метафоры — пробоины, репрезентирующий ситуацию, связанную с финансовым кризисом. Вторая метафора — fruit(плод) —относится к разряду мертвых, застывших, она переведена буквально.

(4)     The public enterprises can no longer afford to be lame ducks as economic environment becomes more and more competitive in future. — Государственные предприятия больше не могут позволить себе быть хромыми утками, поскольку экономическая среда становится все более и более конкурентоспособной в будущем.

Переводчику следует знать, что многие метафорические метафоры, даже такие экзотические, как lame duck — хромая утка, калькированы русским языком. В экономическом языке данная зооморфная метафора репрезентирует компанию в тяжелом финансовом положении, исправить которое может, в частности, вмешательство государства.

Таким образом, в статье рассмотрены и проанализированы те проблемы, с которыми переводчик в сфере профессиональной коммуникации может столкнуться в ходе работы над переводом текста по специальности, в частности в связи с использованием в нем образных средств, таких как персонификация, сравнение, фразеологизм и особенно концептуальная метафора. Сложности возникают тогда, когда переводчик не может найти подходящего значения в словаре и должен рассуждать об ассоциациях, заимствованиях, образах, лежащих в основе коннотации, аксиологической стороне перевода, то есть немаловажную роль в переводческих стратегиях занимают как лексическая, так и культурная адаптация переводимого текста к другому языку и к инокультурной среде.

Вместе с тем следует констатировать, что помимо языковых навыков, переводчик должен обладать знаниями мирового культурного фонда (паремии, фольклор, мифология): это поможет ему в полной мере осмыслить метафоры, сравнения, идиомы и пословицы, встречающиеся в тексте по специальности, и выполнить адекватный перевод.

Что касается метафорических терминов и участия метафор в создании терминосистемы изучаемых языков, то сближение метафорических картин мира помогает переводчику в поисках эквивалентов, зачастую перевод метафор бывает буквальным. Случаи деметафоризации крайне редки.

Концептуальная метафора, репрезентирующая реалии окружающего мира, неизбежно формирует у реципиента отношение, которое продуцент метафоры заложил в выборе источника метафорического переноса. В таком случае переводчик имеет дело с интерпретацией, он задействует весь свой лингвистический и жизненный опыт, который подсказывает ему аксиологические интенции, заложенные в тексте оригинала, что помогает в итоге добиться успешного результата.

Наконец, ценность обучения переводу метафор усматривается в развитии творческих способностей современного переводчика, формировании у него потребностей в углублении как лексикографических, так и культурологических познаний, расширении общего кругозора.

Перспективы дальнейших исследований в данном направлении усматриваются в обращении внимания на экстралингвистические средства, сопровождающие образное наполнение текста по специальности, в частности на функционирование в научно-популярных текстах визуальных метафор и на выработку стратегий их перевода.

Библиографический список

1.    Алексеева  Л.  М., Мишланова C . Л. О тенденциях развития современного терминоведения // Актуальные проблемы лингвистики и терминоведения: Междунар. сб. научных трудов, посвященный юбилею проф. З. И. Комаровой. Екатеринбург, 2007. С. 8–11.

2.    Бабурина Е. В. Явление интерференции в создании и переводе метафоры (на материале англоязычных и русскоязычных художественных текстов): Автореф. дис. … канд. филол. наук / Перм. политехн. ун-т. Пермь, 2001. 22 с.

3.    Дотмурзиева З. С. Прагматика англоязычного художественного текста и проблемы прагматики его перевода: Автореф. дис. … канд. филол. наук / Пятигор. гос. лингвистический ун-т. Пятигорск, 2006. 20 с.

4.    Комиссаров В. Н. Современное переводоведение. Уч. пос. М.: ЭТС, 2001. 424 с.

5.    Котюрова М. П., Кетова А. Ю. Формирование терминосистемы текстов по экономике в печатных СМИ // Вестник Пермского университета. Российская и зарубежная филология. 2010. Вып. 3 (9). С. 52–56.

6.    Миньяр-Белоручев Р. К. Теория и методы перевода. М.: ЧНУЗ «Моск. лицей», 1996. 207 с.

7.    Немировская А. В. Метафора в турецком художественном тексте: интегративный подход к переводу: Автореф. дис. … канд. филол. наук / Сиб. федер. ун-т. Красноярск, 2007. 23 с.

8.    Ортега-и-Гассет Х. Две великие метафоры // Теория метафоры. М.: Прогресс, 1990. С. 68–81.

9.    Пикалева С. А. Особенности перевода метафоры Андрея Платонова (на материале повести «Котлован» и ее переводов на английский язык): Автореф. дис. … канд. филол. наук / Новг. гос. ун-т. Великий Новгород, 2004. 20 с.

10.  Фесенко Т. А. Моделирование процесса перевода в контексте материи сознания // Межкультурная коммуникация и проблемы национальной идентичности: Сб. научных трудов. Воронеж: Воронеж. гос. ун-т, 2002. С. 125–134.

11.  Delisle J. L’enseignement pratique de la traduction. 2015. URL: https://www.researchgate.net/publication/297658960_Jean_Delisle_L'enseignement_pratique_de_la_traduction.

12.  Hagström A.-Ch. Un miroir aux alouettes? Stratégies pour la traduction des métaphores. Thèse en langues romanes pour le doctorat ès lettres, l’Université d’Uppsala. 2002. 172 p.

13.  Musolff A. Metaphor and c onceptual e volution. URL: https: // www.metaphorik.de/sites/www.metaphorik.de/files/journal-pdf/07_2004_musolff.pdf.

14.  Newmark P. A Textbook of Translation. Harlow: Pearson Education Limited, 2008. 292 p.

15.  Newmark P. A. The Translation of Metaphor. Approaches to Translation. N. Y.: Pergamon Press, 1998. 184 p.

16.  Rojo A. M., Orts M. A. Metaphorical p attern a nalysis in f inancial t exts: Framing the c risis in p ositive or n egative m etaphorical t erms // Journal of Pragmatics. 2010. Vol. 42 (12). P. 3300–3313.

17.  Rydning A. F. La traduction d'expressions métaphoriques // La traduction et ses métiers — aspects théoriques et pratiques. C. Laplace, M. Lederer, D. Gile (eds.). Lettres Modernes Minard, Cahiers Champollion 12. Paris — Caen, 2009. P. 103–114.

18.  Whittaker S. Modulation et metaphors / dans Olof Eriksson (ed.), Översättning och språkkontrast i nordiskt-franskt perspektiv. Föredrag och presentationer från en nordisk forskarkurs. Rapporter från Växjö Universitet. 2000. № 9. P .  196–203.

Сухова Анна Викторовна - магистрант, Челябинский государственный университет, г. Челябинск, Россия

Статья подготовлена для публикации в сборнике «Актуальные вопросы переводоведения и практики перевода».

+41796267151

Передовые технологии, развитие Интернета и постоянное увеличение числа его пользователей приводит к тому, что привычные нам формы изложения информации, размещенные в Интернете, приобретают новые свойства и становятся особыми единицами сообщения. Онлайн-издания — это постоянно действующие средства информации, отличающиеся оперативностью, возможностью обновления сведений и непрерывностью.

Без сомнения, основные характеристики печатных изданий, структура текста и формы заголовков были перенесены в интернет-издания, которые представляют версию печатных СМИ^[1]. Однако, необходимо отметить, что электронная версия является более динамичной, постоянно обновляющейся. Исходя из того, что огромный объем информации вынуждает пользователей прибегать к жесткому отбору при чтении, роль заголовков усиливается. Как замечает по этому поводу французская исследовательница I. Mathieu, «заголовок — это самая важная часть статьи, так как это первое с чем пользователи интернета знакомятся через социальные сети, новостную ленту либо через поисковую систему»^[12].

Итак, целью заголовка является не только сообщение информации и определение общей ориентации, но и привлечение внимания реципиентов к наиболее важной и интересной части сообщения. Следовательно, для автора статьи важным является выбор формы заголовка, а удачный выбор может повлиять на популярность статьи.

В случае онлайн-издания, «заголовок приобретает новые функции отсылки к новой странице, выступает как самостоятельный компонент, который существует отдельно от текста»^[2].

Изучение русской и зарубежной научной литературы привело нас к выводу, что функции заголовков, выделенные российскими и зарубежными исследователями, перекликаются и дополняют друг друга, но основными являются воздействующая, то есть привлекающая внимание, и информативная функции.

Бывший главный редактор французской газеты «Монд» (LeMonde) и «Уэст-Франс» (Ouest-France), генеральный директор центра по изучению СМИ, Yves Agnès говорит о шести функциях заголовков статей:

1.     Привлечение внимания. С помощью своей графической формы и своей структуры (а именно, наличием ключевых слов), заголовок должен «зацепить» взгляд читателя при беглом просмотре страницы либо блога. Заголовок представляется некоей «витриной» текста.

2.     Представление главной информации. С первого взгляда на заголовок читатель уже знает основную тему статьи.

На это же обращает внимание и другая французская исследовательница S. Moirand, указывая на необходимость резюмировать в заголовке в нескольких словах основную тему, служащую для привлечения и демонстрации главного сообщения текста^[10].

3.     Облегчение читателю выбора. При просмотре заголовков читатель делает выбор в пользу тех статей, которые он намерен прочитать.

4.     Вызвать интерес к чтению. По мнению Yves Agnès, это главная функция заголовка: пробудить интерес, любопытство читателя, вызвать у него желание узнать еще больше. C. Furet называет данную функцию «маркетинговой», или «рекламной» (marketing), и отмечает, что она так же важна, как и функция сообщения темы. Необходимость информировать и продать определяют синтаксическую структуру статьи.^[10].

5.     Структурирование страницы. Заголовки и подзаголовки представляют собой основные элементы для оформления. Своей формой и стилем заголовки служат для реализации поставленных целей, либо мешают этой реализации. Yves Agnès отмечает, что именно заголовки структурируют оформление страниц. Очень важно продумать стиль, который бы позволил выгодно выделить заголовок, но не подавляя этим саму статью.

6.     Структурирование информации. Выбор графической формы и размера заголовка, пространство, занимаемое заголовком, это основные элементы для структурирования статей, а значит и информации, которую они представляют. На одной странице, самый выделенный заголовок будет тот, на который редакция хочет обратить внимание читателей.

Качество хорошего заголовка, как здесь же подчеркивает Yves Agnès, вытекает из функций, которые он должен реализовать^[11].

Итак, исходя из функций, выделенных зарубежными исследователями, можно отметить, что заголовок играет большую роль, как для самого текста, который он представляет, так и для системы макротекста СМИ в целом, организуя ее и ориентируя внимание читателей на определенную информацию.

Отечественные исследователи А.В. Фатина, А.С. Попов и А.С. Подчасов выделяют такие ведущие функции заголовка, как номинативная, рекламная и информационная^{[7; 5, с. 95; 4]}.

По определению А.В. Фатиной, «для номинативных заголовков доминантой является называние, обозначение темы»^[7]. Эта функция дает возможность читателю выделить текст из всего многообразия представленного материала. Все заголовки, независимо от своей синтаксической структуры, выполняют номинативную функцию.

В онлайн‒прессе на французском и русском языках можно обнаружить заголовки с доминирующей номинативной функцией, в которых наблюдается наличие преимущественно номинативных предложений, стилистически нейтральных^[7]: «Быль об Анне Киевской, ставшей королевой Франции» (Перспектива, январь 2011 № 1 (74); «Русские в Южине» (Перспектива, февраль 2011 № 2 (75); «Париж 8 и 9 мая 2015 года» (Русский очевидец, 9.05.2015); «Французские СМИ про Россию» (Русский очевидец, 17.03.2015); «Les Balkans, nouvelle ligne de front entre la Russie et l’Occident« (Le Monde diplomatique, 02.07.2015); «Charters russes pour le Vietnam» (Le Monde diplomatique, 17.08.2014); «Une couverture manichéenne, des clivages inattendus; Médias français en campagne ukrainienne« (Le Monde diplomatique, 04.08.2014).

Ставя целью обозначение темы, данная функция связана с такой важной чертой заголовка, как краткость изложения. Такой заголовок позволяет читателю понять, о какой сфере пойдет дальше речь, не раскрывая, тем не менее, проблемы.

Информативная функция проявляется в том, что заголовок кратко представляет содержание последующего текста. Эту функцию также называют коммуникативной (А.С. Подчасов, Чж. Вэньцзэ). Выполняя данную функцию, заголовок привлекает читателя к тексту, в том случае, если он содержит необходимые интересные для него сведения, при этом иногда отпадает потребность читать весь текст^{[6, с. 193]}.

Кроме того, Чж. Вэньцзэ отмечает, что коммуникативная функция заключается не только в передаче информации, но и в выражении авторских намерений^{[9, с. 338]}.

В синтаксическом отношении, данная функция «реализуется, прежде всего, простыми двусоставными полными повествовательными предложениями, сложными, неопределенно‒личными»^[7]. Например, «В Казахстане временно введен запрет на вывоз нефтепродуктов за пределы ЕАЭС» (Tengrinews.kz, 31.07.2015); «Н. Назарбаев подписал изменения в законодательство по вопросам пенсионного обеспечения» (Inform.kz, 5.08.2015); «Жак Сапир призывает к объединению против евро»(Русский очевидец, 7.09.2015); «Embargorusse: «Onavanceversl'ouverture» (Le Foll) (Le Figaro, 10.10.15); «CequerévèlentlestensionsentrelaRussieetlaTurquie»(Le Figaro, 06.10.2015); «Lechefdel´OtanirapourlapremièrefoisenUkraine»(Le Figaro, 07.09.2015).

Заголовки, в которых доминирует информативная функция, являются более громоздкими, но в то же время они полнее отражают материал текста, чем заголовки с номинативной функцией. И здесь также отсутствует, применяемая часто при рекламной функции, интрига.

Что касается рекламной функции, то здесь доминантой является заинтересованность. Заголовок привлекает читателя к тексту своей внешней и внутренней формой, имеющей целью вызвать у него любопытство, недоумение, удивление, возмущение^{[8, с. 399]}.

Рекламная функция реализуется через частные функции: экспрессивную, оценочную и эмоциональную. Экспрессивная функция отражается в основном в вопросительных предложениях, вопросно‒ответных конструкциях; оценочная — в оценочно‒назывных предложениях; эмоциональная — в эмоционально окрашенных предложениях. Рекламную функцию реализуют также прецедентные тексты, употребляемые в качестве заголовков^[7]. Это видно, например, в следующих заголовках: «... И много, много радости детишкам принесла!» (Перспектива, июнь 2010 № 6 (69); «Читатель — исчезающий вид?» (Русский очевидец, 1.10.2015); «Почему во Франции гудят сирены?» (Русский очевидец, 10.06.2015); «Pétrole et paranoïa» (Le Monde diplomatique, 02.04.2015); «HYPERLINK «http://blog.mondediplo.net/2012-12-24-Syrie-est-il-deja-trop-tard» \t «_blank»Syrie, est‒ (Le Monde diplomatique, 27.12.2012); «Fisc, gouvernement, séries télé: les confidences de Gérard Depardieu» (Le Figaro, 06.09.2015).

Цель данной функции привлечь внимание и оказать определенное эмоциональное воздействие. Из представленных выше функций, именно в рекламной чаще всего используются стилистические приемы, вводится интрига или ставится проблемный вопрос, что активизирует эмоциональную сторону читательского восприятия.

Итак, в ходе сравнения заголовков на русском и французском языке, демонстрирующих проявление названных функций, можно отметить тот факт, что и в том, и в другом языке имеются заголовки, функции которых находятся в определенной зависимости от их синтаксической структуры. То есть заголовок, выступая «концентрированным выражением содержания текста»^[3, с. 1], изменяет свою структуру в зависимости от доминирующей в нем функции.

Список литературы

1.     Баженова Е.Ю. Интернет-газета как новый вид СМИ. [Электронный ресурс] портал. URL http://www.amursu.ru/attachments/article/10650/N62_32.pdf (дата обращения: 25.11.2015).

2.     Горина Е.В., Лазарева, Э.А. Интернет-издание как текстовый феномен. [Электронный ресурс] //Лингвокультурология, № 3/2009. портал. URL: http://cyberleninka.ru/article/n/internet-izdanie-kak-tekstovoy-fenomen (дата обращения 22.11.2015).

3.     Комаров Е.Н. Ценностные ориентиры в заголовках французских и русских средств массовой информации: автореф. дис.… канд. филол. наук: 10.02.20 – Сравнительно-историческое, типологическое и сопоставительное языкознание/Евгений Николаевич Комаров. - Волгоград, 2003.—13 с.

4.     Подчасов А.С. [Электронный ресурс] портал. URL http://www.dissercat.com/content/funktsionalno-stilisticheskie-osobennosti-gazetnykh-zagolovkov-na-materiale-rossiiskikh-i-br (дата обращения: 25.11.2015).

5.     Попов А.С. Синтаксическая структура современных газетных заголовков и ее развитие  // Развитие синтаксиса современного русского языка. М., 1966. с. 95‒127.

6.     Солганик Г.Я. Язык и стиль средств массовой информации . М., 1997. 193 с.

7.     Фатина А.В. [Электронный ресурс] портал. URL http://www.referun.com/n/funktsionirovanie-zagolovochnyh-kompleksov-v-sovremennoy-rossiyskoy-gazete (дата обращения: 27.11.2015).

8.     Царева Е.Е. Специфика перевода газетных заголовков // Вестник Казанского технологического университета, № 3/2010, с. 389 – 406.

9.     Чжао Вэньцзэ. Особенности организации текста газетной заметки . М., 2007. 338 с.

10.   Dulcie, M. Engel, University of Wales Swansea. Syntaxe à la une: la structure des titres de journaux français et britanniques. [Электронный ресурс] портал. URL http://wjfms.ncl.ac.uk/engelWJ.htm (дата обращения: 10.12.2015).

11.   Loming Unger. Les six fonctions du titre. [Электронный ресурс] портал. URL http://www.blomig.com/2007/08/24/les‒6‒fonctions-du-titre‒2/ (дата обращения: 10.12.2015).

12.   Mathieu I. 10 conseils pour écrire des titres «exceptionnels « pour vos articles! [Электронный ресурс] портал. URL http://www.emarketinglicious.fr/blogging/10‒conseils-pour-ecrire-des-titres-exceptionnels-pour-vos-articles (дата обращения: 23.11.2015). 

Особенности перевода заголовков художественных фильмов с французского на русский язык

Бахтиярова Динара Вадимовна — Студент, Казанский (Приволжский) федеральный университет, Казань, Россия

Абдуллина Лилия Рафаиловна — Канд. филол. наук, доцент, доцент кафедры европейских языков и культур, Казанский (Приволжский) федеральный университет, Казань, Россия

Ни для кого не секрет, что известность художественного фильма во многом определяется его заглавием, так как киноиндустрия, будучи процветающей отраслью индустрии развлечений, развивается и становится востребованной сферой производства. Это стало фактором быстрого роста роли перевода иноязычных фильмов на язык принимающей стороны, например русский [2, с. 143]. За последние два десятилетия в Россию все чаще импортируются иностранные фильмы, которые требуют качественного перевода для выхода в кинопрокат. Из этого следует, что переводчики должны быть очень внимательны и остроумны, переводя не только реплики персонажей, но и само название фильма, главная задача которого заключается в выражении основной идеи фильма и которое при этом должно отличаться ясностью и простотой содержания.

Безусловно, перевод заголовков — это ответственная задача, так как именно название является той отличительной чертой, на которую люди обычно ориентируются при решении о просмотре той или иной кинокартины.

Перевод названия, представляющего собой одну из важнейших позиций художественного произведения, нередко вызывает трудности и требует применения различных переводческих стратегий, что демонстрирует основные тенденции в сфере перевода.

Перевод художественных фильмов — это сложная система с различными функциями, в частности лингвисты выделяют следующие:

1)   сигнальная функция (направлена на привлечение внимания зрителей);

2)   информативная функция (дает представление о смысле фильма);

3)   содержательная функция (связана с передачей основной идеи и заголовка фильма);

4)   эмоциональная функция (несет определенную эмоциональную нагрузку).

Согласно Ю. В. Веденевой, существует также совокупность и второстепенных функций заголовков фильмов: оценочная (оценка персонажей или событий) и побудительная (желание призвать публику к осуществлению конкретных действий). Можно сделать вывод, что перевод иностранных заголовков художественных фильмов представляет собой комплекс целенаправленных действий по преобразованию сформированной в иноязычной действительности совокупности слов в русскоязычную среду с учетом речевых и культурных установок на многочисленную аудиторию [1, с. 140].

При переводе иностранного текста специалисты используют определенные технические методы и приемы, которые способны нарушить формальное подобие перевода оригиналу, но обеспечивают достижение приемлемого уровня эквивалентности. Были выделены следующие наиболее популярные технические средства перевода, которые используются в процессе перевода заголовков франкоязычных фильмов на русский язык:

1.        Дословный перевод. При его использовании структура предложения исходного языка передается без изменений конструкций и перемены порядка слов. Такой выбор перевода идеален, когда структуры предложения исходного и переводящего языков аналогичны и не ведут к нарушению логических связей, например: « Paris, je t’aime » (Франция, 2005) — «Париж, я тебя люблю».

2.        Транскрипция. Часто в иностранных заголовках содержатся имена собственные или реалии, не имеющие аналогов в русском языке. Поэтому выручают транскрипция и транслитерация [4, с. 65]. Обратимся к следующему примеру: фильм « Jacquou le Croquant » (Франция, 2007), название которого было переведено с учетом исторической реалии как «Месть бедняка».

3.        Конкретизация. При применении этого средства происходит замена слова или словосочетания исходного языка (ИЯ) с более широким значением на более узкое, конкретное значение на переводящем языке (ПЯ). Проиллюстрируем сказанное: фильм « Un indien dans la ville » (Франция, 1994) приобрел название «Индеец в Париже», так как основные события происходят в столице Франции.

4.        Лексико-семантическая замена. Этот способ дает возможность достичь прочной взаимосвязи между заголовком и содержанием фильма. В качестве наглядного примера вспомним фильм « Le gendarme se marie » (Франция, Италия 1968), в русском переводе получивший название «Жандарм женится», что отсылает зрителей к центральному событию в жизни главного героя.

5.        Калькирование. Морфемы ИЯ заменяются их лексическими аналогами в ПЯ. Довольно интересен перевод названия фильма « Les aventuriers » — «Искатели приключений» (Франция, 1967).

6.        Лексические добавления. Если существуют подразумевающиеся элементы смысла на ИЯ, то при переводе их выражают при помощи дополнительных слов или частей предложений. Подтверждением тому является фильм « Saint Laurent » (Франция, 2014). В русском переводе заголовок фильма выглядит иначе: «Сен-Лоран. Стиль — это я».

7.        Опущение. Иногда «лишние» слова, которые присутствуют в иноязычном заголовке, опускаются. Кинокартина « Le Fabuleux destin d'Amélie Poulain » (Франция, 2001) превратилась в русском прокате во всем известную «Амели».

Выбор стратегии перевода названия художественных фильмов зависит от потребности в социокультурной адаптации текста, то есть в таком переводе заголовка, который не вызывал бы затруднений в понимании у людей, интересующихся иностранными киноновинками. Следовательно, важно учитывать прагматическое влияние на получателя, которое, согласно В. Н. Комиссарову, может вынуждать «переводчика сокращать или полностью опускать все, что в принимающей культуре считается недопустимым по тем или иным соображениям» [3, с. 180]. Кроме того, тот факт, что сейчас в практике перевода названий зарубежных кинокартин преобладает коммерческий перевод, дает основание полагать, что фильм, выступая в качестве феномена культуры, является связующим звеном в рекламном контексте. Можно сделать вывод, что «заманчивое» название должно в первую очередь привлечь внимание, запомниться и подтолкнуть к тому, чтобы сделать выбор в пользу того или иного кинофильма.

Таким образом, при огромном выборе стратегий перевода лингвисты-переводчики часто ориентируются на потребительские предпочтения аудитории, что доказывает преобладающую роль рекламной функции перевода названий зарубежных художественных кинофильмов.

Подводя итог, следует отметить, что в некоторых случаях оригинальный и переводной заголовки фильмов могут значительно различаться. Однако при смысловой адаптации не следует «перегибать палку», стоит чаще применять языковые выражения на языке переводящей стороны, которые знакомы людям.

Библиографический список

1.        Веденева Ю. В. Функциональная парадигма заглавий поэтических произведений на материале англоязычных стихотворений, предназначенных для детей // Вестник СамГУ. 2008. № 60. С. 140–142.

2.        Горшкова В. Е. Особенности перевода фильмов с субтитрами // Вестник Сибирского государственного аэрокосмического университета имени академика М. Ф. Решетнева. 2006. Вып. 3 (10). С. 141–144.

3.        Комиссаров В. Н. Теория перевода (Лингвистические аспекты): Учеб. для ин-тов и фак. иностр. яз. // М.: Высш. шк., 1990. 253 с.

4.        Милевич И. В. Стратегии перевода названий фильмов // Русский язык за рубежом. 2007. № 5. С. 65–71.

Парцеллированная конструкция во французском языке и способы ее передачи при переводе на русский

Автор: Богоявленская Юлия Валерьевна, кандидат филологических наук, зав. кафедрой романских языков Уральского госудрственного педагогического университета, г. Екатеринбург

Статья подготовлена для публикации в сборнике «Актуальные вопросы переводоведения и практики перевода».

Под парцелляцией понимаем как прием экспрессивного синтаксиса, состоящий в расчленении структуры предложения на две и более частей: основную и парцеллят(ы), так и грамматическую (синтаксическую) категорию, сущность которой заключается в интонационном и позиционном вычленении элемента конструкции, коммуникативно и семантически значимого. Парцеллят является коммуникативным ядром парцеллированного предложения и выступает как носитель актуальной информации, значимой в коммуникативном аспекте. Основная часть и парцеллят находятся в коммуникативно-актуализирующих отношениях, которые, накладываясь на основные семантико-синтаксические отношения, как бы «высвечивают» семантическое значение парцеллята.

Основополагающим критерием, позволяющим отличить парцеллированные конструкции, является наличие точки, при ликвидации которой восстанавливается семантико-синтаксическая структура предложения. При этом мы допускаем возможность перемещения отделенного элемента при депарцелляции, связанное с восстановлением порядка слов в случае с дистантно расположенным членом предложения и лексико-синтаксическим повтором. Высказывания, содержащие синтаксические структуры, которые при депарцелляции не могут реализоваться в однофразовом представлении предложения из-за отсутствия синтаксического и семантического согласования, не включаются нами в число парцеллированных конструкций.

Парцелляция стала активно изучаться в 70-е годы и вплоть до настоящего времени привлекает внимание исследователей. Изучены различные аспекты этого явления: структурный, семантический, синтаксический, стилистический, прагматический, интонационный, сопоставительный, но практически отсутствуют работы, посвященные анализу особенностей перевода парцеллированных конструкций, трансформаций, к которым прибегают переводчики при передаче тех или иных типов парцеллирующего членения.

Для их анализа мы обратились к повестям, в которых авторы достаточно широко используют прием парцеллирующего членения, – А.-М. Пол «La maison aux yeux fermés» в переводе, выполненном И. Ланской и В. Мушинским; А. де Сент-Экзюпери «Le petit prince» в переводе Н. Галь, « Le tonnaire de Dieu » Б. Клавеля в переводе В. Килеевой.

Сопоставляя ПК исходного текста со структурами в переводном русском, мы выяснили, что в зависимости от условий контекста переводчики либо передают парцеллирующее членение так же, как и в исходном тексте, либо прибегают к преобразованиям структуры. И тот, и другой способ используется довольно регулярно. Рассмотрим подробнее.

1. Сопоставительный анализ обнаруживает значительное число переводов (47%), в которых переводчиками точно воспроизводятся границы парцеллирующего членения, сохраняется такое же количество парцеллятов и их размещение, а также точно передается их смысловое содержание, что и в оригинале. Чаще всего такой параллелизм прослеживается при переводе парцелляции расширенного повтора и однородных членов предложения: Et si tu es gentil, je te donnerai aussi une corde pour l’attacher pendant le jour. Et un piquet.– И если ты будешь умницей, я дам тебе веревку, чтобы днем его привязывать. И колышек. Парцеллирующее членение сохраняется перед однородным прямым дополнением, сохранено количество парцеллятов – один, соотнесено размещение частей конструкции – постпозиция парцеллята по отношению к основной части. Цель коммуникации сохраняется при максимально возможной близости значений синтаксических и лексических единиц.

2. В остальных 53% случаев фиксируется использование синтаксического варьирования, т.е. способа перевода, при котором ПК в оригинале преобразуется путем соединения частей конструкции в одно целое или же, наоборот, расчленяется на большее количество частей. Здесь выделяем 2 типа; первый – стяжение, т.е. объединение основной части и парцеллята, особенно при переводе однородных и уточняющих членов, обстоятельств: Soledad fait la sourde oreille. Et s’échappe. – Соледад пропустила вопрос мимо ушей и убежала.– В переводе парцелляция снимается, под стяжение попадает однородное сказуемое «убежала». Причина, по которой переводчик прибегает к трансформации, носит грамматический характер – во французском используется présent de narration, настоящее в функции прошедшего, которое не передает в оригинале живости, смены действий, а потому автор прибегает к парцеллированию сказуемого, дабы ее подчеркнуть, в русском же переводчик передает это значение глаголами совершенного вида (а категория вида отсутствует во французском языке) в прошедшем времени: парцелляция становится избыточной.

Второй тип синтаксического варьирования – также достаточно кардинальное преобразование структуры исходного предложения – расщепление – способ перевода, при котором ПК в оригинале преобразуется в конструкцию с большим количеством парцеллятов или же нерасчлененное предложение приобретает статус расчлененного – парцеллированного – предложения. Применение этого трансформационного приема обусловлено, видимо, как соображениями грамматическими, так и прагматическими: Une décharge d’adrenaline fait frissonner Soledad, elle serre le poing de toutes ses forces,et,paf!en fait cadeau àJérémie,en plein nez! - Она задрожала от возмущения. И, сжав кулак, изо всех сил нанесла ему удар прямо в нос! (1) Как подарок! (2) Парцелляция сопровождается здесь перестановкой смысловых компонентов предложения, целесообразной с семантической и синтаксической точки зрения, и продиктованной различиями в восприятии актуального членения предложения. Если в русском предложении коммуникативно значимые компоненты тяготеют к концу фразы, то французский язык располагает рядом средств, позволяющих разместить их в начале или середине предложения: рема может выражаться с помощью неопределенного артикля или специфических оборотов и др. Необходимость применения в приведенном примере расщепления очевидна, более короткие и эмоциональные по содержанию парцелляты передают состояние девочки: нервное напряжение и удовлетворение от мести. Да и «нанести удар прямо в нос», конечно же не полностью передает значение образного выражения «faire cadeau en plein nez» – «сделать подарок прямо в нос». Так как дословный перевод невозможен, переводчик прибегает к приему перемещения лексических единиц, позволяющего оформить слово «подарок» как экспрессивное сравнение и вынести за пределы основной части ПК. Анализ убеждает в том, что переводчики прибегают также к этому приему в тех случаях, когда предложение претерпевает целый ряд преобразований, приводящих к коммуникативно избыточному или стилистически неадекватному количеству придаточных предложений или синтаксических оборотов, конструкций.

К числу редких случаев сохранения парцелляции можно отнести парцелляцию одиночных определений и дополнений:

De toute façon, Soledad n’a aucune envie de raconter. A personne.– Во всяком случае у Соледад не было никакого желания рассказывать. Никому.

Отчлененный парцеллят обладает яркой экспрессивной окраской, а потому сохранен в переводе.

В ряде случаев парцелляция снимается, а парцеллят трансформируется в отдельную предикативную единицу:

Parce qu’un explorateur qui mentirait entraînerait des catastrophes dаns les livres de géographie. Et aussi un explorateur qui boirait trop.– Да ведь если путешественник станет врать, в учебниках географии все перепутается. И если он выпивает лишнее – тоже беда.

Распространенное дополнение в парцелляте «и путешественник, который слишком много выпил бы» трансформируется в русском переводе в отдельное сложное предложение с придаточным условия. Такое синтаксическое оформление лучше воспринимаются русскоговорящими, чем пословный перевод.

Заслуживает внимания также перевод многозвенной парцелляции. Здесь нередко встречаются случаи синтаксического параллелизма.Примером может служить следующая конструкция: C’est un vrai secret. Unique.Qui change tout.– Эта тайна не такая, как прежние. Единственная. Которая изменит все. Парцеллирующее членение сохранено перед определение «единственная» и придаточным «которая изменит все».

Однако чаще всего парцеллирующее членение многозвенной конструкции при переводе воссоздается только частично, в связи со сложной структурой расчлененного предложения в исходном тексте: C’est le moment de tenir tête, vraiment. De refuser cet infect pique-nique familial (1). De faire volte-face, avec panache (2). Et,pour la journée,de s’enfermer dans sa chambre (3).

В русском переводе второй и третий парцелляты подпадают под стяжение, поскольку на русском языке слишком значительная дробность синтаксического целого выходит за рамки требований выразительности, а, следовательно, в данном случае не оправдана. Результат такого стяжения: Наконец-то наступил момент постоять за себя. Отказаться от этого мерзкого семейного пикника (1). С гордым видом настоять на своем и на целый день запереться в своей спальне (2). Парцелляты объединены посредством сочинительного союза «и», парцелляция между ними снята.

Работая над текстом, переводчик каждый раз стоит перед выбором способа перевода конструкций: передать парцеллирующее членение, по возможности максимально сохраняя особенности структурной организации конструкции и основные элементы содержания оригинала или же обратиться к трансформациям, которые могут быть целесообразными в том или ином контексте.

Итак, анализ соответствий убеждает в том, что их выбор производится в зависимости от условий контекста, обусловлен пониманием переводчика авторской установки, т.е. прагматическими факторами, но в ряде случаев объясняется чисто грамматическими причинами: необходимостью разгрузить слишком сложное предложение или объединить элементы в пределах одной речевой единицы в силу их однородности или же во избежание излишней дробности предложения.

Перевод религиозной лексиси при составлении экскурсии по конфессиональным объектам

Статья подготовлена для публикации в сборнике «Актуальные вопросы переводоведения и практики перевода».

Кругляк Елена Евгеньевна — Канд. филол. наук, доцент, Саратовский национальный исследовательский государственный университет им. Н. Г. Чернышевского, Саратов, Россия

Интерес к религиозному туризму, особенно к внутреннему религиозному туризму, наблюдается в России на протяжении нескольких последних лет. Данный интерес проявляют не только российские, но и иностранные туристы. В связи с этим возникла необходимость подготовки гидов-переводчиков, работающих на территории конфессиональных сооружений или ведущих экскурсии, тематически связанные с религиозными сооружениями. Заметим, что именно в сфере туризма особое место занимают межкультурная коммуникация, иностранный язык как инструмент данного вида коммуникации и, конечно же, переводчик, выполняющий в межкультурной коммуникации роль посредника. В рамках экскурсионного дискурса гид-переводчик становится проводником, осуществляющим культурный трансфер. По определению многих исследователей, экскурсионный дискурс принято рассматривать как совокупность текстов с учетом экстралингвистических, социокультурных и других факторов [1, с. 199; 2, с. 92–96].

Целью экскурсионного дискурса является донесение до экскурсантов максимально понятного и предварительно подготовленного пласта знаний о конкретном отрезке истории, объекте, месте или событии. Экскурсионный дискурс включает определенные положения: рефлексирование знания, фиксацию некоего культурного феномена, ценности, передачу знаний последующим поколениям, а также «навязывание» оценки, интеграцию адресата в общество, социализацию индивидуума в данном национально-культурном коллективе, вписание его в окружающую культуру, подчинение и контроль картины мира этого индивида [3, с. 5].

В случае экскурсии по храму или храмовому комплексу либо обзорной экскурсии по конфессиональным объектам перед переводчиком стоит задача наиболее адекватного перевода религиозной лексики, в частности библеизмов, общерелигиозной, церковной лексики и т. д. Это лексика, относящаяся к храму (église, basilique, cathédrale), его архитектуре (coupole, tambour, tente, église au-dessus des portes) и внутреннему устройству (autel, choeur, nef, parvis), а также наименования предметов богослужения (bougie, bénitier), в том числе икон (Sainte Face, Console-moi dans mes tristesses), термины церковной иерархии (archevêque, evêque, prêtre), лексика, описывающая действия священнослужителей (bénir, canoniser, évangeliser), и т. д.

Как и при переводе любой другой экскурсии, перед переводчиком стоит выбор между устоявшимся или окказиональным эквивалентом, толкованием с предшествующей транскрипцией или транслитерацией. При подборе эквивалентов переводчик также должен иметь представление о том, к какому виду лексики принадлежит тот или иной термин, будь то общерелигиозная, общехристианская или частнохристианская лексика [5, с. 74].

Между тем существующие двуязычные словари зачастую не дают полных эквивалентов перевода данной лексики. Так, часто употребимое русское существительное храм, по мнению Е. М. Солнцева, не может быть переведено на французский существительным temple,поскольку во французском языке оно обозначает: 1) ветхозаветный Иерусалимский храм; 2) языческий храм; 3) протестантский храм. Более однозначным эквивалентом перевода вышеназванного существительного, по утверждению данного исследователя, является французское существительное église[4, с. 113].

Аналогичная ситуация возникает и с русским существительным собор, которое имеет во французском языке несколько вариантов перевода. Например, если речь идет о культовом сооружении или собрании богослужителей, тогда в качестве языкового эквивалента используется слово cathédrale (1. lieu de culte; 2. réunion écclésiastique). Вместе с тем, если речь идет о соборе святых как о праздновании, в этом случае употребляется существительное syntaxe (nom des différentes fêtes célébrées en l’honneur d’un ou des saints), например в названии иконы «Собор саратовских святых» – Syntaxe des saints de Saratov (окказиональный эквивалент). Говоря о переводном эквиваленте cathédrale как о главном культовом сооружении епархии, необходимо учесть, что в России собором может называться как самый крупный или главный храм, так и самая значимая церковь епархии, пусть и небольшая [4, с. 114], как, например, старейший Троицкий собор (cathédrale de la Sainte Trinité) в Саратове.

Помимо учета конфессионального контекста, а также умения подбирать переводной эквивалент в зависимости от содержания понятия, гида-переводчика должны отличать обширные знания в области храмовой архитектуры и владение соответствующей терминологией на языке перевода. В зависимости от архитектурного стиля наименование такой важной составляющей храма, как глава (главка),также может быть различным. Например: heaume – глава шлемообразной формы, символизирующей духовную борьбу, bulbe – луковка, ассоциирующаяся с пламенем свечи, forme alambiquée – купол витой формы и, как правило, яркой окраски, отсылает рецепиентов к красоте небесного Иерусалима и т. д. Имеет значение и количество глав храма. Было бы также интересным при описании храмовой архитектуры остановить внимание экскурсантов на общерелигиозной символике, дав при этом пояснение в каждом конкретном случае. Например, église à un coupole –одноглавый храм, символизирующий собой единство Бога (le Christe, chef de l’église), église à trois coupoles – трехглавый храм,символизирующий Пресвятую Троицу (les trois hypostases(Père, Fills, Esprit)), église à cinq coupoles – пятиглавый храм, символизирующий Христа и четырех евангелистов (le Christe et les 4 évangélistes), église à sept coupoles – семиглавый храм, символизирующий семь Таинств церкви (7 sacrements), и т. д.

В зависимости от вида росписи храма в переводе можно как употребить общий термин décoration murale или peinture, так и конкретизировать вид росписи – fresques, mosaïques.

Русский термин погост может иметь следующие значения: 1. уст. место остановки князя и его дружины во время сбора урока и соответственно торговый центр, где встречались богатые купцы (centre commercial où se réunissaient les riches marchands), 2. приходский участок (включая церковь, кладбище и жилье священников (enclos paroissial (ensemble comprenant l’église, le cimetière et les logements du clergé, 3. кладбище (cimetière)[6, с. 94]. Поэтому также в зависимости от его расположения необходимо подобрать соответствующий переводной эквивалент.

Добавим к этому и перевод такого термина, как освящение, который в зависимости от предмета, подлежащего этому святому действу, может быть переведен либо как bénédiction (du pain, des eaux), либо как consécration (d’une église, de l’autel, d’une nouvelle maison).

При переводе безэквивалентной частнохристианской лексики невозможно избежать транслитерации и, соответственно, толкования. Так, например, закомара – zakomar (fronton circulaire d’une voûte), русское (нарышкинское) барокко – baroque Narychkine (style russe baroque « en rouge et blanc »), кокошники – kokoshniki (successions d'arcs enencorbellement), Гостиный двор – Gostiny Dvor (le marché).

В заключение отметим, что для работы гиду-переводчику не достаточно двуязычных словарей. Необходимо тщательное сопоставление понятий, их содержания и объема, а также учет конфессионального контекста и речевой нормы.

Библиографический список

1.        Бахвалова Л. Е. Сравнительный анализ экскурсионной речи в режиме «автор – адресат» // Ярославский педагогический вестник. 2011. № 2. Т. 1. С. 199–204.

2.        Демидова Т. В. Фактор адресата как компонент дискурсивной деятельности при порождении экскурсионного текста // Проблемы языковой картины мира на современном этапе. Н. Новгород: Изд-во НГПУ, 2006. Вып. 5. С. 92–96.

3.        Лиханов Л. И. Экскурсионный дискурс: к модели описания // Вестник Томского государственного университета. 2016. № 404. С. 5–14.

4.        Солнцев Е. М. Религиозная терминология: к вопросу о качестве словарных соответствий (на материале русского и французского языков) // Вестник МГЛУ. 2015.№ 5 (716).С. 112–116.

5.        Якимов П. А. О сущности понятия «религиозная лексика» в современной лингвистике // Вестник ОГУ. 2011.№ 11 (130).С. 74–76.

6.         Roty M. Dictionnaire russe-francais des termes en usage dans l’Eglise russe.Paris: Institut d’etudes slaves, 1992. 189 p.

Прагматические особенности графических перифраз в романе Дэна Брауна «Код да Винчи»

Автор: Усова Ирина Викторовна, канд.филол.н., доцент, декан факультета сервиса ВИС ФГБОУ ВПО «ЮРГУЭС», г. Волгодонск, Россия

Статья подготовлена для публикации в сборнике «Актуальные вопросы переводоведения и практики перевода».

Любое произведение художественной литературы содержит определенную информацию, сообщаемую автором, лицом, кодирующим сообщение, своему читателю, лицу, декодирующему сообщение. Эта информация может быть передана коммуникантом не только непосредственно с помощью вербальных средств, но и опосредованно, например, с помощью графических перифраз. Использование графических средств характеризует индивидуальный стиль писателя. Графические перифразы представляют определенный интерес, так как они употребляются с целью декодирования значений, передаваемых с помощью показателей контекстной многозначности [9, c. 43], эксплицируют заложенный в них имплицитный смысл, который предназначен для сообщения опущенного вывода или умозаключения [2, c. 15].

В романе Дэна Брауна «Код да Винчи» наиболее часто встречаются случаи употребления неэмфатического курсива. Рассмотрим прагматическое значение данного способа маркирования слов и фраз.

С помощью наклонного шрифта писатель выделяет иностранные слова и иностранную речь, поскольку курсив является способом противопоставления их остальному тексту в графическом и языковом плане. Выделение иностранных слов курсивом, например, в англоязычном тексте, помогает читателю понять, что они принадлежат к другому языку, и нет необходимости искать их в словаре английских слов. При этом наклонным шрифтом не выделяются иностранные слова, ставшие общеупотребительными. Например: The image was gruesome and profoundly strange, bringing with it an unsettling sense of dejà vu.

Использование иностранной речи в повествовании может подчеркивать, что действие происходит в той или иной стране, например, в романе Дэна Брауна «Код да Винчи», сюжет разворачивается во Франции. С другой стороны, использование иностранных слов и речи помогает создать портрет персонажа, который их использует. Так, начальник французской полиции Фаш, обращается к подчиненным на родном – французском – языке: ‘Messieurs,’ Fache called out, and the men turned. ‘Ne nous dérangez pas sous aucun prétexte. Entendu?’

Иногда Дэн Браун использует курсив для выделения цитат, что помогает графически отделить их от остального текста. При этом цитаты уже не заключаются в кавычки. Кроме этого, выделение курсивом рассчитано на создание перлокутивного эффекта присутствия читателя в романе, например, когда он читает цитаты, не выделенные кавычками, как будто бы глазами героев:

Sophie read the passage:

And the companion of the Saviour is Mary Magdalene. Christ loved her more than all the disciples and used to kiss her often on her mouth. The rest of the disciples were offended by it and expressed disapproval. They said to him: ’Why do you love her more than all of us?’

В тексте романа с помощью курсива выделяется внутренняя речь героев. Как отмечают исследователи, внутренняя речь образуется из внешней речи путем изменения ее функции и вследствие этого – ее структуры. Из средства сообщения мыслей другим людям речь становится средством мышления «для себя». Из нее устраняется все, что «я и так знаю», речь становится сокращенной и прерывистой, «эллиптической» и предикативной [4, c. 31]. Таким образом, внутренняя речь – это речь, обращенная к самому себе, так называемая «внутренняя программа» высказывания, не реализуемая в звучащей речи. Необходимо заметить, что писатели часто сталкиваются с проблемой оформления внутренней речи персонажа. С одной стороны, мысли героя – это цитаты, следовательно, их нужно заключать в кавычки. С другой стороны, в этом случае они могут смешиваться с диалогами персонажей. Некоторые авторы используют двойные кавычки для оформления диалогов и одинарные кавычки для оформления мыслей героев, иногда мысли персонажа заключаются в скобки, что также отделяет их от основного текста. Но наиболее удобным и простым для цитирования мыслей персонажа является использование курсива, который позволяет дистанцировать слова от предыдущего текста без введения дополнительных объяснений. Тем самым автор противопоставляет внутреннюю речь героя остальному тексту. Кроме этого, использование курсива для оформления внутренней речи героев обусловлено жизненно важной потребностью общества в резком увеличении скорости получения информации в период интенсивного научно-технического прогресса [3, c. 25]. Дэн Браун, например, часто прибегает к этому средству на страницах своего романа «Код да Винчи».

When the curator had finished speaking, his assailant smiled smugly. “Yes. This is exactly what the others told me.”

Saunière recoiled. The others?

“I found them, too,” the huge man taunted. “All three of them. They confirmed what you have just said.”

It cannot be!

Наклонный шрифт в романе применяется для выделения в общем тексте писем или записок персонажей. Но необходимо подчеркнуть, что в случае, если письмо является очень объемным, оно печатается тем же шрифтом, что и все произведение, так как наклонные шрифты менее удобны для чтения. Коммуникативный акт с курсивом рассчитан на введение читателя в действие, он видит записки и письма одновременно с героями, словно своими глазами:

The close-up photo revealed the glowing message on the parquet floor. The final line hit Langdon like a kick in the gut.

1332211185

O, Draconian devil!

Oh, lame saint!

P.S. Find Robert Langdon

С помощью данного средства маркирования выделяются прологи, главным образом потому, что они являются преамбулой истории. Наклонный шрифт, выделяющий фразу, которая находится в самом начале повествования и в которой приводится реально существующее место действия, а также указывается точное время происходящего, привлекает к этой фразе внимание читающего. Интенция писателя состоит «в создании реалистичности действия, это и заставляет его быть особенно внимательным к началу текста, которое призвано возбудить интерес, создать особую напряженность» [8, c. 15]:

Louvre Museum,

Paris 10:46 P.M.

Renowned curator Jacques Saunière staggered through the vaulted archway of the museum’s Grand Gallery.

В отличие от русского языка, где названия художественных, литературных произведений, публицистических изданий, пьес, спектаклей, фильмов и т.д. заключаются в кавычки, в английском языке с этой целью авторы, в том числе и Дэн Браун, чаще всего используют наклонный шрифт, с помощью которого названия произведений противопоставляются общему тексту:

He is the author of numerous books: The Symbology of Secret Sects, The Art of the Illuminati, The Lost Language of Ideograms, and when I say he wrote the book on Religious Iconology, I mean that quite literally.

Tomorrow, I’ll show you his fresco The Last Supper…

Наклонным шрифтом в романе выделяются термины, используемые в разнообразных областях знаний, в частности, таких как иконография, архитектура, живопись, криптология и т.д., что помогает создавать портреты персонажей как людей определенных профессий. Основное прагматическое назначение выделения терминов курсивом состоит в противопоставлении их основному тексту, в отстройке их от основного текста без дополнительных комментариев:

The term cryptex possibly had been her grandfather’s creation, an apt title for this device that used the science of cryptology to protect information written on the contained scroll or codex.

Курсивом выделяются слова, использующиеся как лексические единицы, при этом часто приводятся значения маркированных слов. Цель такого маркирования слов – выделение их в тексте (в русской письменной речи эту роль выполняют кавычки). Так акцентирование внимания на слове wisdom и объяснение его значения в нижеприведенном предложении, с одной стороны, выполняет информативную функцию, а с другой стороны, привлекает внимание читателя к данным словам, поскольку они оказываются важными в ходе событий, описываемых в романе: Соньер оставил для своей внучки Софи и Лэнгтона записку, в которой сообщалось, что для расшифровки кода криптекса им необходимо ввести древнее слово, обозначающее «мудрость», и этим словом оказывается имя его внучки:

“Yes! Sophia literally means wisdom in Greek. The root of your name, Sophie, is literally a ‘word of wisdom.’ “

Писатель может использовать наклонный шрифт для привлечения внимания к текстовым реминисценциям или ссылкам на чьи-то слова или произведения, противопоставляя их таким образом общему тексту. В анализируемом романе Дэна Брауна это в основном ссылки на разнообразные религиозные события или упоминания библейских персонажей:

The poem’s final reference – Rosy flesh and seeded womb – was a clear allusion to Mary Magdalene, the Rose who bore the seed of Jesus.

Одной из литературных особенностей настоящего времени является то, что авторы пользуются двойным языковым кодом, переходя с эксплицитного способа выражения и восприятия смысла на имплицитный и наоборот. В романе «Код да Винчи» очень часто используется эмфатический курсив, такой графический способ помогает выразить некий невербализованный смысл. В этом случае курсив не только выделяет текст в тексте, но и выступает способом выражения эмфатических или коннотативных значений. Как правило, выделенные таким образом слова или фразы несут эмфатическое ударение и привлекают внимание читающего к определенной части предложения.

Декодирование художественного текста представляет довольно сложный процесс, поскольку «читатель не полностью знает код автора, поэтому ему приходится догадываться, а иногда проделывать нечто, напоминающее дешифровку секретных сообщений, т.е. догадываться о смысле тех или иных его частей, сопоставляя их с остальным текстом» [1, c. 8].

“We call him le Taureau.”

“You call your captain the Bull?”

Наклонный шрифт во втором предложении вышеприведенного примера позволяет автору выразить сильное удивление главного героя, Лэнгтона, которому один из охранников говорит, что начальника полиции служащие между собой называют “le Taureau” (фр. «бык»). Причем эффект поддерживается и синтаксически, поскольку данная структура представляет собой не вопрос-запрос информации, а скорее вопрос-переспрос и, следовательно, сохраняет порядок слов повествовательного предложения. В устной речи выделенное таким образом слово the Bull произносилось бы с понижающейся интонацией и сильным удлинением гласной.

Помимо курсива в романе используются и другие графические средства. Так, жирный шрифт употребляется им для маркирования текста разнообразных вывесок, афиш и т.д. и несет эстетическое назначение, а также позволяет создать перлокутивный эффект присутствия читателя в романе и восприятия им различных надписей одновременно с персонажами:

His eyes focused now on a crumpled flyer on his bedside table.

The American University of Paris proudly presents

An Evening with Robert Langdon

Professor of Religious Symbology,

Harvard University

В тексте романа наблюдаются отклонения от традиционного употребления заглавных букв, что «имеет в таком случае стилистическую функцию» [2, c. 288]. В нижеприведенном примере маркирование слова заглавными буквами проводится наряду с использованием наклонного шрифта (здесь курсив выделяет французскую речь). Интенция пишущего в данном случае состоит в передаче с помощью прописных букв особой экспрессии речи, громкости ее звучания. Так, пытаясь заставить охранника выпустить их с Лэнгтоном, подозреваемым в убийстве Соньера, из музея, Софи сделала вид, что собирается порвать одну из знаменитых картин Лувра; увидевший это охранник-француз в ужасе вскрикивает «нет!»:

The woman was pushing her knee into the center of the canvas from behind! “NON!”

Использование такого пунктуационного средства как многоточие позволяет писателю создать особый интонационный рисунок. Главное назначение данного графического средства перифразирования состоит «в выражении эмоционально-экспрессивных значений» [7, c. 19]. Для передачи удивления, граничащего с ужасом, когда персонаж буквально задыхается от охвативших его чувств, Дэн Браун использует многоточие, таким образом сообщая читающему то, что в устной речи передавалось бы с помощью просодических средств, а именно паузой и тоном голоса. Например, когда Лэнгтон, впервые попавший в музей Лувра для расследования убийства Соньера, увидел на полу одну из картин Караваджо, он не поверил своим глазам:

He spun toward Fache. “Is that … a Caravaggio on the floor?”

Еще одним средством выражения на письме экспрессивно-эмоциональных значений выступает пунктуационная перифраза, создаваемая вопросительным и восклицательным знаками как знаками конца предложения. Данное средство позволяет передать состояние героя, то, что персонаж поражен, сильно удивлен происходящим либо каким-либо известием, кроме того, сочетание вопросительного и восклицательного знаков позволяют создать партитурность или экономность изложения, когда в одном предложении сочетается восклицание (так последнее предложение в нижеприведенном примере можно перевести как «Не может быть!») и вопрос («Как это могло случиться?»). Показательно также то, что Дэн Браун сопровождает данное графическое средство многоточием, что добавляет еще больше экспрессии предложению:

Her words sent the man staggering backward. “Jacques Saunière is dead?” he demanded, his eyes filling with horror. “But … how?!”

Сложный и запутанный сюжет романа требует от автора создания интриги, тайны и недосказанности, поскольку чувства и сознание воспринимающих надо поразить и зажечь тем страстным огнем, которым горят представления и образы для самого пишущего [5, c. 56]. Поэтому писателю необходимо выбрать такую структуру текста, которая служила бы для читающего сигнально настраивающим началом, а также вовлекала бы его в повествование, не оставляла бы его равнодушным. Все вышеперечисленное может достигаться использованием тире, которое таким образом актуализируется в сознании реципиента, с одной стороны, как сигнал выражения прерывистости повествования, а с другой стороны, создает некоторую напряженность в развитии сюжета. Героиня романа Софи в следующем примере пытается отыскать в одном из залов Лувра какой-нибудь знак или записку, оставленную ее дедушкой перед смертью. Ее ожидания не оправдываются, она не находит никаких надписей, но неожиданно – и поэтому здесь автор вводит тире – она находит что-то иное, и снова тире позволяет создать интригу, поскольку на данном этапе развития сюжета автор не сообщает читателям, что именно она обнаруживает, таким образом заставляя нас еще внимательнее читать произведение.

It took only seconds to realize her instinct had been wrong. The back of the painting was pale and blank. There was no purple text here, only the mottled brown backside of aging canvas and – Wait.

Использование перифразы-пробела позволяет писателю производить интонационно-графическое членение наиболее актуализированной, с его точки зрения, части текста, что позволяет нам сравнить данный прием с синтаксической парцелляцией. В нижеприведенном примере рассказывающий историю христианства Тиббинг намеренно разделяет слово Sunday на составляющие (в устной речи это передавалось бы ударением каждой части слова Sunday и небольшой паузой между ними). Такое разделение позволяет автору сделать акцент на первой части слова Sun (что подчеркивается курсивом), благодаря чему читающий может проследить этимологию английского слова Sunday (от англ. «sun» – «солнце» и «day» – «день»; буквально «день Солнца», или «день поклонения Богу Солнца» в язычестве) и таким образом понять, что христианство, отвергнув язычество, в то же самое время заимствовало из него определенные практики:

“To this day, most churchgoers attend services on Sunday morning with no idea that they are there on account of the pagan sun god’s weekly tribute – Sun day.”

Таким образом, курсив, жирный шрифт, прописная буква, многоточие, тире, пунктуационная перифраза, создаваемая вопросительным и восклицательным знаками как знаками конца предложения, а также перифраза-пробел выполняют множество функций в романе. Они служат средствами не только выделения текста в тексте (как например, неэмфатический курсив, жирный шрифт), но и выступают способами выражения эмфатических или коннотативных значений в письменной речи (эмфатический курсив, пунктуационные перифразы и т.д.), причем разные виды графических перифраз могут одновременно использоваться в одном и том же предложении или даже одной и той же части текста. Наибольший интерес представляют случаи выражения вышеперечисленными графическими средствами скрытых (имплицитных) значений. Своеобразие скрытых значений в том, что они актуализируются машинально, автоматически, на неосознаваемом уровне. Они как бы свернулись и ушли вглубь сознания. Это – результат свернутого речевого опыта участников общения. Поэтому задача интерпретатора состоит в том, чтобы развернуть, эксплицировать этот речевой опыт, т.е. интерпретировать скрытое содержание, которое содержится в текстах конкретных носителей конкретного речевого опыта в условиях конкретных коммуникативных речевых ситуаций.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Арнольд, И.В. Стилистика декодирования // И.В. Арнольд. – Л., 1974. – C.8.

2. Арнольд, И.В. Стилистика современного английского языка // И.В. Арнольд – Л.: Просвещение, 1973. – C. 288.

3. Букаренко, С.Г. Партитурность как средство экономии // С.Г. Букаренко. Сборник научных трудов преподавателей и аспирантов ТГПИ. Часть IV. – Таганрог, 1998. – C. 25.

4. Иванова, Г.М. Художественная речь как особая форма коммуникации и информации (на материале произведений ирландского писателя Брендена Биэна) // Г.М. Иванова. Сборник «Стиль и Контекст». – Л., 1972. – C. 31.

5. Кухаренко, В.А. Интерпретация текста // В.А. Кухаренко – Л.: Просвещение, 1979. – C. 56.

6. Лисоченко, Л.В. Высказывания с имплицитной семантикой // Л.В. Лисоченко. – РнД: Издательство Ростовского университета, 1992. – C.15.

7. Лисоченко, Л.В. Графические перифразы как коммуникативно-прагматический способ выражения коннотативных значений в письменной речи // Л.В. Лисоченко. Сборник научных трудов преподавателей и аспирантов ТГПИ. Часть IV. – Таганрог, 1998. – C. 19.

8. Матвеева, Г.Г. Актуализация прагматического аспекта научного текста // Г.Г. Матвеева – РнД: Издательство Ростовского Университета, 1984. – C.15.

9. Николаева, Т.М. Семантика акцентного выделения // Т.М. Николаева. – М.: Наука, 1982. – C. 43.

Природа семантической эквивалентности оригинала и перевода

Автор: Новосёлова Юлианна Александровна, заместитель директора Института филологического образования и межкультурных коммуникаций ФГБОУ ВПО «Башкирский государственный педагогический университет им. М. Акмуллы», г. Уфа, Республика Башкортостан

Статья подготовлена для публикации в сборнике «Актуальные вопросы переводоведения и практики перевода».

Сущность эквивалентных отношений между оригиналом и переводом лежит в основе семантической теории перевода и подразумевает идентичность либо достаточно близкое подобие всех или некоторых смысловых элементов, составляющих содержание этих текстов. Возникает необходимость выделения смысловых элементов в оригинале, выбора и сопоставления единиц переводного языка, в максимальной степени выражающих те же элементы смысла в переводе [1, с. 164]. Если рассматривать значение любой единицы языка в качестве набора (пучка) более элементарных смыслов, семантических множителей или сем, то отбор последних будет производиться путем определения дифференциального признака, в соответствии с которым содержание данной единицы противопоставляется близкой по значению другой единице данного языка. Так, значение французского слова «une fille» будет характеризоваться следующим набором элементарных смыслов: 1) лицо женского пола (артикль une противопоставлен с артиклем мужского рода un); 2) одно лицо (артикль un(e) также имеет значение «один», в данном случае «одна»); 3) чья-либо дочь, сестра, подружка; 4) ученица младших классов и т.д. При употреблении слова «une fille», будут воспроизводиться именно эти признаки. В то же время признаки другого плана, действительно имеющиеся у любой девочки, например, возраст, рост, цвет глаз, волос, – остаются неосуществленными (нерелевантными) [3, с. 44] и не отражаются в значении слова «une fille».

Отметим, что каждый язык по-своему избирает элементы окружающей действительности, информация о которых зафиксирована в содержании отдельных единицах языка и воспроизводится при их употреблении [4, с. 110]. Для каждого языка существуют свои лингвистически релевантные элементы ситуации. Так английский язык не закрепляет за словом «student» сему «мужской пол», тогда как русский («студент») и французский («un étudiant») языки предполагают лицо мужского пола. Элементарные смыслы, закрепленные в значении языковой единицы, воспроизводятся при употреблении данной единицы в речи, независимо от намерения говорящего. По-русски невозможно упомянуть о «ребёнке» или «студенте», не указав его пола, хотя бы для данного акта коммуникации подобное упоминание было бы совершенно ненужным. В то же время в английском языке такой вынужденности не существует, так как значение английского «student» не включает смыслоразличительного признака «пол». Во французском языке «un enfant» может обозначать и девочку, и мальчика. Итак, мы видим, что кроме лингвистической, существует и коммуникативная релевантность. Часть лингвистически релевантной информации, закрепленной в значении единицы языка, может оказаться коммуникативно нерелевантной в том или ином акте общения. Следует сделать вывод о том, что в языке оригинала и в языке перевода существует некая общность в содержании сем. Но речь идет не об общности в совокупности сем, закрепленных за какими-либо единицами разных языков (она принципиально невозможна вследствие языковой избирательности), а лишь только между отдельным элементарными смыслами. Наличие общих сем в языке оригинала и перевода и является основной предпосылкой развития семантической теории перевода; задача же переводчика – в воспроизведении в переводе именно тех элементарных смыслов, которые коммуникативно релевантны в оригинале [3; с. 44]. Утрата всех прочих сем, содержащихся в значении переводимых единиц, считается несущественной. Например, в каком-нибудь тексте ситуация, описанная во французском языке предложением: «J’ai acheté» должна быть передана на русский язык предложением: «Я купила». Содержание оригинала и перевода при этом будут соотноситься следующим образом:

Как показано в таблице, из общего числа семи элементарных смыслов, содержащихся в обоих предложениях, во французском имеется шесть, а в русском – пять значений, причем только четыре из них общие. Из этого следует, что этих четырех элементов оказывается достаточно, чтобы обеспечить эквивалентность перевода. Три несовпадающих элементарных смысла оригинала и перевода являются коммуникативно нерелевантными [3; с. 46].

Таким образом, чем большее количество элементарных смыслов будет совпадать у соотносительных единиц оригинала и перевода, тем большей будет степень эквивалентности этих единиц. Переводчику же необходимо определить оптимальный набор единиц переводного языка, в котором содержалось бы максимальное число элементарных смыслов, имеющихся в оригинале, т.е. у любой пары языков имеется некий общий набор элементарных смыслов, составляющих, по выражению В.Н. Комиссарова [3; с. 46], их «общую глубинную структуру – глубинный синтаксис и глубинный словарь». 

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Вине, Ж.-П., Дарбельне, Ж. Технические способы перевода (Вопросы теории и практики перевода в зарубежной лингвистике) – М., 1978. – С. 157 – 167.

2. Комиссаров, В.Н.  Современное переводоведение.  М., ЭТС, 2004. – С. 43 – 46.

3. Комиссаров, В.Н. Слово о переводе. – М., ЭТС, 2004.

4. Фёдоров, А.В.  Основы общей теории перевода, - М., 2002. – с. 110 – 114.

Проблема соотношения и применения основных переводческих техник при поиске эквивалентов

Автор: Новосёлова Юлианна Александровна, заместитель директора Института филологического образования и межкультурных коммуникаций ФГБОУ ВПО «Башкирский государственный педагогический университет им.М.Акмуллы», г. Уфа, Республика Башкортостан

Статья подготовлена для публикации в сборнике «Актуальные вопросы переводоведения и практики перевода».

Процесс перевода можно считать завершенным лишь после того, как при очередном прочтении исходного текста переводчик удостоверился, что тот или иной его элемент не пропущен, и смысл его передан на другой язык. Процесс выбора приёма перевода – сложная работа, нежелательным последствием которой по причине психофизиологического характера (переутомление переводчика), либо ввиду отсутствия подходящего эквивалента в языке перевода, зачастую становятся пропущенные элементы исходного текста – иными словами, утраченные единицы, для восстановления которых необходим детальный анализ как текста оригинала, так и переведённого текста. По природе своей процесс перевода не представляет особой сложности. Согласно Ж.-П. Вине, Ж. Дарбельне, чтение на исходном языке почти автоматически вызывает сообщение на языке перевода [1, с. 165], но следует учитывать и влияние того факта, что переводчик сближает две лингвистические системы, одна из которых эксплицитна и устойчива, а вторая потенциальна и адаптируема [1, с. 163]. В связи с этим переводчику предстоит исследовать текст оригинала, оценить дескриптивное, аффективное и интеллектуальное содержание единиц перевода, которое он вычленил, попытаться восстановить ситуацию, которая описана в сообщении, взвесить и оценить стилистический эффект. Все эти действия являются так называемыми предпосылками поиска эквивалентов посредством разнообразных переводческих техник, подходящих для конкретного контекста.

В.Н. Комиссаров выделяет семь основных способов перевода, располагая их в порядке возрастания степени сложности применения [3, с. 185]. Они могут использоваться как отдельно, так и комбинированно.

Как правило, переводчик выбирает способ либо прямого перевода (заимствование, калькирование, дословный перевод), либо косвенного перевода (транспозиция, модуляция, эквиваленция, адаптация). В первом случае сообщение на исходном языке легко переводится в сообщение на языке перевода, так как оно основано на параллельных категориях (структурный параллелизм) или на параллельных понятиях (металингвистический параллелизм) [1, с. 159]. Во втором случае вследствие структурных или металингвистических различий некоторые стилистические эффекты невозможно передать на языке перевода, и если же переводчик констатирует в языке перевода подобный «пробел», его необходимо заполнить эквивалентными средствами, четко контролируя ход и целесообразность их применения, добиваясь того, чтобы общее впечатление от двух общений было одинаковым. 

При переводе одной и той же фразы можно пользоваться как одной, так и несколькими техниками перевода. Порой даже сложно определить, какой из них воспользовался переводчик для передачи смысла сообщения. Например, надписи предупредительного характера на английском языке «Private», «Wet paint», «No smoking» (не входить; осторожно, окрашено; не курить) при переводе на французский - «Défence d’entrer», «Prenez garde à la peinture», «Défence de fumer» были переданы при помощи приёмов, одновременно содержащих в равной степени как элементы транспозиции (прилагательное private переводится через субстантивированное выражение), так и модуляции (мы переходим от констатации к предупреждению), и эквиваленции (перевод получается посредством воссоздания ситуации, без обращения к структуре [1, с. 165]).

При переводе идиоматического выражения «Like a wolf in the forest» можно поискать подобные выражения в других языках, описывающие аналогичные по смыслу ситуации: «Comme un loup dans la forêt» – французский вариант, «Бегать как волку в чистом поле», т.е. быть свободным – по-русски. Эквиваленции чаще носят синтагматический характер и затрагивают всё предложение целиком, и в этом случае мы видим, что одна и та же ситуация описана переводчиком в трех фразах при помощи различных стилистических и структурных средств.

«Крайним пределом» в процессе перевода считается адаптация. Это такая переводческая техника, при которой ситуация в исходном языке не существует в языке перевода, и она должна быть передана при помощи другой ситуации из языка перевода, ей эквивалентной. Иными словами, адаптация – это эквивалентность ситуаций. Так при переводе выражения с французского языка «Elle a embrassé sa copine sur le bouche quand elle l’a vue» [6, с. 137] на русский как «Она поцеловала свою подругу в губы, когда она её увидела» в язык перевода вносится элемент, которого в нём не существует как факта русской культуры. Правильнее же будет сказать «Она нежно обняла подругу при встрече».

В некоторых случаях, когда адаптация нецелесообразна или может привести к искажению смысла высказывания, следует произвести реадаптацию – возвращение к оригиналу в соответствующем контексте исходного языка. Например, при переводе выражения «Борьба куреш – один из видов национального спорта башкир» с русского языка на английский и французский вряд ли стоит адаптировать существительное «куреш» и использовать менее подходящие по смыслу варианты «la lutte», «la battaille», «the battle». Необходимо реадаптировать эту единицу и передать её при помощи транскрипции либо транслитерации «kuresh» для английского и «kourèche» для французского языка.

Также не стоит адаптировать некоторые важные национально-культурные, политические понятия в языке перевода (что часто происходит при синхронном переводе), например, Eurovision или cricket в Tour de France [1, с. 165] – может произойти непонимание со стороны адресата, и коммуникация не состоится на должном уровне.

Транспозицией называется замена одной части речи другой частью речи при переводе без изменения смысла всей фразы. Например, в предложении «Dans cette lettre Georges nous a annoncé qu’il arriverait» [3, с.145] (В этом письме Жорж объявил нам, что он приедет) мы можем заменить путем транспозиции глагол arriverait на существительное (son) arrivée. Таким образом, получаем фразу: «В этом письме Жорж объявил нам о своём прибытии». Оборот «что он приедет» является основным, второй же оборот «о своём прибытии» будет назваться транспонированным по отношению к первому. Со стилистической точки зрения эти оба оборота не будут обязательно эквивалентными. Если транспонированный оборот действительно лучше вписывается во фразу, звучит более выразительно, может быть удачнее адаптирован к художественному стилю текста, позволяет восстановить стилистические нюансы, то переводчику стоит им воспользоваться.

Наконец, когда посредством перевода мы получаем высказывание грамматически правильное, но противоречащее эмоциональному тону перевода, необходимо изменить «угол» его восприятия читателем – носителем культуры языка перевода или изменить точку зрения, выраженную этим высказыванием. Классическим примером служит передача английского выражения «the time when» французскими «le moment où», «quand» [1, с. 163]. Также модуляция способна представить утверждение в положительной форме на языке перевода, когда в исходном языке оно выражается негативной формой: «C’est facile de montrer» (отрицательная форма во французском языке) – «It’s not difficult to show» (отрицательная форма в английском языке) – («Не трудно показать, что...» – отрицательная форма в русском варианте). Этот пример свидетельствует о том, что высокая частотность лексической единицы как факта языковой реальности, её широкое употребление в языке оригинала, закрепленность в словарях, в грамматических, стилистических и культурных обычаях обуславливают то, что человек, достаточно хорошо владеющий двумя либо несколькими языками, обладает правом избирать те или иные переводческие техники в соответствии с содержанием предлагаемого для перевода текста.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Вине, Ж.-П., Дарбельне, Ж. Технические способы перевода (Вопросы теории и практики перевода в зарубежной лингвистике) – М., 1978. – С. 157 – 167.

2. Ги де Мопассан. Собрание сочинений (в переводе Н.В. Чеботаревской с параллельным текстом на русском языке: «Boule de suif). - М.,  «Аурика», 2012.

3. Комиссаров, В.Н. Современное переводоведение. - М., ЭТС, 2004. – 187 с.

4. Комиссаров, В.Н. Слово о переводе. - М., ЭТС, 2004.

5. Фёдоров, А.В. Основы общей теории перевода, - М., 2002. – С. 114 – 118.

6. Саган, Ф. Собрание сочинений (в переводе Н.В. Чеботаревской с параллельным текстом на русском языке: «Bonjour,tristesse»; «Un peu de soleil dans l’eau froide»). - М., «Аурика», 2012.

Проблемы семантической лакунарности при переводе микроурбонимов на иностранный (французский) язык

Воронина Любовь Валентиновна – кандидат филологических наук, доцент кафедры иностранных и русского языков, Рязанское высшее воздушно-десантное командное училище имени генерала армии В. Ф. Маргелова, г. Рязань, Россия

Конате Мохамед – младший лейтенант, курсант Рязанского высшего воздушно-десантного командного училища им. Генерала армии В. Ф. Маргелова, г. Рязань, Россия

Статья подготовлена для публикации в сборнике «Актуальные вопросы переводоведения и практики перевода».

Специфика географических названий заключается прежде всего в том, что топоним, формируемый под влиянием социальных и исторических факторов развития общества, должен одновременно и определять объект, и называть его, осуществляя таким образом связь «человек – объект». Основные тенденции в современной номинации городских объектов (в их числе отказ от канцеляризмов, развитие творческого начала, жаргонизация и вульгаризация речи, расшатывание языковых и этических норм, активное использование стилистически сниженных элементов, интенсивный процесс заимствования слов, демократизация языка) привели к тому, что ряд наименований оказались недоступными для понимания не только иностранными гражданами нашей страны, но и для самих россиян.

В данной статье попытаемся выделить проблемы восприятия современных микроурбонимов – наименований городских учреждений медицинского и оздоровительного профилей – иностранцами при их переводе на французский язык и определить причины появления данных проблем.

На начальном этапе работы нами был проведен эксперимент по первичному восприятию объектов города иностранцами, владеющими русским языком в объеме второго сертификационного уровня (профессионального модуля), имеющими опыт общения с русскими людьми и живущими в России не менее 3 лет.

Цель эксперимента заключалась в следующем: определить информативность современной городской номинации объектов лечебного и оздоровительного характера для людей, у которых русский язык не является родным. В случае если понятность названий указанных объектов окажется сомнительной, выявить, какие именно затруднения испытывают иностранцы и с чем они (затруднения) могут быть связаны.

Эксперимент проводился в несколько этапов.

1. Нами был составлен список объектов Рязани – лечебных и оздоровительных учреждений города.

2. Указанный список был проанализирован иностранцами с целью определения степени его информативности, то есть понятности, после ознакомления с названием объекта.

3. По завершении эксперимента нами были получены результаты, которые были проанализированы по многим аспектам.

Так, 41% наименований городских объектов представляется иностранному контингенту совершенно неинформативным. Люди, для которых русский язык не является родным, обнаруживают непонимание в номинациях следующих типов урбонимов:

1) микроурбонимы – имена собственные («Парацельс», «Атеон», «Астера», «Снежана», «Каролина дент»);

2) микроурбонимы – слова, состоящие из нескольких корней («Долголет»);

3) микроурбонимы, сложные в словообразовательном отношении для восприятия иностранным контингентом («Приокская»);

4) микроурбонимы, представляющие неактивный пласт русской лексики, – устаревшие слова («Лекарь»);

6) микроурбонимы, являющиеся заимствованиями из других языков и имеющие графику соответствующего (часто английского) языка («Wellness», «INVITRO») или пишущиеся по-русски («Смайл», «Эврикас», «Санация», «Аргентит», «Ватхэм-фармация», «Прайм стоматология»);

7) микроурбонимы, состоящие из двух или нескольких иноязычных слов или их элементов, а также аббревиатур («Кооп-Ремедиа», «Нео-фарм», «Дент АРТ», «Космодент»);

8) микроурбонимы, построенные на основе игры слов («НикаМед», «МЕДСИ», «Медас», Три-О-Клиник», «Профидент»).

Остановимся подробнее на анализе каждого типа.

1. Микроурбонимы, восходящие к собственным именам, вызывают затруднения в понимании как у иностранных, так и у русских людей по двум причинам:

- недостаточный уровень общей эрудиции;

- отсутствие соответствий имен в родном языке.

Так, наименование аптеки «Парацельс» оказывается неинформативным для тех, кто не знает о том, что Парацельс – это псевдоним реального человека, известного врача и алхимика немецко-швейцарского происхождения Филиппа Ауреола Теофраста Бомбаста фон Гогенгейма, жившего в XV веке. Слово парацельс означает «превзошедший Цельса» – древнеримского энциклопедиста и знатока медицины первого века до нашей эры.

Наименования «Снежана», «Фотина», «Каролина», являющиеся женскими именами славянского (Снежана), греческого (Фотина) и германского (Каролина) происхождения, не имеют соответствий в языке опрашиваемого контингента, поэтому соотнести данные имена с наименованием лечебных и оздоровительных учреждений иностранцам не просто.

Например, наименование стоматологической клиники «Снежана» мотивировано этимологией данного имени: Снежана произошло от слова снег. А греческое имя Фотина (аналог славянского имени Светлана) отсылает к истории Иисуса Христа и Фотины Самарянки, у которой он попросил воды напиться, и которая возвестила людям о его мессианских действиях. Германское имя Каролина соответствует мужскому имени Карл и означает, соответственно, королева, чем и мотивирует наименование стоматологической клиники «Каролина Дентс». Остается только перевести на русский язык вторую часть названия, чтобы понять, что же означает данное название клиники.

2. Затруднения в понимании второй и третьей групп из названных выше микроурбонимов связаны с особенностями русского словообразования.   Название аптеки «Долголет» восходит к соответствующему существительному,  образованному путем сложения от долгие лета. Иностранец в состоянии вычленить в существительном два корня -долг- и -лет-, но понять значение словосочетания ему трудно, поскольку долгие лета – это, во-первых, церковное чествование, а во-вторых, так русские желают друг другу здоровья, то есть долгие лета = многие лета – долгих лет жизни.

Трудности в восприятии названия аптеки «Приокская» связаны с выделением в производном прилагательном корня -ок-, восходящего к существительному Ока – гидрониму Рязанской области.

3. Устаревшие слова, включенные в наименования учреждений здравоохранения города Рязани,  немногочисленны. Мы обнаружили только одно – лекарь. Оно присутствует в наименованиях двух типов – в одиночном употреблении  («Лекарь») и в сочетании с прилагательным старый, которое, как очевидно, усиливает значение устаревшего лекарь. Иностранцам известны современные синонимы слова – врач и доктор. Лекарем же называли врача в России до 1917 года.

4. Группы микроурбонимов,  являющихся иноязычными заимствованиями или имеющими в своем составе иноязычные элементы, непонятны иностранцам, не владеющим соответствующими иностранными языками: английским, греческим и др.

Так, английское заимствование wellness, образованное от «to be well» – «хорошее самочувствие» или «благополучие», предполагает ассоциацию с концепцией здорового образа жизни, основанной на сочетании физического и ментального здоровья, правильного питания, разумных физических нагрузок и отказа от вредных привычек. Поскольку велнес – это философия благополучия человека во всех сферах его бытия: духовной, социальной и физической, – название служит своего рода рекламой всех направлений деятельности данного медицинского учреждения и программирует человека, обратившегося именно в этот  медицинский центр,  на удачу. Остается только понять и осмыслить название центра: ведь оно неинформативно не только для иностранцев, но и для русских людей.

В наименовании «Прайм стоматология» затруднения в понимании вызывает первое из сочетаний слов. Английское prime может быть именем существительным, прилагательным, глаголом и в каждом из названных случаев иметь иное значение. В нашем случае в сочетании с существительным стоматология, прайм является прилагательным и в переводе на русский язык означает превосходный, лучший, главный, основной.

Наименование сети медицинских лабораторий «INVITRO», на наш взгляд, ориентировано на людей, имеющих какое-либо медицинское образование, поскольку латинский термин in vitro означает «в стекле» – технология выполнения экспериментов, когда опыты проводятся «в пробирке», вне живого организма. В общем смысле этот термин противопоставляется термину in vivo – эксперимент на живом организме (на человеке или на животной модели). Люди, далекие от медицины, в принципе не понимают значения данного слова и воспринимают его как латинский термин, имеющий какое-то отношение к медицине. Необходимо отметить и тот факт, что с точки зрения орфографии (да и медицины) правильно писать термин в два слова in vitro.

Ряд других названий, восходящих к латинскому языку, также вызывают затруднения в понимании людей, не имеющих медицинского образования. Например, наименование стоматологической клиники «Санация» восходит к соответствующему имени, имеющему латинское происхождение. Термин санация не является собственно медицинским. Его используют и в политике, и в экономике. В нашем случае наименование стоматологии, конечно же, мотивировано его медицинской составляющей. Санация – лечебно-профилактические меры по оздоровлению организма, основной целью которых является удаление всего, что мешает своевременному заживлению.

В названиях нескольких стоматологических клиник зачастую присутствует слово дент: «Дент АРТ», «Дента стиль», «Денталия», «Дентис», «Тотал Дент», «Космодент». Понятно, что это слово переводится как зуб, соответственно указанные выше наименования клиник мотивированы именно этим значением. Интересно отметить, что слово дент существует, а вот такие его «формы» как дента, дентинеизвестны латинскому языку, поэтому такие наименования, как «Денталия», «Дентис» совершенно неинформативны с точки зрения присутствия в них словообразовательных аффиксов.

Наименование стоматологии «Аргентит» непонятно ни русскому, ни иностранному контингенту. Видимо, только люди, имеющие какое-то отношение к химии, смогут вычленить в данном слове корень -аргент- – серебро. В словарной статье читаем: «Аргентит – (серебряный блеск, от лат. argentum – серебро) – минерал, серебросодержащая руда». Однако если посмотреть на изображение этого минерала, становится непонятно, как же минерал черного цвета с серебряным блеском может мотивировать наименование стоматологической клиники.

Греческое эврика (εὕρηκα или ηὕρηκα, букв. «нашёл!») – легендарное восклицание Архимеда по случаю открытия им гидростатического закона, ставшее общеупотребительным для выражения радости в случае разрешения трудной задачи, – мотивирует наименование медицинского диагностического центра «Эврикас». Однако  как мы видим,  в оригинальном написании никакого с на конце слова эврика нет. Видимо оно появилось для того, чтобы подчеркнуть греческий колорит наименования: буква с на конце является известной показательной чертой греческого языка.

Затруднения в понимании микроурбонимов, восходящих к иностранным заимствованиям, образованным посредством аббревиации разных типов, вызваны тем, что в сложносокращенных словах иностранцам вообще трудно вычленить их составляющие.

Так, наименования «Кооп-Ремедиа», «Профидент», «Космодент» образованы по типу слогословной аббревиации. Поэтому слова ремедиа, дент информативны для иностранцев, в то время как известные для русских людей сокращения кооп, профи, космо такой информативностью не обладают.

Итак, кооп, согласно Словарю русского языка Д.Н. Ушакова, является сокращением от кооператив – «организации, основанной на принципе объединения средств ее членов, пайщиков». Вкупе с заимствованием ремедиа, означающим «вылечивать, исправлять», мотивирует микроурбоним «Кооп-Ремедиа».

Сокращения профи и космо восходят к соответствующим прилагательным профессиональный и космический. Первое из названных прилагательных полностью поясняет наименование стоматологической клиники «Профидент», в то время как второе – космический – требует дополнительных пояснений. Космический, кроме своего отношения к космосу в физическом (или астрономическом) смысле, в философском означает «порядок, упорядоченность», что и мотивирует наименование стоматологии «Космодент».

Интересно отметить, что слова фармация, фармацевтика, фармакологиядостаточно информативны для иностранцев именно в таком полном виде. А сокращение фарм- оказывается для них совершенно непонятным. Наименование аптеки «Нео-фарм» становится информативным, если свести часть слова фарм- к прилагательному фармацевтический.

По тому же типу слогословесной аббревиации построен микроурбоним «НикаМед». Если вторая часть наименования (-мед-) понятна иностранцу, то первая часть, -ника-, – нет. В то время как Ника – имя древнегреческой богини победы.

Затруднения в понимании вызывают микроурбонимы, образованные слоговым способом аббревиации, например, «Медси». Можно предположить, что вторая часть наименования – -си- – является сокращением от существительного система, что не соответствует принципам сокращения слов в русском языке.

Смешанный тип аббревиации очевиден в наименовании «Дент АРТ». В состав урбонима входит известное существительное дент и аббревиатура АРТ. Расшифровать аббревиатуру не представляется возможным не только иностранцу, но и носителю русского языка. Звуковой образ написанного заглавными буквами слова АРТ ассоциативно приводит нас к арт – части слова, имеющего отношение или к артиллерии, или к искусству.

Образованные сложением слов микроурбонимы теряют свою информативность и по семантическим признакам. Например, в наименовании стоматологической клиники «Три-О-Клиник» непонятно сочетание Три-О: возможно, Три-О – это ООО – известная аббревиатура, означающая «общество с ограниченной ответственностью».

Итак, затруднения,  испытываемые иностранцами в восприятии и осознании русских наименований медицинских учреждений города Рязани, обусловлены, во-первых, субъективными факторами, важнейшими из которых является уровень владения русским языком иностранным контингентом и незнание ряда иностранных языков, слова которых использованы для наименования городских объектов, а во-вторых, объективными факторами, к числу которых отнесем следующие:

1) использование в номинации устаревших слов русского языка;

2) обращение к разным видам аббревиации при создании сложных наименований;

3) ошибки в сокращениях и неверная орфография, связанные с авторским переосмыслением известных слов в номинациях.

За рамками нашего исследования остался достаточно серьезный вопрос, связанный с прагматическим аспектом анализа семантических лакун при переводе микроурбонимов с русского на французский язык. Это может стать объектом лингвистического исследования в перспективе.

Разрыв обстоятельственных отношений при парцелляции (на материале русских и французских медиатекстов)

Автор: Богоявленская Юлия Валерьевна, кандидат филологических наук, зав. кафедрой романских языков Уральского госудрственного педагогического университета, г. Екатеринбург

Статья подготовлена для публикации в сборнике «Актуальные вопросы переводоведения и практики перевода».

Использование парцелляции в современных медиатекстах приобрело широкий размах и интенсивность, что можно объяснить отмечаемым многими исследователями влиянием разговорной речи на книжный синтаксический строй. Наряду с другими синтаксическими явлениями парцелляция свидетельствует об изменениях, происходящих в стилевой системе языка и сдвиге стилевой нормы публицистической речи в сторону разговорности и раскованности.

Именно в разрыве обстоятельственных отношений парцелляция проявляется особенно ярко как в русском, так и во французском языках (17% и 22% от общего числа), что с нашей точки зрения может иметь прежде всего вполне определенную синтаксическую причину: если количество дополнений в редких случаях может достигать трех (их количество определяется валентностью глагола), то число обстоятельств в предложении может быть значительно больше. Как показывает анализ, обстоятельства легче подвергаются парцеллированию, чем другие члены предложения, и часто даже без коррелята.

Л. Теньер, рассматривая простое предложение как «своего рода маленькую драму», в которой «обязательно имеется действие, а чаще всего также действующие лица и обстоятельства» [4, с. 117], показал истинную роль сирконстантов. Выражая атрибуты процессов, то есть обстоятельства их протекания, локализуя процесс во времени и в пространстве, сирконстанты не являются непосредственными участниками «маленькой драмы». Но в мире все взаимосвязано и взаимообусловлено, происходит в определенных условиях, по определенной причине, в определенное время, в определенном месте и т.д.

В отечественном языкознании обстоятельства рассматриваются как расширители или распространители предикативной структуры простого предложения. При этом особое внимание уделяется характеру их связи с глаголом – связи довольно свободной, нежесткой, обеспечивающей возможность достаточно свободного позиционного перемещения обстоятельства в предложении. Обстоятельства являются второстепенными элементами, на которые не распространяется обязательная валентность глагола. Кроме того, «формальная синтаксическая связь между субъектом и предикатом, между предикатом и объектом (особенно прямым), между определяемым и определением значительно сильнее, нежели связи между предикатом и обстоятельством» [3, с. 195], что свидетельствует об относительной самостоятельности обстоятельства и относит его к периферийным позициям структуры предложения.

Наречие является морфологизированным способом выражения обстоятельства. В нашем материале 23% парцеллированных обстоятельств в русском языке и 15% во французском выражены именно наречиями. Как правило, наречие выступает в роли обстоятельства с семантикой образа/ характера действия и чаще, чем предложные сочетания, расположено контактно с глаголом. Например:

·                   Областное правительство выдвигает лишь одно требование – исключить предприятия, содержащие «социалку» из законопроекта. Полностью. (Коммерсантъ, 28.11.2011)

·                   Для этого же фильма он заставляет свою суженую Дженнифер Энистон обрить ему голову. Налысо! (Московский комсомолец, 17-24.05.2002)

·                   Меня предавали. Достаточно серьезно. (Московский комсомолец, 18-25.12.2012)

Как уже было отмечено, обстоятельственными характеристиками обладают и предложные сочетания. Благодаря предлогу, роль которого заключается в том, «чтобы превращать существительные в наречия разных типов» [4, с. 476], происходит переход существительного в наречие, выполняющее функции сирконстанта. Именно предложно-падежные (в русском языке) и предложно-именные (во французском языке) сочетания являются наиболее продуктивной формой выражения обстоятельств при парцелляции (77% в русском и 85% во французском материале).

Такое количественное распределение, с нашей точки зрения, не случайно и может быть объяснено рядом причин. Во-первых, некоторые семантические разряды обстоятельств имеют преимущественный способ морфологического выражения. Например, обстоятельства цели в пределах простого предложения выражаются чаще всего инфинитивами, а обстоятельства причины – предложно-именными сочетаниями, и т.д. Во-вторых, с точки зрения семантики предложные сочетания обладают большими возможностями конкретизации, детализации и обобщения, что влияет на частоту их употребления.

Существует большое количество классификаций обстоятельств по оттенкам передавемых ими значений. Например, Л.С. Бархударов подразделяет обстоятельства на две группы: 1) выражающие внутренние качественные признаки самого действия (характеристика времени, частота совершения действия, образ действия, степень интенсивности действия); 2) внешние признаки, условия протекания процесса (время, место, причина, цель, условие, уступка, исключение, сопутствующее явление, сравнение) [1, с. 352-362]. Словарь Lexis выделяет 17 семантических разрядов обстоятельств [2, с. 98]. Однако, как справедливо замечает В.Г. Гак, «классификация обстоятельств должна идти не по линии большей дробности значений (это сведет грамматическую категорию к семантике отдельных семантических групп), но по пути обобщения и исчисления обстоятельств действия» [2, с. 98]. К тому же часто исследователями отмечаются случаи, когда те или иные значения (времени и причины, образа действия и следствия) пересекаются, осложняя анализ материала. Поэтому, не вдаваясь в семантические нюансы обстоятельственных значений, выделим наиболее крупные группы парцеллированных обстоятельств, зафиксированных в нашем материале. В русском языке (в порядке убывания): образа действия (32%); времени (22%); места (13%); следствия (9%); цели (9%); причины (7%); другие – меры и степени, условия, уступки, и т.п. (8%). Во французском языке: образа действия (25%); времени (21%); цели (15%); причины (13%); следствия (13%); места (6%); другие – меры и степени, уступки, и т.п. (7%).

Преобладание случаев парцелляции обстоятельственных отношений со значением образа действия, особенно в русском языке, можно объяснить теми многочисленными оттенками, которые ими передаются: значения ситуативного состояния, сопутствующих обстоятельств, внутреннего состояния, качественной характеристики действия, интенсивности.

Приведем некоторые примеры парцелляции обстоятельственных отношений со значением образа (характера) действия:

·                   Именно такие мнения необходимо поддерживать, развивать, обеспечивать. Делами и словами. (АиФ, № 28, 2012)

·                   Клавдия написала донос в ГПУ, но Камишкерцевой словно сама жизнь отплатила за предательство Чапаева. Той же монетой. (Московский комсомолец, 17-24.05.2010)

·                   А я убежден, беременные – самые эротичные женщины. И внешне, и внутренне. (Московский комсомолец, 25.09.-1.10.2011)

·                   Сегодня ты окажешься в объятиях объекта твоего воздыхания. Неожиданным, непостижимым и удивительным образом.(АиФ, № 28, 2009)

Во французском материале также много примеров парцелляции обстоятельств образа действия:

Более конкретные значения (времени, цели, причины, следствия и т.д.) представлены, соответственно, менее объемными группами примеров.

Приведем примеры наиболее распространенных групп парцелляции обстоятельственных отношений

-    со значением временной отнесенности, протяженности, временного предела, срока:

·                   Словом, предаукционный показ (закрытый для широкой общественности) проводили в Москве. Целых два дня. (Московский комсомолец, 2-9.05.2009)

·                   Бесплатную путевку выдадут. После инфаркта. (Российская газета, 23.05.2006)

·                   Поменяем трудовую книжку на пенсионную. Через двадцать лет. (Российская газета, 20.04.2011)

-    со значением цели:

·                   Я посоветовал ему взять свою «двадцатку». На удачу. (Московский комсомолец, 2-9.05.2006)

·                   Если верить данным местных независимых источников, несколько раз «Псковпрод» перечислял телевизионщикам весьма внушительные суммы. Якобы на рекламу себя, любимого.(Российская газета, 11.07.2004)

-    со значением причины:

·                   Сейчас этот контакт начинает опять теряться. По вине обеих сторон.(Известия, 18.05.2011)

·                   А зато глаза-то горели, глаза. Наверняка от наркотиков. (Российская газета, 23.05.2011)

·                   Смерть 41-летнего железнодорожника Ж. наступила практически мгновенно. От бубонной чумы.(Российская газета, 2.09.2011)

-    со значением следствия:

·                   Да и россияне стараются не отставать. Иногда ценой собственного здоровья. (АиФ, №18-19, 2008)

·                   Коммунисты категорически против. До драк. (АиФ, №34, 2007)

-    с пространственным значением (места, направления):

·                   Мезенцеву дважды довелось стать пионером продвижения информационных технологий. На родине, в Екатеринбурге. (Московский комсомолец, 25.12.2002-1.01.2003)

·                   Он ко всем одинаково относился и относится. На льду. (Московский комсомолец, 2-9.05.2009)

Таким образом, парцелляция – явление, часто используемое в современных медиатекстах. Этот прием является эффективным средством привлечения внимания адресата текста. Один из наиболее частых видов парцелляции – это разрыв обстоятельственных отношений, что объясняется слабой связью обстоятельства со сказуемым. Чаще других в обоих языках парцеллированию подвергаются обстоятельства образа действия, времени, причины, цели и места.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1.     Бархударов, Л.С., Штелинг, Д.А. Грамматика английского языка. М.: Высшая школа, 1965. – 420 с.

2.     Гак, В.Г. Теоретическая грамматика французского языка. Синтаксис. М.: Высшая школа, 1981. – 208 с.

3.     Гак, В.Г., Розенблит, Е.Б. Очерки по сопоставительному изучению французского и русского языков. М.: Высшая школа, 1965. – 378 с.

4.     Теньер, Л. Основы структурного синтаксиса. М.: Прогресс, 1988. – 656 с.

__________

[1] Национальный институт статистики и экономических исследований.

Синтаксические особенности абсолютных причастных конструкций (на материале французских газетных текстов)

Богоявленская Юлия Валерьевна – кандидат филологических наук, доцент, Уральский государственный педагогический университет, г. Екатеринбург, Россия

Статья подготовлена для публикации в сборнике «Актуальные вопросы переводоведения и практики перевода».

Абсолютная причастная конструкция – оборот, грамматический субъект которого не совпадает с субъектом личного глагола основной части предложения. Грамматический субъект конструкции имеет свой предикат, морфологически выраженный одной из форм причастия. Между частями конструкции устанавливаются субъектно-предикатные отношения. Однако в связи с тем, что причастие, даже в составе абсолютной конструкции, является неличной формой глагола, предикативный признак выражен не полностью. Относительная независимость абсолютной причастной конструкции от предикативного ядра основного предложения выражается в интонационном обособлении, но, будучи связанной с ним обстоятельственными значениями, конструкция остается в пределах его интонационных границ.

Французское причастие – синкретичная часть речи, в которой переплетаются признаки двух частей речи – глагола и прилагательного. Ему свойственно категориальное значение «процесса как признака предмета». Выражая процессуальность, причастие соотносится с определенным временем и указывает на активность или пассивность действия, лежащего в основе признака, обозначаемого причастием. В «абсолютном» употреблении, в составе конструкции, причастие максимально приближается по выполняемой функции к сказуемому, проявляя высокую степень предикативного признака.

Анализ литературы по данному вопросу показал, что упоминания об абсолютной причастной конструкции (далее АПК) содержатся в основном в учебниках по грамматике французского, испанского и английского языков. Практически не существует специальных работ, посвященных изучению АПК, ее синтаксических, семантических, стилистических и т.п. свойств. Известны статьи М.С. Нелюбиной по глагольным признакам АПК во французском языке [6] и сопоставительное исследование АПК в кругу смежных явлений во французском и испанском языках [7], диссертация Е.А. Рониной по моделированию косвенно-предикативных конструкций в испанском языке [9], статья В.В. Моргалевой об абсолютных причастных оборотах в готском и древнеанглийском языках [5].

Как отмечают многие лингвисты, абсолютная причастная конструкция широко применяется в художественных произведениях, значительно реже – в прессе. Однако предпринятое нами исследование позволяет утверждать, что данная конструкция, во всем своем разнообразии, успешно используется и на страницах современных французских газет.

Эмпирическую базу исследования составляет корпус текстов с абсолютными причастными конструкциями из французских газет за период 2012-2014 гг. «Le Monde», «Le Figaro», «La Tribune», отобранных методом случайной выборки.

Прежде всего обратимся к терминологической стороне вопроса в связи с необходимостью упорядочить и уточнить понятийно-терминологическую базу нашего исследования.

В научной и учебной литературе встречаются различные номинации данного явления. Лингвисты называют его Construction participe absolue [8, с. 276], proposition participe absolue [10, с. 152], proposition participe [2, с. 237], proposition participiale [3, с. 160] и др. В работе Г. Може используются сразу два конкурирующих термина – proposition participe и participe absolue, без их дифференциации [4, с. 268], как и у Л.И. Илии, которая пользуется одновременно двумя терминами: «абсолютный причастный оборот» и «причастное предложение» [1, с. 102].

Считаем, что корректным является использование термина construction participe absolue (абсолютная причастная конструкция), поскольку в нем акцентируется абсолютный характер рассматриваемой структуры. Следует учитывать, что степень предикативности причастия, имеющего собственное подлежащее, независимое от подлежащего главного предложения, и используемого в качестве сказуемого, безусловно, очень высока. Однако причастие не способно выполнять в полной мере функцию сказуемого, выраженного глаголом в личной форме. Поэтому, на наш взгляд, речь должна идти не о «причастном предложении», а о причастной конструкции, обладающей абсолютным характером.

Конструкция включает следующие строевые элементы: существительное или местоимение, выполняющее функцию, которую мы условно назовем «подлежащего конструкции», и причастие, обозначающее действие и выступающего в функции (также условно) «сказуемого конструкции», часто с зависимыми словами: Le lats était en fait arrimé à l'euro depuis 2005, l’adhésion étant initialement prévue pour 2008. (La Tribune, 27.12.2013). В данном случае предикативная основа конструкции l’adhésion étantprévue расширена за счет обстоятельств времени initialementи pour 2008.

АПК связано с основной частью предложения отношениями, имеющими обстоятельственный характер, и не является структурно обязательным компонентом.

Анализ корпуса АПК позволил выявить случаи несовпадения грамматического и семантического субъектов конструкции и выделить на этом основании 3 группы:

1)  АПК, в которых грамматический субъект совпадает с семантическим: Il leur faudra composer avec des habitudes de jeu vieilles de près de quinze ans, les joueurs n'ayant l'habitude de jouer que sur ordinateur (La Tribune, 08.01.2014).

2)  АПК, в которых грамматический субъект не совпадает с семантическим, но последний эксплицитен, его можно выделить при анализе микроконтекста: En outre, une fois son produit acheté, le client peut recevoir sa facture par mail (La Tribune, 11.12.2013). Притяжательное прилагательное son соотносится с подлежащим основного предложения le client, т.е. семантический субъект выявляется в рамках предложения, включающего АПК.

3)  АПК, в которых семантический субъект имплицитен, но его можно выявить при анализе широкого контекста: Ce sont les agences qui prennent en charge ces démarches administratives. Une fois le contrat signé, le travail commence. Si les propriétaires ne peuvent pas ou ne veulent pas cohabiter avec l'équipe de tournage, la production doit les reloger dans un hôtel (Le Figaro, 21.03.2013). В данном случае широкий контекст указывает на обе стороны подписываемых договоров: агентство недвижимости и владельцев квартир.

В лингвистической литературе упоминается об архаическом виде АПК, в котором отсутствует грамматический субъект, а семантический выявляется при анализе контекста, например: Plongé dans une demi-somnolence, toute ma jeunesse repassait devant moi [3, 161]. Однако в нашем корпусе такие примеры отсутствуют. Возможно, что этот вид конструкции вышел из употребления или используется только в художественной литературе.

Что касается самого причастия, используемого для образования АПК, оно может иметь три формы: participe présent, participe passé, participe passé composé. Анализ показал, что в газетных текстах чаще всего используются причастия настоящего времени, образованные от глаголов как активной, так и пассивной формы, невозвратных и возвратных. Такие конструкции имеют чаще всего причинное, реже – уступительное, условное, временное значение:

L'Hexagone se distingue, les petites voitures ne représentant que 41 % des ventes dans l'ensemble de l'Europe occidentale (La Tribune, 07.01.2014).

Par ailleurs, le paiement via mobile est en train de se développer . Et l'avantage du bitcoin, est la possible interopérabilité qu'il réserve : les codes du réseau bitcoin étant ouverts, cela favorise l'effet réseau (La Tribune, 11.12.2013).

Конструкции с Participe passé имеют чаще всего временное значение предшествования: L'intermédiaire Ziad Takieddine, l'ex-collaborateur de M. Sarkozy Thierry Gaubert, l'ancien directeur du cabinet de M. Balladur à Matignon Nicolas Bazire, et plusieurs cadres de la Direction des constructions navales, tous mis en examen dans la procédure, sont donc désormais sous la menace d'un renvoi devant le tribunal correctionnel (Le Monde, 11.02.2014).

Для выражения действия, предшествующего действию главного предложения, в АПК используется как активная, так и пассивная сверхсложная форма Participe passé composé, образованная от невозвратных и возвратных глаголов:

Il ne faut cependant pas être dupe, la crise ayant atteint une telle profondeur, il sera quasi impossible à la seule ESS de tout résoudre (La Tribune, 01.12.2012).

Une partie de l’élite du pays y a été formée, l’un de ses plus fameux élèves ayant été le commandant Ahmed Shah Massoud, assassiné en septembre 2001 (Le Monde, 12.12.2014).

Problème, le président s'étant engagé sur une baisse des impôts dès cette année, on voit mal les allocations familiales désormais financées par une hausse de la CSG... ou de la TVA (La Tribune, 03.01.2014).

В качестве «подлежащего» конструкции, как отмечают исследователи, преимущественно используется существительное. Однако нами зафиксированы многочисленные случаи АПК с местоимениями различных типов:

- неопределенные местоимения со значением количественной неопределенности: Dans les secondes ayant suivi l’explosion, le public subitement plongé dans l’obscurité a d’ailleurs cru qu’il s’agissait d’un élément de la performance, certains sifflant ou applaudissant avant de prendre la mesure de la tragique réalité au milieu des cris, de la fumée et des corps ensanglantés (Le Monde, 12.12.2014);

- неопределенное местоимение со значением количественной целостности: Le parquet de Paris avait été saisi en juin par les commissaires aux comptes du parti et le triumvirat d’anciens premiers ministres (Alain Juppé, Jean-Pierre Raffarin et François Fillon) alors à sa tête, tous jugeant illégal cet arrangement financier (Le Monde, 04.12.2014);

- неопределенное местоимение с распределительным значением: Récit symphonique qui rend hommage à ses aînés, Agaat célèbre à sa manière, monumentale, la mort d'anciennes formes de racisme. Comme le font, plus humblement, Les Douze Tribus d'Hattie et Les Jeunes Mariés, chacun de ces trois livres s'interrogeant sur les traces, complexes et profondes, qui sont ainsi léguées aux nouveaux mondes (Le Monde, 13.02.2014);

- несамостоятельное приглагольное указательное местоимение: Cela étant, je savais parfaitement que [M. Tapie] pratiquait "l'entrisme" de façon systématique (Le Monde,17.06.2013);

- самостоятельное указательное местоимение, указывающее на неодушевленный объект: Les Etats Unis espèrent toujours l'extradition de Kim Schmitz, celle-ci étant programmée pour juillet 2014 (La Tribune, 24.12.2013).

Интересен также анализ позиции, занимаемой АПК в предложении. Нами были зафиксированы три возможные позиции АПК:

- препозиция: Une part des découvertes datant des années 2000, cette connaissance est encore bien jeune face à des millénaires de théories sur l'homme égoïste et violent (La Tribune, 04.11.2013);

- интерпозиция: Si la mixité commence à s'imposer au bureau, une fois sa porte franchie, les déséquilibres sont toujours bien présents, fruits d'une longue tradition d'attributs et de rôles traditionnels (La Tribune, 20.10.2013);

- постпозиция: Des règlements de comptes entre amis, des « traîtres » qu’on exécute, des saletés qu’on étouffe: toutes les guerres sont pleines d’histoires terribles, jamais écrites; ou bien plus tard, une fois oubliés les protagonistes (et leurs descendants) (Le Monde, 05.02.2014).

В препозиции АПК выступает как средство связности, соединяя ряд сюжетно связанных событий в линейной последовательности речи. Интерпозиция и постпозиция АПК приводят к динамизации и экспрессивизации речи, а значит, к большей стилистической маркированности АПК.

Анализ корпуса конструкций, собранных из текстов французских газет, позволил выявить не описанный ранее в лингвистической литературе случай употребления АПК, представляющий собой отклонение от классической структуры.

Рассмотрим следующие конструкции: Trisha est donc seule à observer, dans la cendre, une fois achevées les funérailles, ce qui reste de Shankhya: la « fleur, fanée, crispée, couleur chair»,qui est, lui dit-on, le nombril du défunt (Le Monde, 02.01.2014). Ils estiment qu'au nom de l'indépendance énergétique de la France, de la recherche de la croissance et de la création d'emplois, l'exploitation des gaz de schistes doit être envisagée, une fois résolue la question de la pollution des sols (Le Figaro, 12.07.2013).

В данных АПК констатируем инверсию «подлежащих» les funérailles и la question de la pollution des sols, которые расположены постпозиционно по отношению к причастиям achevées и résolue, согласующимися с ними в роде и числе. Наблюдения показывают, что применение инверсионного типа конструкции ограничено следующими факторами:

1)  структурным фактором, т.е. позицией, занимаемой АПК по отношению к основной части предложения. Замечено, что инверсия возможна в случае интерпозиции или постпозиции АПК;

2)  конструктивным фактором, т.е. такая конструкция должна включать строевой компонент une fois;

3)  морфологическим фактором, т.е. способом выражения «подлежащего конструкции». Инверсия возможна только в случае, если «подлежащее» выражено неодушевленным именем существительным, «сказуемое» – причастием прошедшего времени Participe passé;

4)  синтаксическим фактором – опущением глагола-связки être, который легко восстанавливается при трансформации конструкции в полное предложение.

На наш взгляд, инверсия здесь выполняет логико-семантическую функцию и служит для выделения «подлежащего» в качестве ремы. Во французском языке инверсия обычно повышает экспрессивность высказывания. Со стилистической точки зрения инверсионный тип АПК, возможно, используется для оживления повествования. Однако чтобы подтвердить эти предположения, необходимы дополнительные исследования роли АПК в тексте с учетом их композиционной и жанровой специфики.

Абсолютная причастная конструкция – многоаспектное синтаксическое явление, не нашедшее пока достаточного отражения в современной лингвистике. В нашей статье мы лишь частично решили вопрос о синтаксических особенностях данной конструкции и очертили круг вопросов, которые требуют дальнейших исследований. Очевидно, что существует настоятельная потребность изучения конструкции на материале различных языков, стилей (идиостилей), жанров и с позиции различных подходов: структурно-семантического, стилистического, прагматического, психолингвистического и лингвокультурологического.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1.  Илия, Л.И. Пособие по теоретической грамматике французского языка. –М: Высшая школа, 1979. – 215 с.

2.  Костецкая, Е.О. Практическая грамматика французского языка для неязыковых. – М.: Высшая школа, 1979. – 279 с.

3.  Кузнецова, И.Н. Сопоставительная грамматика французского и русского языков. – М.: Нестор Академик, 2009. – 272 с.

4.  Може, Г. Практическая грамматика французского языка. – СПб.: Лань, 1996. – 432 с.

5.  Моргалева, В.В. Абсолютные причастные обороты в готском и древнеанглийском // Вестник ТГПУ. Выпуск 2 (76). 2008. – С. 73–77.

6.  Нелюбина, М.С. Глагольные признаки причастия в абсолютной причастной конструкции // Диалог цивилизаций в евразийском пространстве. Материалы Международной научно-методической конференции. Екатеринбург, 26.06.2014. – С. 178–180.

7.  Нелюбина, М.С. Французская и испанская абсолютные причастные конструкции в ряду конструкций с неличными формами глагола // Иностранные языки: лингвистические и методические аспекты. № 26. Тверь. 2014. – С. 143–146.

8.  Реферовская, Е.В., Васильева, А.К. Теоретическая грамматика современного французского языка. Морфология и синтаксис частей речи. – М.: Просвещение, 1982. – 400 с.

9.  Ронина, Е.А. Моделирование косвенно-предикативных конструкций с неличными формами глагола: семантико-синтаксический и коммуникативно-прагматический аспекты: Дис.... канд. филол. наук: 10.02.19: Омск, 2004. – 158 c.

10.  Штейнберг, Н.М. Грамматика французского языка. Синтаксис простого и сложного предложения. – Л: Просвещение, 1972. – 240 с.

Современные направления исследований в области киноперевода в отечественном и зарубежном переводоведении: концепция культурного переноса

Анисимов Владислав Евгеньевич — Магистрант кафедры иностранных языков филологического факультета, Российский университет дружбы народов, Москва, Россия

Статья подготовлена для публикации в сборнике «Актуальные вопросы переводоведения и практики перевода».

Одной из концепций, в свете которых может быть рассмотрен кинодискурс в целом и перевод в области кино в частности, является концепция культурного переноса. Основанная филологами-германистами, концепция культурного переноса исследует восприятие определенного произведения искусства в иной культурной среде [8].

Под культурным переносом мы, вслед за французскими исследователями М. Эспанем и М. Вернером, будем понимать «исторический объект, который конкретизируется в текстах, документах, затем – в коллективном идеологическом дискурсе, участвуя в процессе, который мы называем “построением референции”» [9].

Несмотря на то что данная концепция изначально относится к сфере художественной литературы, по мнению исследователей, «не существует областей перевода, которые бы не были охвачены концепцией культурного переноса, так как любая из этих областей предполагает передачу знания от адресата к реципиенту» [7].

Не является исключением и кинематограф, поскольку, как справедливо отмечает отечественный ученый В. Е. Горшкова, «будучи ориентированным на оказание художественно-эстетического воздействия и достижение коммуникативно-прагматического эффекта, перевод в кино представляет собой разновидность художественного перевода» [1].

Концепция культурного переноса особенно интересна и актуальна с точки зрения теории перевода, так как именно при работе с культурными явлениями переводчик сталкивается с основными проблемами в теории перевода [2]. Адаптируя текст к реалиям, которые будут понятны в культуре-реципиенте, переводчику необходимо учитывать, что культурно-специфичная информация носителей одной культуры, содержащаяся в языковых реалиях, фразеологии, идиоматике, а также зависящая непосредственно от автора, который при необходимости может ввести в текст аллюзию на какой-либо исторический факт или литературное произведение, чаще всего находится вне фонда знаний носителей другой [2], так как является для него нестереотипной, нетипичной и частично или полностью (если речь идет о лакунах) непонятной [3]. Лакуны, которые переводчику необходимо каким-то образом «заполнить», компенсировать или вовсе убрать из текста, могут носить как культурологический, так и собственно языковой характер и возникают, как правило, вследствие различий в картине мира адресанта и адресата текста. Подобные виды лакун могут встречаться на всех уровнях как невербального, так и вербального поведения, затрудняют процесс восприятия произведения реципиентом и непосредственно связаны со спецификой работы переводчика в процессе адаптации и локализации всей киноленты или ее отдельных частей (заголовок, трейлер) в другой культуре.

Необходимым условием, при котором будет осуществлен успешный культурный перенос, является грамотная передача всех тех фоновых знаний, которые имеют место в оригинальном тексте [1, c. 34]. А так как ни один текст невозможно воспринимать в отрыве от его эпохи, культуры и условий, в которых он был создан, переводчику для адекватной передачи мысли автора на другом языке в процессе работы необходимо учитывать все эти факторы. Кроме того, для создания у иноязычного реципиента адекватного представления о культурном и языковом содержании единицы необходим фоновый контекст, который призван обеспечить максимально возможную степень адекватной передачи элементов чуждого для представителей иной культуры для облегчения его акцептируемости [5].

Очевидно, что у разных переводчиков может быть разный уровень межкультурной компетенции. Как справедливо отмечает А. Д. Швейцер, лишь в идеальной схеме возможна ситуация, когда переводчик воспринимает текст с позиции носителя исходной культуры и языка [6, c. 147]. Тем не менее, перед переводчиком, осуществляющим перевод художественного произведения, в частности кинотекста, стоит сложная, но решаемая задача – донести исходную мысль автора, адаптировав ее к другой культуре. Руководствуясь прагматической установкой на иноязычного и инокультурного получателя, которая является неотъемлемой чертой кинодискурса, в процессе работы переводчик вынужден прибегать к различным переводческим трансформациям и адаптациям, в той или иной мере модифицирующим смысловое содержание текста [6, с. 154].

Вопрос о том, все ли культурные реалии и фоновые знания культуры-отправителя необходимо адаптировать в принимающей культуре, остается спорным.

Ряд исследователей предлагает адаптировать культурно-специфичную информацию под культуру-реципиент [4, с. 145], привлекая при этом дополнительные практические и энциклопедические знания.

Существует и иная точка зрения, заключающаяся в том, что имплицитная информация, содержащаяся в тексте, может быть не выявлена и не понята не только инокультурным зрителем, но и зрителем – носителем культуры источника. К тому же эту же информацию может не понять и переводчик, работающий над локализацией и адаптацией кинофильма [2, с. 11]. Кроме того, как справедливо отмечает И. К. Федорова, вся культурно-специфичная информация не относится напрямую к сюжету киноленты, а составляет частные моменты. А так как необходимым условием успешного перевода, особенно перевода кинофильма, где текст структурно сложнее любого моносемантического текста, а условия перевода, в которых переводчику приходится работать, значительно ограничивают диапазон переводческих стратегий, которые он может применить, является передача единого целого, возникает вопрос о необходимости адаптации культурно-специфичных реалий [4, с. 264].

На наш взгляд, переводчику нет необходимости каждый раз прибегать к адаптации той или иной реалии, т. к. фоновые знания потенциальных адресатов перевода в большинстве случаев могут позволить оставить некоторые культурно-специфичные особенности вне процесса локализации (так, сложно предположить, что современный человек не знаком с такими французскими реалиями, как «круассан», «багет» и т. п.). Также при переводе может стоять задача сохранить национально-специфический колорит (примером может служить такой специфический персонаж американских фильмов, как «шериф»), когда представляется возможным сознательно увеличить т. н. «зону непонимания» потенциального реципиента.

В качестве примера использования концепции культурного переноса при локализации французских реалий в русской культуре приведем перевод ряда кинозаголовков и синопсисов французских кинопроизведений, вышедших в российском прокате.

ТурдеШанс / La grande boucle (2013)

Grande Boucle (дословно «большая петля») – название всемирно известной велогонки «Тур де Франс», во время которой и происходит действие фильма. Дословный перевод названия в данном случае не подходит, так как популярное среди болельщиков и профессиональных гонщиков прозвище этой гонки во Франции («Большая петля») не известно большинству россиян, в связи с чем становится невозможным локализовать данное название в русской культуре. Переводчик заменяет оригинальное название, опираясь на сюжет киноленты (главный герой – бывший профессиональный велосипедист, всегда мечтавший участвовать в «Тур де Франс», проезжает каждый этап за день до самих участников), при этом сохраняет аллюзию на знаменитую велогонку.

Серафина из Санлиса / Séraphine (2008)

Фильм является биографией художницы, известной во Франции, но не так широко известной в России.

При локализации названия кинокартины в русской культуре, переводчиком был использован прием добавления, позволивший навести потенциального зрителя на мысль о конкретном историческом персонаже, локализовав его в рамках другой культуры.

Локализовать ту или иную культурную реалию переводчикам приходится при работе не только с кинозаголовками, но с синопсисами кинофильмов. Рассмотрим некоторые удачные адаптации реалий, очевидных для носителя французской культуры, но незнакомых носителю русской.

БрисВеликолепный / Brice de Nice (2005)

…Брис становится рекордсменом Ривьеры как единственный серфингист на всем побережье, а еще как первый серфингист, который в своей жизни не оседлывал ни одной волны (ну не бывает на Лазурном берегу волн для серфинга!)(синопсис кинофильма «Брис Великолепный» / Brice de Nice (2005)) [11].

Переводчик использует прием добавления для пояснения русскому зрителю неизвестной ему реалии (ну не бывает на Лазурном берегу волн для серфинга!). Подобное пояснение играет ключевую роль в понимании комедийного характера кинофильма – на Лазурном берегу невозможно заниматься серфингом по причине отсутствия волн, что делает увлечение этим видом спорта невозможным (для всех, кроме Бриса). Кроме того, при просмотре кинопроизведения у потенциального зрителя не возникнет недопонимания, связанного с незнанием подобной культурной реалии.

Безумные преподы / Les profs (2013)

Лицей имени Жюля Ферри – худший во Франции. Показатели успеваемости настолько низки, что школа на грани закрытия. Единственный шанс спасти учебное заведение – не провалить ЕГЭ, на что решительно настроены учащиеся старшего класса – редкие бездельники и раздолбаи[11].

Avec ses 12 % de réussite au bac, le lycée Jules Ferry est le pire lycée de France[10].

Говоря о синопсисе, сопровождающем появление фильма в российском прокате, необходимо отметить локализацию следующего французского понятия на русский язык: переводчик заменяет французское bac (baccaloréat – выпускной экзамен, который сдают выпускники французского лицея, – аналог выпускного экзамена в России, который необходимо выдержать российским школьникам по окончании 11-го класса) не на нейтральное «выпускной экзамен», а на типично российскую реалию ЕГЭ, делая попытку локализовать фильм в российской культуре, приблизить события, происходящие в фильме, к российским реалиям.

Основываясь на результатах, полученных в ходе данного анализа, можно сделать вывод о приемлемости концепции культурного переноса к кинодискурсу и необходимости ее применения при локализации и адаптации тех или иных реалий в русской культуре.

Библиографический список

1.        Горшкова В. Е. Теоретические основы процессоориентированного подхода к переводу кинодиалога (на материале современного французского кино): Дис. … д-ра филол. наук. Иркутск, 2006. 367 с.

2.        Снеткова М. С. Лингвостилистические аспекты перевода испанских кинотекстов (на материале русских переводов художественных фильмов Л. Бунюэля «Виридиана» и П. Альмодовара «Женщины на грани нервного срыва»): Автореф. дис. … канд. филол. наук. М., 2009. 232с.

3.        Федорова И. К. Перевод кинотекста в свете концепции культурного переноса: проблема переводческой адаптации // Вестник Челябинс. гос. университета. Сер. «Филология. Искусствоведение». 2009. Вып. 39. № 43(181). С. 142–149.

4.        Федорова И. К. Фоновые знания в культурном переносе кинотекста: проблема стратегии перевода // Вестник Ленинград. гос. ун-та имени А. С. Пушкина. 2010. Т. 1. № 3. С. 259–270.

5.        Чанышева З. З. Этнокультурные основания лексической семантики: Автореф. дис.... д-ра филол. наук. Уфа, 2006. 29 с.

6.        Швейцер А. Д. Теория перевода: статус, проблемы, аспекты. М.: Наука, 2009. 216 с.

7.        Chaume F. Film Studies and Translation Studies: Two Disciplines at Stake in Audiovisual Translation // Meta. 2004.Vol. 49 (1). P. 12‒24.

8.        Espagne M., Werner M. La construction d’une référence culturelle allamande en France // Annales ESC. 1987.№ 4.

9.        Espagne M. Les transferts culturels franco-allemands.Paris, 1999.

10.    Allocine. URL: www.allocine.fr.

11.      КиноПоиск. URL: www.kinopoisk.ru.