+7 (831) 262-10-70

НИЖНИЙ НОВГОРОД, УЛ. Б. ПОКРОВСКАЯ, 42Б

+7 (495) 545-46-62

МОСКВА, УЛ. НАМЁТКИНА, Д. 8, СТР. 1, ОФИС 213 (ОФИС РАБОТАЕТ ТОЛЬКО С ЮРИДИЧЕСКИМИ ЛИЦАМИ)

ПН–ПТ 09:00–18:00

  • «Игра» переводчиков при переводе романа Дж. К. Роулинг «Гарри Поттер и Тайная комната»

     

    Самарин Александр Викторович - кандидат филологических наук, доцент кафедры филологии, Старооскольский филиал, Белгородский государственный национальный исследовательский университет, г. Старый Оскол, Россия

    Калинина Екатерина Дмитриевна - студент, Старооскольский филиал, Белгородский государственный национальный исследовательский университет, г. Старый Оскол, Россия

    Нестерова Наталия Алексеевна - студент, Старооскольский филиал, Белгородский государственный национальный исследовательский университет, г. Старый Оскол, Россия

    Статья подготовлена для публикации в сборнике «Актуальные вопросы переводоведения и практики перевода».

    Слово «перевод» имеет несколько значений. По мнению Я.И. Рецкера  «перевод — это точное воспроизведение подлинника средствами другого языка с сохранением единства содержания и стиля. Этим перевод отличается от пересказа, в котором можно передавать содержание иностранного подлинника, опуская второстепенные детали и не заботясь о воспроизведении стиля» [1; с. 9].

    К целям перевода можно отнести: 1) ознакомление читателя, не знающего ИЯ, с текстом; 2) перевод первоначального текста так, чтобы был сохранен его точный смысл; 3) перевод исходного текста так, чтобы были сохранены его национальные, культурные, этнические черты; 4) перевод текста и сохранение его структуры, стиля, особенности речи автора.

    Перед каждым переводчиком ставится цель — достичь эквивалентности перевода, что является сложнейшим критерием качества.

    Эквивалентность — это наиболее полное и идентичное соxранение в тексте перевода жанрового своеобразия оригинала и всей информации, содержащейся в тексте подлинника.

    Художественный перевод является одним из самых сложных видов перевода. Отличительная черта художественного текста — образно-эмоциональное воздействие на читателя.

    Каждый переводчик определяет, какая доля творческих преобразований будет уместна для того или иного художественного текста. В связи с этим иногда возникает проблема. Художественный перевод достаточно часто получается дословно точным, но от этого страдает его идейно-эстетическое содержание, и перевод перестает выполнять свою функцию — он не оказывает того эстетического воздействия на читателя, которое предполагал автор произведения. Однако иногда случается другая ситуация, когда перевод получается художественно полноценным, но вольным и весьма далеким от оригинала.

    Переводами серии романов о Гарри Поттере, написанной Дж.К. Роулинг, занимались множество переводчиков: И.В. Оранский, М.Д. Литвинова, Н. Лях, М. Межуев, С. Ильин, М. Лахути (все под редакцией М. Литвиновой), Ю. Мачкасов, М. Спивак и др. Все они, безусловно, имеют как и уникальные находки, так и изъяны. Нами были выбраны переводы М. Спивак и М. Литвиновой, так как именно эти переводы вызвали самые жаркие споры.

    Сравнивая эти переводы, можно заметить, что пoпытка «улучшить» авторский стиль была предпринята двумя переводчиками.

    Например, во второй книге, «Гарри Поттер и тайная комната»,  студентам Школы Чародейства и Волшебства «Хогвартс» приходится овладевать различными умениями. На занятиях по травологии ученики часто посещают теплицу, где существуют определенные правила техники безопасности, так как поведение растений непредсказуемо.

    She gave a sharp slap to a spiky, dark red plant as she spoke, making it draw in the long feelers that had been inching sneakily over her shoulder[4; p.120].

    Говоря это, профессор довольно сильно шлепнула темно-красное колючее растение, тянувшее исподтишка к ее плечу длинный щуп, - щуп мгновенно убрался[2; c.137].

    При этих словах она звонко шлепнула ползучее, темно-красное растение по щупальцам, которые воровато ползли ей за плечи, и те отпрянули[3; c.129].

    Перевод М. Литвиновой ближе оригинала и не содержит ошибок, в отличие от перевода М. Спивак. В оригинале говорится о растении с колючками и шипами. В переводе у М. Спивак оно становится ползучим. Перевод слова sneakily - воровато в данном контексте неточен. М. Литвинова подобрала ему подходящий эквивалент исподтишка, который характеризует движение растения более точно. М. Спивак перевела отрывок making it draw in the long feelers that had been inching sneakily over her shoulder как шлепнула ползучее, темно-красное растение по щупальцам, которые воровато ползли ей за плечи, и те отпрянули. Здесь она перевела shoulder (плечо) во множественном числе, что привело к двоякости: то ли плечи отпрянули, так как к ним ползли щупальца, то ли щупальца отпрянули, потому что по ним шлепнули. Это явный пример стилистических и смысловых ошибок в художественном произведении, которые не заметил автор.

    В приведенном отрывке Рон пытается выполнить одно из заданий.

    He was supposed to be turning a beetle into a button[4; p.129].

    Задание состоит в том, чтобы превратить навозного жука в большую пуговицу[2; c.137].

    Ему всего-навсего нужно было превратить паука в пуговицу[3; c.133].

    Очевидно, что переводы сильно не совпадают и далеки от оригинала. М. Литвинова и М. Спивак используют контекстуальный перевод оборота he was supposed to be. Но в переводе М. Спивак из-за словосочетания всего-навсего появляется чувство пренебрежения к заданию, выполнение которого не составляет труда (что на самом деле не так). В ее переводе почему-то появляется паук вместо жука (beetle). Такой выбор можно рассматривать как смысловую ошибку. М. Литвинова попыталась «улучшить» оригинал, использовав прилагательные навозный и большой для характеристики жука и пуговицы. Можно сделать вывод, что перевод М. Литвиновой лучше перевода М. Спивак, так как он ближе к оригиналу и более нейтрален.

    Повреждение волшебной палочки Рона привело к различным комичным ситуациям.

    Ron’s wand was still malfunctioning, surpassing itself on holiday morning by shooting out of Ron’s hand and hitting tiny old professor Flitwick squarely between the eyes, creating a large, throbbing green boil where it struck[4; p.81].

    Утром в пятницу на уроке заклинаний она превзошла себя: вырвалась у Рона и ударила старого профессора Флитвика в лоб, где у него вскочил огромный зеленый фурункул[2; c.149].

    Волшебная палочка Рона по-прежнему барахлила, а в пятницу утром вообще выкинула фортель — на занятиях по заклинаниям вдруг вылетела из рук Рона и мощно ударила крошечного профессора Флитвика между глаз. У бедняги от ожога тут же надулся огромный пульсирующий пузырь отвратительно-зеленого цвета[3; c.113].

    При сравнении переводов можно отметить, что перевод М. Литвиновой всегда выдержан и нейтрален, в то время как перевод М. Спивак полон просторечий и персональных вставок. Словосочетание surpassing itself М. Литвинова переводит дословно — превзошла себя, М. Спивак использует просторечия — барахлила и вообще выкинула фортель. Следующее выражение hitting tiny old professor Flitwick squarely between the eyes М. Литвинова перевела сухо и кратко: ударила старого профессора Флитвика в лоб, при этом опустив часть авторского противопоставления, на котором базируется контраст размеров профессора (tiny) и пузыря (large), который возник у него на переносице из-за воздействия волшебной палочки.

    Рассматривая переводы выражения creating a large, throbbing green boil where it struck, отметим их различия. В варианте перевода М. Литвиновой (где у него вскочил огромный зеленый фурункул) отсутствует прилагательное throbbing (в знач. пульсирующий), которое характеризует существительное boil. Вероятно, переводчик использовал boil в значении «кипение, точка кипения», а не «фурункул, нарыв», так как дальнейшая описание пузыря и его цвет (пузырь отвратительно-зеленого цвета) говорит не об ожоге, у которого обычно розовый или красный цвет.

    Из-за неисправности волшебной палочки Рон становится жертвой своего собственного заклинания.

    Ron opened his mouth to speak, but no words came out. Instead he gave an almighty belch and several slugs dribbled out of his mouth onto his lap[4; p. 87].

     Рон хотел ответить ей, открыл рот и … оглушительно рыгнул. К ужасу гриффиндорцев, из его рта посыпались слизняки[2; с. 161].

    Рон открыл было рот, но говорить не смог. Вместо этого он сильно икнул, изо рта к нему на грудь вывалилось несколько слизняков[3; c. 141].

    И снова мы можем заметить, что переводы различны. Для усиления момента внезапности М. Литвинова соединила два предложения в одно и оборвала его: открыл рот и … оглушительно рыгнул.

    М. Спивак переводит первое предложение дословно, а перевод второго приводит читателей в недоумение. Во-первых, в словосочетании gave an almighty belch слово almighty (разг. очень сильно, ужасно) показывает степень происходящего, а словосочетание to give a belch переводится рыгнуть. В переводе М. Спивак мы видим, что вместо экспрессивно-окрашенного almighty, она выбрала простое наречие «сильно»,а вместо «рыгнуть» она употребила «икнуть», что является логической ошибкой, так как два этих физиологических процесса далеки друг от друга. Перевод слова lap (пола, фалда; колени) как «грудь» - еще одна логическая ошибка, так как при неожиданном извержении изо рта невозможно попасть содержимым себе на грудь (если это не жидкость). Вариант перевода М. Спивак, на наш взгляд, можно считать не только неудачным, но и некомпетентным.

    Герои направились в нерабочий туалет, чтобы попрактиковаться в варке зелья в тайне от остальных обитателей школы Хогвартс.

    An old cauldron was perched on the toilet, and a crackling from under the rim told Harry they had lit a fire beneath it. Conjuring up portable, waterproof fires was a speciality of Hermione’s[4; c. 138].

    На унитазе стоял старый, помятый котел, под ним что-то потрескивало. Огонь, догадался Гарри. Маленькие, не боящиеся воды костерки — конек Гермионы[2; с. 254].

    Потрескивание под ободком унитаза красноречиво свидетельствовало о том, что Гермиона развела под котлом огонь. Это был ее конек — создание компактных, портативных водонепроницаемых костров[3; c. 199].

    В каждом из представленных переводов есть свои изъяны. Начальное предложение М. Литвинова удачно разделила на два. Но, увы, интерпретатор не уловил авторского сарказма в начале предложения и перевел сказуемое was perched (которое следовало бы перевести как был водружен) достаточно обыденно — стоял. М. Спивак же перевела этот отрывок, совершенно искривив суть оригинального текста.

    В ходе анализа переводов М. Литвиновой и М. Спивак было выяснено, что в каждом варианте перевода есть свои успехи и шероховатости. Перевод М. Литвиновой выигрышно наделен меньшим объемом русифицированных выражений и приближенностью по стилю к Дж. Роулинг. В этом переводе присутствуют черты волшебности и загадочности. Ряд переводческих погрешностей заключен в игнорировании неясно выраженной информации, результатом чего является искажение намерений автора и, соответственно, восприятие текста читателем. Интерпретация М. Спивак содержит большое количество семантических, стилистических и речевых ошибок. Ее перевод насыщен идиоматическими оборотами, молодежным сленгом и просторечиями, нехарактерными для нормативной литературной речи, что ухудшает качество перевода. Стремление переводчика следовать современной русской речевой моде привело к стилевым недочетам и к потере национального колорита. Учитывая все недостатки и оплошности, в переводе М. Спивак все же присутствуют оригинальные и захватывающие решения. Но из-за безосновательной русификации текста перевода, по нашему мнению, возникают барьеры в межкультурной связи, ставя под сомнение процесс понимания реалий и культуры иноязычного народа.

    Особый интерес в смысловой структуре текста в жанре фэнтези представляют имена собственные, которые являются неотъемлемым элементом в раскрытии художественной идеи писателя или для создания интриги и пробуждения интереса читателя. Мир имен собственных в книге о Гарри Поттер насыщенный, многоликий, полный сюрпризов для читателя, остается практически неисследованным.

    Несомненно, каждый писатель при подборе имен своим героям обращает внимание на их звуковое и морфемное строение, что помогает передать всю красочность и выразительность. Выбирая имя, писатель учитывает общественное, национальное, возрастное положение героя, культурную обстановку того места, в котором он живет.

    Однако тот, кто был знаком с чтением художественной литературы на иностранном языке, осознает, что временами перевод имен собственных является сложнейшей задачей переводчика. Даже общеевропейские имена вызывают трудности, что уже говорить о прозвищах и говорящих именах.

    Говорящие имена и прозвища порой являются изюминкой всего произведения, ведь в них зачастую таится отличительная черта, связанная с образом жизни, характером или имиджем героя.

    Потеря такого неотъемлемого звена, безусловно, скажется на ходе всего повествования, - когда имя или прозвище персонажа связано с происходящими событиями, но остается нераскрытым для читателя. А ведь главная задача переводчика передать все важные детали иноязычного текста на языке перевода, сохранив при этом всю соль подлинника.

    Способы и приемы перевода имен собственных с одного языка на другой классифицируются различными способами. Общепринятыми являются следующие:

    –      транскрипция — приём звукового сходства имени буквами языка перевода; Ron Weasley — Рон Уизли;

    –      транслитерация — приём графического подобия путем написания имен буквами языка перевода; Harry Potter — Гарри Поттер;

    –      калька — собственно перевод; Whomping Willow — Гремучая Ива;

    –      полукалька-сочетание калькирования и транскрипции/транслитерации; Moaning Myrtle- Плакса Миртл;

    –      уподобляющий перевод — подбор функционального эквивалента;

    –      создание неологизмов — создание нового имени собственного; Horcrux – Крестраж/Хоркрукс.

    Таблица 1

    Имя в оригинале

    Значение слова или корня слова

    Литвинова

    (способ перевода)

    Спивак

    (способ перевода)

    Griphook

    grip — хватать

    hook — крюк

    Крюкохват

    (калька)

    Цапкрюк

    (калька)

    Professor Quirrell

    quarrel – ссора

    squirrel – белка

    Профессор Квирелл

    (транскрипция)

    Профессор Белка

    (калька)

    Hufflepuff

    puff — дуть, пыхтеть

    Пуффендуй

    (калька)

    Хуффльпуф

    (транслитерация)

    Ravenclaw

    raven — ворон

    claw — коготь

    Когтевран

    (калька)

    Равенкло

    (транслитерация)

    Severus Snape

    snake — змея

    snap-цапнуть, укусить

    Северус Снегг

    (уподобляющий перевод)

    Злодеус Злей

     (уподобляющий перевод)

    Crookshanks

    crook — кривой

    shank — нога, лапа

    Живоглот

    (творчество переводчика)

    Косолапсус

    (калька)

    Buckbeak

    buck — брыкаться

    beak — клюв

    Клювокрыл

    (калька)

    Конькур

    (калька)

    Padfoot

    pad – мягкий, бродяжничать

    foot — нога

    Бродяга

    (уподобляющий перевод)

    Мягколап

    (калька)

    Wormtail

    worm – червь

    tail – хвост

    Хвост

    (калька)

    Червехвост

    (калька)

    Kreacher

    звучит как creature — создание+screech — скрипеть

    Шкверчок

    (уподобляющий перевод)

    Кикимер

    (уподобляющий перевод)

    Madam Hooch

    (фамилия)

    hooch — выпивка

    Мадам Трюк

    (уподобляющий перевод)

    мадам Самогони

    (калька)

    Professor Sprout

    (фамилия)

    sprout — росток, побег растения

    профессор Стебль

    (калька)

    профессор Спаржелла

    (уподобляющий перевод)

    Voldemort

    (имя)

    vol – полет (фр.)

    mort — смерть (фр.)

    Волан-де-Морт

    (уподобляющий перевод)

    Вольдеморт

    (транскрипция)

    Gilderoy Lockhart

    (имя, фамилия)

    gild – позолота lock — локон roy — король (фр.)

    Златопуст Локонс

    (уподобляющий перевод)

    Сверкароль Чаруальд

    (уподобляющий перевод)

    Самыми успешными переводами говорящих имен считаются Грозный Глаз Грюм, семейство Мраксов, Крюкохват, Дракучая ива, Плакса Миртл, Мракоборец, Кикимер.

    Самыми неудавшимися переводами признаны Злодеус Злей, Снегг, Невилл Долгопупс/Длиннопоп, Шумной Шалман, Живоглот, Меланхольная Миртл, профессор Спаржелла, мадам Самогони.

    В ходе проведенного исследования нами были сделаны следующие выводы.

    1.     Главными недостатками перевода М. Спивак являются слияние культур, чрезмерное насаждение русского языка, ошибочное замещение звуков при переводе имен собственных (muggle, Dumbledore и т.п.). Так же остается непонятным тот факт, почему в одних случаях переводчик использует приём кальки при переводе имен собственных, а в других транскрипции.

    2.     Основным недостатком перевода Литвиновой можно считать введение в перевод текста оригинала собственных фраз и словосочетаний, домысливание ситуации, утрата детского юмора.

    Несомненно, главная задача переводчика заключается в ознакомлении читателя, не владеющего иностранным языком, с текстом, в сохранении национального колорита, авторских окказионализмов, структуры и стиля речи автора. Переводчик не в силах избежать языковых противоречий, но ему следует знать о них и учитывать их при переводе.

    Список литературы

    1.     Рецкер Я.И. Учебное пособие по переводу с английского языка на русский [Электронный ресурс]. / Я.И. Рецкер. - Режим доступа: http://www.classes.ru/grammar/137. Retsker/worddocuments/49.htm

    2.     Роулинг Дж. К. Гарри Поттер и Тайная Комната: Роман/Пер. с англ. М.Д. Литвиновой/Дж. К. Роулинг. - М.: «Росмэн-пресс», 2015.—480 с.

    3.     Роулинг Дж. К. Гарри Поттер и Тайная Комната: Роман/Пер. с англ. М. Спивак/ Дж. К. Роулинг. - М.: Махаон, 2015.—480 с.

    4.     Роулинг Дж. К. Harry Potter and the Chamber of Secrets/ - London: Scholastiс, −2013.—368с.

    5.     Флорин, Сидер Муки переводческие: Практика перевода/М.: Высшая школа, −1983.—184 с.

  • About lexical and grammatical features of the translation of scientific and technical literature

    About lexical and grammatical features of the translation of scientific and technical literature

    Любанец Ирина Ивановна - старший преподаватель, Барановичский государственный университет, г. Барановичи, Республика Беларусь

    Копытич Ирины Геогргиевны - старший преподаватель, Барановичский государственный университет, г. Барановичи, Республика Беларусь

    Шило Елена Валерьевна - заведующий кафедрой профессиональной иноязычной подготовки, Барановичский государственный университет, г. Барановичи, Республика Беларусь

    Статья подготовлена для публикации в сборнике «Актуальные вопросы переводоведения и практики перевода».

    Various research in the field of scientific and technical translation is an actual task aimed at the adequacy of translation. It promotes the acceleration of information exchange in the field of the latest developments of science and technology among the experts and scientists from different countries. Scientific and technical texts have some lexical and grammatical features. At the lexical level completeness of translation is reached with the help of terms and presentation of their adequate equivalents which provide clarity and unambiguity of the statement. Grammatical features of English technical and scientific texts, for example, are represented in two features of passive verbal transformation due to the lack of case change of a noun that makes the forms of a direct and indirect object identical and allows passive verbal transformations, using a direct or indirect objects. In the Russian language the direct object is expressed by a noun or a pronoun in the accusative case. Transformation of an active verb form into passive is possible only with the transformation of a direct object into the subject[1, 56].

    In English sentences from technical and scientific texts pronouns they and one are used without pointing to the performer of action. In Russian there is no pronoun in such sentences, an action is transferred by a verb in the third person plural, making a sentence indefinite-personal. In the Russian language the higher degree of abstractness characterizes the 3rd person form of a verb, for example:Проведенный опыт показывает Scientific and technical style of Russian, as we know, uses almost only this form of a verb. The 1st person form of a verb is applied not very often in scientific and technical texts. But when used we can find only the 1st person plural. It is also in the generalized meaning of some uncertain set of persons where the person of speaker is included. The scientific and technical speech of Russian is characterized by the so-called, «nominative system» - an increase of a share of names and reduction of a share of verbs: first place is won by nouns, the second – by adjectives, and the third – by verbs[2, 22]. The specific feature of the nouns with the meaning of material in scientific and technical style is the possibility of their use in plural for designation of types, grades, substances, tools (oils, fats, sands, dividers, jointers)[3, 46].

    The sentences from a scientific and technical texts are built in a strict logical order. Scientific texts represent, as a rule, the monological speech. Questions are used for the purpose of the introduction of a problem which is solved after the question. The exclamatory sentences reflecting high emotionality aren’t characteristic for the scientific and technical speech and are possible in the genre of oral discussion. In scientific and technical style long compound sentences which promote high informational content (rather full and detailed) are possible. Sentences often consist of several predicative structures. Quite often sentences are complicated by the participial phrases, introduction structures, etc. increasing their capacity. Thus joining elements play an important role. Due to the sequence and substantiality of a scientific statement, the cause and effect conjunctions and logical connectives such as since, therefore, it follows (so, thus), etc. are widely used[4, 143].

    The peculiarities of the passive voice use in English, are connected with existence of two opportunities of passive transformation due to the lack of case change of a noun in English. In scientific and technical texts, both in Russian and in English impersonal sentences are rather widespread as the results of scientific research are presented in a generalized form, but in each language these sentences will have some special features.

    Thus, in Russian scientific and technical style impersonal sentences with modal words and an infinitive, with predicative adverbs ending in -o, with impersonal verbs or with personal meaning of impersonal ones are used. For example: Любопытно знать, что..., Интересно отметить, что . The use of indefinite-personal sentences is characteristic for the Russian language. As for the English language, impersonal and indefinite-personal sentences are always two-member. They have special marked subject forms. For example, an indefinite-personal pronoun one as a subject[4, 121].

    Expressive means of a language, in particular, emotionally marked lexicon, figurative means, aren’t peculiar to scientific and technical style. The emotional tincture of speech doesn’t help to achieve precision, logic, objectivity and abstractness of a statement. However, the research of syntax of scientific and technical style show considerable expressive opportunities which are put in use of diverse options of words order in the sentence[2, 98]. Thus it is noted that generally in scientific technical style the same lexical and grammatical tools are used for figurativeness, transfer of emotions and an assessment, as it is done in other styles.

    Among the linguistic characteristics distinguishing scientific and technical texts from other text types, most of authors call the following: complexity of syntactic constructions, lexical, syntactic and composite stereotypification, subordination of esthetic properties to pragmatic purposes and intensions of the author, the restricted use of emotional structures, the prevalence of objectivity in a statement, a combination of a subjectless (impersonal) way of a statement to expression of subjective opinion of scientific (author), wide use of symbols of formulas, tables, etc. All these features are observed in Russian-language and English-language scientific texts. As A.L. Pumpyansky points out, the most typical features of the English-language scientific and technical text that received rather detailed coverage in linguistic literature and recorded in the analysis of material of research are the following:

    1)    complex syntactic constructions are presented in scientific and technical texts generally by subordinate complex sentences;

    2)    complication of a syntactic sentence structure can happen due to the use of gerund, participial and infinitive designs;

    3)    the prevalence of the passive grammatical constructions in the English-language texts;

    4)    the use of syntactic and lexical stamps, special set expressions creating the logic of narration, providing cohesion of the text (on the one hand, on the other hand, for example, as we have seen, etc.)[3].

    Список литературы

    1.     Комиссаров В.Н. Современное переводоведение. — М., Высшая школа, 2004.

    2.     Паршин А.Н. Теория и практика перевода. — М.: Русский язык, 2000.

    3.     Пумпянский А.Л. Введение в практику перевода научной и технической литературы на английский язык. 2‒е изд. доп. — М., 1981.

    4.     Пумпянский А.Л. Упражнения по переводу английской научной и технической литературы с русского на английский. — Минск: Попурри, 1997.


     

  • Cопоставительный анализ перевода поэтического текста (на материале стихотворения Роберта Фроста)

    Cопоставительный анализ перевода поэтического текста (на материале стихотворения Роберта Фроста)

    Сафонова Ольга Алексеевна – преподаватель Саратовского социально-экономического института, Российский экономический университет им. Г.В. Плеханова, г. Саратов, Россия

    Статья подготовлена для публикации в сборнике «Актуальные вопросы переводоведения и практики перевода».

    Многие ученые обращают внимание на то, что в основе любого описания действительности, в том числе и художественного текста, лежит мироощущение его автора. В свою очередь этому мироощущению соответствует набор психологических особенностей, отраженных в тексте в виде определенных семантических компонентов, формирующих эмоционально-смысловую доминанту художественного текста. Таким образом, анализируя текст, можно получить представление об особенностях его автора [1, c.123]. В конечном счете, все в тексте произведения отражает картину мира, представленную в творческом сознании автора [5, с.87].

    Художественная картина мира создается не только путем использования категориального аппарата и языковых средств, но и в результате употребления художественных, изобразительно-выразительных языковых средств, признаваемых таковыми на фоне нейтральных, свободных от художественности языковых единиц [5, с.95]. Результатом языкового выражения художественной картины мира является образ автора в произведении. Согласно утверждению В.В. Виноградова, «образ автора – это образ, складывающийся или созданный из основных черт творчества поэта. Он воплощает в себе иногда также и элементы художественно преобразованной его биографии». В более поздних трудах ученый характеризует образ автора как «индивидуальную словесно-речевую структуру, пронизывающую строй художественного произведения, и определяющую взаимосвязь, и взаимодействие всех его элементов» [3, c.113].

    В.Б. Катаев в статье «К постановке проблемы образа автора» сделал важное замечание: «Видеть возможность только лингвистического описания образа автора было бы неверно. Человеческая сущность автора сказывается в элементах, которые, будучи выражены через язык, языковыми не являются» [4, c.120].

    Это замечание оказалось достаточно важным. Конечно образ автора следует искать «в принципах и законах словесно-художественного построения» (по В.В. Виноградову), но образ автора, как и глубинный смысл произведения, больше воспринимается, угадывается, воспроизводится, чем читается в материально представленных словесных знаках (ср. разное прочтение художественного произведения разными людьми, в разные эпохи).

    Сложность художественного, а особенно поэтического, перевода заключается в том, что традиционно перевод художественного текста считается несамостоятельной речевой деятельностью, однако его мотивированность оригиналом представляется лишь частичной, так как переводной текст может содержать эмоционально-смысловую доминанту, отличную от оригинальной и соответствующую скорее личностным особенностям переводчика, нежели автора. К тому же представляется необходимым привести точку зрения, представленную в статье О. Улична, который пишет: «адекватный перевод создается в результате действия не только объективных факторов (развитого поэтического языка и художественного метода), но и субъективных, индивидуальных факторов – отношения переводчика к автору и его творчеству, психологического типа переводчика, его одаренности и опыта» [7, c.299]. Кроме таланта и опыта, переводчику необходима способность «проникать» в произведение, в образ его автора.

    Для практического подтверждения данного тезиса предлагается рассмотреть одно стихотворение американца Роберта Фроста, чьими переводами на русский язык занимались самые блестящие переводчики. Для того чтобы оценить место конкретного стихотворения во всем творчестве автора, необходимо прежде всего изучить все творчество поэта, чтобы выявить типичные черты, однако необходимо понимать, что типичные черты творчества не должны довлеть над переводом одного конкретного стихотворения. Поскольку рамки доклада не позволяют нам углубиться в детальное рассмотрение этого вопроса, я только приведу основные черты. Творчеству Роберта Фроста посвящено большое количество исследований, и часто его творчество называют эмоционально-экспрессивным, однако данное стихотворение представляется более как философски-элегическая зарисовка.

    An Old Man's Winter Night

    All out of doors looked darkly in at him

    Through the thin frost, almost in separate stars,

    That gathers on the pane in empty rooms.

    What kept his eyes from giving back the gaze

    Was the lamp tilted near them in his hand.

    What kept him from remembering what it was

    That brought him to that creaking room was age.

    He stood with barrels round him -- at a loss.

    And having scared the cellar under him

    In clomping there, he scared it once again

    In clomping off; -- and scared the outer night,

    Which has its sounds, familiar, like the roar

    Of trees and crack of branches, common things,

    But nothing so like beating on a box.

    A light he was to no one but himself

    Where now he sat, concerned with he knew what,

    A quiet light, and then not even that.

    He consigned to the moon, such as she was,

    So late-arising, to the broken moon

    As better than the sun in any case

    For such a charge, his snow upon the roof,

    His icicles along the wall to keep;

    And slept. The log that shifted with a jolt

    Once in the stove, disturbed him and he shifted,

    And eased his heavy breathing, but still slept.

    One aged man -- one man -- can't keep a house,

    A farm, a countryside, or if he can,

    It's thus he does it of a winter night.

    Стихотворение представляет собой зарисовку, попытку вспомнить, почему человек один в ночи. Стихотворение очень кинематографично – звуки здесь играют такую же важную роль, как и образы. Таким образом доминантой этого стихотворения является тесное переплетение звуковых и зрительных образов, ведущих к мысли о единстве природы и человека. Слово frost, появляющееся в начале, определяет звуковое наполнение стихотворения, одновременно являясь символом смерти. Образ автора в данном стихотворении – образ лирический. Хотя самого лирического героя мы не наблюдаем, повествование ведется отвлеченно, все же совокупность стилистических средств является выражением авторской воли, направленной на создание картины, примиряющей смерть и жизнь в плавном переходе от одного состояния к другому. Образ автора – примиряющий, успокаивающий, усыпляющий, умеющий любоваться и бесконечной красотой луны, и конечностью человеческой жизни, вся инструментовка стихотворения направлена на то, чтобы показать, что человек един с природой, является частью окружающего мира.

    Так мы видим, что образ автора состоит из всего комплекса художественных средств, направленных на выражение единого мироощущения автора как творца реальности поэтического текста.

    Перейдем теперь к переводу этого стихотворения, выполненному Григорием Михайловичем Кружковым, и рассмотрим, как удалось переводчику передать образ автора в своем переводе.

    Старик зимней ночью

    Тьма на него таращилась угрюмо

    Сквозь звезды изморози на стекле –

    Примета нежилых, холодных комнат.

    Кто там стоял снаружи – разглядеть

    Мешала лампа возле глаз. Припомнить,

    Что привело его сюда, в потемки

    Скрипучей комнаты, - мешала старость.

    Он долго думал, стоя среди бочек.

    Потом, нарочно тяжело ступая,

    Чтоб напугать подвал на всякий случай,

    Он вышел на крыльцо – и напугал

    Глухую полночь: ей привычны были

    И сучьев треск, и громкий скрип деревьев,

    Но не полена стук по гулким доскам.

    ...Он светом был для одного себя,

    Когда сидел, перебирая в мыслях

    Бог знает что, – и меркнул тихий свет.

    Он поручил луне – усталой, дряхлой,

    А все же подходящей, как никто,

    Для этого задания – стеречь

    Сосульки вдоль стены, сугроб на крыше;

    И задремал. Полено, ворохнувшись

    В печи, его встревожило: он вздрогнул

    И тяжело вздохнул, но не проснулся.

    Старик не может отвечать один

    За все: и дом, и ферму, и округу.

    Но если больше некому, – вот так

    Он стережет их долгой зимней ночью.

    Кружков отлично разбирается в американской литературе, и, прежде чем приступить к переводу стихотворения «An Old Man’s Winter Night», он изучил, каким образом оно вписывается в историю, каким образом в стихотворении отражается биография, а вместе с ней и образ автора, что видно из некоторых его публикаций, посвященных творчеству Фроста в целом и данному стихотворению в частности. Убедившись, что переводчик действительно занимался вопросом изучения образа автора, а также места стихотворения во всем творчестве поэта, перейдем к более детальному рассмотрению перевода. Посмотрим, удалось ли Кружкову передать все необходимые стилистические доминанты стихотворения.

    Рассмотрим для начала самую примечательную черту стихотворения –   эвфоническую систему. Как уже говорилось, в стихотворении Фроста картинку зимней ночи рисуют звуки [r] [s] [f]. Рассмотрим, например, великолепное описание природы через звуки: Which has its sounds, familiar, like the roar Of trees and crack of branches, common things, But nothing so like beating on a box. Насыщенная ономатопеей и эвфонией, эта часть стихотворения, безусловно, очень сложна для перевода. Кружков справился не со всеми трудностями этой задачи: ей привычны были И сучьев треск, и громкий скрип деревьев, Но не полена стук по гулким доскам. Все же, на наш взгляд, емкое beating on a box вмещает в себя больше, чем получившийся в итоге полена стук по гулким доскам.

    Что касается графической системы стихотворения, то Кружков прекрасно сохранил все необходимые переносы. Однако необходимо обратить внимание на знаки препинания, которые Кружков добавил, внося тем самым некоторые добавления в стихотворение. Так, например, он довольно часто заменяет оригинальные запятые на тире. Еще один пример добавлений Кружкова – разделение стихотворения на две части с помощью такого графического средства, как многоточие в начале строки: ... Он светом был для одного себя. Такое пунктуационное решение не имеет под собой опоры на оригинал, но может быть объяснено желанием переводчика подчеркнуть переход от описания природы к описанию человека. Однако в оригинале стихотворение льется плавно, не подразумевая никаких противопоставлений, никаких резких переходов. Фрост рисует картину общую, делая акцент на яркие образы, которые связаны между собой единой темой, заявленной и в заглавии стихотворения. Так что оправданность такого графического решения может ставиться под сомнение.

    Что касается некоторых лексических повторов и параллельных конструкций в стихотворении, то необходимо признать, что переводчик некоторые из них опустил. Например: The log that shifted with a jolt Once in the stove, disturbed him and he shifted. Кружков разбил этот цельный образ, создающийся с помощью повтора глагола, использовав два глагола, что несколько видоизменило замысел автора: Полено, ворохнувшись В печи, его встревожило: он вздрогнул.

    Еще один интересный повтор: He consigned to the moon, such as she was, So late-arising, to the broken moon As better than the sun in any case. Слово moon, повторенное два раза, подчеркивает важность этого образа для стихотворения. Еще больше важность этого образа подчеркивается противопоставлением moon–sun. У Кружкова же мы видим явное ослабление образа: Он поручил луне усталой, дряхлой, А все же подходящей, как никто, Для этого задания.

    Подводя итог, можно сказать, что Григорий Михайлович Кружков, безусловно, отлично знаком с творчеством Роберта Фроста и постарался как можно полнее донести его до русских читателей. Однако некоторые тонкости стихотворения, создающие образ автора, не поддались его переводу, например, звуковая наполненность стихотворения и его насыщенная образность. Образ автора в стихотворении определяется конечно на всех уровнях: фонетическом, лексическом, семантическом.

     

    СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

    1. Белянин, В.П. Психолингвистические аспекты художественного текста. –М.: Изд-во Московского ун-та, 1988.

    2. Виноградов, В.В.Избранные труды. О языке художественной прозы. – М.: Наука, 1980.

    3. Виноградов, В.В. О теории художественной речи: учеб. пособие для студ. филол. спец. ун-тов / В. В. Виноградов.– М.: Высш. шк., 1971.

    4. Катаев, В.Б. К постановке проблемы образа автора.– М.: Наука, 1966.

    5. Поповская, Л. В. Лингвистический анализ художественного текста в вузе: учеб. пособие/Л. В. Поповская. – 2-е изд.–Ростов н/Д : Феникс, 2006.

    6. Чернухина, И.Я. Общие особенности поэтического текста / И.Я.Чернухина. – Воронеж: Изд-во Воронежск.ун-та, 1987.

    7. Улична, О. О переводчике, поэте и…критике. В кн.: Мастерство перевода. Вып.10. – М., 1975.

     

  • Lingvoculturological Aspect of Phraseological Units in Different Languages

    Lingvoculturological Aspect of Phraseological Units in Different Languages

    Kholmatova Shohista Sobirovna — Lecturer at the Department of General Linguistics, Uzbekistan State University of World Languages, Tashkent, Uzbekistan

    The linguistic aspect of phraseological units has attracted the attention of many linguists. A number of scientists have considered this problem in their works. Multi-system axiological phraseological units, and especially Uzbek phraseological units, were not the subject of research by scientists.

    Axiological linguistics determines, through the stable units of each nation, its spiritual character and national-cultural world outlook. These values, each separately for centuries, have been fixed in the language of the people and are currently reflected in the national language [2, p. 247].

    Value can be interpreted as moral and ethical guidelines for life. And in phraseology, this process is very important, because the value side of phraseological units is studied taking into account precisely these points. There are such universal evaluation categories that every people and every nation value. These value categories like patriotism, homeland, friendship, love, hospitality, kindness, etc. Despite the fact that these moral principles are general in nature, they also have specific features in different languages.

    For example, in the category of value Homeland the Russian people are characterized by “open patriotism, verbally expressed love for the homeland” [5, p. 223], which is a feature of the national character. The Russian people, speaking about the Motherland, use emotionally colored vocabulary and phraseology. And very often in Russian vocabulary we meet words such as: mother Russia, Motherland — mother, native birches, fatherland [4, p. 165].

    In these examples, you can see the emotionality and expressiveness of the Russian language. In her works, A. Vezhbitskaya, a well-known researcher of vocabulary and phraseology, notes: “In the study of the Russian language in its relationship with the culture of the people, I came to the conclusion about the importance of emotions and their free expression, high emotional intensity, Russian communication, the wealth of linguistic means for transmission of emotions and their shades” [2, p. 395].

    If we compare Uzbek culture with Russian, then we will clearly see the general and specific features of value categories. For example, for the Uzbek people, the word patriotism and Motherland is more associated with the word “mother”. In the phraseology of the Uzbek people, one can single out the following aspects related to the concept of “patriotism” and “Motherland”:

    «Она Ватан шукуҳи», «Она тили тимсоли», «Она диер», etc.

    The Uzbek people convey the feeling of patriotic state through the historical heroes of the people:

    « Амир Темур ўғлонлари », « Темурийлар авлоди », « Улуғбек издошлари ", « Навоий тили », etc.

    The Uzbek people are very sensitive to the value concept of "friendship". We see this relationship in the following expressions:

    « Тошкент  — нон шаҳри», « Тошкент  — дўстлик ва тинчлик шаҳри», « Халқлар дўстлиги».

    The Uzbek people and Uzbek culture are very sensitive to the concept of hospitality. In the Uzbek linguoculture, this concept is much more significant than in the rest:

    « Меҳмон  — ярим худо», « Меҳмон  — отамдай улуғ», « Меҳмон келар эшикдан , ризқи келар тешикдан», « Меҳмон келганда болангни койима», « Меҳмоннинг олдига ош қўй , икки қўлини бўш қўй», etc.

    The linguoculturological analysis of languages of different systems makes it possible to identify conventional values and anti-values. “The values and anti-values of culture are reflected in the language, in particular, in phraseology and phraseological units they perform a connotative and cultural function, the content of which is the relationship that exists between the figuratively motivated form of linguistic units and the culturally significant association included in it” [4, p. 288].

    The connotative-culturological function is more vividly expressed if the axiological phraseological units have not only a positive, but also a negative axiological meaning.

    L. K. Bayramova notes that axiologems represent “values and anti-values opposed to each other and united by the presence of an axiological vector (positive and negative) that can change” [1, p. 103–110]. The axiological vector of a phraseological unit can change under the influence of linguistic and extralinguistic factors.

    For example, both Russian and Uzbek proverbs have a specific function that reflects different aspects of the social environment. Where opposite views are manifested: values and anti-values. In linguistics, scientists note this characteristic feature of proverbs as “ambivalence” — “the duality of sensory experience, expressed in the fact that one and the same object arouses two opposite feelings in a person at the same time. Ambivalence is rooted in the ambiguity of a person's attitude to the environment in the inconsistency of the value system” [3, p. 507].

    Of course, all proverbs have social and national data, and they are also associated with a system of values. Since each value has its opposite side, this fact can be especially traced in proverbs and sayings. Values and anti-values are usually encoded in the consciousness and culture of their people and are reflected in phraseological units, proverbs of different languages, including Russian and Uzbek.

    These conventional values and anti-values are found in both Russian and Uzbek phraseological units. They can be classified according to social data. For example:

    vital values and anti-values: life — death, health — disease;

    spiritual value and its anti-value: happiness — unhappiness;

    sacred value and its anti-value: Motherland — foreign land;

    material and utilitarian value: wealth — poverty;

    religious values: paradise — hell.

    All of the above axiologems, which are reflected in phraseological units, have their own specific interpretation. The axiologems that we have already analyzed can have axiological complete concepts. They reflect different kinds of values and anti-values that are encoded in the collective consciousness, culture and language. Each word that has an axiological meaning and expresses a certain morality is a common semantic denominator for proverbs and sayings that mark the same values and anti-values.

    In proverbs and sayings, as well as in lexemes, you can see axiologems and morality. In the proverbs and sayings of the Russian and Uzbek people, morality is established according to cultural, national parameters. The value and anti-value of proverbs lies in the specific views of each nation. For example, if you analyze the topic "wealth and money", then you can list a number of axiologems and morality that are opposite in meaning:

    “Money has power”, “Friendship is more valuable than money”, “I am nice with money, I am hateful without money”, “Smart and without money is rich”.

    So, the linguocultorological characteristics of axiological proverbs, which reflect opposite themes, reveal the inconsistency, duality, eccentricity of conventional values and anti-values. Linguocultures of different-system languages show the specificity of the established ideas about the values and anti-values of each nation. And also, the spiritual life of every nation and person makes its own adjustments to traditional positions.

    Bibliography

    1.    Байрамова Л. К. Родина и смерть в аксиоогической парадигме // Филологичекие науки. 2009. № 3. С. 103–110.

    2.    Вежбицкая А. Язык. Культура. Познание. М., 1992. 395 с.

    3.    Петровский А. В. Амбивалентность // БСЭ. М., 1970. Т. 1. С. 507.

    4.    Телия В. Н. Русская фразеология. Семантический, прагматический и лингвокультурологический аспекты. М., 1996. 288 с.

    5.    Тер-Минасова С. Язык и межкультурная коммуникация. М.: Наука, 2004. 223 с.

  • Lingvoculturological Understanding of the “Teacher” Concept in the Russian and the Uzbek Languages

    Lingvoculturological Understanding of the “Teacher” Concept in the Russian and the Uzbek Languages

    Nosirova Mubina Olimovna — Lecturer at the Department of General Linguistics, Uzbekistan State University of World Languages, Tashkent, Uzbekistan

    The teacher is the main person in the life of the individual and modern society. A person gains experience passes it on to his children or students, who, in turn, teach their children and students. Thus, a person lives and develops for more than one millennium. Human possibilities are endless, his memory, his ability to analyze, create, move quickly and even fly, there is evidence that a person is constantly developing and developing thanks to knowledge and those who give this knowledge.

    The profession of a teacher is the most important and in demand all over the world, despite the status of modern trends.

    During the formation of mankind, before the emergence of the concept of a profession, specialty, teachers and mentors were the most experienced members of families or tribes. Over time, each teacher practiced certain skills related to hunting, craft, etc.

    The ancient Chinese thinker Confucius wrote that a teacher should pass on his knowledge, his experience from generation to generation. A breakthrough in the development of this human activity was made in Ancient Greece, in which schools and educational institutions first appeared. Ancient Greek philosophers often acted as teachers themselves in their schools. Since the Middle Ages, teaching, education has become compulsory for every clergyman and ruler. Gradually, education and the compulsory acquisition of knowledge, literacy, began to acquire a mass character. Almost all representatives of the upper strata of the population began to study.

    The most accurate definition of the profession was given in the dictionary of S. I. Ozhegov “A teacher is a person who teaches everything, a person who teaches something, a teacher. School teacher. Mathematics teacher. Home teacher. Honored teacher (honorary title). 2. The head of the teaching (in 2 meanings), a person who teaches (taught) something. Great teachers are philosophers, teacher [2, p. 506].

    D. N. Ushakov defines representatives of this craft as those who “are engaged in teaching a subject in elementary or secondary school”. According to the small academic dictionary of the Russian language, a teacher is one who teaches a subject within the walls of a school, or one who teaches and teaches others [3, p. 728].

    When a teacher starts teaching, he must take into account three important factors:

    1.   Whom to teach? Pupil or student, student of a medical university, technical or philological faculty, or a person without special education.

    2.   What to teach? In the process of teaching, it is necessary to focus on one aspect of any discipline, and not teach everything at once.

    3.   Which method is better to use? To explain or consolidate the material received, it is necessary to adhere to certain techniques and methods, depending on a particular topic.

    The attitude to the teacher in different countries has similarities and differences.

    In the Russian language, the word teacher has a number of concepts and definitions, depending on the type of activity, for example, teacher, religious teacher, out-of-school student, leader, educator, mentor, child teacher, child mentor, master, leader, language teacher, tutor, etc.

    According to the teacher's encyclopedic dictionary, a teacher is a person engaged in teaching and educating students, as a rule, professionally trained. But a teacher is, first of all, a person who voluntarily takes on a high responsibility for the upbringing and education of another person, lets him into his consciousness and exercises spiritual guidance for him. Such a high role of the teacher can be combined with the performance of purely pedagogical functions at school, or it can be performed voluntarily by a teacher who is not at all a school teacher, for example, a confessor, elder friend, brother or father. A teacher in this sense is one who listens to the child, tirelessly monitors his growth, provides the necessary freedom, gives the necessary advice, warns against betrayal, superstition and hypocrisy. The teacher must understand the essence and intrinsic value of education [1, p. 684].

    Uzbekistan and Central Asia have created their own national pedagogical culture, which has become a historical and cultural tradition based on the ideas of scientific works of scientists and thinkers of the medieval East.

    A whole galaxy of outstanding scientists of the medieval Near and Middle East made a huge contribution to the development of teachings related to man, nature, their relationship and mutual influence, literacy, etc.

    According to the teachings of Al-Farabi, pedagogy is a real art that controls the will and desire of an educated person in a certain direction, in accordance with the means and methods, and a teacher is a ruler, mentor, educator.

    According to A. Beruni, “a person will never achieve the highest benefits without the experience of knowledge, without the ability to distinguish truth from emptiness”.

    Alisher Navoi's scientific works have made a huge contribution to the development of culture and education in Uzbekistan. His ideas about humanistic pedagogical culture and scientific activity as the founder of Uzbek literature, thinker, scientist, artist, musician and statesman are the main guideline of pedagogical development.

    The understanding of the education and teaching of Alisher Navoi is distinguished by great humanism. He believed that a person is the highest being in the world, and his child is a bright light that not only illuminates the house, but brings joy to his family. But it is not enough to love and take care of your own children; it is necessary to love and take care of all children — about the future generation. A. Navoi believed that a child alone is not able to distinguish good from bad deeds. Therefore, the role of the teacher in the child's life is an integral part of it, which will certainly have a beneficial effect on him. At the same time, the teacher must have both broad knowledge, but also set the right example, be the one for whom the children could be equal with knowledge.

    As for the word “teacher” itself, the following words are used in the Uzbek language in this sense: “ o’qituvchi”, “muallim”, “ o’rgatuvchi”, “ustoz”, “domla”. The word “ o’qituvchi” denotes the professional activity of a person, and “ustoz”, “ustod”, “domulla” (“domla”) has a much broader meaning. Below we will consider these concepts in the dictionary entries of the Explanatory Dictionary of the Uzbek language [4].

    The word “o’qituvchi” in the explanatory dictionary of the Uzbek language is defined as: “fan, tarbiya asoslaridan birini o’qitadigan, dars beradigan kishi; muallim” (a teacher is a person who teaches one of the foundations of science and education), people engaged only in pedagogical activities [4, p. 462].

    The word “domla” is colloquial, the literary variant is “domulla”. Addressing the teacher “domla” expresses respect for his knowledge and experience. According to the explanatory dictionary of the Uzbek language, “domulla” (ind.) has several meanings:

    1.   Diniy maktab muallimi (teacher of religious school).

    2.   Madrasani bitirgan mulla kishi (mullah who graduated from madrasah).

    3.   O’rta va oliy maktab o’qituvchisi (middle and high school teacher) [4, p. 215].

    The word “muallim” (Arabic) in the explanatory dictionary of the Uzbek language is teaching, teacher, mentor, person who gives lessons [4, p. 371].

    “Ustoz” (Arabic) — muallim, o’rgatuvchi. 1. Kasb, hunar, ilm, va h.k. ni o‘rgatuvchi, muallim. 2. Yo’l-yo’riq ko’rsatuvchi, tarbialovchi, murabbiy; rahnamo, o’qituvchi, muallim (teacher, educator: 1. Profession, craft, science, teacher. 2. Instructor, mentor, coach; guide, teacher) [4, p. 489].

    “Ustod” (Khorazm) — muallim, o’rgatuvchi (teacher) [4, p. 491].

    In terms of content and in relation to the teacher, the words “ustoz” and “domulla” have a sublime and spiritual understanding of education and upbringing, which do not carry the concepts of “o’qituvchi”, “muallim”, “ustod”, since these words have more practical understanding of a teacher than a spiritual mentor.

    Thus, the importance of the profession of a teacher, a teacher is of paramount importance in a person's life. Therefore, a person who embarked on this difficult path understands the seriousness and responsibility of his craft, his mission. Each teacher is a significant figure for the student, the one whom they look up to, therefore in the Eastern culture ustoz teaches not only school or university disciplines, but also life. A good teacher knows how to find an approach to each pupil or student, to interest, and most importantly teach the basics of the scientific craft.

    Bibliography

    1.    Безрукова В. С. Основы духовной культуры // Энциклопедический словарь педагога. Екатеринбург, 2000. 937 с.

    2.    Ожегов С. И. Толковый словарь русского языка. М.: Мир и образование: Оникс, 2011. 736 с.

    3.    Ушаков Д. Н. Толковый словарь русского языка: ок. 30 000 слов. М.: Астрель: АСТ: Хранитель, 2006. 910 с.

    4.    O’zbek tilining izohli lug’ati: 80 000 dan ortiq so’z va so’z birikmasi: 5 zhildli / O’zR FA A. Navoij nomidagi Til va adabiyoti in-ti; A. Madvaliev tahriri ostida; tahrir haj"ati E. Begmatov [etc.]. Toshkent: O’zbekiston millij enciklopediyasi, 2006–2008.

  • Some Translation Methods, Strategies and Tactics for the Translation of Russian Occasional Derivatives into Languages with Different Language Structures

    Some Translation Methods, Strategies and Tactics for the Translation of Russian Occasional Derivatives into Languages with Different Language Structures

    Чусуван Критсада — Аспирант, Нижегородский государственный лингвистический университет им. Н. А. Добролюбова, Нижний Новгород, Россия

    An occasional derivative is author’s neologism created by a writer according to existing word-formation models and it is used exclusively in the special context as the lexical means of author’s expression or language game. The occasional derivatives usually do not get wide distribution and do not make a part of word-stock of a language [4]. Moreover, it should be taken into account that an occasional derivative as a kind of neologism which is formed by means of unusual methods of word-formation violates the language norms.

    In modern Russian linguistics, the different methods for the formation of occasional derivatives have been established (see works of A. F. Zhuravleva, V. P. Izotova, R. Yu. Namitokova, T. V. Popova, I. S. Ulukhanov, N. A. Yanko-Trinitskaya, etc.). However, an attempt to analyze the usual and occasional methods of word formation in a comprehensive manner and to determine their role in the language has been made by I. S. Ulukhanov in his numerous works such as “Units of the word-formation system of the Russian language and their lexical implementation”, “Motivation in the word-formation system of the Russian language”. I. S. Ulukhanov classified occasional word-formation methods in relation to their usual correlates [6; 7]. Occasional derivatives can be formed by pure and mixed occasional or usual methods of word-formation. The pure occasional methods of word-formation are: 1) deprefixation (смысленно — from бессмысленно); 2) desuffixation (мизин — from мизинчик); 3) depostfixation (вламывать — from вламываться); 4) desubstantivation (насекомая жизненность — from насекомое); 5) decomposition (фин — from фининспектор) and so on. The mixed occasional methods, in the opinion of I. S. Ulukhanov, are combinations of usual methods, which are atypical for system of Russian language, such as: 1) syntactic compounding + substantivation (впередведущий); 2) syntactic compounding + suffixation (какнибудцы, немогузнайка); 3) prefixation + suffixation + composition (раззолотонебеть, околодомкиношные) and so on; or combinations of occasional methods such as 1) compostiton + syntactic compounding (таксебелиберальная, чертзнаетчемологом); 2) syntactic compounding + composition + apocope (самсебяиздат, нигдеиздат); 3) prefixation + composition + postfixation: (надомостроиться) and so on. However, it should be noted that some usual methods of word formation, such as prefixation, suffixation, etc., can allow us to form occasional derivatives.

    Occasional derivatives do not and cannot have correspondences in the target language, due to the fact that occasional derivatives have such functions as belonging to special kind of speech, individual affiliation, and functional one-time use and, non-normativeness. In principle, the translator needs to replace them with derivatives or words that already exist in the target language, or invent his own corresponding occasional derivatives or words in the target language. In further case, the problem is not limited only to the nonequivalence of occasional derivatives. An important factor to be taken into account in their perception is the context. Sometimes only after reading the whole text, the translator can correctly understand the meaning of a term [3].

    However, in this article the use of methods and tactics for translating Russian occasional derivatives at the lexical level and the context level is considered and the examples of translation into languages with different language structures, namely English and Thai, are demonstrated. The following process is assumed to translate Russian occasional derivatives at the lexical level:

    1)  Determination of an occasional derivative structure.

    An occasional derivative can be formed by means of different methods of word-formation; therefore, an indication of each method before the formation of the derivative allows us to clearly see each separated basis, for example, нигдеиздат à нигде + издат + ь (method: syntactic compounding + composition + apocope); двухсполовиногодовальный à двух + с + половиной + годовальный (method: syntactic compounding + composition + suffixation); покойночиться à спокойной + ночи + -ить + ся (method: syntactic compounding + suffixation + postfixation);

    2)  Translation of each separated basis if possible.

    Each separated word has its own meanings (lexico-semantic and grammatical) and some of them can be separately translated, for example: нигде + издать (издат + ь) can be translated into English and Thai — nowhere + issue and ไม่มีที่ไหน [mâj miː tʰîː nǎj] + ออกให้ [ʔɔ̀ːk hâj], respectively; двух + с + половиной + годовальный can be translated into English and Thai — two + with + half + annual and สอง [sɔ̌ːŋ] + กับอีก [kàp ʔìːk] + ครึ่ง [kʰrɯ̂ŋ] + ปี [piː], respectively; and покойной + ночи + -ить + ся can be translated into English and Thai — calm + night + -it (transliteration: ending for a verb in Russian) + xia (transliteration: postfix for reflexive verb in Russian) and เงียบสงบ [ŋîːap sà ŋòp] + กลางคืน [klaːŋ kʰɯːn] + -ชิท [tɕʰít](transliteration: ending for a verb in Russian)+เซีย[siːa] (transliteration: postfix for reflexive verb in Russian), respectively;

    3)  Combination of translated separated parts and application of suitable translation method

    For example, nowhere + issue = nowhere-issue (or nowhere-issued) and ไม่มีที่ไหน [mâj miː tʰîː nǎj ʔɔ̀ːk hâj] + ออก ให้ [mâj miː tʰîː nǎj ʔɔ̀ːk hâj] = ไม่มีที่ไหนออกให้ [mâj miː tʰîː nǎj ʔɔ̀ːk hâj], the combinations of translated separated words in English and Thai may correspond to the occasional derivative “нигдеиздат” in Russian. However, it should be noted that the translated derivatives in both languages are also occasional. In English between two words making a translated derivative a hyphen is used, whereas in Thai, which is an isolating language, the method of combination of two words without adding any consonant or any changes finds its implementation. This translation method is called the loan translation (semantic borrowing).

    In many cases, the combination of translated separated parts is not enough for a successful translation in the target languages. A clear example can be seen when translating an occasional derivative «покойночиться»: the separated parts — rest + night + -it + xia and เงียบสงบ [ŋîːap sà ŋòp] + กลางคืน [klaːŋ kʰɯːn] + -ชิท [tɕʰít] +เซีย[siːa]do not allow us to successfully translate the given occasional derivative into English and Thai, therefore, a search for equivalent options is proposed. For a successful translation, however, it is necessary to consider the context consisting of the sentence and the use of this occasional derivative in the sentence, for example: Нет таких слов, которые ребенок не превратил бы в глаголы: ― Идем покойночиться с папой и мамой <…>Покойночиться, therefore, can be translated into English and Thai as ‘take a good rest at night’ and ไปนอนหลับฝันดียามคำคืน [paj nɔːn làp fǎn diː jaːm kʰam kʰɯːn], respectively.

    Returning to the consideration of occasional word-formation methods, the determination of occasional derivative structure cannot be made when analyzing some occasional derivatives formed by pure methods such as deprefixation (вык from привык or отвык), etc. In this case, it is necessary to consider the context in order to identify original words before they have been transformed into occasional derivatives, for example:

    In Russian: А ты, оказывается, невежа! — Нет, я вежа; Ну и несуразная! — Очень даже суразная! [8, c. 269].

    Obviously, the context allows us to know that prefix не- was used in the original words before the process of new word-formation has taken place. In author’s opinion, despite the intention to reproduce the same deprefixation method of formation of occasional derivatives in English and Thai it hardly seems possible.

    In English: And it seems you are a goop! — No, I’m not a goop; Well and absurd! — Not very absurd!

    In Thai: และเธอ เหมือนจะโง่นะ [lɛ́ʔ tʰɤː mɯ̌ːan tɕàʔ ŋôː náʔ] — ไม่ ฉันไม่โง่ [mâj tɕʰǎn mâj ŋôː]; เออๆ และงั้นก็ขี้ขลาด [ʔɤː ʔɤː lɛ́ʔ ŋán kɔ̂ː kʰîːk lâːt] — ไม่ได้ขี้ขลาดเลยนะ [mâj dâj kʰîːk lâːt lɤːj náʔ].

    As for the depostfixation method of formation of occasional derivatives, it is particularly characteristic to the Russian language. Unlike Russian, in English and Thai there is no such a way of forming occasional derivatives; therefore, the reproduction of the original derivatives in these languages is impossible, for example:

    In Russian: Такой сон только Оле-Лукойе может приснить (from присниться); Никто меня так не улыбает (from улыбается), как артист Леонов (из письма в журнал «Юность»); Зачем ты меня расхохотала (from расхохоталась)?; Я хочу тебя поздоровать (from поздороваться) с Максимом! [6, c. 360].

    In English: Only Ole-Lukoye can dreamsuch a dream; Nobody makes me smile so much as the artist Leonov; Why did you make me burst out laughing ?; I want you to say helloto Maxim!

    In Thai: มีแค่โอเลีย ลูโกเย่เท่านั้นแหล่ะที่จะฝันแบบนั้นได้ [miː kʰɛ̂ː ʔoː liːa luː koː jêʔ tʰâw nán lɛ̀ʔ tʰîː tɕàʔ fǎn bɛ̀ːp nán dâj]; ไม่เคยมีใครทำให้ฉันยิ้มแบบนั้นมาก่อนเหมือนอย่างเลโอนอฟเลย[mâj kʰɤːj miː kʰraj tʰam hâj tɕʰǎn jím bɛ̀ːp nán maː kɔ̀ːn mɯ̌ːan ʔà jâːŋ leː ʔoːn ʔòf lɤːj]; ทำไมเธอถึงทำให้ฉันระเบิดเสียงหัวเราะแบบนั้นได้ [tʰam maj tʰɤː tʰɯ̌ŋ tʰam hâj tɕʰǎn ráʔ bɤ̀ːt sǐːaŋ hǔːa rɔ́ʔ bɛ̀ːp nán dâj]; ฉันอยากให้เธอทักทายกับมักซิม[tɕʰǎn ʔà jâːk hâj tʰɤː tʰák tʰaːj kàp mák sim]

    Most often, the postfix is used in synthetic languages which use agglutination to express syntactic relationships within a sentence [2], but only in some cases postfixes are used in Russian. In English, as in an analytical language, the use of such type of postfix as in Russian does not appear, and in Thai, as in an isolating language and postfixes that perform a function as in Russian are not used.

    Further it should be noted that more appropriate translation strategies and tactics should be applied to the translation of occasional derivatives in the literary works and when the translation is carried out at the level of sentence or context. In this case, a frequently used strategy is a communicatively equivalent translation strategy — a program for translation activities that provides for the implementation of the communicative intention of the author of the original text in the form of creating text in the target language, potentially capable of providing a communicative effect on the recipient of the translated text in accordance with the expectations of the author of the original text and, accordingly, interaction multilingual communicants in conditions of joint substantive activity [5, c. 152]. In accordance with the previous description, in the translation of Russian occasional derivatives into languages with different language structures the translator must reproduce, if possible, the new most complete and accurate information (in this context, the meaning of occasional derivatives) in the target language. The translator can quite clearly realize that readers of target language differ from those of source language due to their belonging to a different national culture, and their perception is different from the perception of readers of source language. As a result, the special translation tactics are applied by the translator to provide the most successful translation [5, c. 154].

    To my mind, among the translation tactics used to get a communicatively equivalent translation of a literary text, in which occasional derivatives are much more widely than in the texts of other styles, the following tactics may be used to render in English and Thai the original Russian occasional derivatives: 1) tactic of pragmatic adaptation; 2) tactic of reproduction of author’s individual style; 3) tactic of chronological adaptation. Examples of using these tactics as well as the methods for the translation of Russian occasional derivatives are shown in the following tables.

    Table 1

    Occasional derivatives

    Translation into English

    Translation into Thai

    Suitable translation tactics and methods

    1. «там ничего так, в общем, пацаны

    и двухэтажновсе, и может оказаться,

    что я еще приеду до весны».

    (Полозкова 2015б, 68.)

    1.“There is nothing like that, guys

    and the two-storey house for everything, and it seems I will come before spring. "

    (Polozkova 2015b, 68.)

    1. โดยรวมแล้วที่นั่นไม่มีอะไรเลย

    พวกวัยรุ่น และ ที่พักสองชั้น สำหรับทุกสิ่ง และเป็นไปได้ว่าฉันจะไปถึงก่อนฤดูใบไม้ผลิจะมาถึง

    [doːj ruːam lɛ́ːw tʰîː nân mâj miː ʔàʔ raj lɤːj pʰûːak waj rûn lɛ́ʔ tʰîː pʰák sɔ̌ːŋ tɕʰán sǎm ràp tʰúk sìŋ lɛ́ʔ pen paj dâj wâː tɕʰǎn tɕàʔ paj tʰɯ̌ŋ kɔ̀ːn ríʔ duː baj máj pʰlìʔ tɕàʔ maː tʰɯ̌ŋ]

    1. Tactic of pragmatic adaptation.

    2. Tactic of reproduction of individual author’s style (Thai)

    Addition of a possible lexeme (noun) — concretization

    Ad., formed from the adjective двухэтажный ‘two-story’ with the suffix -o. (gram. occ.) || ДВУХЭТАЖНЫЙ ‘TWO-STOREY’ — "1. Two floors high. D. house. 2. trans. The same as a three-story (2 digits). D. example. Two-story swearing. " (Ozhegov 2013 s.v. two-story.

     

    Двухэтажно is the occasional derivative in the Russian language, and for the translation into languages with different language structures, the translator encounters the difficulty to find suitable derivatives or words for replacement without violating the word structures. For this reason, an addition of a possible lexeme (noun) in order to recreate complete parts of speech is suggested and the tactic of reproduction of author’s individual style is applied to the translation into English and Thai.

    Table 2

    Occasional derivatives

    Translation into English

    Translation into Thai

    Suitable translation tactics and methods

    2. «Буду дружна, нежна, у тебя жена,

    детки, работа, мама, и экс-, и вице-, [---]» (Полозкова 2014, 192.)

    2. “I will be friendly, tender wife,

    kids, work, mom, and ex-, and vice-, [--] ”(Polozkova 2014, 192.)

    2. ฉันจะเป็นทั้ง ภรรยา เด็กดี ภาระงาน มารดา และ อดีต และแม้กระทั้งช้างเท้าหลัง [tɕʰǎn tɕàʔ pen tʰáŋ pʰan jaː dèk diː pʰaː ráʔ ŋaːn maːn daː lɛ́ʔ ʔà dìːt lɛ́ʔ mɛ́ː kràʔ tʰáŋ tɕʰáːŋ tʰáːw lǎŋ]

    1. Tactic of pragmatic adaptation (Thai and English).

    2. Tactic of reproduction of individual author’s style (Thai)

    literal translation, replacement of prefixoids with the corresponding prefixes and parts of speech

    Noun; the use of a prefixoid as an independent word. || ВИЦЕ ‘VICE-’ (from lat. Vice ‘instead of”) — “The first part of a compound word that has meaning. Заместитель ‘Deputy’, Помощник ‘Assistant’ (for the position that is called the second part of the compound word), e.g. вице-президент ‘vice president’, вице-губернатор ‘vice governor’, вице-директор ‘vice director’, etc.” (Ushakov 2008 s.v. vice). Similarly, the poem uses the экс- ‘ex-’ prefixoid. || ЭКС- (lat. Ex — ‘of’) — is “the prefix in the words which denotes dignity, rank, position, meaning: former, retired, dismissed (official), e.g. экс-президент ‘ex-president’, экс-министр ‘ex-minister’, экс-директор ‘ex-director’, экс-королева ‘ex-queen”(Ushakov 2008 s.v. ex).

     

    The prefixoids экс- and вице- have meanings which are similar to those of prefixes ex- and vice- in English, which perform a similar function. An exception has been identified in the Thai language that the corresponding parts of speech are adjective อดีต [ʔà dìːt] and noun ช้างเท้าหลัง [tɕʰáːŋ tʰáːw lǎŋ] which is transitional from phraseology. However, it is important to note that the vice can be translated as the adjective รอง — [rɔːŋ], but this adjective does not achieve the complete communicative function. Thus, the tactic of reproduction of author’s individual style is applied to the translation into Thai.

    Table 3

    Occasional derivatives

    Translation into English

    Translation into Thai

    Suitable translation tactics and methods

    3. «Добрый гетер, злобный гом

    Спасены один в другом.

    По субботам гетер гома

    Кормит вкусным пирогом.

    Гом же гетера считает

    Ретроградом и врагом». (Полозкова

    2015а, 60.)

    3. “Good heterosexual, evil homosexual.

    saved one by one.

    Every Saturday homosexual

    feeds homosexuala delicious pie.

    Homosexualconsiders

    heterosxual as a conservative person and enemy. " (Polozkova

    2015a, 60.)

    3. ผู้ที่เพศสภาพปกติที่เป็นคนดี กับแอลจีบีที (LGBT) ที่เป็นคนเลว

    ต่างฝ่ายต่างช่วยซึ่งกันและกัน

    ทุกๆเสาร์ ผู้ที่เพศสภาพปกติให้พายอร่อยๆให้แอลจีบีที (LGBT) ทาน กระนั้น แอลจีบีที (LGBT) ยังถือว่าผู้ที่เพศสภาพปกตินั้นเป็นคนหัวโบราณ และเป็นศัตรู

    [pʰûː tʰîː pʰeː sòt pʰâːp pòk tìʔ tʰîː pen kʰon diː kàp ʔɛːn tɕiː biː tʰiː tʰîː pen kʰon leːwtàːŋ fàːj tàːŋ tɕʰûaj sɯ̂ŋ kan lɛ́ʔ kantʰúk tʰúk sǎw pʰûː tʰîː pʰeː sòt pʰâːp pòk tìʔ hâj pʰaː jɔː rɔ̂ːj rɔ̂ːj hâj ʔɛːn tɕiː biː tʰiː tʰaːn kràʔ nán ʔɛːn tɕiː biː tʰiː jaŋ tʰɯ̌ː wâː pʰûː tʰîː pʰeː sòt pʰâːp pòk tìʔ nán pen kʰon hǔːa boː raːn lɛ́ʔ pen sàt ruː]

    [แอลจีบีที (LGBT) — คำย่อที่ให้หมายถึงกลุ่ม โฮโมเซกชวล (เลสเบียน เกย์) ไบเซกชวล บุคคลข้ามเพศ] [ʔɛːn tɕiː biː tʰiː kʰam jɔ̂ː tʰîː hâj mǎːj tʰɯ̌ŋ klùm hoː moː sêːk tɕʰuːan lêːt biːan keː baj sêːk tɕʰuːan bùk kʰon kʰâːm pʰêːt]

    1. Tactic of pragmatic adaptation.

    2. Tactic of chronological adaptation

    Literal translation

    Using a more modern term in a translated phrase and extension of the concept of the term

    Noun; apocope + substantivation: using the first component of complex words гетеро- ‘hetero‑’ as an independent noun. HETERO- (gr. Heteros ‘other’) — “first component of complex words, meaning ‘another’, e.g. гетерогамия, гетеронимия”(Krysin 1998 s.v. hetero). || In the context heterosexual is a person who is sexually attracted to the opposite sex.

    Similarly, a component of ГОМО- ‘HOMO‑’ is used in the poem. || HOMO- (gr. Homos ‘equal’) —“the first component of complex words, meaning ‘equal’, ‘identical’ (corresponds to Russian одно ‘one’), for example гомогенный ‘homogeneous’, гомогамия ‘homogamy’ ” (Krysin 1998 s.v. homo). || In the context of a poem, a ГОМ is a person who is sexually attracted to people of his gender.

     

    In the phrases translated into Thai there is an attempt to replace the more modern term LGBT — is an initialism that stands for lesbian, gay, bisexual, and transgender. The term is an adaptation of the initialism LGBT, which was used to replace the term gay in reference to the LGBT community beginning in the mid-to-late 1980s [1]. This modern term แอลจีบีที [ʔɛːn tɕiː biː tʰiː] LGBT is widely used in Thailand and it is more euphonious. Therefore, the tactic of chronological adaptation is applied to the translation into Thai. However, it should be remarked that the new term proposed by us expands groups of people with gender differentiation not only for homosexuality, but also for other similar stereotypes, such as bisexual, and transgender.

    From the above analysis of examples in the tables, it is obvious that different tactics are required for the translation of different phrases which have occasional derivatives, but the tactic of pragmatic adaptation is used in all our translation examples. The translation operations or methods carried out within the framework of the tactic of pragmatic adaptation, according to V. N. Komissarov, include: 1) the explication of implied information through additions in the text or notes to the text; 2) omission of communicatively irrelevant information that makes it difficult for the recipient to understand the translated text; 3) replacement of lexical units unknown or incomprehensible to the recipient with the known ones; 4) generalization; 5) concretization.

    In addition to the strategy of communicatively-equivalent translation, there are two more strategies: 1) the strategy of tertiary translation — a program for the implementation of translation activities aimed at creating a translation text that meets the needs of a native speaker of a translating language, which plays a different communicative role than participants in the primary communicative event in the culture of the source language, and pursues a purpose different from that of the author of the source text; 2) redirection strategy — a general program of translation activities aimed at creating a text in a target language intended for the recipient, which differs from the recipient of the source text not only in its national-cultural belonging, but also in social characteristics [5, c. 282]. However, when translating Russian occasional derivatives into languages with different language structures, these two translation strategies, in our opinion, can be used indirectly at a level higher than the sentence, i.e., when the purpose of the translated text, in which there are occasional derivatives, does not match the goal of the author of the original text and when a translator translates the source text differently for the reader-mother tongue of target language with different social characteristics. For example, text, which contains occasional derivatives, can be translated into Thai and English with the use of dialect or special spoken language for children.

    Summing up the results of the conducted analysis, the following conclusions can be drawn. The translation of Russian occasional derivatives into languages with different language structures is most often carried out at the lexical level by means of loan translation, in the process of which the motivating basis and word-formation formants (suffix, prefix, postfix,) are identified and the word-formation methods and models are analyzed. Three steps for this translation method are proposed, such as 1) Determination of occasional derivative structure; 2) Translation of each separated basis, if possible; 3) Combination of translated separated parts and application of suitable translation method. However, at the sentence and context levels, the use of possible translation strategies, tactics, and methods (operations) is proposed. Since Russian occasional derivatives are counted as element of author's individual style, communicatively equivalent translation strategy and the relevant tactics for this kind of strategy are set in the first place. The tactic of pragmatic adaptation with it specific translation operations or methods is the most frequently used tactic for the translation of Russian occasional derivatives into languages with different language structures.

    References

    1.    Acronyms, Initialisms & Abbreviations Dictionary. Vol. 1. Part 1. Gale Research Co., 1985. Factsheet five, Issues 32–36, Mike Gunderloy, 1989.

    2.    Language Files. 12 ed. / H. C. Dawson, M. Phelan. Columbus: Ohio State University, 2016. P. 172–175.

    3.    Земская Е. А. Активные процессы современного словопроизводства // Русский язык конца XX столетия (1985–1995). М., 2000. C. 23.

    4.    Розенталь Д. Э., Теленкова М. А. Словарь-справочник лингвистических терминов: Пособие для учителей. Изд. 2-е, испр. и доп. М.: Просвещение, 1976. 543 с.

    5.    Сдобников В. В. Перевод и коммуникативная ситуация: Монография. 3-е изд., стер. М.: Флинта: Наука, 2016. 464 с.

    6.    Улуханов И. С. Единицы словообразовательной системы русского языка и их лексическая реализация. М., 1996.

    7.    Улуханов И. С. Мотивация в словообразовательной системе русского языка. Изд. 2-е, испр. и доп. М: Книжный дом «Либроком», 2010. 320 с.

    8.    Цейтлин С. Н. Очерки по словообразованию и формообразованию в детской речи. М.: Знак, 2009. 360 с.

     

  • Training in Translation of Mass Media Texts: Cognitive Aspect of Metaphor Interpretation

    Training in Translation of Mass Media Texts: Cognitive Aspect of Metaphor Interpretation

    Ухова Татьяна Витальевна — Старший преподаватель кафедры делового иностранного языка, Сибирский государственный университет науки и технологий им. академика М. Ф. Решетнева, Красноярск, Россия

    Файда Виктория Валериевна — Старший преподаватель кафедры делового иностранного языка, Сибирский государственный университет науки и технологий им. академика М. Ф. Решетнева, Красноярск, Россия

    The purpose of professional translation is to transmit the cognitive content of the message in the translation language depending on the specific communication context, which implies the presence of two important aspects: linguistic and extra-linguistic knowledge. This type of translation is based on the analysis and synthesis of incoming information by means of translation language. In the present work, translation is considered as a process based on the translator’s ability to immerse in the reality of a source language, in a new social and cultural dimension and, thus, to demonstrate the social and cultural interaction of the text producer and the translator’s mentality.

    Modern linguistics is well known for the challenges of metaphor translation. It is argued that "there is no simplified general rule for a metaphor interpretation, however, the degree of translation of any source language metaphor depends on certain cultural experience and semantic associations brought to the metaphor; the probability of being or not being reproduced in the target language, depending on the degree of "matching" in each specific case [1].

    While interpreting metaphorical expressions, translators tend to use two basic solutions: retaining the metaphor identity or transforming the metaphorical pattern, i.e. revealing the nominative meaning of the original metaphor, which leads to its semantic structure transformations. The necessity of this change can be caused not only by linguistic requirements, but also by differences in social and cultural attitudes relative to a particular sphere of metaphorical expression applicability. The given list of metaphor translation procedures includes the following types of solutions [2, p. 58]: retaining metaphorical identity if it is natural for speakers of another language; replacing the metaphor with a similar one — equivalent; translating metaphor by comparing; preserving the metaphor essence by adding explanatory information; translating the metaphor by paraphrasing.

    In terms of cognitive approach to metaphor in translation, the cultural component underlying conceptual metaphor allows to see differences in how human experience is structured in particular cultures. In order to adequately interpret the metaphors used, it should be remembered that their content is based on a set of images arising in the psyche of a person when they perceive those fragments of reality acting as triggers in the community life. However, these perceptions themselves depend significantly on the cultural backgrounds within which their mentality is formed. It appears that the conceptual theory of metaphor more fully reflects the essence, purpose and mechanisms of metaphor functioning as a way of human thinking. In this connection, pragmatic and cognitive approaches serve as a methodological basis.

    Given the increasing role of mass media, the question of translation media texts translation is particularly urgent. Among the characteristics of mass media texts is their saturation with stylistic means, which help to exert the necessary influence on the recipient. The material for our study includes the contexts of metaphors obtained by the method of continuous sampling. Newspaper and magazine articles in British and North American periodicals were used as sources.

    According to P. Newmark translation of metaphors depends entirely on the type of text in which it is used. The researcher proposes to distinguish between two types of texts. The first one is informative, in which lexicalized metaphors, those fixed in the dictionaries, do not carry a functional load and, therefore, have a high degree of being successfully translated, though they may also not be taken into consideration in the process of translation. The second type is expressive with metaphors carrying a large information load and a low degree of translation, as they transmit contextual, semantic and pragmatic information [2, p. 56].

    The cognitive hypothesis on metaphor translation is based on two scenarios:

    -     if the metaphorical mapping from one domain to another is similar in two languages, there is no "conceptual shift" between languages;

    -     if the mapping from one domain to another is different in two languages, there is a "conceptual shift" between languages.

    Translating metaphors within the proposed scenarios, it can be observed how similar the metaphors are in the individual languages analyzed or how they differ and experience a so-called "cultural distance." Following A.D. Schweitzer, who defines translation as a process of finding a solution due to the functional dominants of text, the article examines the functioning of the text dominant — a key text metaphor by which the author of the story conducts a dialogue with the reader. Metaphors are also considered in the aspect of equivalence of their translation into English [6]. The authors of transmitted messages distributed to media of a certain culture implicitly set the conditions for the truth of these messages with respect to certain conditions, mostly not explicitly expressed. However, since they are part of the cultural background of all members of a given society (or members of a certain group), communication is successful. In case of mismatch of background positions and lack of social and cultural competence of the translator, translation becomes considerably difficult or even impossible.

    The metaphor of war seems to be one of the central systemically important signs of the semiosphere of both ancient and modern personality. War is a constant archetype. It is not a mere coincidence that both figurative and linguistic concept of war are so developed in culture, the primary reflection and experience are concentrated around it and, and in a certain sense, mentality is formed.

    The main areas of WAR conceptual metaphors implementation in North American culture are the sphere of politics, economy, business, sports, interpersonal (intergroup) relations (disputes), intra-family relations, social problems, production relations. The analysis of media texts has highlighted a number of basic metaphorical models of war phenomenon conceptualization, representing the concept of WAR in modern North American mentality, and has shown that the key word of the concept can represent both a theme and a rem, respectively. WAR can be both a source and target domain and the range of these conceptual domains, or metaphorical concepts, is quite large. The role of areas of social and cultural experience and the reflection of reality through metaphors is very significant. Moreover, there is some connection between the frequency of the use of metaphors and the crisis state of public consciousness associated with the presence of a problem situation that needs to be solved. "Disasters, terrorist attacks, any 'sore' topic causes a revolving discourse" [4].

    Modern political conflict studies believe that the most serious political conflicts are generated by inability of existing systems to meet the human basic needs... in today 's world battles take place not around cultural ideals, but economic interests — there is a struggle for markets and sources of raw materials, as it is much more difficult to enter material interests than purely cultural values [3]. In this part of the article we will give examples of cognitive pre-translation analysis of texts containing war metaphors.

    Eg. 1. …Car dependence is a global public health issue of which gasoline wars are only one facet. Every day about 3,000 people die and 30,000 people are seriously injured on the world's roads in traffic crashes. More than 85% of the deaths are in low and middle-income countries, with pedestrians, cyclists and bus passengers bearing most of the burden. Most of the victims will never own a car, and many are children…

    In this passage, the economic problem is conceptualized by means of WAR metaphor, which echoes the metaphor of death, health, i.e., representing the basic concepts of people social interaction — the field of culture, which are the natural basic structures of experience, thus have a special role in the given example. Car dependence provokes tragic events in which the victims are simple pedestrians. Reports from the scene of the event, quantified like reports from the site of hostilities: 3,000 dead, 30,000 injured.

    The confrontation of ideas, beliefs is inevitably accompanied by disputes and differences, which, as already noted, in the cognitive system of North Americans relate to military actions (ARGUMENT is WAR), i.e. negative associations related to war are inevitably transferred to the situation of heated disputes with opponents [5].

    The fragments below vividly feature the metaphor POLITICS IS WAR, SPORT IS WAR. Identification of this metaphorical model demonstrates that the sport is often conceptualized by the English-speaking personality as war.

    Eg. 2 Even Germany's 2–0 defeat to Italy in an epic semifinal encounter that ended with several German players brought to their knees and tears by last-minute Italian goals has not altered the mood.

    Eg. 3 De Shaun Foster is running like a madman, and Steve Smith is one of the most dangerous weapons in the league.

    “It’s so when you don’t have your main guns out there”, said Marbury, who scored 32 points.

    The penetration of military vocabulary into sports discourse is no accident. Terminological systems of sports and military affairs are very close to each other, as sports and military topics were always very popular. Moreover, in the minds of many peoples, as mentioned above, war is a constant archetype. Thus, the prototypical configuration of the concept has the following form: war — an act of aggression, an invasion of foreign territory, which is very typical for sports like football, where, as a rule, the scenario of the match has the following plan: invasion on the territory of the opponent, rigid and aggressive confrontation, striking and victory. Football, being the main national sport in the United States, stands out as the most popular area of metaphorical shift. In most of the texts studied, there is a narrowing of the metaphorical area of the metaphor.

    Eg. 4 The COVID-19 pandemic is a crisis like no other. It feels like a war, and in many ways, it is. People are dying. Medical professionals are on the front lines. Those in essential services, food distribution, delivery, and public utilities work overtime to support the effort. And then, there are the hidden soldiers: those who fight the epidemic confined in their homes, unable to fully contribute to production.

    This is an example of a warfare metaphor eradicating pandemic is war or recovery is war, which are typical for human mentality and are extremely topical in the present global crisis. The relevance of language, and hence of war metaphor is self-evident, consequently it becomes the best one to convey and sustain the desire of infected people to live, the unprecedentedly tough struggle of doctors. It is clear that the process of military vocabulary metaphorization, which is relevant for various types of discourse, is quite active in medical sphere. Its purpose is to increase expressiveness; therefore, such metaphors are used as figurative substitute terms of medicine and enhancement of emotional impact on the recipient in the mass media discourse.

    Thus, it is obvious that the cultural context must be taken into account in the pre-translation analysis of mass media texts. Moreover, the speech strategies of text creators, which are implemented in discourse, are not isolated from the outside world, they are limited to a critical situation and a certain social context. Thus, translation is not only a set of necessary skills to convey accurate matching between two languages, it is a means of learning language in the context of intercultural communication, which requires translators to have several competencies: language, cognitive and pragmatic. Such translation should not be limited to the linguistic aspect, here adequate transmission of meaning is important, not aimed at finding literal correspondence of lexical and grammatical form. Translation training should be focused on the ability to find elements in the target language that would satisfy the objectives of inter-language communication, as the interpreter acts as an intermediary in the act of communication. Translation is an active means of learning a language that encourages reflection, which ensures the development of cultural competence, speech skills, and general culture of a translator.

    References

    1.    Maalej Z. Translating metaphor between Unrelated Cultures: A Cognitive Perspective. URL: http://www.kkhec.ac.ir/Linguistics articles index/Zouhair Maalej Translating.

    2.    Newmark P. The Translation of Metaphor // Approaches to Translation. N.Y., 1998.

    3.    Василенко И. А. Геополитика: Уч. пос. М.: Логос, 2003. 204 с.

    4.    Карасик В. И. Языковой круг: личность, концепты, дискурс. Волгоград: Перемена, 2002. 477 с.

    5.    Лакофф Дж., Джонсон М. Метафоры, которыми мы живем / Под ред. А. Н. Баранова. М.: Едиториал УРСС, 2004. 256 с.

    6.    Швейцер А. Д. Перевод и лингвистика. М.: Воениздат, 1973. 214 с.

     

  • Translation quality

    Translation quality

    Демидова Ирина Викторовна - старший преподаватель кафедры иностранных языков, Российский экономический университет им. Г.В. Плеханова, г. Москва, Россия

    Статья подготовлена для публикации в сборнике «Актуальные вопросы переводоведения и практики перевода».

    A foreign language can act as a barrier to international communication. People who serve to reduce or eliminate the barrier are translators. Within a language many specialised varieties of it coexist, which presents a further area of studying for translators. Fields like medicine, media, science, religion have produced styles of language that require careful study. International unification of terms is one of the most important contemporary needs. Rapidly developing areas such as computing, pharmacology are at particular risks because scientific terms can be easily duplicated. Organising data banks of terminology in various fields should be the best solution, especially considering the impact of «information explosion». We daily face a mass of linguistic data, only a small part of which can be assimilated.

    The ability to speak two languages is not the same thing as knowing how to translate. Translation is a special skill that professionals work hard to develop. In their new book «Found in translation: How language shapes our lives and changes the world» professional translators Nataly Kelly and Jost Zetzsche give a lot of funny stories that prove how hard and important the ability to translate is. For example, in 2009, HSBC bank had to launch a $10 million rebranding campaign to repair the damage done when its catchphrase «Assume Nothing» was mistranslated as «Do Nothing in various countries». Another story is known here, in Russia, but it is really amusing to read it one more time. At the height of the cold war, Soviet leader Nikita Khrushchev gave a speech in which he uttered a phrase мы вам покажем кузькину мать. Unfortunately it was interpreted as «we will bury you». It was taken as chilling threat to bury the U.S. with a nuclear attack and escalated the tension between the U.S. and Russia.[N. Kell, Jost Zetzsche, 2012]

    Quality is essential in translation. Yet, there is no universally applicable standard regarding the quality of translation though there have been some attempts to standardise the quality but none have reached the expected results. Translation is interesting and enjoyable on the one hand it is difficult, challenging and even infuriating. It is never easy to be a translator. We know that every line or trade has its own standard of qualifications. What are the requirements for the practitioner of so demanding a profession as translation then? What, indeed, makes a good translator?

    Among all the good qualities that are found in good translators we may identify at least four essential ones: language proficiency, good knowledge of the subject matter and strong knowledge-acquiring capabilities, sensitivity and critical-thinking ability, and commitment to work. The ideal translator is well-educated, creative, adaptable, good with technology (or willing to become good with it). Translation is not only an interlinguistic process. It includes cultural and educational nuances. Translators must be intercultural mediators, they should influence political and social integration, education and human rights issues.

           The main approaches to the translation can be classified as:

    –      close to the original (pedantic);

    –      free;

    –      compromise.

    The close to the original (pedantic) approach to translating can be defined as exact rendering verse by verse, prose by prose, preserving even the number of lines, the rhythm, puns.

    It should be noted that following the rules of pedantic approach may lead to lack of poetic qualities for unexperienced translators.

    The free translation method refers to reproducing the text without the manner, or the content without the form of the original. It will allow excess words, whole sentences or even paragraphs to be inserted into the text.

            The compromise approach means the attempt to combine literalness with naturalness, liveliness, poetic mood, etc. This effect can be achieved by making the language of the original simpler and substituting simpler and more modern, familiar phrases for the less common ones.

    The work of a translator consists of three main stages, during which the translator has to deal with translation tasks which he needs to solve:

    –      comprehension of the source text. The translator reads and understands the information of the source text, finds unknown words, checks meanings of terms, etc.;

    –      transferring the source text into the target language. The translator finds target text equivalent to the source text expressions;

    –      production of the target text. The translator decides how to express source text elements in the target language (freely or literally, for example).

    It is evident that the stages do not occur linearly, so that the translator first comprehends the source text and only after that starts translating the target text. These stages always intermingle with each other so that the translator continuously switches between the source and target text.

    Machine translation. We have to admit that a great deal of the drudgery or routine translation work can be done by computer. Some systems can process 10,000 words per hour, which is several times faster than a human being can do. Machine-aided translation is developing rapidly. New techniques are appearing in this area:

    –      inductive pattern matching;

    –      machine translation systems with knowledge base (systems simulating human thought process);

    –      post-editing systems;

    –      interactive system machine translation. (The systems where human beings pre-edit the process. In pre-editing the language A text is rewritten to control syntax and vocabulary. It should be done to enable the system to handle with the text.) This system is mostly used in scientific abstracting and is rather time-consuming. Human translator has to duplicate a great deal of the system’s work to eliminate an error.

    Thus, it is unlikely that the machines will replace human-translators in the foreseeable future.

    Competence in both source and target language is necessary but not sufficient for any translation task. Though the translator has to be able to comprehend the source language and write comprehensibly in the target language, the translator must obtain the ability to choose the equivalent expression in the target language that both fully conveys and best matches the meaning intended in the source language.

    What other criteria and qualities can characterise a good translator? I would add his ability to grasp rapidly and convey the essential meaning, high degree of specialisation, desire to be a member of a team, etc.

    But are there any reliable ways of testing the quality of a translation? The subject of evaluating translation is too vast and paid insufficient attention to. This area requires conceptual and often terminological development. Some techniques have been offered by R.W. Brislin in his work «Translation: applications and research»[W. Brisling, 1976]. They are:

    1.     Back translation. A person translates a text from language A into language B. Then a different person translates the B text back into A. The resulting A text has to be compared with the original A text. If the texts are virtually identical, the quality is considered to be high.

    2.     Knowledge testing. People speaking language B are given a questionnaire about the content of the translated text. The same questions are given to speakers of A language. The translation is thought to be efficient if the results of both of the groups correspond.

    3.     Performance testing. A speaker of Language B is given the task to carry out instructions based on the text (a manual, for example). A speaker of language A does the same. Their performance is compared and translation efficiency is determined.

    David Crystal, one of the world’s foremost authorities on languages, Professor of Linguistics at the university of Wales, Bangol assumes, «Translators aim to produce a text that is as faithful to the original as circumstances require or permit, and yet that reads as if it were written originally in the target language. They aim to be invisible’ people-transferring content without drawing attention to the considerable artistic and technical skills involved in the process. The complexity of the task is apparent».[D. Crystal, 2013, pp.354‑361]

    References

    1.     W. Brisling. «Translation: applications and research». New York: Gardner Press, 1976.

    2.     D. Crystal «The Cambridge Encyclopedia of Language», 3rd edition, Cambridge University press, 2013.

    3.     N. Kell, Jost Zetzsche «Found in Translation: How Language shapes our lives and transforms our world», Penguin Group, 2012.


     

  • Анализ образных единиц речи в английских и американских онлайн-СМИ и особенности их перевода

    Анализ образных единиц речи в английских и американских онлайн-СМИ и особенности их перевода

    Кузнецова Вера Юрьевна — Канд. филол. наук, доцент 33 кафедры, Военный университет Министерства обороны РФ, Москва, Россия

    Эфендиева Мадлен Валерьевна — Канд. пед. наук, старший преподаватель 33 кафедры, Военный университет Министерства обороны РФ, Москва, Россия

    Представленная статья посвящена анализу мотивированности использования образных единиц речи в публицистических материалах английских и американских изданий и особенностям их перевода. Актуальность данной темы обусловлена тем, что на современном этапе в английских и американских онлайн-СМИ происходит ряд заметных изменений, которые не подвергались комплексному сопоставительному анализу. Особого внимания требует анализ и выявление семантических особенностей использования образных единиц речи в английских и американских газетно-информационных материалах. Ведь именно понимание мотивированности обращения к образным единицам речи и их семантического значения необходимо для адекватной интерпретации содержащейся в них информации.

    Образные единицы речи являются важным элементом лексической системы языка. Они обладают «широкой вариативностью семантических и стилистических характеристик» [1, с. 140]. Соответственно, для того чтобы правильно перевести те или иные образные единицы, переводчик должен не только пользоваться словарем, но и обладать специальными навыками и переводческой интуицией, так как помимо необходимости учета семантических особенностей, образности и экспрессивности ему нужно передать и авторскую трактовку используемых образных единиц, которые в разных контекстах могут приобретать собственные значения.

    Проведенный анализ английских и американских публицистических онлайн-материалов показал, что частотность употребления образных лексических единиц в них достаточно высока и требует теоретического обоснования и переводческого анализа. Интересно, что наиболее часто встречаются метафоры войны.

    Материал исследования составили статьи из английских и американских онлайн-СМИ.

    Основными методами исследования являются:

    -     лингвистическое описание;

    -     контекстуально-семантический анализ.

    Как отмечалось выше, именно перевод образных единиц речи вызывает у переводчика особую сложность. Обычно переводчик-профессионал имеет определенный запас эквивалентов или аналогов различных образных выражений на языке, на который он переводит.

    Несмотря на то что образные единицы достаточно часто используются в публицистических материалах и, возможно, не вызывают особых сложностей при переводе, переводчик, тем не менее, в обязательном порядке должен анализировать каждый случай, чтобы наиболее точно передать тональность текста.

    Рассмотрим ряд примеров, где встречаются метафоры войны. Для анализа были взяты случаи «рассеянного» распределения тематически связанных образных единиц в контексте. Говорящий, используя связанные между собой образные единицы речи, образует некий единый сюжет.

    Behind the political war is a linguistic one — and to win the former you must win the latter. If they don’t do this, they will go flop. [3] — За политической войной стоит лингвистическая — и, чтобы выиграть первую, нужно выиграть вторую. Если они не сделают это, то их ждет фиаско.

    It’s become a truism to say that Brexit is a political conflict like no other in modern British history... For the past three years battles have raged over the specifics of our departure from the EU. [3] — Утверждение, что выход Британии из ЕС — это политический конфликт, не имеющий аналогов в современной британской истории, стало прописной истиной… В течение последних трех лет продолжаются с неутихающей силой битвы, связанные с особенностями нашего выхода из ЕС.

    So leaving becomes simply taking back military control… Arrangements that would ensure an open borders on the island of Ireland are a trap from which we would be unable to escape. [3]— Таким образом, выход становится просто возвращением военного контроля. Договоренности, которые обеспечат открытые границы в Ирландии, являются ловушкой, из которой мы не сможем вырваться.

    The measures that I have outlined are unprecedented in peacetime. We will fight this virus with everything we have. We are in a war against an invisible killer and we have to do everything we can to stop it. [2] — Меры, которые я изложил, беспрецедентны для мирного времени. Мы будем бороться с этим вирусом всеми силами. Мы ведем войну против невидимого убийцы и должны сделать все возможное, чтобы остановить его.

    Проанализируем каждый из примеров. Прежде всего, стоит подчеркнуть, что сложность перевода данных образных единиц речи связана с тем, что переводчику необходимо как можно точнее передать смысловую тональность всего фрагмента.

    В первом примере метафоры political war, linguistic war, to win the former, go flop призваны передать роль языка в политических войнах. Автор статьи подчеркивает, в политических войнах побеждает тот, кто умеет говорить и убеждать. Метафоры во втором примере (political conflict, battles have raged over) характеризуют отношение мирового сообщества к выходу Британии из ЕС. Образные выражения в третьем примере (taking back military control, a trap from which we would be unable to escape) показывают негативное отношение автора к ситуации. Он сравнивает выход Британии из ЕС с введением военного контроля. В четвертом примере стоит отметить метафоры fight this virus, in a war against an invisible killer, которые помогают ярче передать всю сложность ситуации, вызванной распространением вируса COVID-19.

    Представленные в примерах выше метафоры делают предложения более яркими, эмоциональными и запоминающимися. Подобные «рассеянные» тематически связанные образные сочетания используются для достижения максимального эффекта воздействия на читателя. Соответственно, после того как переводчик осознает эмоционально-смысловую тональность оригинала, он может приступать к переводу.

    Подводя итог, следует подчеркнуть, что язык непрерывно претерпевает эволюционные изменения. Его словарный состав пополняется образными единицами речи. Наличие образных элементов — это, прежде всего, индикатор развития языка. Английский язык поражает необыкновенным лексическим разнообразием. Необходимо еще раз отметить, что использование образных единиц речи в английских и американских публицистических текстах приобрело массовый характер. Это вызвано, прежде всего, тем, что метафора является сильным рычагом воздействия на общественное мнение. Более того, через образность можно намного ярче и в то же самое время в более сжатой форме выразить отношение к описываемой ситуации. Помимо этого стоит помнить, что при переводе образных единиц речи переводчику нужно учитывать и контекст.

    Библиографический список

    1.    Качалина А. В., Паланчук Н. В. Особенности перевода фразеологизмов в романе Даниэля Кельмана «Измеряя мир» // Военно-гуманитарный альманах. Язык. Коммуникация. Перевод: Материалы XI Международной научной конференции по актуальным проблемам языка и коммуникации (Москва, 30 июня 2017 г.): в 2–х т. / Под. общ. ред. Н. В. Иванова. М.: Международные отношения, 2017. Т. 2. Вып. 2. С. 140–147.

    2.    Gunn F. War metaphors used forCOVID-19 are compelling but also dangerous// The Conversation, April 8, 2020. URL: https://theconversation.com/war-metaphors-used-for-covid-19–are-compelling-but-also-dangerous-135406.

    3.    Shariatmadari D. Brexit and the weaponisation of metaphor // Prospect, October 8, 2019. URL: https://www.prospectmagazine.co.uk/politics/brexit-and-the-weaponisation-of-metaphor-language-boris-johnson.

     

  • Анализ особенностей перевода военно-космической доктрины США

    Анализ особенностей перевода военно-космической доктрины США

    Кузнецова Вера Юрьевна — Канд. филол. наук, доцент 33-й кафедры, Военный университет Министерства обороны РФ, Москва, Россия

    Кузнецов Никита Владимирович — Преподаватель Курсы МИД, Москва, Россия

    Эфендиева Мадлен Валерьевна — Канд. пед. наук, старший преподаватель 33-й кафедры, Военный университет Министерства обороны РФ, Москва, Россия

    Не секрет, что перевод сегодня рассматривается как сложный, трудоемкий и многогранный вид человеческой деятельности. Более того, перевод — это процесс, в котором происходит взаимодействие разных культур, менталитетов, литератур, эпох. Такое явление, как перевод, находится в центре научного внимания ряда дисциплин, например культурологии, антропологии, психологии, истории. Каждое из этих направлений изучает перевод со своей точки зрения.

    Актуальность представленной темы обусловлена тем, что сегодня потребность в качественном переводе текстов разной направленности возрастает. Не является исключением и перевод военных текстов и документов. Данная тенденция, несомненно, влияет и на роль военных переводчиков, которые должны на высоком профессиональном уровне переводить различные материалы вне зависимости от уровня их сложности.

    Научная новизна статьи заключается в том, что в ней предпринята попытка раскрыть специфику перевода ряда военных аббревиатур и специальной лексики в доктрине космических сил США; представлены переводческие наблюдения и комментарии.

    Как отмечалось выше, сегодня можно отчетливо наблюдать тенденцию к международному сотрудничеству в разных областях деятельности государств: в образовании, в науке, в экономике, в военной сфере, что, безусловно, влияет и на развитие языка в целом. Исследования показывают, что взаимодействие в военной сфере привело к появлению большого числа аббревиатур и специальной лексики. Подтверждение данному утверждению можно найти в исследованиях В. Аммара и К. Дэрвиша: аббревиатуры и специальная лексика широко используются в современных текстах нескольких языков, особенно в английском. Недавнее исследование английской «Википедии» показало, что представленные там статьи содержат в среднем 9,7 аббревиатур в статье и более 63 % статей содержат хотя бы одну аббревиатуру. На уровне предложений было обнаружено, что более 27 % предложений из новостных статей содержат сокращения (перевод наш. — В. К., Н. К., М. Э.) [1, c. 59].

    Анализ военно-политических текстов позволил заключить, что одной из самых сложных переводческих проблем является перевод аббревиатур, а также специальной лексики. В настоящее время существует достаточно много исследований как по проблемам сокращений в современных языках, так и по переводу специальной лексики. Тем не менее, неоднозначность подходов осложняет процесс создания общей системы анализа и руководства по их переводу.

    Более того, по-прежнему существует большая неопределенность в вопросе о природе аббревиатур, об их связи с системой языка. Не существует строгой, точной классификации структурных типов сокращенных лексических единиц. Нет единого научного анализа характеристик отдельных структурных типов аббревиатур и специальной лексики. В вопросе об их лексико-семантических особенностях, о смысловых закономерностях их развития еще очень много неясного. Таким образом, в настоящее время одной из важнейших задач в области теории и практики перевода является сбор и анализ достоверного и обширного фактического материала, который можно было бы использовать для обобщения и подробного описания.

    Когда речь идет о проблеме перевода аббревиатур и специальной лексики, обычно рекомендуется обращаться за помощью к словарям. На первый взгляд это кажется наиболее надежным и эффективным способом, но на самом деле данная рекомендация имеет серьезные ограничения и недочеты. Это связано прежде всего с тем, что словари устаревают достаточно быстро, а новые значения появляются постоянно и просто невозможно зафиксировать все появляющиеся значения. Действительно, в современных текстах можно найти множество сокращений, которые еще не нашли отражения в существующих словарях. Поэтому при работе со словарем следует помнить следующее: прежде чем обращаться к словарю, следует заранее определить по контексту, в какой области знаний находится данное сокращение. Кроме того, для правильного перевода необходимо иметь двуязычный общий и терминологический словари.

    В общем и целом анализ контекста является предпосылкой для понимания любого текста. Имея некоторый опыт, переводчик сам определяет характерную для некоторых текстов модель перевода, что в дальнейшем позволяет ему легко направлять свое внимание на общие значения новых сокращений. Основным способом передачи иностранных сокращений и специальной лексики является их перевод посредством поиска эквивалента с учетом контекстуальных особенностей. То же самое переводчик делает, работая и со специальной лексикой.

    Проиллюстрируем вышесказанное:

    Ministry of the USAFshall incorporate different systemsto improve performance and to reduce costs [3]. — Министерство ВВС США должно внедрять разные системы с целью наращивания производительности и снижения затрат.

    Прежде всего стоит рассмотреть аббревиатуру USAF (United States Air Force), которую следует переводить как «Военно-воздушные силы США» или «ВВС США»). Несмотря на то что данная аббревиатура является распространенной, у начинающего переводчика может возникнуть проблема с ее переводом. Не менее важно правильно раскрыть семантику глагола incorporate (варианты перевода: «включить», регистрировать», «встраивать»). Так как в доктрине особый акцент делается на то, что именно быстрая поставка прототипов разработок влияет на скорость изготовления готовой продукции, переводчику, соответственно, стоит использовать слово «внедрять».

    Рассмотрим еще один пример:

    USSPACECOMshall embrace innovation to cultivate and to sustain an entrepreneurial United States research and development environment[3]. — Командование космических сил США должно применять инновации в интересах поддержки и развития условий для коммерческих научно-исследовательских и опытно-конструкторских работ в США.

    Одной из основных проблем перевода является аббревиатура USSPACECOM (United States Space Command), которую следует переводить как «командование космических сил США». Стоит отметить, что с 2020 года данное командование сформировано как отдельный вид войск, что позволяет переводить аббревиатуру и как «руководство военно-космических сил». Трудности в переводе данного предложения возникают также во фразе research and development environment, которая дословно переводится как «среда для исследований и разработок». Однако данный вариант не является грамотным в рамках официально-делового стиля. В данном контексте research нужно рассматривать как «научно-исследовательскую работу», а development — как «опытно-конструкторскую работу». Entrepreneurial в данном фрагменте следует переводить как «коммерческий».

    Не менее интересен и следующий пример:

    USAFshall carry out diplomatic and public diplomacy effortsto strengthen the understandingof, and support for, United States national space policies and programs [3]. — Руководство ВВС США должно осуществлять дипломатическую и общественную деятельность для улучшения понимания национальной космической политики и программ США, а также их поддержки.

    В вышеупомянутом примере переводчику стоит обратить внимание на словосочетание public diplomacy efforts (дословный перевод: «публичные дипломатические усилия»). Слово diplomatic («дипломатический») встречается в предложении два раза, а словосочетание «публичные усилия» не используется в официальных документах, соответственно, самым оптимальным вариантом перевода будет «общественная деятельность». Словосочетание strengthen the understanding следует перевести как «улучшение понимания».

    Представленные выше примеры показывают, что при переводе английских аббревиатур и специальной лексики следует прежде всего ориентироваться на отрасль, в контексте которой используется данное сокращение. Особенно это актуально для одноименных сокращений. При переводе невозможно обойтись и без терминологических словарей и справочников. Тем не менее, именно контекст играет ключевую роль. Благодаря ему переводчику легче понять, о чем идет речь, и подобрать максимально близкий эквивалент.

    Библиографический список

    1.    Кузнецова В. Ю. Особенности перевода англоязычных общественно-политических и экономических текстов // Военно-гуманитарный альманах. Серия «Лингвистика». Вып. 4. Т. 2: Материалы XIII Международной научной конференции по актуальным проблемам языка и коммуникации «Язык. Коммуникация. Перевод» (Москва, Военный университет, 28 июня 2019 г.). С. 58–64.

    2.    Нелюбин Л. Л. Толковый переводческий словарь. 3-е изд, перераб. М.: Флинта: Наука, 2003. 320  с.

    3.    National Space Policy. URL: https://www.whitehouse.gov/wp-content/uploads/2020/12/National-Space-Policy.pdf.

  • Английские демонстративы как средство выражения пространственного дейксиса: прагмалингвистический аспект.

    Английские демонстративы как средство выражения пространственного дейксиса: прагмалингвистический аспект.

    Артемова Ольга Александровнакандидат филологических наук, доцент, Минский государственный лингвистический университет, г. Минск, Республика Беларусь

    Статья подготовлена для публикации в сборнике «Актуальные вопросы переводоведения и практики перевода».

    Дейктичность как фундаментальная категория выражает непосредственную глубинную связь с человеком, его психологическими характеристиками, речевой компетенцией, фоновыми знаниями. Дейксисом называют функцию соотнесения высказывания с координатами коммуникативного акта: его участниками (персональный дейксис), временными (темпоральный дейксис) и пространственными (пространственный дейксис) параметрами ситуации общения. Дейктичность языка уходит корнями в древнюю, отраженную в мифологии, культурную традицию, где пространство осознавалось в рамках бинарных категорий верх — низ, правый — левый с я —говорящим субъектом в центре и ты —адресатом или он —не-участником коммуникации на периферии [4, c. 264]. Диахронические исследования на материале разноструктурных языков свидетельствуют о возникновении дейктических элементов на определённом этапе развития абстрактного мышления в процессе постепенного переосмысления назывательных слов в указательные [3, с. 50].

    Широкий спектр пространственных отношений предопределяет использование разнообразных фонетических, морфологических, лексических и синтаксических средств языка, среди которых именно указательные местоимения или демонстративы являются базовыми актуализаторами пространственно-временных параметров речевого акта, поскольку они отражают механизмы взаимодействия человека с окружающим миром и передают характеристики чувственно воспринимаемых им объектов или явлений, что является основой для их распознавания, классификации и категоризации. Не случайно, как отмечает E. Кларк, указательные местоимения входят в список первых десяти слов английского языка, усваиваемых детьми прежде, чем они начинают продуцировать простые предложения [8, c. 95].

    Общеизвестно, что в системе указательных местоимений языков мира главным дейктическим параметром является говорящий как основная точка отсчета [13, c. 108]. Тем не менее, в работах, посвященных пространственному дейксису, подчеркивается широкий спектр реляционных отношений, основанных не только на близости/удаленности от говорящего, но и на видимости/невидимости референта, размещении референта выше/ниже говорящего, ближе к реке/дальше от реки и т. п. [2; 9]. Подобные сложные дейктические системы, характерные для конкретного мышления и предполагающие подробную дифференциацию указания, в результате длительного процесса упрощения и абстрагирования языка превращаются в более простые четырехчленные, трехчленные, а позже двухчленные [1]. К таким системам относится группа английских указательных местоимений this«это, эта, этот»/these«эти»и that«то, тот, та»/those«те».Традиционное понимание их значения, которое приводят лексикографические источники, в основном связано с дейктической или экзофорической функцией. Однако примеры из ряда языков мира [5; 6; 10] свидетельствуют о том, что демонстративы используются в дискурсивно-дейктических (discourse deictic), анафорических (anaphoric) и распознавательных (recognitional) типах ситуаций [11]. Рассмотрим каждый тип ситуации и факторы, оказывающие влияние на выбор того или иного демонстратива участниками коммуникации.

    1.       Экзофорический или ситуативный тип.В этой функции демонстративы обозначают говорящего как центр ориентации речевой ситуации, фокусируют внимание слушающего, указывают на дейктический контраст по расстоянию (проксимальный, дистальный) и часто сопровождаются невербальными проксемическими (жесты, направление взгляда) или кинетическими (приближение говорящего к предмету) знаками: «Look», he said; «what is this?» and he pointed to the picture of a great snake tattooed in blue round his middle(H. Rider Haggard. King Solomon’s Mines) «Смотри, — сказал он. — Знаешь ли ты, что это такое? — И он указал на знак Великой Змеи, вытатуированный синей краской на его теле» [НКРЯ]. В связи с этим возникает вопрос: является ли сам говорящий точкой отсчета или определенная часть его тела может выступать дейктическим центром? Общеизвестно, что каноническое положение наблюдателя в пространстве — это его положение стоя, а основным сенсорным каналом получения информации об окружающем мире является зрение. Следовательно, дейктический центр — это горизонтальная линия на уровне глаз говорящего: объекты, находящиеся на этой линии, категоризуются как расположенные близко к говорящему и обозначаются проксимальными демоностративами this/these: «Look at thisbeige coat» (L. Snicket. The Carnivorous Carnival) «Посмотрите на это бежевое пальто» [НКРЯ]. Объекты выше, ниже этой линии или за спиной говорящего объективируются как находящиеся на расстоянии и обозначаются дистальными демонстративами that/those: «Look at those stars!»(I. Asimov. The Gods Themselves) «Взгляните-ка на звезды» [НКРЯ].

    Расстояние до объекта, как правило, определяется говорящим визуально. Тем не менее, референты вне поля зрения участников коммуникации могут восприниматься через другие сенсорные каналы, например, слух, осязание или обоняние. Как показал анализ фактического материала, когда референт невидим и воспринимается только обонянием, используются дистальные демонстративы that/those: «What’s that smell?» he asked, turning away from the grate(D. Brown. Angels and Demons) «Чем это пахнет? ― спросил он, отходя от решетки» [НКРЯ]. Если референт невидим, но его можно услышать, то употребляются проксимальные демонстративы this/these: «I was going across the Quadrangle when suddenly I hear this girl’s voice shout out,«Forrest!» (W. Groom. Forrest Gump) «Когда я пересекал Квадрат, слышу, какая-то девушка кричит: «Форрест!» [НКРЯ].

    2.       Анафорический тип.В этой функции проксимальные формы this/these служат для анафорических отсылок к недавно упомянутым в дискурсе референтам, а дистальные формы that/those —к референтам, упомянутым ранее [13, c. 113]: «There had been rows before the County Medical Committee, and two surgeons, formerly on Three Counties’ staff, now had law suits pending against the hospital. But despite these problems O’Donnell and those behind him had had their way and the gaps in staff were painstakingly filled with new, well-qualified men».(A. Hailey. The Final Diagnosis) ‘Не обошлось без неприятностей, без скандалов с медицинским советом графства. Однако О’Доннелу и его единомышленникам удалось заменить ушедших опытными врачами’ [НКРЯ]. Следует отметить, что анафорическое употребление демонстративов встречается намного реже ситуационного и обычно, по мнению исследователя П. Чена, заключает в себе сопоставление, как в следующем примере:«I met a woman yesterday; that woman was a doctor».«Вчера я встретил женщину; та женщина была врачом» [7, c. 1179].

    3.       Дискурсивно-дейктический тип.Демонстративы в дискурсивно-дейктической функции не отслеживают продолжения темы, а выражают связь между двумя речевыми актами: «If I had brains I wouldn’t be here», Bonello said.!That’s pretty good, Tenente», Aymo said (E. Hemingway. Farewell to Arms) «Был бы я умный, так не был бы здесь, — сказал Бонелло. А ведь неплохо сказано, tenente, — сказал Аймо» [НКРЯ].

    Как показал анализ фактического материала, в дискурсивно-дейктической функции фактором, оказывающим влияние на выбор коммуникантами демонстратива, является источник идеи, под которым нами понимается информация, вводимая в диалог говорящим, адресатом или третьим лицом — неучастником коммуникации. Например, в следующем контексте говорящий ссылается на сведения, предоставленные собеседником, используя демонстратив that: «You mean you’d rather go to New York and live among Yankees than come to Atlanta? — Who told you that(* this)?» «Вы хотите сказать, что скорее поедете в Нью-Йорк и будете жить среди янки — только не в Атланте? — Кто вам это сказал?» [НКРЯ]. В то же время в следующем примере говорящий является источником информации и сообщает ее, используя проксимальный демонстратив this: «Listen to this(*that). On Auction Day, when the sun goes down, Gunther will sneak us out of town». (L. Snicket. The Erzatz Elevator) «Послушайте, — сказала он. — В день аукциона, лишь солнце взойдет, нас Гюнтер отсюда тайком увезет» [НКРЯ]. Полагается, что этa особенность обусловлена личностно-ориентированным аспектом указательных местоимений: прагматически проксимальные демонстративы this/these включают данный референт в личную сферу говорящего и представляют его как источник информации. Дистальные демонстративы that/those указывают на принадлежность данных сведений адресату или третьему лицу, которые не присваиваются говорящим и не включаются в его личностное пространство.

    4.       Распознавательный тип. Когда говорящий сомневается в достаточной идентифицируемости референта для адресата, демонстративы значительно упрощают его идентификацию в неформальном общении: «He’s got this… sort of automatic defense, hasn’t he?.. It won’t even let people suspect him». «У него есть эта… автоматическая защита, что ли, так?.. Она не позволит людям его подозревать». (Т. Pratchett. Good Omens) [14] Распознавательная функция демонстративов основывается на наличии общего пресуппозиционного фонда (Common Ground) как предварительных знаний о референте у говорящего и адресата, что оказывает влияние на выбор между проксимальными this/thеseи дистальными that/those. Как показал анализ фактического материала, наличие общих знаний о референте уменьшает умозрительное или физическое расстояние от участников коммуникации до указанного предмета и предопределяет употребление носителями английского языка проксимальных указательных местоимений this/thеse: Tom took something out of his pocket. «Do you remember this said he. Becky almost smiled. «It’s our wedding-cake, Tom(M. Twain. The Adventures of Tom Sawyer) “Том достал что-то из кармана. — Помнишь? — спросил он. — Это наш свадебный пирог, Том».[НКРЯ] Отсутствие общего пресуппозиционного фонда или отдаленность совместного опыта во времени обусловливают использование участниками коммуникации дистальных демонстративов that/those: «Do you see? Do you recall thatnow? — And here Mason produced a bill that he had gotten from the boatman and waved it in front of Clyde»(T. Dreiser. An American Tragedy) «Понятно, да? Теперь припоминаете? — Тут Мейсон достал счет, полученный им от лодочника, и помахал им перед самым носом Клайда». [НКРЯ]

    В некоторых случаях, когда говорящий не уверен в достаточной идентификации референта для адресата по причине отсутствия у него релевантных знаний, указательные местоимения упрощают распознавание соответствующего референта через использование разговорных формулировок — (try-marking), например, фраз you know/remember? «ты знаешь/помнишь?» в процессе поиска подтверждения релевантного знания адресатом [7, c.1146]: «You see, I was going to bring this, sort of, date with me». (H. Fielding. Bridget Jones’s Diary) «Понимаешь, я собирался взять с собой… ну, как бы… что-то вроде подружки»; [НКРЯ] «You know this here preacher, don’t you, Muley?» Rev. Casy (J. Steinbeck. The Grapes of Wrath) «Мьюли, а нашего проповедника ты узнал? Его преподобие Кэйси». [НКРЯ]

    Важно отметить, что в распознавательной функции демонстративы актуализируют не только известность информации участникам коммуникации, но и их личностное отношение к ней. Действительно, эмоциональная позиция коммуниканта оказывает непосредственное влияние на выбор дейктического слова. Под влиянием эмоций говорящий может не соблюдать основные закономерности функционирования дейктиков, в результате чего возникает «эмоциональный дейксис» [12, c. 351] как психологическое состояние участников коммуникации в момент общения. Использование проксимальных демонстративов this/these свидетельствует о близости, симпатии и общности взглядов участников коммуникации и сигнализирует о пересечении их личностных пространств: «I wish we could stay here», she said, looking down at the windy, twilit valley between the hills.I like this place».«This is a good place», he agreed (U. Le Guin. The Tombs of Atuan) «Как бы мне хотелось остаться здесь, — сказала она, глядя на ветреную сумеречную долину, укрывшуюся меж высоких гор. — Мне нравится это место. — Да, неплохое местечко, — согласился Гед». [НКРЯ] Употребление дистальных демонстративов that/those говорит о взаимном отчуждении, враждебности, недоверии участников коммуникации по отношению друг к другу и разграничении их личных пространств: «Miranda Priestly! Take that rag off this second. That dress makes you look like a slut!»(L. Weisberger. The Devil Wears Prada) “Миранда Пристли! Немедленно снимите это барахло! В этом платье вы похожи на потаскуху!»[НКРЯ] В данном примере говорящему наблюдателю не нравится одежда адресата, поэтому он исключает референт dress «платье» дистальным демонстративом that из своего личного пространства, тем самым показывая, что выбор, сделанный адресатом, для него неприемлем.

    Таким образом, употребление английских указательных местоимений зависит от выполняемых ими функций и типа ситуации. При экзофорическом дейксисе, ориентирующем процесс коммуникации на внеязыковую действительность, выбор указательного местоимения детерминируется физическим расстоянием от говорящего как дейктического центра до предмета и способностью его воспринимать через визуальный, слуховой или обонятельный сенсорные каналы. Анафорическое употребление демонстратива зависит от времени упоминания референта. В дискурсивно‒дейктическом типе ситуации выбор детерминатива определяется коммуникативным статусом участников ситуации общения. При распознавательном типе ситуации выбор между проксимальными и дистальными указательными местоимениями обусловлен наличием общего пресуппозиционного фонда знаний коммуникантов и их эмоциональным состоянием.

     

    Список литературы

    1.       Бердник, О. В. Интерактивность указательных местоимений в языках разных систем в синхронном и диахронном освещении: автореф. дисс. канд. филол. наук: 10.02.09 / О. В. Бердник. — Ростов-на-Дону, 2009.—23 с.

    2.       Кибрик, А. А. Дейксис/А. А. Кибрик // Энциклопедия Кругосвет [Электронный ресурс]. — Режим доступа: http://www.krugosvet.ru/enc/gumanitarnye_nauki/lingvistika/DEKSIS.html? page=0,3. — Дата доступа: 12.01. 2016.

    3.       Майтинская, К. Е. Местоимения в языках разных систем/К. Е. Майтинская. — М.: Наука, 1969.—308 с.

    4.       Маковский, М. М. Сравнительный словарь мифологической символики в индоевропейских языках: образ мира и миры образов/М. М. Маковский. — М.: Владос, 1996.—416 с.

    5.       Anderson, S. R. Deixis/S. R. Anderson, E. L. Keenan // Language Typology and Syntactic Description. — Vol. III. Grammatical Categories and The Lexicon/ed. by T. Shopen. Cambridge: Cambridge University Press, 1985. — P. 259‒308.

    6.       Bauer, W. Māori/W. Bauer // Descriptive Grammars. — London: Routledge, 1993.—640 p.

    7.       Chen, P. Identifiability and Definiteness in Chinese/P. Chen // Linguistics. 2004. -Vol. 42 (6). — PP. 1129‒1184.

    8.       Clark, E. V. From Gesture to Word: on the Natural History of Deixis in Language Acquisition/E. V. Clark // Human growth and development: Wolfson college lectures, 1976 / ed. J. S. Bruner & A. Garton. — Oxford, 1978. — P. 85‒120.

    9.       Diessel, H. Demonstratives: Form, Function and Grammaticalization/H. Diessel. — Amsterdam: John Benjamins, 1999.—205 р.

    10.     Hawkins, J. A. Definiteness and Indefiniteness: a Study in Reference and Grammaticality Prediction/J. A. Hawkins. — London: Croom Helm, 1978.—316 p.

    11.     Himmelmann, N. P. Demonstratives in Narrative Discourse: a Taxonomy of Universal Uses/N. P. Himmelmann // Studies in Anaphora/B. Fox (ed.). — Amsterdam: John Benjamins, 1996. — PP. 205‒254.

    12.     Lakoff, R. Remarks on This and That/R. Lakoff // Berkerley Studies in Syntax and Semantics.- London: The MIT Press, 1974. — PP. 345‒356.

    13.     Lyons, C. Definiteness/C. Lyons. — Cambridge: Cambridge University Press, 1999. −380 p.

    14.     Pratchett, Т. Good Omens [Электронный ресурс]. — Режим доступа:http://www.bestlibraryspot.com/book/Good_Omens/ — Дата доступа: 2.10.2016.

     

    Источники примеров

    НКРЯ — Национальный корпус русского языка [Электронный ресурс]. — Режим доступа: http://ruscorpora.ru/search-para-en.html. — Дата доступа: 10.10.2016.

  • Белорусско-английская межъязыковая фразеологическая эквивалентность в теоретическом и прикладном аспектах

    Белорусско-английская межъязыковая фразеологическая эквивалентность в теоретическом и прикладном аспектах

    Автор: Артемова Ольга Александровна, к.ф.н., доцент, Белорусский государственный университет, г. Минск

    Статья подготовлена для публикации в сборнике «Актуальные вопросы переводоведения и практики перевода».

    Рассмотрение концепций современных ученых (Ж.П. Вине и Ж. Дарбильне [12], Дж. Кэтфорд [10], Ю. Найда [11], М. Бейкер [9] и др.) по проблеме межъязыковой эквивалентности показал разнообразие ее определений. Мы разделяем подход к фразеологизму как микротекст. При подобной трактовке эквивалентность предусматривает не только максимально возможную близость разноязычных текстов, но и трансляцию информации на уровне равноценных по форме словесных символов: передача фразеологизма исходного языка фразеологизмом на язык сопоставления [6].

    При установлении типов межъязыковых отношений белорусских и английских пространственных фразеологизмов к основным критериям эквивалентности относятся семантические, структурные, грамматические, функционально-стилевые характеристики, состав лексем-компонентов и фразеологический образ. В соответствии с этим определена степень коррелятивности белорусских и английских ФЕ: полные фразеологические эквиваленты, фразеологические эквиваленты с образной национальной спецификой, безэквивалентные фразеологизмы.

    Полная эквивалентность белорусских и английских ФЕ с пространственной семантикой определяется максимальной изоморфностью сем, лексико-грамматической структуры, функционально-стилистической отнесенности, а также совпадением фразеологических образов:  например, плячом к плячу и shoulder to shoulder с семантикой «близко». Среди белорусских и английских ФЕ были выявлены 284 (48,3%) белорусско-английские полные фразеологические параллели. Подобный изоморфизм обусловлен наличием в компонентном составе этих фразеологизмов лексем-соматизмов (рука аб руку, hand in hand), дейктических местоимений (тут i там, here and there), заимствованием или калькированием ФЕ в результате культурно-исторического взаимодействия этносов (Аўгiевы стайнi[СФ 2, с. 448] , Аugean stables[OALD]), одинаковым переосмыслением исходных словосочетаний-прототипов как свободных словосочетаний. Например, белорусская ФЕ пайсцi з ветрам и ее англоязычное соответствие gone with the wind (буквально «ушел с ветром») образовались от одного словосочетания-прототипа, основанного на способности ветра перемещать предметы с одного места на другое, которое в процессе переосмысления получила новое значение ‘бесследно исчезать, пропадать’.

    Фразеологические эквиваленты с образной национальной спецификой имеют одинаковое значение, но разные образные составляющие: з усiх бакоў [СФ 1] и from all quarters [DAIPV] обладают общей семантикой «из разных мест, сторон». В белорусском фразеологизме образом выступает перемещение из четырех сторон света. В английской ФЕ фразеологический образ – перемещение из районов города quarters «части города, где живут и работают люди определенной национальности или социального статуса». Всего были установлены 272 фразеологических эквивалента с образной национальной спецификой (46,3%).

    Безэквивалентные фразеологизмы – белорусские ФЕ, которые не имеют англоязычных фразеологических соответствий. В ходе исследования выявлены 32 (5,4%) белорусских безэквивалентных фразеологизма. Факторами их существования выступают: наличие в ФЕ лексем-реалий жизни белорусского народа (пад гаршчок падстрыгаць[СФ 1, с. 298]), где гаршчок «глиняный сосуд для приготовления горячего блюда»); использование в механизме фраземообразования средств выразительности (хадзiць ходырам[СФ 2, с. 593], где присутствует аллитерация звуков [х] [д] и [дз'']); применение стилистических приемов для иронического или юмористического эффекта (сабакам сена касiць[СФ 1, с. 564]); обыгрыванием собственных имен (як Марка по пекле хадзiць [СФ 2, с. 21]). Приемами передачи значения безэквивалентной ФЕ являются полное или частичное фразеологическое калькирование, выборочный, трансформационный, контекстный, комбинированный, лексический и дескриптивные способы перевода. Основными средствами передачи семантики белорусских безэквивалентных ФЕ на английский язык выступают лексический (93,7%) и дескриптивный (6,3%) типы. Так значение ФЕ Бог семярым нёс да аднаму дастаўся можно передать на английский язык сложным словом big-nosed или лексемой snouty, а значение ФЕ пайсцi на сяло – при помощи дескриптивного перевода to go from one house to another without purpose for marking time «отправится ходить без всякой нужды из одного дома в другой, чтобы быстрее и незаметно шло время».

    В процессе исследования установлена корреляция между типом фразеологической эквивалентности и формой проявления национальной специфики в виде следующих показателей:

    1) индекс межъязыковой фразеологической эквивалентности – отношение количества белорусских ФЕ с полными английскими фразеологическими эквивалентами к общему количеству белорусских ФЕ определенной фразеосемантической подгруппы. Сопоставление выделенных нами индексов фразеологической эквивалентности для 29 фразеосемантических подгрупп показало, что самые высокие показатели индекса межъязыковой фразеологической эквивалентности (> 0,7) имеют подгруппы откуда / куда (0,85), близко (0,74), нахождение в различных местах (0,79), протяженность (0,83) и ограниченность (0,75). Это позволяет трактовать их как универсальные пространственные характеристики, которые получают идентичную манифестацию в белорусской и английской фразеосистемах;

    2) индекс образной национальной специфики – отношение количества белорусских ФЕ с образной национальной спецификой к общему количеству белорусских ФЕ определенной фразеосемантической подгруппы. Высокие показатели индекса образной национальной специфики (>0,7) белорусских фразеологизмов в сопоставлении с английскими обнаружены в подгруппах с кинетической (средство перемещения – 0,92), ориентационной (далеко – 0,74) и метрической семантикой (маленький – 0,92, короткий – 1, неглубокий – 1). ФЕ этих подгрупп манифестируют несовпадение ассоциативно-образных ментальных процессов при восприятии и репрезентации идентичных пространственных характеристик носителями белорусского и английского языков;

    3) индекс безэквивалентности – отношения количества безэквивалентных белорусских ФЕ к общему количеству белорусских ФЕ определенной фразеосемантической подгруппы. Низкие показатели индекса безэквивалентности имеют 16 белорусских фразеосемантических подгрупп на фоне английских, демонстрируют однонаправленность путей переосмысления исходных словосочетаний носителями белорусского и английского языков.

    Интегральный уровень фразеологической эквивалентности белорусского ФСПП в сопоставлении с английским ФСПП – обобщенный индекс белорусско-английской межъязыковой фразеологической эквивалентности – определялся как отношение совокупности белорусских ФЕ, которые имеют полные фразеологические английские аналоги всех 29 фразеосемантических подгрупп, в отношение общего числа ФЕ белорусского ФСПП. Он составляет 0,48 и свидетельствует о значительной степени совпадения репрезентации пространственных представлений в белорусской и английской фразеосистемах, что можно трактовать общими индоевропейскими корнями двух языков, принадлежностью этих этносов к европейскому христианскому лингвокультурному ареалу.

    Интегральный уровень национальной специфики – обобщенный индекс белорусской национальной специфики фразеологической семантики – определялся как отношение совокупности белорусских безэквивалентных ФЕ и ФЕ с образной национальной спецификой в отношении общего числа единиц белорусского ФСПП. Он составляет 0,52 и детерминируется интра-(генетическая, структурная разнотипность белорусского и английского языков) и экстралингвистическими факторами (культурно-исторические, географические условия проживания носителей исследуемых языков).

    Практическим выходом выявленной в ходе исследования тематической сегментации белорусского и английского ФСПП и установленных белорусско-английских межъязыковых фразеологических параллелей появился «Белорусско-английский идеографический словарь фразеологизмов с пространственной семантикой». На основе анализа работ по теоретической и практической лексикографии и фразеографии [1; 2; 3; 4; 5; 7; 8] была разработана его макро- и микроструктура. Микроструктура словаря манифестирует иерархичность категории пространства и состоит из таксона пространство как общего семантического критерия и 29 подтаксонов для белорусских и английских ФЕ. Каждый подтаксон имеет свою продуктивность как количество представленных в нем единиц. Компаративный анализ продуктивности 29 подтаксонов показал репрезентацию в белорусской и английской фразеосистемах максимальной («быстро», «далеко», «большой») и минимальной («близко», «маленький») степени проявления пространственных характеристик, тенденции к положительному («хорошее, родное, известное место») или отрицательному («плохое, чужое, неизвестное место») полюсам.

    Микроструктура фразеологического справочника – это словарная статья, состоящая из следующих разделов: заглавная белорусская ФЕ с показом места ударения в лексемах-компонентах; ее грамматическая, структурная и функционально-стилистическая характеристика; объяснение значения на белорусском языке; парадигматические отношения; структурно-грамматическая характеристика и толкования на английском языке; ближайший английский эквивалент в семантическом, образном, лексико-грамматическом и функционально-стилистическом аспектах; иллюстративные примеры употребления белорусского фразеологизма и его англоязычного эквивалента с переводом на белорусский язык:

    ТВАР / ТВА́РАМ У ТВАР[ФСМТЯК, с. 560; СФ 2, с. 512]

    Акал. Разм. Вельмі блізка адзін да другога (сутыкацца, сустракацца, стаяць, сядзець і пад.)

    Сін.: вочы ў вочы; грудзі ў грудзі; лоб у лоб; носам у нос; нос у нос.

    coll[NP; adv; fiхed WO] (to see, meet, etc s.o. or sth.) right by, close up:

    = face to face[CDEI, с. 63; ODСIЕ 2, с. 173; LDCE, c. 489]

    Сотнікаў з натугай павярнуў галаву і апынуўся тварам у твар з канваірам.(В. Быкаў)

    Then she turned away and cameface to face with Emelda Linley.(Р. Kearney)

    ‘Потым яна адвярнулася і сутыкнулася тварам у тварз Эмельдай Лайнлі’.

    Подобная структура словарной статьи, на наш взгляд, соответствует требованиям времени и делает словарь пригодным для широкого круга пользователей. Его могут применять не только носители белорусского и английского языков в качестве справочника для перевода, но и ученые, которые исследуют белорусскую фразеосистему в сравнительно-сопоставительном аспекте с фразеосистемами других языков.

     

    ИСТОЧНИКИ ПРИМЕРОВ С ПРИНЯТЫМИ СОКРАЩЕНИЯМИ

    1. СФ 1 – Лепешаў, I.Я. Слоўнiк фразеалагiзмаў: у 2 т. Т. 1. А – Л. Мінск: БелЭн, 2008. – 672 с.

    2. СФ 2 – Лепешаў, I.Я. Слоўнiк фразеалагiзмаў: у 2 т. Т. 2. М – Я. Мінск: БелЭн, 2008. – 704 с.

    3. DAIPV – Spears, R. McGraw-Hill Dictionary of American Idioms and Phrasal Verbs [Electronic resourсe] / R. Spears. – 2011. – Mode of access: http://www.idioms.thefreedictionary.com. – Date of access: 03.03.2010.

    4. OALD – Oxford Advanced Learner’s Dictionary [Electronic resourсe]. – Electronic text data and program (10 Mb). – Oxford: Oxford univ. press, 2000. – 1 electronic optical disk (CD-ROM).

     

    СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

    1. Аюпова, Р.А. Фразеографическое описание татарского, русского и английского языков: автореф. дис. … д-ра филол. наук: 10.02.02 / Р.А. Аюпова; Казан. федер. ун-т. Казань, 2010. – 44 с.

    2. Бабенко, Л.Г. Синопсис идеографического описания русской лексики кaк форма репрезентации категоризации мира // Горизонты современной лингвистики: традиции и новаторство: сб. в честь Е.С. Кубряковой / редкол.: В.А. Виноградов [и др.]. М., 2009. – С. 592 – 613.

    3. Бабкин, А.М. Идиоматика и грамматика в словаре // Современная русская лексикография, 1980 / Акад. наук СССР, Ин-т рус. яз. ; ред.: А.М. Бабкин (отв. ред.), В.Н. Сергеев. Л., 1981. – С. 5–43.

    4. Баранов, А.Н. Словарь-тезаурус современной русской идиоматики. М.: Аванта+, 2007. 1135 с.

    5. Влахов, С.К. К составлению идеографического переводного словаря русской фразеологии: на материале русской и болгарской идиоматики // Фразеологизм и его лексикографическая разработка: материалы IV Междунар. симп. в рамках заседания Междунар. комис. по проблемам славян. фразеологии при Междунар. ком. славистов / Совет. ком. славистов; ред.-сост. А.С. Аксамитов. Минск, 1987. – С. 20–23.

    6. Исмагилова, Л.А. Безэквивалентная глагольная лексика русского и немецкого языков: автореф. дис. … канд. филол. наук: 10.02.20 / Л.А. Исмагилова; Калинин. гос. ун-т. Калинин, 1984. – 15 с.

    7. Квеселевич, Д.И. Основные проблемы лексикографической разработки фразеологии в русско-английском фразеологическом словаре: автореф. дис. … канд. филол. наук: 10.02.20 / Д.И. Квеселевич; Акад. наук УССР, Ин-т языкознания. Киев, 1975. – 25 с.

    8. Фёдоров, А.И. Лексикографическая характеристика фразеологизмов и идиом, помещенных в словаре // Фразеологический словарь русского литературного языка: в 2 т. / сост. А.И. Фёдоров. Новосибирск: Наука, 1995. Т. 1. С. 6 –13.

    9. Baker, М. In Other Words: a Coursebook in Translation. London: Routledge, 1992. – 300 p.

    10. Catford, J.C. A Linguistic Theory of Translation: an Essay on Applied Linguistics. London: Oxford Univ. Press, 1965. – 103 p.

    11. Nida, E.A. The Theory and Practice of Translation / E.A. Nida, C.R. Tiber. Leiden; Boston: Brill, 2003. – 218 p.

    12. Vinay, J -P. Comparative Stylistics of French and English: a Methodology for Translation. Amsterdam; Philadelphia: J. Benjamins Pub. Co., 1995. – 358 p.

  • Вербализация эмоций и их декодирование

    Вербализация эмоций и их декодирование

    Автор: Попова Елена Владимировна, аспирант 1-го года обучения Сумского государственного университета, преподаватель английского и немецкого языков на кафедре германской филологии гуманитарного факультета СумГУ.

    Статья подготовлена для публикации в сборнике «Актуальные вопросы переводоведения и практики перевода».

     

    Лингвистика XXI века приобретает коммуникативную направленность, что рассчитано на диалогическое взаимопонимание индивидов в соотношении с нормами языка, узуса, культуры. Наличие субъективного фактора в процессе коммуникации в обязательном порядке эмотивно выражается в речи, что представляет значительную сложность при переводе, направленном на воссоздание тождественного текста на языке перевода. Лексика, имеющая не только денотативное, но и коннотативное значение, а особенно приобретающая имплицитную эмотивность уже в речи, требует от переводчика максимум внимания и понимания дискурсивного и прагматического аспекта.

    В данной статье ставятся задания: проанализировав работы ученых-лингвистов (Серля Дж., Выготского Л.С., Данеш Фр., Почепцов Г.Г., Комиссарова В.Н., Селивановой Е.А.), исследовать когнитивный процесс порождения и восприятия речи, доказать неотъемлемый аспект эмотивности в речи, с помощью иллюстративного материала продемонстрировать формы реализации эмотивности в английской речи и сложности их перевода.

    Предметисследования данной статьи – процесс продуцирования речи, вербализация эмотивного фактора в нем. Объектисследования – стилистическое богатство воплощения эмотивности в речи, возможность ее дальнейшего декодирования.

    Актуальность исследования обосновывается направленностью на изучение психолингвистики в рамках кодирования и декодирования информации, что дает возможность увидеть язык в действии, учитывая прагматические аспекты речевой коммуникации в пределах языка оригинала и языка перевода.

    Процесс коммуникации, состоящий из кодирования, передачи и декодирования сообщения, по мнению Г.Г. Почепцова, включает следующие уровни: коммуникативный, который понимают в стандартном его плане (т.е. это спектр лексических единиц для обозначения реалий жизни, которые обогащают словарь и с помощью которых можно создать бесконечное количество сообщений), и метакоммуникативный, который представляет собой определенный жанр, определенный тип дискурса, поскольку метакоммуникативные правила обуславливают наше поведение [9]. Таким образом, процесс коммуникации необходимо сводить не только к изучению исключительно лингвистических вопросов построения, интерпретации речи, но и учитывать психолингвистические моменты деятельности адресанта и адресата, что базируется на субъективном анализе ситуации, узуса адресантом и адресатом.

    Этап порождения высказывания является многоярусным наслоением и «осуществляется от мотива, порождающего какую-либо мысль, к оформлению самой мысли, к опосредованию ее во внутреннем слове, затем – в значениях внешних слов и, наконец, в словах» [2; с. 375]. Лингвисты в рамках данного этапа коммуникации называют следующие компоненты: мотив, установка, интенция, внутреннее программирование; где «мотив – это основная побудительная сила в психической деятельности, … познавательно-эмоциональная психологическая система, выполняющая функцию регулятора поведения» [3; с. 58]. В процессе производства речи мотив выполняет роль неосознанного стремления, которое иногда опережает последующие компоненты, в результате чего адресант использует существующие в речи шаблоны, междометия.

    "Well, again, we're wondering here whether or not Barack Obama in fact is the president of the United States," Wallace mused aloud[12].

    В данном примере междометие well выполняет несколько функций: 1) заполнение речевой паузы, пока адресант пытается построить сообщение, собрав логическую цепочку и подобрав необходимый лексический код для передачи интенции; 2) выражение внутренних эмоций, переживаний (причем, учитывая шаблонный характер данного междометия, well может выражать как позитивные, так и негативные эмоции, характер которых можно определить лишь с учетом прагматики контекста).

    Использование языка осуществляется в форме отдельных высказываний, которые отображают специфические условия и цели сферы деятельности человека не только с помощью тематического и языкового стилей, т.е. посредством подбора лексических, фразеологических, грамматических единиц, а и с помощью композиционного построения, с учетом дискурсивных факторов, которые влияют на условия и качество речи.

    To the folks on Main Street, it means not appointing Kafkaesque committees to measure “quality-adjusted life years” but fostering a vibrant climate of scientific research and opening a wider pipeline for new medicines[13].

    Данный пример демонстрирует взаимодействие психологического, эмоционального, когнитивного аспектов, когда речь адресанта мотивируется стремлением передать реципиенту внутренние переживания, способ восприятия данной ситуации самим адресантом. В результате, при внутреннем программировании речи адресант старается подобрать максимально соответствующие его интенции лексические и синтаксические единицы. Данное высказывание переполнено метафорическими словосочетаниями (the folks on Main Street, Kafkaesque committees, a vibrant climate of scientific research),включает чередование книжной и разговорной лексики (appointing, committees, fostering, folks) с элементами неологизмов (Kafkaesque, quality-adjusted life years), что в суммарном плане, тематически касаясь экономических, политических аспектов, переводит сообщение из научно-политического дискурса в общественно-политический. Таким образом, не смотря на стремление представителей психолингвистики разделить процесс производства речи на компоненты, уровни, стадии, считается, что такое разделение несет сугубо условный характер и служит лишь процедурой анализа, поскольку в действительности данные этапы реализуются параллельно, путем взаимодействия компонентов сознания адресанта: мышления, чувств, ощущений, интуиции [8]. Порождение речи включает два интегрированных механизма: сознательную психическую деятельность и автоматическую бессознательную, которая использует уже готовые формулы, закрепленные в речевой памяти адресанта.

    Как показывает исследование, субъективный анализ ситуации, узуса адресантом и адресатом не может обойтись без учета эмотивного компонента, который представляет собой результат отображения эмоций в слове в процессе их вербализации и семантизации. Эмоции отображают не объективные качества предметов мира, а их значение для говорящего в конкретный отрезок времени. Мотив, являясь неосознанным стремлением, может быть обусловлен определенным внешним фактором окружающего мира, далее идет интенция, внутреннее программирование, кодирование в слове. Сопоставляя когницию и эмоции Фр. Данеш отмечал, что когниция вызывает эмоции, а эмоции влияют на когницию, поскольку они вмешиваются во все уровни когнитивного процесса; они являются двумя главными параметрами способности человеческого разума, опыта с личностными и социальными аспектами, они тесно связаны друг с другом [10]. Абсолютно логичным будет предположить, что любое высказывание эмоционально, что не бывает эмоционально-нейтральной речи, поскольку, когнитивно воспринимая объективную действительность, в зависимости от собственных чувств, видений, воспитания, человек будет реагировать субъективно, полагаясь на ту интеллектуальную, речевую, этическую базу, которую имеет в момент говорения.

    The Pelosi-Emanuel nexus looms large[13].

    Данный пример демонстрирует действенный характер эмотивности на лексическом уровне, что реализуется посредством подбора лексических единиц, которые максимально бы соответствовали эмоциональному состоянию адресанта. В предложенном примере находим лексему nexus (network of connections between a number of people)[11; с. 1108], сложное слово Pelosi-Emanuel, которое представляет собой уже авторский неологизм путем составления фамилий двух известных американских политиков современности – в результате создается впечатление чего-то могущественного, что в конце-концов усиливается словосочетанием looms large (to seem important and difficult to avoid)[11; с. 958]. Таким образом, внутренняя эмоциональность находит свое воплощение при подборе соответствующих лексических единиц, которые вне контекста будут оставаться эмотивно-нейтральными, но при данном их сочетании происходит передача эмотивного заряда всему высказыванию.

    С другой стороны, для осуществления процесса коммуникации необходим адресат, который посредством языка, т.е. кодирования знаками определенного языка, получает и декодирует информацию. Процесс декодирования так же рассматривается психолингвистами как многокомпонентное явление: 1) непосредственное восприятие сообщения, которое выполняет роль апперцепции семантического смысла высказывания; 2) понимание, т.е. соотнесение полученной информации с собственными знаниями адресата; 3) интерпретация – вербализация принятого текста адресатом [7]. Наличие этапа интерпретации подчеркивает отсутствие зеркального отображения авторских мыслей, поскольку сознание не повторяет, не дублирует говорящего, оно создает свое видение ситуации [1]. Именно такое видение дает возможность объяснить все богатство лингвальных, психологических, эмоциональных реакций реципиента, и именно такое толкование дает возможность понять всю сложность, многогранность процесса коммуникации.

    Процесс коммуникации становится сложнее, если речь заходит о межкультурной коммуникации, когда кодирование и декодирование информации происходит уже с помощью знаков разных языков, представляющих разную грамматическую систему, где адресант и адресат являются представителями разных культур с отличной интеллектуальной и этнической базой. Задача перевода сводится к такому виду посредничества, когда содержание иноязычного текста оригинала передается на другой язык путем создания на этом языке коммуникативно-равноценного текста [5]. Однако достижение такой коммуникативной равноценности осложняется стремлением адресанта максимально точно передать собственные эмоции, когда он стремится подыскать лексические единицы, стилистические средства, которые бы передавали не только его когнитивную, но и эмоциональную интенцию. Задание переводчика, в данном случае, заключается в том, чтоб подобрать необходимую лексему, которая была бы адекватным аналогом оригиналу, т.е. имела ту же стилистическую окраску и вызывала те же эмоции, ассоциации у реципиента. Существуют слова, значения которых в двух языках практически полностью совпадают: book – книга, mountain – гора, river – река, cold – холодный, young – молодой и т.д. Либо если вернуться к первому примеру:

    "Well, again, we're wondering here whether or not Barack Obama in fact is the president of the United States," Wallace mused aloud[12].

    При наличии определенного отличия в грамматическом строе английского и русского языков перевод данного предложения в лексическом и синтаксическом плане не вызовет никаких проблем. А вот пример:

    To the folks on Main Street, it means not appointing Kafkaesque committees to measure “quality-adjusted life years” but fostering a vibrant climate of scientific research and opening a wider pipeline for new medicines[13].

    Именно благодаря эмотивной выраженности, представленной определенным подбором слов и стилистических средств, при переводе принесет ряд проблем. Адресант квалифицирует, выделяет объекты и предметы, которые он видит и про которые ведет речь, придает своей речи определенную стилистическую окраску. Такие стилистические высказывания создают при переводе много проблем, поскольку их значения являются достаточно субъективными и неуловимыми, хотя со временем некоторые фразы уже фиксируются в словарях, поскольку они приобретают широкое использование (the folks on Main Street – представители американского парламента, wider pipeline – более широкий канал товародвижения) [6]. Но в большинстве случаев переводчик вынужден искать соответствующую замену той фразе, которая используется в тексте оригинала, глубоко изучая весь контекст, всю ситуацию, в которой дана данная фраза. В связи с использованием на синтагматическом уровне слово может приобретать контекстуальное значение, которое не является постоянным и возникает окказионально, лишь в данном контексте [4]. Но данные окказионализмы, хотя они и не носят постоянный характер, не являются случайными, они заложены в слове, они являются потенциональными значениями, которые могут проявляться в зависимости от контекста. Так, в Kafkaesque (relating to or in the manner of Franz Kafka or his writings)[11] видим непродуктивный суффикс английского языка -esque, а в “quality-adjusted life years” демонстрируется склонность английского языка, как одного из аналитических языков, к построению слов путем соединения желаемых адресантом основ слов для создания новой лексической единицы, которая бы по своему денотативному и коннотативному значениям соответствовала бы интенции автора. Это помогает создать метафорические сравнения, придав высказыванию выразительности и образности. При передаче данных лексических единиц на русский язык следует использовать описательный перевод: в стиле Ф. Кафки(полагаясь на образованность адресата и его знание ведущих представителей литературы), годы активной деятельности человека.

    Значительные проблемы при переводе могут быть представлены использованием нестандартных языковых единиц, которые так же несут определенный эмоциональный посыл адресанта и направлены на создание определенного стилистического эффекта. Автор текста оригинала может использовать диалект, вульгаризмы и т. п.

    This latest foray “Outside” (Alaskan slang for the rest of the country) culminates a week in which she achieved a typical run of multimedia ubiquity [13].

    Автор прибегает к тиражированию диалекта Аляски, предоставляя при этом объяснение данного термина, что в очередной раз подчеркивает стремление адресанта не просто реализовать свои эмоции в словах, а быть воспринятым и понятым, и упрощает задачу переводчика, поскольку при переводе будет неправильным заменять диалект языка-оригинала диалектом языка-перевода [4].

    Несколько сложнее для перевода окажется следующий пример:

    Last year the Conservative leader had to intervene directly to prevent the deselection of Elizabeth Truss by Norfolk Tories known as the “Turnip TaleBan outraged that she should have had an affair with a married MP[14].

    Автор не прибегает к созданию собственного неологизма, а лишь цитирует распространенную среди читателей британской газеты «The Times» метафору Turnip Tale Ban, значение которой можно понять, проанализировав составляющие (Turnip – a large round pale yellow vegetable; Tale – someone in authority who tells about something wrong that someone else has done; Ban – public announcement)[1]. Благодаря присутствию негативной оценки, экспрессии данного метафорического словосочетания создается необходимое эмоциональное обращение к адресату текста, что нужно сохранить при переводе.

    В отличие от оригинала перевод не представляет собой самостоятельного произведения, он рассматривается в связи с оригиналом. Именно в рамках такой трактовки ученых-лингвистов интересует путь от исходной точки к результату этого процесса, каким образом переводчику удается передать не только слова текста-оригинала, а и основные идеи, интенции, эмоции автора. Эмоционально-окрашенная лексика представляет значительную трудность при переводе, поскольку она является субъективно, интеллектуально, культурно и этнически обусловленной. Речь как следствие мыслительных процессов является источником новых лексических форм и требует дальнейшего глубокого изучения, так как когнитивные процессы сопровождаются эмоциями, а эмоции когнитивно осмысливаются.

     

    СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

    1.      Бахтин, М. Собрание сочинений : В 7 т. [Текст] / М.М. Бахтин. – М. : Русские словари. 1996. – 358 с.

    2.      Выготский,  Л.С. Избранные психологические исследования [Текст] / Л.С. Выготский. – М. : Учпедгиз. 1956. – 442 с.

    3.      Дубров, А.Г. Парапсихология и современное естествознание [Текст] / А.Г. Дубров, В.Н. Пушкин. – М. : Сов.-амер. предприятие Соваминко. 1990. – 269с.

    4.      Комиссаров, В.Н. Пособие по переводу с английского языка на русский [Текст] / В.Н. Комиссаров, Я.И. Рецкер, В.И. Тархов. – М. : Высшая школа. 1985. – 287 с.

    5.      Лингвистический энциклопедический словарь / [гл. ред. В. Н. Ярцева]. – М. : Советская энциклопедия. 1990. – 686 c.

    6.      Новый англо-русский словарь / [авт.-сост. Мюллер В.К.]. – М. : Русский язык. 2001. – 880 с.

    7.      Селиванова, Е.А. Основы лингвистической теории текста и коммуникации [Текст] / Е.А. Селиванова. – К. : Брама. 2004. – 336 с.

    8.      Юнг, К.Г. Психологические типы [Текст] / К.Г. Юнг. – М. : Университетская книга. 1996. – 384 с.

    9.      Почепцов, Г.Г. Теорія комунікації [Текст] / Г.Г. Почецов. – К.: Ваклер. 2001. – 216 с.

    10.    Danes Fr. Cognition and Emotion in the Discourse Interaction: A Preliminary Survey of the Field / Danes Fr. – Berlin: XIV International Congress of Linguists Organized under Auspices of CIPL. 1987. – 448 p. – (Preprints / the Plenary Seasion Papers, XIV International Congress of Linguists Organized under Auspices of CIPL; Berlin. 10–15 August 1987).

    11.     Longman dictionary of contemporary English / [director Della Summers]. – 4th edition. – Edinburgh: Person Education Limited. 2005. – 1950 p.

    12.    Inauguration dairy [Электронный ресурс. – Дата просмотра: 06.04.2010] – Режим доступа к газете:  http://www.guardian.co.uk/world/oliverburkemanblog

    13.    The New York Times [Электронный ресурс. – Дата просмотра: 27.03.2010] – Режим доступа к газете:

    http://www.nytimes.com/2010/03/27/us/politics/06palin.html?scp=2&sq=election%20campaign&st=Search

    14.    The Times [Электронный ресурс. – Дата просмотра: 27.03.2010] – Режим доступа к газете:

    http://www.timesonline.co.uk/tol/news/politics/article7025809.ece

  • Виды неологизмов в современном английском  языке и способы их перевода

    Виды неологизмов в современном английском  языке и способы их перевода

    Алимова Мальвина Руслановна — Старший преподаватель кафедры теории и практики перевода, Дагестанский государственный университет народного хозяйства Махачкала, Россия

    Исаева Хамисат Зауровна — Канд. филол. наук, доцент кафедры иностранных языков, Махачкала, Россия

    В настоящее время мир переживает великую технологическую революцию, затрагивающую почти все стороны человеческой жизни. Научно-техническая революция как одно из важнейших явлений современности вносит существенные изменения в языковую модель мира. С лингвистической точки зрения это приводит к созданию новых слов или появлению новых лексических значений существующих слов. Многие эксперты называют эти новые термины «неологизмами». Ньюмарк описывает неологизмы как «вновь придуманные лексические единицы или существующие лексические единицы, которые приобретают новый смысл» [6, c. 138].

    Перевод неологизмов с одного языка на другой стал необходимым для того, чтобы идти в ногу с глобальным развитием. Перевод играет важную роль в обмене информацией и знаниями между народами. Таким образом, он помогает распространять научные достижения по всему миру. Однако перевод — это нелегкая работа. Трудности перевода неологизмов могут возникнуть из-за сложной природы таких терминов, особенно тех, которые связаны с технической и технологической сферой. Поэтому в данной статье предпринята попытка исследовать перевод неологизмов как одну из наиболее распространенных проблем для студентов-переводчиков.

    Новая наука невозможна без неологизмов, новых слов или новых интерпретаций старых слов для описания и объяснения реальности по-новому. Отвергать неологизмы — значит отвергать научно-технические разработки. Неологизмы — важный морфологический процесс для производства новых слов в языке. Наконец, неологизмы как языковое явление являются обязательным условием обогащения любого языка, а также помогают ему идти в ногу с техническим и технологическим развитием [1, c. 87].

    Русский лингвист В. И. Заботкина подразделяет неологизмы на неологизмы-заимствования, фонологические, семантические и синтаксические. Можно выделить еще два типа из вышеперечисленных — морфологические и фразеологические. Морфологические неологизмы, в свою очередь, подразделяются на аффиксальные (суффиксальные и префиксальные) и созданные путем словосложения, конвекции, сокращения [3, c. 24].

    1.   Фонологические неологизмы образуются из сочетания отдельных звуков. Они представляют собой сложение звуков, при этом часто используются звукоподражательные междометия: rah-rah — «широкая короткая юбка», zizz — «недолгий сон» (имитация звуков, которые производит спящий человек), to buzz — «звонить по телефону» (имитация работы телефонного зуммера).

    2.   Заимствования — один из распространенных способов пополнения лексикона новыми словами. Angst — «экзистенциальный страх, сильная тревога» (нем.), inemuri — «короткий сон сотрудника на рабочем месте» (яп.), emoji — «эмодзи, язык смайлов, используемый в социальных сетях, электронных сообщениях» (яп.).

    3.   Семантические неологизмы — это слова, которые существуют в языке давно, но приобрели новые значения. Например, fishing — «рыбалка»; новое значение — «вид интернет-мошенничества с целью получения доступа к конфиденциальным данным пользователей»; whaling — «охота на китов», новое значение — «вид кибермошенничества с целью похищения конфиденциальных данных высокопоставленных людей».

    4.   Морфологические неологизмы создаются «по образцам, существующим в языковой системе, и из морфем, наличествующих в данной системе» [3, c. 26].

    Аффиксальные части складываются в рамках словообразовательных норм, их морфологическая структура и значение не вызывают проблем с адаптацией в словарях носителей английского языка. Аффиксальные неологизмы делятся на следующие типы:

    -       префиксальные: cybercrime— «киберпреступление», to defriend — «удалить кого-либо из списка друзей в социальной сети», nonversation — «бессмысленный разговор», to mixtext — «отправить сообщение по ошибке не тому человеку, которому намеревался»;

    -       суффиксальные: casualization(«кэжуализация») — «тенденция к созданию более непринужденной атмосферы в офисе, особенно в том, что касается требований к одежде»; googlable —«то, что можно найти в поисковых системах», lookism — «предвзятое отношение к человеку из-за его внешнего вида», peopleology —«наука, изучающая людей».

    5.   Словосложение. Отличительной чертой этого вида является соединение целых слов. Самые распространенные модели словосложения: N + N = N и Adj + N = N.

    Cloud computing — «облачное хранение данных», возможность хранения данных и информации на серверах, доступ к которым открывается через интернет.

    6.   Еще одним способом образования неологизмов является конверсия имен существительных в глаголы и наоборот: to amazon — «совершать покупки на сайте amazon.com»; to google — «искать информацию в интернете с помощью поисковой машины Google».

    7.   Сокращение — еще один способ образования новых слов. Обилие сокращенных слов — характерная черта текстов СМИ. Выделяют несколько видов сокращений:

    -       аббревиатуры: LDR (long distance relationship) — «отношения на расстоянии», NSFW (Not safe/suitable for work) — «не безопасный для работы»;

    -       акронимы, произносятся как единое слово: yolo (you only live once) — «жизнь одна», FOMO (fear of missing out) — «боязнь пропустить что-либо»;

    -       усечения, характерные для разговорной речи: zine — magazine — «журнал», mizzy — miserable — «жалкий»;

    -       слияния : instafamous (Instagram + famous) — « звезда сети Instagram», genervacation (generation + vacation) — « отпуск с   родителями »), jeggins(jeans + leggings) — « джеггинсы ».

    В семантическом плане можно выделить пять обобщенных тематических групп / сфер функционирования неологизмов [2, с. 128]:

    -       общественная и   повседневная жизнь , включая названия различных недавно возникших явлений , привычек , вошедших в   обиход предметов и   т .  д .: wine o'clock‘an appropriate time of day for starting to drink wine’; cidery ‘a place where cider is made’; to binge-watch ‘to watch multiple episodes of a television program in rapid succession’; fandom ‘the state of being a fan of someone or something’; showrooming ‘the practice of visiting a shop or shops in order to examine a product before buying it online at a lower price’;

    -       компьютерные технологии и   социальные сети : selfie ‘a self-portrait photograph’; to rage-quit ‘to angrily abandon an activity that has become frustrating’; AFK ‘away from the keyboard’; second screening ‘the practice of watching television while simultaneously using a smartphone, tablet computer, laptop, or other screen device’; webisode ‘an episode of a series distributed as web television’;

    -       социально - экономическая сфера : bedroom tax ‘a reduction in the amount of housing benefit if the property has more bedrooms than is necessary for the number of the people in the household’; Eurogeddon ‘the catastrophic potential financial collapse in the Eurozone’; squeezed middle ‘he section of society regarded as particularly affected by inflation, wage freezes, and cuts in public spending’;

    -       общественно - политическая лексика : Brexit‘withdrawal of the UK from the European Union’; occupy ‘an international movement protesting against perceived economic injustice by occupying buildings or public places and staying there for an extended period of time’; hacktivism ‘the subversive use of computers and computer networks to promote a political agenda’;

    -       антропоцентрические характеризующие номинации , описывающие людей и   их потребности , умственные качества , взгляды и   убеждения , стиль и   т .  д .: moblivious ‘staring at your phone whilst walking or driving and oblivious of your surroundings’; sapiosexual‘a person who finds intelligence a sexually attractive quality in others’; adorkable ‘unfashionable or socially awkward in a way regarded as appealing or cute’; hangry ‘being so hungry that the lack of food causes a person to become angry and frustrated’.

    Перевод неологизмов является одной из самых больших проблем для студентов-переводчиков, поскольку такие типы слов не так легко найти в обычных и даже в некоторых специализированных словарях. Иногда может помочь контекст и знание составных частей неологизма. Но чаще всего этого недостаточно: переводчик должен обладать и другими экстралингвистическими знаниями, например о том, в каких именно ситуациях может употребляться тот или иной неологизм. Еще одна трудность состоит в том, что не все общества развиваются равномерно, а значит, в языке, на который осуществляется перевод, может не оказаться эквивалента неологизма. В подобных случаях следует прибегнуть к описательному переводу [1, с. 93]. Существует несколько приемов перевода, которыми активно пользуются переводчики: калькирование, транслитерация, транскрипция и описательный перевод. Остановимся на них более подробно.

    Калькирование — способ перевода лексической единицы исходного языка путем замены его составных частей (морфем или слов) их лексическими соответствиями в иностранном языке, например: minication (mini + vacation) — «мини-отпуск»; staycation (stay + vacation) — «оставаться дома в отпуске»; wasband (was + husband) — «бывший муж»; instafamous (instagram + famous) — «известный в  Instagram»; fanzine (fan + magazine)   — «журнал футбольных фанатов».

    Транслитерация — это переводческий метод, при котором буквы, составляющие слово на исходном языке, передаются буквами иностранного языка: blog — «блог»; catfish — «кэтфиш»; hashtag — «хэштег»; gadget — «гаджет».

    Транскрипция — прием, заключающийся в передаче буквами языка, на который осуществляется перевод, звучания слова исходного языка, например: Skype — «скайп»; V iber — «вайбер»; Facebook — «фейсбук».

    Описательный перевод употребляется, когда ни одно из словарных соответствий не подходит к данному контексту: gloatgram — «фотографии в сети Instagram , демонстрирующие отличную жизнь их автора, путешествия или еду»; cyberstalking — термин, обозначающий процесс виртуального преследования или мониторинга; helicopter parent — так образно описывают родителей, которые постоянно следят за своими детьми и не отходят от них на шаг; boomerang child — так называют детей, которые, достигнув совершеннолетия, съехали от родителей, но ввиду сложного финансового положения вновь вернулись к ним; kitchen pass — разрешение, получаемое от супруги на посещение какого-либо мероприятия (поездки, рыбалки и т. д.); dark tourism — путешествие в места, которые связаны с трагическими, страшными, опасными событиями; parallel parenting — форма воспитания детей, при которой разведенные родители делят обязанности по их воспитанию, а контакты между собой сводят к минимуму; tiger mother — строгая и заботливая мать, требующая от детей послушания, уважения и отличной успеваемости; askable parent — родитель, готовый ответить на вопросы ребенка, в том числе и такие, которые касаются секса.

    Вышеприведенные примеры свидетельствуют, что наибольшая часть новообразований относится к сфере мобильной коммуникации, сетевизации, которые возникли в течение последних пяти-семи лет. Понятно, что именно эти неологизмы вызывают особый интерес у студентов, так как дают возможность широко позиционировать себя в обществе и повысить интенсивность социальных контактов. Перевод неологизмов в сфере мобильной коммуникации в некоторой степени подчиняется общепринятым, уже рассмотренным нами правилам перевода (калькирование, транслитерация, транскрипция) [4, c. 172], но перевод некоторых сложных слов может осуществляться гибридным способом, например: Tweeterbot — Tweeterбот; Apple picking — Apple пикинг. Неассимилированные неологизмы, которые используются в русском языке без перевода: w ar texting, Wi-Fi, FOMO, JOMO.

    И самые многочисленные безэквивалентные неологизмы, требующие описательного перевода: Skype sleep — «связаться по Skype c партнером и уснуть вместе»; hyper-documentation — «постоянная и детальная запись всех событий своей жизни, ведущаяся, в частности, в соцсетях»; overconnectedness — «состояние переизбытка уже существующих и потенциальных контактов с другими людьми и онлайн-ресурсами, поддерживаемых с помощью технологий»; text-walk — вести переписку во время ходьбы; word of post — сплетни и новости, распространяемые с помощью онлайн-публикаций, в частности через социальные сети и блоги.

    Проблема перевода неологизмов связана с современным бурным периодом развития науки и техники. Трудности, с которыми сталкиваются переводчики при переводе неологизмов, — это проблемы, связанные с культурной и технической терминологией, они заключаются в неспособности найти правильные эквиваленты для этих неологизмов в родном языке. Другая проблема — отсутствие информации о значении этих неологизмов в словарях [5]. Кроме того, существуют проблемы, связанные с идиоматической структурой некоторых неологизмов, поскольку эти термины имеют особые значения, отличные от значения каждого слова в отдельности. При всех упомянутых проблемах некоторые переводчики в большинстве случаев не могут передать то же воздействие, что приводит к неточному и неадекватному переводу.

    В силу острой необходимости идти в ногу с такими событиями перевод неологизмов стал очень необходим. Однако перевод таких терминов может представлять собой одну из самых больших трудностей, с которыми сталкиваются переводчики.

    Библиографический список

    1.    Агузарова  К.  К. Проблемы перевода неологизмов в английском языке. Труды молодых ученых. Вып. 4. 2002. 115 с.

    2.    Виноградов В. С. Перевод: общие и лексические вопросы: Уч. пос. 2-е изд., перераб. М.: КДУ, 2004. 240 с.

    3.    Заботкина Н. В. Новая лексика современного английского языка. М.: Высшая школа, 1989. 126 с.

    4.    Катфорд Дж. К. Лингвистическая теория перевода: вопросы теории перевода в зарубежной лингвистике. М.: УРСС Эдиториал, 2004. 208 с.

    5.    Коннова З. И., Гладкова О. Д. Обучение пониманию и переводу неологизмов при подготовке переводчиков в сфере профессиональной коммуникации (на примере английского языка) // C овременные проблемы науки и образования. 2015. № 2-2.

    6.    Newmark P. A. Textbook of Translation. L., 1988. 290  р.

  • Гендерные и возрастные особенности произношения

    Гендерные и возрастные особенности произношения

    Науменко Ольга Владимировна - преподаватель, Черноморский государственный университет имени Петра Могилы, г. Николаев, Украина

    Статья подготовлена для публикации в сборнике «Актуальные вопросы переводоведения и практики перевода».

    В начале XX века возрос интерес к гендерным аспектам. Многие учёные-лингвисты отмечали необходимость изучать речь людей разных возрастов и слоёв общества. Г. Пауль отмечал, что «на свете столько же отдельных языков, сколько и индивидов»[3]. На базе так называемых «примитивных языков» стал накапливаться опыт изучения расхождений между мужскими и женскими вариантами языка, позже он стал перемещаться на «цивилизованные» европейские языки: английский, французский, немецкий. И уже в конце XX века окончательно сформировалось отдельное направление социолингвистических исследований — гендерная лингвистика, рассматривающая все виды языкового и речевого варьирования, которые обусловлены полом носителей языка. В настоящее время термин «гендерный» достаточно широко используется в лингвистике[2, с.33].

    Что касается возрастных характеристик речи, то сегодня их только начинают изучать. Работ по этой теме мало, и это преимущественно описания конкретных экспериментов. Теоретических или обзорных работ почти нет, поскольку неясны многие вопросы методики исследования.

    Исследования возможного воздействия возраста на способность коммуникации исключительно сложны, поскольку эти воздействия, когда они есть, обычно трудно различимы и бóльшая часть результатов подвергается воздействию со стороны индивидуальных характеристик испытуемого: его развитости, уровня образования, биографии, мотивации, состояния органов чувств, умственного состояния и самочувствия. Мало кто из исследователей смог удержать под контролем все эти переменные так, чтобы результаты были убедительны. Таким образом, подобные исследования проводить достаточно сложно, прежде всего, потому, что не всегда ясно, что именно мы измеряем — языковые способности или индивидуальные медико-психологические особенности.

    Целью данной статьи является систематизирование и расширение представлений о гендерных и возрастных особенностях произношения, а также выделение факторов, которые на него влияют. Исследование проведено на материале английского и русского языков. В качестве примеров были использованы колоронимы обоих языков, лексемы с денотативным значением цвета.

    Фундаментальной работой в области гендерных различий считается книга американской исследовательницы Р. Лакофф «Язык и место женщины» («Language and Woman’s Place»)[5]. Р. Лакофф выделяет основные отличия женского варианта языка от мужского на лексическом, грамматическом и синтаксическом уровнях. Более поздние исследования не всегда подтверждают её наблюдения. Отмечается, что во многих случаях мы имеем дело не с реальностью, а со стереотипом[1, с.69]. Это означает, что культурные нормы, запечатленные в сознании членов социума, могут не совпадать с реальной практикой. Но не так важно, существуют ли на самом деле в конкретном обществе такие различия речи мужчин и женщин; существеннее то, что в этом обществе существует убеждение, что женщины и мужчины говорят по-разному. Например, носители русского языка, возможно, скажут, что женщины говорят больше и быстрее мужчин, - но это не обязательно будет подтверждено статистически[1, с.72].

    П. Традгил показывает, какие варианты произношения выбирают мужчины и женщины в англоязычных странах по параметру «престижность/непрестижность»[7]. В среднем есть устойчивая тенденция к тому, что женщины выбирают более престижный вариант произношения. Очевидно, это также связано со стереотипами женского и мужского речевого поведения, существующими в данной культуре.

    Мнение, что произношение женщин тяготеет к более «правильному», стандартному, можно проиллюстрировать следующими примерами.

    Мужчины и женщины по-разному произносят буквосочетание -ing в конечной позиции. Оно не является широко используемым среди цветообозначений, но встречается в некоторых оттенках. Например, springgreen,springbud,illuminatingemerald,Britishracinggreen —оттенки зеленого, sandingblack —оттенок черного и т.д. Женщины произносят его как [ŋ], мужчины как [n]. Поэтому женское произношение колоронима spring green можно затранскрибировать следующим образом ['spriŋˏgri: n], а мужскоё — ['sprinˏgri: n].

    Также мужчины и женщины по-разному произносят звук [ h ], находящийся в начальной позиции. Его можно встретить в таких колоронимах: hazel – «ореховый», «красновато-коричневый», «светло-коричневый»; harlequin- «зеленовато-желтый»; heliotrope - «светло-лиловый»; honeydew- «бледно-зеленый»; Harvard crimson - «малиновый», «темно-красный» и др. Так, цветообозначение hazel женщина произнесёт как ['heiz (ə) l], а мужчина — как ['eiz (ə) l]. Этот пример еще раз доказывает точку зрения, высказанную выше: речь женщин более приближена к стандартной, чем речь мужчин того же социального статуса, возраста и т.д.

    Женщина стремится говорить правильнее, так как она оказывает большое влияние на воспитание детей, поэтому она отдаёт предпочтение той форме языка, которая её детям принесёт успех в жизни. Особенно сказывается статус женщины на воспитании девочек. Утверждают, что в присутствии взрослых, в возрасте от 6 до 10 лет, девочки стараются говорить правильнее, чем среди своих ровесников. Похожая тенденция отмечается и у мальчиков, но в меньшей степени[2, с.35].

    Интересное исследование было проведено с 26 детьми (14 мальчиками и 12 девочками) в возрасте от 4 до 14 лет. Каждый ребёнок должен был повторить предложение «IthoughtIsawabigbluemeanieoutside», прочитать отрывок из детской книжки и повторить 3 гласных звука [ɒ], [ɪ], [ʋ]. В результате, исследователи безошибочно определили пол ребёнка по их голосам: у мальчиков был выше основной тон, а форманта ниже, чем у девочек[4].

    Мнение об эмоциональности женщин, у которых высокие голоса, быстрый темп речи и широкий диапазон, также относится к области стереотипов. Очень показательным и противоречивым оказалось исследование в отношении особенностей темпа речи женщин. В нём рассматривалась зависимость темпа речи от интеллекта. В результате, более образованные женщины делают меньше пауз и произносят бóльшие отрезки речи, чем менее образованные. В то же время, по этому показателю обе группы женщин превзошли мужчин с высоким интеллектуальным уровнем. Авторы отмечают, что женщины тратят меньше времени на обдумывание, планирование речи, но не делают никаких выводов об их речевой компетентности.

    Общая длительность пауз у мужчин оказывалась больше, чем у женщин, в результате чего текст прочитывается ими медленнее, хотя длина синтагм у мужчин несколько длиннее, и в одинаковых текстах число синтагм и пауз уменьшается[2, с.34].

    Для речи мужчин характерен отрывистый, «рявкающий» тембр, а для женщин - «щебечущий». В русском языке сохранились реликты женского произношения - «сладкогласие» - произнесение звука [й] вместо [р]:
    красный — [крáсныj], [кjáсный][2, с.33].

    Что касается английского языка, в нём типично мужским качеством является хриплость, а женским — придыхательность.

    Спектральный анализ показывает, что мужские голоса в среднем на 18% ниже, чем женские, но данные варьируются в зависимости от гласных — их типа, ряда и подъёма[2, с.33]. Наличие высокого тона у женщин связано с физиологическими особенностями, но некоторые ученые обращают внимание на то, что женская «застенчивость» и «эмоциональная нестабильность» также играют не последнюю роль[6].

    Анализ функционирования различных языков указывает на то, что женщины в своей речевой практике, как правило, более консервативны, чем мужчины: обычно все инновации попадают в язык через мужскую речь. Как следствие, женские формы по происхождению обычно более старые, чем мужские: языковые изменения происходят прежде всего в речи мужчин[1, с.76].

    Для любого носителя языка очевидно, что пожилые люди говорят иначе, чем молодые. Язык старшего поколения более консервативен, в речи пожилых людей больше слов, выходящих из употребления. Грамматические и лексические инновации свойственны детям и молодёжи, стандарт — людям среднего возраста.

    Исследования, посвящённые акустическим признакам голоса пожилых говорящих, показывают, что «старый голос» легко отличается от «молодого». Голос человека старше 65 отличается от голоса человека младше 35 не только по манере произношения, например, гласных, но и по особым дополнительным шумам, которые возникают из-за возрастных нарушений работы речевого аппарата. Возрастные нарушения наблюдаются даже у абсолютно здоровых людей. Эксперименты, которые это доказывают, опираются на норму, установленную по речи среднего поколения. Этот подход в литературе называют «дефицитным»: он заведомо предполагает, что упадок и разрушение речи в пожилом возрасте — норма; однако это следствие самого исходного теоретического постулата, а не экспериментов[1, с.83].

    Ещё одна распространённая модель описания особенностей речи пожилых — это «второе детство». Согласно этому подходу, речь пожилых чем дальше, тем больше сближается с детской речью[1, с.83].

    Речь наиболее подвержена социальному варьированию, фонетика очень показательна именно в социолингвистических исследованиях. Результаты большого количества исследований и экспериментов ведущих лингвистов подтверждают, что принадлежность человека к какой-либо социальной группе, его социальная роль во многом определяют его произношение и поведение в обществе, подчёркивают необходимость учитывать гендерный и возрастной факторы. В области конкретных фонетических переменных различия настолько незначительны, что часто бывают вызваны стереотипными представлениями. Отмечаются лишь биологически обусловленные дифференциации по высоте и тембру, кроме того женщины склонны использовать наиболее передовые, современные, престижные формы в своей речи. Если говорить о социальной роли, которая приписывается женщине, то она может выявиться только в речи, в процессе общения.

    Контакты между полами являются постоянными и интенсивными, серьезные языковые различия, действительно, не могут долго удерживаться, но некоторые учёные всё же считают, что в нашем обществе мужчины и женщины сохраняют языковые и речевые особенности, которые могут вызвать определенные трудности в осуществлении коммуникации. В некоторых слоях общества различия в мужской и женской речи столь заметны, что вполне можно говорить о двух отдельных языках.

    Как бы то ни было, женщина говорит иначе, чем мужчина, и слушающий умеет отличать речь женщин от речи мужчин не только по тембру голоса. Это становится особенно заметно, когда правила нарушаются. Вспомните персонажей комедийных фильмов — мужчин, говорящих «по-женски», и наоборот.

    Список литературы

    1.     Вахтин Н. Б, Головко Е.В. Социолингвистика и социология языка. - Санкт-Петербург: Издательский центр «Гуманитарная академия», Европейский университет в Санкт-Петербурге, 2004.—336 с.

    2.     Мушникова Е.А. Гендерный аспект и вариативность звуковых единиц // Вестник МГОУ. Серия «Лингвистика».—2014. - № 2. - С.32‒37.

    3.     Пауль Г. Принципы истории языка. - М.: Изд-во иностранной литературы, 1960.—500 с.

    4.     Curry D. More Dialogs for Everyday Use. Short Situational Dialogs for Students of English as a Foreign Language (for individual or classroom use). - Washington, DC 20547, 1999.—36 p.

    5.     Lakoff R. Language and Woman’s Place. - N.‒Y.: Harper and Row, 1975.—80 p.

    6.     Qi Pan. On the Features of Female Language in English // Theory and Practice in Language Studies.—2011. - Vol.1. -No.8. - P. 1015‒1018.

    7.     Trudgill P. Sociolinguistics: An Introduction to Language and Society. - Harmondsworth: Penguin Books, 1995. - P.62‒83.

     

  • Грамматические трансформации при переводе художественного текста (на материале рассказа С. Кинга “Under The Weather”)

    Грамматические трансформации при переводе художественного текста (на материале рассказа С. Кинга “Under The Weather”)

    Марьина Любовь Николаевна — Преподаватель иностранного языка, Санкт-Петербург, Россия

    Люди определенной культуры используют язык, чтобы через него выразить свое отношение к миру в целом и описать жизнь своей нации в частности. Поскольку различные культуры выражают жизненные реалии по-разному, перевод с одного языка на другой часто очень сложен и неизбежно приводит к непреодолимым культурным столкновениям при передаче информации, особенно когда традиции, символы, условия жизни и методы представления опыта в разных культурах различаются [8, с. 198; 9, с. 231].

    Художественная литература является отражением менталитета той или иной нации. При переводе литературы на первом месте у переводчика стоит задача сохранить индивидуальный стиль автора, передать его картину мира средствами другого языка. «Почерк» автора передается посредством использования определенных лексических, стилистических, грамматических средств. В связи с тем, что грамматические явления в разных языках имеют как общие, так и различные закономерности, перед переводчиком встает вопрос передачи мысли автора путем использования аналогичных средств выражения в языке перевода [4, с. 124; 7, с. 347]. Адекватность перевода достигается за счет умения переводчика грамотно распознать переводческую проблему, после чего осуществить необходимые переводческие трансформации.

    Вопросом классификации переводческих трансформаций в целом и грамматических трансформаций в частности занимались такие ученые, как Л. С. Бархударов, В. С. Виноградов, В. Н. Комиссаров, Я. И. Рецкер. Мы определим грамматические трансформации как «преобразования, возникающие при переводе исходного текста, в результате которых словоформы, структура предложений языка оригинала изменяются в соответствии с нормами языка перевода» [3, с. 307]. В нашей работе мы будем опираться на классификацию В. Н. Комиссарова, который выделяет следующие грамматические трансформации: дословный перевод, членение предложений, объединение предложений и грамматические замены (замена форм речи, замена частей речи, замена членов предложения, замена типа предложения) [2, с. 185].

    Цель настоящей работы — изучить грамматические трансформации в переводе рассказа С. Кинга “Under the Weather” на русский язык. Для переводческого анализа оригинала рассказа [6] нами был взят единственный официальный перевод — «Нездоровье», выполненный В. Вебером [1]. Основной метод исследования — метод сопоставления оригинального текста с текстом перевода.

    Синтаксическое уподобление (дословный перевод)

    Трансформация предполагает преобразование структуры оригинального предложения в аналогичную структуру при переводе.

    I did kiss her, and the couple on the other side of the aisle — we were flying in business class — applauded [6, с. 447]. — Я поцеловал, и пара по другую сторону прохода — мы летели бизнес-классом — зааплодировала [1, с. 368].

    Грамматическая замена — замена форм речи

    Речь идет о трудностях, связанных с переводом таких явлений, как единственное и множественное число имен существительных, категория рода, время у глагола.

    She's getting on in years and not so steady on her pins as she used to be… [6, с. 436]. — Постарела и соображает хуже, чем прежде… [1, с. 357].

    В оригинале автор использует временную форму Present Continuous: she’s getting on in years, тем самым показывая читателю, что собака, хотя уже и не молода, не является при этом старой, она находится в процессе старения. В свою очередь переводчик использует прошедшее время: «постарела», не передав тем самым заложенную автором мысль.

    The FDA will get it, too, and they won't like it. In fact, they could make us take ads with a cutline like that out of circulation, which would cost a bundle… [6, с. 443]. — Управление по надзору за качеством медикаментов тоже уловит. Собственно, может приказать нам убрать рекламу с таким слоганом из обращения, а это обойдется в кругленькую сумму [1, с. 365].

    Пример иллюстрирует смену категории рода. В первом предложении речь идет об организации, а во втором предложении для ее упоминания автор использует личное местоимение третьего лица множественного числа they, в то время как в переводе местоимение опускается, однако подразумевается личное местоимение третьего лица единственного числа «оно».

    She was young, we both were, but the idea of sudden death had a hideous possibility in Ellen's case [6, с. 447]. — Эллен была молодой — я тоже, — но над ней висела реальная угроза внезапной смерти [1, с. 369].

    В данном случае переводчик прибегает к замене смысла, заложенного автором. Вместо дословного перевода «мы оба были» переводчик акцентирует внимание на герое рассказа, переводя предложение «я тоже», меняя тем самым личное местоимение первого лица множественного числа в оригинале на личное местоимение первого лица единственного числа в переводе. Использование трансформации в данном случае видится нам избыточным.

    Грамматическая замена — замена частей речи

    При использовании данной грамматической замены одна часть речи в тексте оригинала меняется на другую в тексте перевода. Это может быть, например, замена прилагательного существительным, замена существительного местоимением и наоборот и др.

    You know how it is when you're really scared, right? [6, с. 435]. — Вы знаете, каково это — действительно испугаться, правда? [1, с. 356].

    Перед нами сразу два случая замены частей речи: прилагательное scared заменяется глаголом «испугаться», а наречие right — существительным «правда». Во втором случае трансформация выглядит оправданной, так как в русском языке для подтверждения информации у собеседника используется данная вопросительная форма, в то время как в первом случае возможно было сохранение прилагательного в краткой форме — «напуган».

    As if to prove this, Lady turns away from me and the chewing recommences [6, с. 436]. — И в доказательство моего вывода Леди отворачивается и продолжает жевать свою игрушку [1, с. 357].

    В первой части предложения переводчик заменил глагол to prove существительным «доказательство», а во второй части герундий the chewing заменяется глаголом в форме инфинитива «жевать», в результате чего сменяется объект действия (объектом становится собака, а не жевание). В обоих случаях можно было сохранить авторскую мысль, выраженную условным наклонением.

    Ellen's still sleeping, and getting up early has one benefit: no need for the alarm [6, с. 436]. — Эллен спит, и ранний подъем обладает определенным преимуществом: нет нужды в будильнике [1, с. 357].

    Пример иллюстрирует замену герундия в функции подлежащего getting up на существительное «подъем». Трансформация применена в силу отсутствия в русском языке такого явления, как герундий.

    Pete Wendell called security while the kid was yelling at me in the lobby and had him removed forcibly [6, с. 451]. — Пит Уэнделл вызвал охрану, потому что парень продолжал орать на меня, и его вывели силой [1, с. 372].

    В приведенном примере мы видим замену наречия forcibly на существительное «силой». На наш взгляд, наречие можно перевести дословно — «насильно», так как в русском языке существует выражение «выводить насильно» [5].

     

    Грамматическая замена — замена членов предложения

    Для данной трансформации характерны такие явления, как замена пассивного залога на активный и наоборот, замена подлежащего в предложении оригинала на обстоятельство в тексте перевода и др.

    She must have brought one of her toys with her from the basket in the hall. At least it wasn't the blue bone or the red rat [6, с. 435]. — Наверное, она притащила с собой какую-то игрушку из ведерка в коридоре. Хорошо, что не синюю кость и не красную крысу [1, с. 357].

    Указанные два предложения тесно связаны между собой логически. Английское предложение невозможно без подлежащего и сказуемого, в то время как в русском тексте оба главных члена предложения опущены. Замену можно считать оправданной, так как она помогает эмоционально усилить мысль, заложенную автором.

    When the plane broke through the clouds and the cabin filled with sunlight [6, с. 447]. — …Когда самолет пробил облака и солнечный свет залил салон [1, с. 368].

    В данном примере мы видим замену подлежащего в оригинале на дополнение в тексте перевода: подлежащим становится слово sunlight, выполняющее в тексте оригинала роль дополнения.

    …Alfredo never asked for the return of the key, and I never gave it back. I guess we both forgot [6, с. 451]. — …Альфредо не попросил меня вернуть ключ, а я — не вернул. Наверное, мы оба про него забыли [1, с. 373].

    Пример иллюстрирует замену простого предложения I guess в тексте оригинала на вводное слово «наверное» в тексте перевода. На наш взгляд, применение трансформации допустимо, однако необязательно, так как возможен дословный перевод.

    Грамматическая замена — замена типа предложения

    Данный вид замены характеризуется изменением типа предложения. Например, простое предложение заменяется сложным, сочинительной связь — подчинительной, союзная связь — бессоюзной и др.

    Only this time it seems to have followed me, because Ellen and I aren't alone [6, с. 435]. — На этот раз он последовал за мной, и теперь мы с Эллен не одни [1, с. 356].

    Пример демонстрирует замену сложноподчиненного предложения с союзом because на два простых предложения, соединенных союзом «и». Данный прием возможен, однако, на наш взгляд, сохранение союза because в переводе придало бы тексту более сильную эмоциональную окраску.

    If I raise my voice, that will wake Ellen for sure [6, с. 436]. — …Повысив голос, точно разбужу Эллен [1, с. 357].

    В данном случае мы видим замену сложного (условного) предложения на простое.

    Write it down and show it to someone [6, с. 444]. — Если что-то придумал, запиши и покажи кому-нибудь [1, с. 366].

    Здесь наблюдается обратная замена: простое предложение в тексте оригинала заменяется сложным (условным) в тексте перевода.

    Членение предложения

    Трансформация предполагает разделение одного предложения в тексте оригинала на два предложения в тексте перевода.

    С. Кинг в своем творчестве редко использует длинные распространенные предложения, что позволяет при переводе сохранить авторское членение текста. В анализируемом нами материале переводчик в подавляющем большинстве случаев сохраняет оригинальное членение предложений, прибегнув, тем не менее, несколько раз к указанной трансформации.

    I don't have to wait long for the muted clitter of cocker-claws [6, с. 436]. — Ждать не приходится. Тут же слышится приглушенное постукивание когтей нашего кокера [1, с. 357].

    Автор использует одно простое предложение, в то время как переводчик разбивает его на два простых, первое из которых — безличное, а во втором в качестве подлежащего выступает постукивание когтей, в то время как в оригинале подлежащее — I.

    She was pretty depressed. Helping with the Fasprin comps took her mind off it, and she really threw herself into the thing [6, с. 446]. — Она впала в депрессию, но работа над рекламой скорпома позволила отвлечься. Эллен заметно ожила [1, с. 368].

    Пример иллюстрирует замену двух предложений (простого и сложного) также двумя предложениями — сложным и простым, однако членение предложений в переводе не совпадает с членением в оригинале.

    Объединение предложений

    Данная трансформация подразумевает преобразование двух предложений в оригинале в одно предложение в переводе.

    I linger long enough to start the coffee-maker, then go back into the bedroom. I'mcarefultopullthedoorallthewayshut [6, с. 436]. — Я задерживаюсь на кухне лишь потому, что хочу включить кофеварку, а потом возвращаюсь в спальню, на этот раз плотно закрываю за собой дверь [1, с. 357].

    Использование трансформации позволяет избежать повтора подлежащего, что соответствует русскому грамматическому строю.

    It's not Carlo. It's Berk Ostrow, the building super [6, с. 448]. — Не Карло — Берк Остроу, техник-смотритель нашего дома [1, с. 370].

    Переводчик объединяет два предложения в тексте оригинала в одно безличное в тексте перевода, что соответствует замыслу писателя и построению русского предложения.

    Рассмотрев на практическом материале примеры использования грамматических трансформаций, мы можем сделать вывод, что в некоторых случаях они носят вынужденный характер в силу различий в системах языков (сочетаемость и порядок слов в предложении, структура предложений, их использование и виды). Изменения в структуре текста вызваны необходимостью соответствовать нормам языка, на который происходит перевод, максимально точно сохраняя при этом заложенный автором смысл. Наряду с этим выделяются случаи вольного употребления переводчиком трансформаций. Наиболее часто применяемый вид трансформаций в анализируемом нами материале — замена частей речи, в то время как самый редкий — синтаксическое уподобление.

    Библиографический список

    1.    Кинг С. Лавка дурных снов. М.: АСТ, 2016. 608 с.

    2.    Комиссаров В. Н. Теория перевода (лингвистические аспекты). М., 1990. 253 с.

    3.    Моисеева И. Ю., Ремизова В. Ф., Нестерова Т. Г. Грамматические трансформации в переводе произведений А. П. Чехова на английский язык // Балтийский гуманитарный журнал. 2019. Т. 8. № 3 (28). С. 306–310.

    4.    Соломатина С. Ю. Формирование навыков достижения коннотативной эквивалентности в процессе обучения будущих переводчиков // Вестник ИГТУ имени М. Т. Калашникова. 2015. № 3. С. 123–125.

    5.    Толковый словарь Ушакова // URL: https://ushakovdictionary.ru/word.php?wordid=8010.

    6.    King S. Full Dark, No Stars. L.: Hodder&Stoughton, 2011. 453 p.

    7.    Liddicoat A. J. Translation as intercultural mediation: setting the scene // Perspectives: Studies in Translation Theory and Practice. 2016. No. 3 // URL: https://www.tandfonline.com/doi/full/10.1080/0907676X.2015.1125934.

    8.    Miao J. The limitations of ‘equivalent effect’ // Perspectives: Studies in Translation Theory and Practice. 2000. No. 8 // URL: https://www.tandfonline.com/doi/abs/10.1080/0907676X.2000.9961388.

    9.    Mohammad Q. Al-Zoubi, Mohammed N. Al-Ali, Ali R. Al-Hasnawi. Cogno-cultural issues in translating metaphors // Perspectives: Studies in Translation Theory and Practice. 2007. No. 14 // URL: http://www.tandfonline.com/doi/abs/10.1080/09076760708669040.

     

  • Двойственная природа языковой нормы

    Двойственная природа языковой нормы

    Автор: Попова Елена Владимировна, аспирант Сумского государственного университета, преподаватель английского и немецкого языков на кафедре германской филологии гуманитарного факультета СумГУ.

    Статья подготовлена для публикации в сборнике «Актуальные вопросы переводоведения и практики перевода».

     

    Язык на каждом этапе развития общества представляет собой зеркальное отображение социальных, культурных, исторических условий и потребностей жизни населения данной страны. Он должен обеспечивать взаимопонимание между представителями данного общества, поэтому включает стандартный спектр лексических единиц для кодификации реалий жизни, которые обогащают словарь данного языка, с помощью которых можно создать бесконечное количество сообщений при условии следования фиксированным нормам комбинирования языковых единиц в речи. Именно нормативность языка служит его кодифицирующей функцией, что в начале XX века оказалось одной из причин мощного развития дескриптивизма в лингвистике, так как проблема продуцирования речи рассматривалась как интуитивная поведенческая реакция на стимулы внешнего мира в рамках действующей языковой нормы [7].

    Заданием данной статьи является исследование понятия «языковая норма», возможности ее варьирования и причины влекущие за собой демократизацию языковой нормы. Предметом исследования выступают кодифицирующая и исторически изменяющаяся стороны языковой нормы. Объект исследования – англоязычные тексты предвыборных кампаний в рамках политического дискурса.

    «Языковые формы – это культурные формы par excellence, поскольку в целом между членами языкового сообщества существует очень высокая степень согласия в определении свойств и потенциальном распределении известных данной группе фонем, морфем, тагмем и т.д.» [1, С. 382]. Языковая норма – это совокупность наиболее пригодных для обслуживания общества средств языка, складывающихся как результат отбора языковых элементов из числа сосуществующих, наличествующих, образуемых вновь или извлекаемых из пассивного запаса прошлого в процессе социальной, в широком смысле, оценки этих элементов [5]. Норма является одним из существенных свойств языка, обеспечивающих его функционирование и историческую преемственность.

    Коммуникация же осуществляется за счет стандартно коммуникативного уровня (т.е. посредством отбора и грамматического построения лексических единиц в рамках языковой нормы и интенции говорящего) и метакоммуникативного уровня (посредством использования определенного жанра, типа дискурса, поскольку речевые ритуалы обуславливают в каждой конкретной ситуации наше поведение) [6].

    Подобная трактовка подводит продуцирование речи к аспектам определения жанра и подбора лексических единиц, которые отвечают данному жанру (метаоммуникативному уровню). При определении метакоммуникативного уровня Ф.К. Бок называет три ключевые единицы: 1) социальные роли, 2) отрезки и измерения социального времени, 3) участки и измерения социального времени [1]. В следующем примере демонстрируются отрывки из предвыборной речи кандидата в Президенты США Барака Обамы (2008 г.):

    1) Thank you so much, thank you! Let me begin by thanking for this contribution to this country in so many different ways …

    2) “We the people, in order to form a more perfect union.” Two hundred and twenty one years ago, in a hall that still stands across the street, a group of men gathered and, with these simple words, launched America’s improbable experiment in democracy. Farmers and scholars; statesmen and patriots who had travelled across an ocean to escape tyranny and persecution finally made real their declaration of independence at a Philadelphia convention that lasted through the spring of 1787…

    3) This was one of the tasks we set forth at the beginning of this campaign – to continue the long march of those who came before us, a march for a more just, more equal, more free, more caring and more prosperous America. I chose to run for the presidency at this moment in history because I believe deeply that we cannot solve the challenges of our time unless we solve them together – unless we perfect our union by understanding that we may have different stories, but we hold common hopes; that we may not look the same and we may not have come from the same place, but we all want to move in the same direction – towards a better future for our children and our grandchildren… [11]

    В рамах ключевых единиц метакоммуникативного уровня Барак Обама в данном выступлении адресует свою речь многочисленной аудитории избирателей Америки, т.е. действует в пределах гипержанра предвыборной агитации. Определяясь со своей социальной ролью, местом и временем событий, Б. Обама направляет данное выступление в плоскость политического дискурса, а далее уже руководствуется его системообразующими характеристиками. В примерах демонстрируется дистанционность (театральные восклицательные синтаксические конструкции Thank you so much, thank you!, цитата из Конституции США “We the people, in order to form a more perfect union”), эзотеричность (короткий экскурс в историю становления независимости США) [4]. Эмотивность как неотъемлемая характеристика политического дискурса в каждом из примеров реализуется по-разному: в 1-ом – синтаксический выбор адресанта,  во 2-м – книжность и фантомность узуса, в 3-м – игра за счет формально-семиотического построения текста (сравнительная степень прилагательных с позитивной оценкой more just, more equal, more free, more caring and more prosperous, антитеза, также несущая позитивную оценку, we cannot solvewe solve them together, different storiescommon hopes, we may not have come from the same placewe all want to move in the same direction). Такая интенционная позитивная эмоциональность адресанта несет стратегию кооперации, реализующуюся в рамках тактики поощрения: предпочтение прономинальному дейксису we, our, указывающему на желание сотрудничества с адресатом (we solve them together, we perfect our union, we all want to move in the same direction, towards a better future for our children and our grandchildren); и вместе с тем сохранение своего лица «лидера» (I chose to run for the presidency, I believe deeply).

    Определившись с ситуацией, собственной социальной ролью, и, соответственно, выбрав необходимый стиль, жанр, адресант переходит в плоскость необходимого дискурса и строит свое высказывание руководствуясь его нормативными требованиями. Но будет ошибочным считать языковые нормы непоколебимой константой, поскольку в лингвистической литературе находим определение языка как исторически изменяющегося явления. Норма языка также не исключает вариантности языковых средств и заметной исторической изменчивости, поскольку норма призвана, с одной стороны, сохранять речевые традиции, оказывая сопротивление каким-либо изменениям, а с другой – удовлетворять актуальным и меняющимся потребностям общества [8].

    Таким образом, норма языка и система языка, как следствие, могут меняться в силу политических, экономических, научно-технических, культурных событий в обществе, поскольку данные факторы будут требовать своей номинации и кодификации в языке.

    Не следует забывать об антропоцентрическом направлении в языкознании, т.е. о наличии научно подтвержденных концепций в области психолингвистики, когнитивной лингвистики, прагмалингвистики, свидетельствующих об индивидуальном восприятии мира каждым человеком. Этап порождения текста «осуществляется от мотива, порождающего какую-либо мысль, к оформлению самой мысли, к опосредованию ее во внутреннем слове, затем – в значениях внешних слов и, наконец, в словах» [3, С. 375]. А поскольку любое высказывание эмоционально, так как когнитивно воспринимая объективную действительность в зависимости от собственных чувств, видений, воспитания, человек будет реагировать абсолютно субъективно, руководствуясь своей интеллектуальной, речевой, этической базой [9], нельзя говорить о зеркальном отображении концептуального наполнения лексических и грамматических единиц адресантом и адресатом.

    David Cameron changed his campaign plans yesterday to warn that Nick Clegg would mire the country in the “old politics” of a hung Parliament. Mr. Cameron tried to seize back the mantle of change from his Liberal Democrat counterpart, insisting that only the Tories could “blow apart the old way of doing things”[13].

    Предвыборная агитация  в данном примере демонстрирует динамичность языка, достигаемую использованием разноплановой лексики: терминов (counterpart, Liberal Democrat), контекстуальной разговорной лексики (hung Parliament, blow apart,  mire), книжных слов (to seize back the mantle) – что в целом указывает на эмоциональность адресанта, его желание донести до реципиента свою оценку событий. Но если глубже погрузиться в семантическое поле использованных лексических единиц (метафоричность высказываний would mire the country; a hung Parliament (где присутствует эффект оксюморона, поскольку любой парламент создан для действий, изменений, а данный парламент a hung one); to seize back the mantle of change; гиперболизацию only the Tories could “blow apart the old way of doing things”), то ощущается эзотеричность речи, реализующаяся посредством намеков, понятных для британского адресата. При переводе такая неопределенность может навредить, поскольку адресат языка перевода является представителем другой страны с иной политической системой и может быть не проинформированным касательно нюансов британской политической жизни. Адресант квалифицирует объекты и предметы, о которых он ведет речь, субъективно, поэтому задание перевода заключается в том, чтобы уловить смысл «такой субъективности». Журналисты русскоязычного издания прибегают к следующему шагу:

    Лидер Консервативной партии ВеликобританииДэвид Камерон вчера сменил тактику политической агитации и раскритиковал своих оппонентов либерал-демократов. Реальных перемен в стране удастся добиться только в том случае, если Консервативная партия получит в нем абсолютное большинство. В любом ином случае в Великобритании будет использоваться "старая политика", с которой никакие изменения к лучшему невозможны, утверждает лидер консерваторов[12].

    В данном переводе происходит нейтрализация эмотивного эффекта, т.е. переводчик действует исключительно в рамках денотативной семантической эквивалентности, выбирая в рамках концептуальной сферы лексических и грамматических единиц  оригинала ключевую, семантически значащую часть. Данному примеру свойственна сухость, взвешенность слова, характерная для официально-делового стиля, хотя при этом сохраняется действенный статус предиката (changed – сменил, would mire – будет использоваться), что и помогает воссоздать денотативную эквивалентность. Несмотря на то, что в данном примере переводчик действует исключительно на уровне смысла слова (а не значения), поэтому по необходимости он вставляет вспомогательную информацию, отсутствующую в оригинале (Лидер Консервативной партии ВеликобританииДэвид Камерон), чем эксплицирует ситуацию, обращается к понятной для реципиента текста-перевода контекстуальной генерализации (Nick Clegg – либерал-демократы), модуляции (changed his campaign plans – сменил тактику политической агитации, would mire – будет использоваться; only the Tories could “blow apart the old way of doing things” – реальных перемен в стране удастся добиться только в том случае, если Консервативная партия получит в нем абсолютное большинство).

    Изменения в языковой системе и рамках языковых норм происходят в силу интралингвистических особенностей языка. Подобный процесс является естественным и закономерным для живого языка, поскольку основа для изменений языка заложена в самом языке, где действуют внутренние закономерности: 1) закон системности (глобальный закон, который выявляет свойства и качества языка); 2) закон традиции (стимулирует инновационные процессы); 3) закон аналогии (стимулирует подрыв традиций); 4) закон экономии (ориентирован на ускорение темпов жизни общества); 5) закон антиномии (борьба противоположностей, которая заложена в самом языке)  [2]. Закон системности и традиции сдерживают мгновенные кардинальные изменения языка, направляя его в соответствии с нормами данного языка, а закон аналогии, экономии и антиномии являются движущей силой изменений.

    Закон экономии реализуется на разных уровнях: на фонетическом, семантическом, грамматическом (морфологическом, синтаксическом).

    It's a Washington where George Bush hands out billions in tax cuts year after year to the biggest corporations and the wealthiest few who don't need them and don't ask for them – tax breaks that are mortgaging our children's future on a mountain of debt; tax breaks that could've gone into the pockets of the working families who needed them most [10].

    В данном примере его воплощение происходит за счет формально-семиотического построения (it's, don't, could've), что отражает письменный вариант упрощения, сокращения звуковой формы и экономии языковых средств (our children's future вместо the future of our children). Реализацию закона экономии можно обнаружить и в следующих грамматических аспектах: использование неопределенного артикля перед топонимом(a Washington), что подразумевает семантическую нагрузку one, some; субстантивизация наречия the wealthiest few, что помогает сэкономить лексические единицы (the wealthiest few people).

      Закон антиномии возникает в рамках противостояния узуса и возможностей языка (нормы и системы), поскольку возможности языка (системы) значительно шире чем принятое в литературном языке использование языковых знаков; традиционная норма действует в сторону ограничения, запрета, а система способна удовлетворить значительные возможности коммуникации [2]. Такое противостояние ищет своего языкового и речевого решения, что реализуется в стилистических смещениях, в стилистическом перераспределении, антиномии устной и письменной речи. Устная речь заимствует элементы книжности, а письменная широко использует принципы разговорности, возрастает вариантность языковых средств в рамках нормы, происходит дифференциация нормы относительно разных речевых ситуаций и ослабление нормы в сторону ее демократизации.

    Категоризация факторов, влияющих на изменение языковой нормы и языковой системы: геолингвистические, интерлингвистические, интралингвистические, прагматические и т.д. – является достаточно условной, так как в реальном функционировании языка они, в зависимости от исторических условий, оказывают одновременное комплексное воздействие на языковые нормы. Для адекватного понимания принципов изменения языка необходим анализ как каждого составляющего фактора, так и синтез приобретенных научных знаний, что подразумевает эспансионализм.

     

    СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

    1. Бок, Ф.К. Структура общества и структура языка / Ф.К. Бок // Новое в лингвистике. Вып. VII. Социолингвистика. – М., 1975. – С. 382 – 396.

    2. Валгина, Н.С. Активные процессы в современном русском языке: Учебное пособие / Н.С. Валгина. – М.: Логос, 2001. – 304 с. – [Электронный ресурс] –  Режим доступа : http://www.hi-edu.ru/e-books/xbook050/01/index.html

    3. Выготский, Л.С. Избранные психологические исследования [Текст] / Л.С. Выготский. – М. : Учпедгиз, 1956. –  442 с.

    4. Демьянков, В.З. Политический дискурс как предмет политологической филологии /В.З. Демьянков // Политическая наука. Политический дискурс: История и современные исследования.  – М., № 3, 2002. – С. 32 – 43.

    5.     Ожегов, С.И., Шведова, Н.Ю. Толковый словарь русского языка / С.И. Ожегов, Н.Ю. Шведова. – М.: Азъ, 1992. – [Электронный ресурс] –  Режим доступа: http://ozhegov.info/

    6. Почепцов, Г.Г. Теорія комунікації [Текст] / Г.Г. Почецов. – К.: Ваклер, 2001. – 216 с.

    7. Селіванова, О.О. Сучасна лінгвістика: Напрямки та проблеми [Текст] / Селіванова О.О. – Полтава: Довкілля – К, 2008. – 711 с.

    8. Серебренников, Б.А. Общее языкознание. Формы существования, функции, история языка [Текст] / Б.А. Серебренников. – М.: Наука, 1970.

    9. Danes, Fr. Cognition and Emotion in the Discourse Interaction: A Preliminary Survey of the Field / Danes Fr. – Berlin: XIV International Congress of Linguists Organized under Auspices of CIPL, 1987. – 448 p. – (Preprints / the Plenary Seasion Papers, XIV International Congress of Linguists Organized under Auspices of CIPL; Berlin, 10-15 August 1987).

    10. Obama Speech [Электронный ресурс. – Дата просмотра: 22.05.2011] – Режим доступа к сайту:

    http://www.asksam.com/ebooks/releases.asp?file=Obama-Speeches.ask&dn=Keeping%20America%27s%20Promise

    11. Political Speech [Электронный ресурс. – Дата просмотра: 06.05.2011] – Режим доступа к сайту: http://www.oliverwillis.com/2008/03/18/raise-your-expectations/

    12. Rambler Media Group [Электронный ресурс. – Дата просмотра: 22.05.2011] – Режим доступа к сайту: http://lenta.ru/news/2010/04/20/change/

    13. The Times [Электронный ресурс. – Дата просмотра: 18.05.2011] – Режим доступа к сайту: http://www.timesonline.co.uk/tol/news/politics/article7102235.ece

  • Диалогическое единство «вопрос-вопрос» в английской разговорной речи

    Диалогическое единство «вопрос-вопрос» в английской разговорной речи

    Бузаров Владимир Васильевич – кандидат филологических наук, профессор Северо-Кавказского федерального университета, г. Ставрополь, Россия

    Грибова Полина Николаевна – кандидат филологических наук, доцент кафедры основ английского языка факультета английского языка Нижегородского государственного лингвистического университета им. Н.А. Добролюбова, г. Нижний Новгород, Россия

    Статья подготовлена для публикации в сборнике «Актуальные вопросы переводоведения и практики перевода».

     

    Различные виды вопросительных предложений, открывающие диалог, могут стимулировать разнообразные в структурном и функциональном плане виды вопросительных реплик, многие из которых встречаются только в качестве ответных реплик и не встречаются в инициальных репликах. Вопросительные ответные реплики, или, в терминологии Н.Д. Арутюновой, цитатные вопросы, «всегда представляют собой реакцию на предшествующее высказывание, из которого и происходит заимствование «чужих слов» [1, с. 55]. В англистике за ними закрепились термины вопросительные реплики-повторы и реплики-переспросы (echo-questions). Они не только «образуют систему своеобразных синтаксических единиц разговорной речи» [2, с. 360], но и характеризуются специфической интонационной структурой, отличной от интонации вопросительных предложений, функционирующих в качестве начальных стимулирующих реплик диалога. В большинстве случаев инициальные вопросительные реплики предполагают нейтральную в эмоциональном отношении ситуацию, и их общий мелодический рисунок будет носить спокойный характер. Вопросительные же реплики-реакции, повторяющие материал или его часть из предшествующей вопросительной реплики, в значительной степени предрасположены к выражению эмоционально-модальных значений, и поэтому здесь, скорее всего, следует ожидать специальной интонации, которая выражала бы определенные эмоции. Отмечая у вопросительных реплик-реакций (цитатных вопросов, представляющих собой один из видов диалогической цитации) наличие специфической интонации как релевантного признака «отраженной» речи, Н.Д. Арутюнова подчеркивает, что здесь имеет место «интонационное травестирование реплики: к чужому высказыванию прибавляется суперсегментный (просодический) предикат оценки (субъективного отношения)» [3, с. 51].

    Вопросительные реплики-реакции, как правило, непредсказуемы, поскольку их появление в диалогической речи обусловлено нелингвистическими факторами. В силу психологических обстоятельств в спонтанной диалогической речи возникают разного рода повторы и переспросы, в том числе в форме вопросов, в которых экспрессивно-эмоциональные значения обычно доминируют над значением вопросительности, затушевывая последнее иногда полностью. Вопросительные реагирующие реплики с повторами часто передают значения удивления, сомнения, возмущения, недоверия, протеста и т.д. и «используются как: 1) экспрессивное средство, 2) средство актуализации тех или иных элементов высказывания «склеивающие» разрыв в цепи синтаксических связей» [4, с. 176]. Говоря коротко, в них, как правило, реализуется воздействующая на собеседника экспрессивная функция.

    Несмотря на их непредсказуемый характер, эти вопросительные реплики-реакции очень типичны для спонтанной диалогической речи, они характеризуются высокой частотностью и носят конвенциональный характер, поэтому знание их структурно-функциональных типов для студентов совершенно необходимо. Среди ответных реплик-реакций, характеризующихся высокой степенью рекуррентности (встречаемости), можно указать следующие: 1) уточняющий вопрос; 2) вопрос-переспрос с повторением (echo-question); 3) восклицательная реплика-повтор (echo-exclamation).

    1) В диалогическом единстве «вопрос-вопрос» ответная реакция на вопрос-стимул находит свое выражение в так называемом уточняющем вопросе, представляющем собой специальный вопрос, предельно редуцированный и часто состоящий из одного вопросительного слова (с предлогом или без него). Основная коммуникативная функция уточняющего вопроса состоит в том, чтобы побудить говорящего повторить тот элемент (или элементы) стимулирующей реплики, который (или которые) не был(-и) по какой-то причине должным образом воспринят(-ы) или не был(-и) воспринят(-ы) совсем. Иначе говоря, порождение уточняющих вопросов обусловлено ситуацией непонимания или недопонимания, а также разного рода недомолвками, намеками и т.п. Поэтому они всегда требуют после себя ответа, выполняя одновременно и функцию реагирующей реплики на предшествующий вопрос и стимулирующую функцию для последующей ответной реплики. Таким образом, уточняющий вопрос всегда выступает как связующий компонент между первой и третьей репликами диалогической конструкции. В качестве инициальной реплики, вызвавшей подобную реакцию, определяемую как желание собеседника уточнить какой-то элемент предшествующей реплики, может быть использован как местоименный, так и неместоименный вопрос. Например:

    1) «Arlene … what’ll they do to me?»

    «Who, the police?»

    «Yes». (J. Collier).

    2) Geoffrey. … What have you done with that letter of your mother’s?

    Billy. What letter?

    Geoffrey. … You know what letter (K. Waterhouse and W. Hall).

    3) «Lucy?»

    «Is that Mike?»

    «Who else

    «Who indeed? Where are you now?»

    «I’m at a party» (W. Trevor).

    2) Не менее типичной реакцией на вопросительную стимулирующую реплику является так называемый вопрос-переспрос (echo question – термин У. Чейфа), который представляет собой повторение предшествующей реплики-стимула или ее части. Вопросы с переспросами возникают тогда, когда собеседник в силу психологических причин был не в состоянии воспринять должным образом содержание стимулирующей реплики или оно показалось ему невероятным, и он желает получить подтверждение от своего собеседника, правильно ли он воспринял его вопрос (или какой-то его элемент). Реагирующая реплика с переспросом, функционируя в качестве субъективного отклика на содержание, заключенное в вопросе-стимуле, может выражать целый набор эмоций таких, как: удивление, изумление, возмущение, неверие, несогласие, возражение, протест и т.п.

    В повседневном общении встречаются следующие типы диалогических единств, реплики которых связаны отношениями «вопрос-вопрос» и в которых в качестве реплики-реакции используется вопрос с переспросом:

    a)  переспрос в форме общего вопроса (обычно редуцированного) как реакция на общий вопрос-стимул (инвертированный или без инверсии), например:

    1)  Tyrone: Is that why you ate so little breakfast?

    Mary: So little? I thought I ate a lot (E. O’Neill).

    2)  «Don’t you get sore?»

    «Sore?» he said. «Who’s there to get sore?» (W. Saroyan).

    3)  Poirot said, «You do not think it possible that she committed suicide?»

    «She?» Mrs. Bishop snorted. «No, indeed» (A. Christie).

    4)  Constance: …I can’t wait any longer. Would you forgive me?

    Crossman: Forgive you? For what?

    Constance: For wasting all these years (L. Hellman).

    б) «нестандартный» вопрос-переспрос (обычно редуцированный) как реакция на специальный вопрос-стимул стандартного типа. Например:

    1) Jimmy: What the devil have you done to those trousers?

    Cliff: Done?

    Jimmy: Are they the ones you bought last weekend? Look at them (John Osborne).

    2) «What seems to be the complaint?»

    «Complaint? Complaint? Crime, more like it. And right under your nose. Detective indeed!» (L. Thomas).

    3) Pilot officer: Then why you ask me again?

    Andrew: Again, sir?

    Pilot officer: Didn’t you? (A. Wesker).

    4) «What’s the matter?»

    «The matter?Nothing! On the contrary, it’s a piece of good news» (Hitch).

    В вопросах-переспросах, как показывают примеры (а, б), внимание адресата направлено на тот элемент стимулирующей реплики, который вызвал у него реакцию удивления, недоумения, гнева и т.п. Именно поэтому в большинстве случаев редукция вопросов-переспросов сводится, как правило, к эллипсису всех элементов, кроме ремы. Вопрос-переспрос, являясь компонентом вербальной реакции (включающей чаще отрицательное отношение) на содержание стимулирующей реплики, теряет в большей или меньшей степени значение вопросительности. Поэтому за ним может следовать дополнительная информация в форме повествовательного или вопросительного предложения, в которой дается разъяснение мнения или позиции адресата (обычно противоположных мнению или позиции говорящего) (см. примеры выше).

    в) специальный вопрос-переспрос как реакция на общий вопрос стандартного типа. Вопрос-переспрос (как правило, редуцированный) имеет необычную структуру – в нем вопросительное слово занимает позицию (чаще конечную), совершенно нехарактерную для специальных вопросов обычного типа. Например:

    1) Rose: Is he fascinating, Mr. Crossman?

    Crossman: … Is who fascinating?

    Rose: Nicholas Denery, of course (L. Hellman).

    2) «Did you ever see his scrapbooks?»

    «His what

    «They’re in the library down at Tetbury. All bound in blue morocco.

    Gilt-tooled. His initials. Dates. All his press cuttings» (J. Fowles).

    3) Peter: … Look here; is this something about the Zoo?

    Jerry (distantly): The what?

    Peter: The Zoo; the Zoo. Something about the Zoo (E. Albee).

    4) Cliff: Have you seen nobody?

    Jimmy: Have I seen who?

    Cliff: Have you seen nobody?

    Jimmy: Of course, I haven’t seen nobody (J. Osborne).

    г) «нестандартный» специальный вопрос-переспрос как реакция на специальный вопрос стандартного типа. Вопросы-переспросы здесь аналогичны по структуре рассмотренным в предыдущем пункте. Например:

    1) Cliff: What did he say?

    Jimmy: What did who say?

    Cliff: Mr. Priestley.

    Jimmy: What he always says, I suppose (J. Osborne).

    2) Mrs. Ellis: Who told you, Leon?

    Leon: Told me what, Mrs. Ellis?(L. Hellman).

    д) специальный вопрос-переспрос «нестандартного» типа как реакция на разделительный вопрос-стимул. Например:

    Barbara: You know that Liz is back in town, don’t you?

    Billy: Liz who?

    Barbara: You know who. That dirty girl … (K. Waterhouse and W. Hall).

    Следует отметить, что местоимения who и особенно what в вопросах с переспросом характеризуются неограниченной возможностью сочетаться практически с любыми словами, которые могут принадлежать различным лексико-грамматическим классам (см. пункты в, г, д). Иначе говоря, их сочетаемость не ограничена глаголами, имеющими соответствующие валентности, и они не соотносятся с определенной синтаксической позицией (подлежащего, дополнения), как это наблюдается в стандартных местоименных вопросах-стимулах. В этих вопросах-переспросах отсутствует прямая синтаксическая связь между компонентами (His what? The what? A what? Liz who? и др.).

    3) Достаточно часто за вопросительной репликой-стимулом, открывающей диалог, в качестве ответной реакции может следовать вопросительная реплика, аналогичная по форме вопросительной реплике-переспросу, но потерявшая полностью значение вопросительности и выражающая эмоциональное значение удивления, возмущения, гнева и т.п. Это так называемые восклицательные реплики-повторы, или, в терминологии Н.Д. Арутюновой, экспрессивные цитации. Доминирующее в таких репликах то или иное эмоциональное значение представляет собой своеобразный способ показать, что адресат не только не соглашается с мнением своего собеседника, но и отвергает его. Восклицательную реплику-повтор можно рассматривать как своего рода диалогический протест против информационного требования, содержащегося в вопросе-стимуле. Например:

    1) Miss Eynsford Hill (gaily): Is it so very cynical?

    Higgins: Cynical!Who the dickens said it was cynical? I mean it wouldn’t be decent (B. Shaw).

    2) Jimmy: … Why-why are you letting her influence you like this?

    Alison (starting to break): Why, why, why, why! (Putting her hands over her ears). That word’s pulling my head off! (J. Osborne).

    3) Blanche: What do his people say, papa?

    Sartorius: His people!I don’t know.

    Blanche: What does he say?

    Sartorius: He!He says nothing (B. Shaw).

    Подобная восклицательная реплика-повтор встречается и после разделительного вопроса-стимула (disjunctive question). Например:

    Liza (breathless) … I’ve won your bet for you, haven’t I?

    Higgins: You won my bet! You! Presumptuous insect. I won it (B. Shaw).

    Восклицательная реплика-повтор, являясь эмоциональной реакцией на вопросительную инициальную реплику говорящего, воспроизводит, как правило, тот компонент (или компоненты) предшествующей реплики, который (или которые) вызвал(-и) отрицательную реакцию. В отдельных случаях инициальная реплика может быть повторена (с незначительными модификациями) полностью (см. последний пример).

    В таких случаях эффект эмоциональности достигается за счет восклицательной интонации, для которой характерна особая фонация голосовых органов. Можно сказать, что такие восклицательные реплики-реакции почти не выражают никакой интеллектуальной информации, в значительной степени они «коммуникативно опустошены», поскольку основной их функцией является выражение негативного отношения к содержанию предшествующей реплики с целью эмоционального воздействия на собеседника. Довольно часто восклицательная реагирующая реплика сопровождается информацией интеллектуального плана, в которой вскрывается причина, вызвавшая отрицательную эмоцию (см. примеры выше).

    В заключение хотелось бы подчеркнуть, что подобное исследование диалогической речи в плане предсказуемости/непредсказуемости порождения определенных типов ответных реплик следует рассматривать как один из возможных подходов к изучению такого сложного явления, каким является диалог.

     

    СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

    1.  Арутюнова, Н.Д. Диалогическая цитация. (К проблеме чужой речи) // ВЯ, 1986, № 1.

    2.  Шведова, Н.Ю. Очерки по синтаксису русской разговорной речи. – М.: Наука, 1960.

    3.  Земская, Е.А. Русская разговорная речь: лингвистический анализ и проблемы обучения. – М.: Русский язык, 1979.

     

    СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

    1.  Albee, E. The Zoo Story. – In: Plays of the Modern Theatre. Leningrad, 1970.

    2. Christie, A. The Case of the Distressed Lady. – In: Moscow News, 1985.

    3. Collier, J. The Touch of Nutmey Makes It. – In: Baker’s Dozen. – M., 1979.

    4. Fowles, J. The Ebony Tower. – M., 1980.

    4.  Hellman, L. The Autumn Garden. – In: Three American Plays. – M., 1972.

    6. Hitch, L. Live Their Own Life. – In: The Book of American Humor. – M., 1984.

    7. O’Neill, E. Long Day’s Journey into Night. – In: Three American Plays. – M., 1972.

    8. Osborne , J. West of Suez. – In: Modern English Drama. – M., 1984.

    9. Saroyan, W. Plays. – M., 1983.

    10. Shaw, B. Pygmalion. – M., 1972.

    11. Thomas, L. Dangerous Davies: the last detective. – London-Sidney, 1977.

    12. Trevor, W. The Day We Got Drunk on Cake. – In: Making It All Right. – M., 1978.

    13. Waterhouse, K. & Hall, W. Billy Liar. – In: Modern English Plays. – M., 1966.

    14. Wesker, A. Chips with Everything. – In: Plays of the Modern Theatre. – Leningrad, 1970.

     

     

  • Использование приема полной трансформации при передаче теглайнов с английского языка на русский.

    Использование приема полной трансформации при передаче теглайнов с английского языка на русский.

    Чударь Александра Николаевнамагистант, Минский государственный лингвистический университет, г. Минск, Республика Беларусь

    Статья подготовлена для публикации в сборнике «Актуальные вопросы переводоведения и практики перевода».

    1.       Прагматический компонент рекламных текстов. Перевод рекламы всегда представляет собой достаточно сложную задачу, поскольку переводчик должен сохранить воздействующую функцию текста. В связи с этим переводчик зачастую полностью отказывается от сохранения структурных и содержательных особенностей оригинала и создает новый текст, учитывая при этом особенности целевой аудитории рекламируемого продукта.

    Правомерность таких действий со стороны переводчика часто ставится под сомнение широкой аудиторией [3; 6]. Однако, как указывает А. Швейцер, «учет прагматического компонента содержания оказывает определенное влияние на передачу всех других его компонентов» [3, с. 239]. Исследователь подчеркивает, что переадресация текста иноязычному получателю должна осуществляться «с учетом той реакции, которую вызовет текст, точно передающий денотативный и коннотативный компоненты содержания исходного высказывания у иноязычного читателя. При этом происходит прагматическая адаптация исходного текста, то есть внесение определенных поправок на социально-культурные, психологические и иные различия между получателями оригинала и переводного текста» [4, с. 242].

    В случае передачи рекламных текстов на другой язык мы также можем обратиться к понятию «динамической эквивалентности» (Ю. Найда), которая представляет собой свойство перевода, определяющее степень сходства реакции получателя сообщения на языке перевода и реакции получателя сообщения на языке оригинала. Реакции никогда не будут идентичными в силу различных культурных и исторических факторов, поэтому основной задачей становится достижение высокой степени соответствия перевода оригиналу [10, с. 24], что может осуществляться различными способами.

    2.       Материал исследования. Данная статья посвящена переводу теглайнов. Теглайн — это небольшая фраза, которая кратко и ёмко выражает основную идею кинофильма: Life is the most spectacular show on Earth(«Water for elephants», 2011) — Жизнь — это самое удивительное шоу на свете («Воды слонам!», 2011). Материалом для исследования послужили 100 англоязычных теглайнов к 20 лучшим, по мнению пользователей сайта kinopoisk.ru, фильмам года (выборка была ограничена 2011‒2015 годами), а также соответствующие им теглайны, созданные для русскоязычной аудитории. Стоит отметить, что не все теглайны на русском языке имели английские оригиналы; в некоторых случаях, при отсутствии оригинального теглайна, теглайн был создан на основе русскоязычной рекламной кампании фильма. В связи с этим количественные показатели в данной работе будут указываться не от общего количества проанализированных теглайнов (100 единиц), а от количества оригинальных (англоязычных) теглайнов, имеющих эквиваленты в русском языке (76 единиц).

    3.       Основные способы передачи теглайнов на русский язык.Поскольку теглайн является одной из разновидностей рекламных текстов, сохранение его прагматической (воздействующей) функции при передаче на другой язык представляет собой первоочередную задачу переводчика. Для передачи англоязычных теглайнов к кинофильмам на русский язык используются следующие приемы:

    1)   прием прямого перевода: War never ends quietly(«Fury», 2014). — Война никогда не заканчивается спокойно(«Ярость», 2014);

    2)   частичная трансформация (включающая изменение лексического состава и/или грамматической структуры теглайна): Every moment matters(«Prisoners», 2013). — Нельзя терять ни минуты(«Пленницы», 2013); The world has changed in the last century. Adaline has not(«The Age of Adaline», 2015). — За последний век мир изменился. Адалин — нет («Век Адалин», 2015);

    3)   полная трансформация (замена) теглайна: Some interviews with some vampires(«What We Do in the Shadows», 2014) — букв. «Несколько интервью с несколькими вампирами»(букв. перев.). — Умереть не встать(«Реальные упыри», 2014).

    Как показало наше исследование, прием полной трансформации наиболее часто используется при передаче теглайна с английского на русский язык. При помощи данного приема было передано наибольшее количество проанализированных нами теглайнов — 43,4% теглайнов, имеющих эквиваленты в русском языке (33 единицы из 76).

    4.       Причины использования приема полной трансформации. Цель данной работы — выявить наиболее распространенные причины, по которым переводчики прибегают к данному приему при передаче кинематографических теглайнов с английского языка на русский[1].

    В первую очередь, следует отметить, что, несмотря на отказ переводчика от использования грамматических структур и лексического наполнения оригинального текста, в некоторых случаях идеи, содержащиеся в оригинальном теглайне, все же сохраняются и в теглайне на языке перевода. Так, англоязычные теглайны, переданные на русский язык с помощью приема полной трансформации, можно, прежде всего, разделить на две группы — теглайны, оригинальный и русскоязычный вариант которых связаны общей идеей, и теглайны, связь между оригинальным и русскоязычным вариантом которых полностью отсутствует.

    Сохранение идеи, на основе которой построен оригинальный теглайн, в теглайне на русском языке избавляет переводчика от необходимости поиска новых аспектов фильма, значимых для аудитории. Использование иных языковых средств в таком случае всего лишь дает возможность более приемлемым образом (с точки зрения носителя русского языка) передать идею, которую взяли за основу теглайна англоязычные рекламодатели.

    Рассмотрим пример: School never looked this scary («Monsters University», 2013) — Самый страшный универ в мире («Университет монстров», 2013). В английском языке слово school может использоваться для обозначения любого учреждения образования и иметь значение «учебное заведение». Однако прямой перевод данного теглайна — «Учебное заведение никогда не выглядело так страшно» — по меньшей мере, был бы признан носителями русского языка неестественным из-за различной стилистической окраски слов school и учебное заведение. В то время как английское слово school является стилистически нейтральным, русская номинация учебное заведение относится к лексике официально-делового стиля [5], не совсем уместной в теглайне мультфильма. Использование конкретизации универ (слова, широко распространенного в молодежной коммуникации) [1, с. 9] в теглайне на русском языке в данном случае вполне оправдано, поскольку оно позволяет сохранить неофициальность рекламного текста.

    Еще один пример: Was Shakespeare a Fraud? («Anonymous», 2011) — Что скрывает имя Шекспир? («Аноним», 2011). Слово fraud может быть переведено на русский язык как «мошенник», «мошенничество», «обман», «подделка» [7]. Но прямой перевод данного теглайна с использованием любого из указанных выше вариантов не мог бы считаться адекватным. Согласно толковому словарю С.И. Ожегова и Н.Ю. Шведовой, мошенничество представляет собой «обман, жульнические действия с корыстной целью» [2]. «Шекспировский вопрос», на котором построен сюжет кинофильма, однако заключается скорее не в том, был ли Шекспир мошенником (жуликом, обманщиком), а в том, существовал ли человек по имени Уильям Шекспир на самом деле, поэтому перевод оригинального теглайна как ‘Был ли Шекспир мошенником’ был бы не совсем корректным. Слово подделка ассоциируется, скорее, с вещами, т.е. неодушевленными предметами [2], в связи с чем перевод теглайна как «Был ли Шекспир подделкой» также не был бы уместен.

    Но намного чаще (28 теглайнов из 33, переданных на русский язык при помощи приема полной трансформации) можно столкнуться с теглайнами, англо- и русскоязычная версия которых представляют собой два совершенно разных текста. При этом если в некоторых случаях объяснить действия переводчика все-таки можно, то в других установить причину, по которой в рамках русскоязычной рекламной кампании фильма создается совершенно новый теглайн, не представляется возможным. К теглайнам, причину замены которых определить достаточно сложно, можно отнести теглайн к фильму «The Words» (2012): There is more than one way to take a life. — букв. «Есть больше одного способа отнять жизнь». — История из прошлого станет тайной в настоящем («Слова», 2012); или же теглайн к фильму «The Gift» (2015): Not every gift is welcome. — букв. «Не каждый подарок приветствуется». — Грехи прошлого становятся твоим настоящим («Подарок», 2015).

    В большинстве случаев использование разных идей в теглайнах на английском и русском языках обусловлено определенными факторами. Мы выделили пять таких факторов:

    1)  связь теглайна с характеристиками рекламной кампании в целом, жанром фильма и другими элементами рекламной кампании (в первую очередь, с названием фильма);

    2)  культурные различия, которые могут помешать адекватному восприятию прямого перевода[2] представителями русскоязычной аудитории (в частности, различия в фоновых знаниях);

    3)  возможность возникновения нежелательных ассоциаций при восприятии русскоязычной аудиторией прямого перевода оригинального теглайна;

    4)  необходимость сохранения или усиления оказываемого теглайном воздействия за счет использования новых средств выразительности;

    5)  стремление сделать теглайн «чем-то большим», чем краткое описание сути фильма, — жизненным девизом, советом.

    4.1.    Связи между элементами рекламной кампании. Название фильма и теглайн взаимосвязаны и дополняют друг друга. Зачастую оригинальное название фильма или же его перевод способствуют выбору стратегий передачи оригинального теглайна на другой язык либо накладывают некоторые ограничения на действия переводчика. Жанр фильма также может определять особенности передачи теглайна на русский язык.

    Рассмотрим следующий пример: Even monsters need a vacation(«Hotel Transylvania», 2012). — Будет страшно смешно(«Монстры на каникулах», 2012).Поскольку при передаче названия данного фильма на русский язык переводчики также обратились к приему замены и вместо прямого перевода названия фильма(«Отель Трансильвания») использовали словосочетание «Монстры на каникулах», дословный перевод оригинального слогана Even monsters need a vacation —«Даже монстрам нужны каникулы» — был бы нецелесообразен, так как в таком случае содержание слогана практически полностью совпадало бы с содержанием названия фильма. Созданный переводчиками слоган Будет страшно смешно отражает жанр данного фильма (комедия), а также косвенно указывает на основные характеристики персонажей — монстров — при помощи слова страшно.

    4.2.    Культурная специфика.Различия, определяющие необходимость изменения рекламных текстов, могут проявляться в недостатке фоновых знаний у представителей одной культуры или же в особенностях интерпретации одних и тех же или сходных феноменов представителями различных культур.

    С недостатком фоновых знаний мы сталкиваемся при восприятии реалий, существующих в определенной культуре. Рассмотрим данную проблему на примере теглайна к фильму «United» (2011): The legend of the Busby Babes. — Легенды создаются людьми («Юнайтед: Мюнхенская трагедия», 2011). Малыши Басби —это прозвище юных футболистов команды «Манчестер Юнайтед», воспитанников тренера Мэтта Басби, которые погибли в авиакатастрофе в Мюнхене в 1958 году, возвращаясь домой после матча Кубка европейских чемпионов. Трагедия «малышей Басби» хорошо известна за рубежом, но лишь немногие представители русскоязычной аудитории знают об этой катастрофе. Соответственно, прямой перевод в данном случае — «Легенда малышей Басби» — не представлялся целесообразным.

    Еще один аспект культурных различий — различия в интерпретации одних и тех же ситуаций, явлений. В качестве примера можно привести теглайны к фильму «Fast Five» (2011): Feel the speed. Feel the rush. — букв. «Почувствуй скорость. Почувствуй гонку». — Все решает скорость. Все решает команда («Форсаж 5», 2011). Если американский теглайн основан на идее соперничества, «гонки», необходимой для достижения какой-либо цели, залогом успеха в теглайне, созданном для русскоязычной аудитории, является работа в команде, что в целом соответствует представлениям о факторах, способствующих достижению успеха в соответствующих культурах [8;9].

    4.3.    Ассоциации, которые вызывает теглайн. В некоторых случаях теглайн создается на основе новой идеи, чтобы избежать возникновения у целевой аудитории неправильных или нежелательных ассоциаций с фильмом. Так, например, был создан новый теглайн в рамках русскоязычной рекламной кампании мультфильма «Inside out» (2015): Meet the little voices inside your head. — букв. «Встречай маленькие голоса в своей голове». — Нет слов, одни эмоции («Головоломка», 2015). Несмотря на то, что «голоса в голове», прежде всего, ассоциируются с некоторыми видами психических расстройств, создатели оригинального теглайна, вероятно, посчитали использование такого словосочетания довольно оригинальным, с чем, однако, не согласились русскоязычные рекламодатели. Замена оригинального теглайна фразой Нет слов, одни эмоции не только помогает избавить рекламную кампанию от ненужных ассоциаций, но и дает возможность рассказать о содержании мультфильма, а также подчеркнуть его привлекательность и высокое качество, как бы обещая настолько сильные впечатления от просмотра, что зрителям сложно будет найти слова, чтобы выразить их.

    4.4.    Использование средств выразительности. Необходимость сохранения использованных в оригинальном теглайне средств выразительности или же повышение эмоциональности теглайна за счет введения новых средств выразительности — еще одна причина его полной трансформации.

    Так, например, из-за невозможности сохранения каламбура в теглайне к мультфильму «Wreck-It-Ralph» (2012): The story of a regular guy looking for a little wreck-ognition. — букв. «История обычного парня, ищущего немного признания». В теглайне на русском языке для компенсации воздействующего эффекта вместо него была использована конструкция, основанная на трансформации устойчивого выражения, — Хорошего друга должно быть много («Ральф», 2012).

    4.5.    Включение назидательного компонента в теглайн также направлено на усиление его воздействующего эффекта. Так, теглайн к фильму «One day» (2011): Twenty years. Two people —букв. «Двадцать лет. Два человека» с довольно общим значением превращается в совет — Не упусти свою любовь («Один день», 2011). То же самое наблюдается и в теглайне к фильму «The perks of being a wallflower» (2012): We are infinite. — букв. «Мы безграничны», который в русскоязычной рекламной кампании фильма становится рекомендацией для молодежи — Будь фильтром, а не губкой («Хорошо быть тихоней», 2012).

    В некоторых случаях создание нового теглайна может быть вызвано несколькими взаимосвязанными факторами. Рассмотрим теглайн к мультфильму «Home» (2015): Worlds collide. — букв. «Миры сталкиваются». — Контакт неизбежен («Дом», 2015). Авторы оригинального теглайна не побоялись того, что словосочетание Worlds collide вызовет у зрителей ассоциации с масштабными, эпохальными событиями. Создатели же русскоязычного теглайна, учитывая также жанр данного фильма, посчитали невозможным использование в рамках рекламной кампании мультфильма теглайна, ассоциирующегося с событиями, происходящими в боевиках или фантастических картинах. В данном мультфильме рассматриваются взаимоотношения (не всегда дружеские) между нашим миром и миром инопланетян, однако основное внимание уделяется истории дружбы девочки и инопланетянина, а не противостоянию миров. Таким образом, новый теглайн, возможно, был создан для передачи более точной информации о жанре фильма, а также для того, чтобы избежать появления у зрителей нежелательных ассоциаций, в данном случае — для формирования более точного представления о содержании картины.

    Выводы. Итак, использование приема полной трансформации (замены) оригинального теглайна позволяет сохранить, а в некоторых случаях — усилить его воздействующую функцию. Это может осуществляться двумя способами. Первый способ подразумевает сохранение основной идеи кинофильма. Он заключается в использовании иных, более подходящих, с точки зрения переводчика, лексических элементов и грамматических конструкций языка перевода для выражения оригинальной идеи в теглайне, созданном для русскоязычной целевой аудитории.

    Второй способ включает в себя не только использование новых языковых средств, но и определение более значимых для представителей целевой аудитории из другой культуры аспектов фильма. В таком случае теглайн создается на основе новой идеи, что позволяет подстроить рекламную кампанию фильма под представителей нового сегмента целевой аудитории.

    В некоторых случаях новый теглайн также может быть создан из-за ограничений, накладываемых на его перевод другими элементами рекламной кампании, прежде всего, названием фильма. Жанр фильма также может определять особенности передачи теглайна на русский язык.

    Таким образом, при использовании приема полной трансформации переводчик учитывает жанровые особенности фильма, сочетаемость теглайна с другими элементами рекламной кампании, психологические, социальные и культурные особенности целевой аудитории. В целом использование приема полной трансформации требует от переводчика максимальной креативности и высокого уровня профессионального мастерства.

    Список литературы

    1.    Захарова, Л. А. Словарь молодежного сленга (на материале лексикона студентов Томского государственного университета): учеб.‒метод. пособие/Л. А. Захарова, А. В. Шуваева. — Томск: Издательский Дом ТГУ, 2014.—126 с.

    2.    Ожегов, С. И. Толковый словарь русского языка/С. И. Ожегов, Н. Ю. Шведова. — М.: А ТЕМП, 2006.—944 с.

    3.    Вольный перевод названий фильмов [Электронный ресурс]. — Режим доступа: http://newforum.gramota.ru/viewtopic.php? f=8&t=3971. — Дата доступа: 01.12.2016.

    4.    Швейцер, А. Д. Перевод и лингвистика/А. Д. Швейцер. — М: Воениздат, 1973.—280 с.

    5.    Штрекер, Н. Ю. Русский язык и культура речи/Н. Ю. Штрекер. — М.: ЮНИТИ-ДАНА, 2011.—351 с.

    6.    Переводы названий фильмов [Электронный ресурс]. — Режим доступа: http://www.forum.kinomania.ru/archive/index.php/t‒118.html. — Дата доступа: 01.12.2016.

    7.    Электронный словарь Мультитран [Электронный ресурс]. — Режим доступа: http://www.multitran.ru. — Дата доступа: 01.12.2016.

    8.    Gannon, M. Understanding global cultures: metaphorical journeys through 34 nations, clusters of nations, continents, and diversity/M. Gannon, R. Pillai. — California: SAGE, 2015.—680 p.

    9.    Hofstede, G. Culture’s Consequences: International Differences in Work-Related Values/G. Hofstede. — California: SAGE, 1984.—327 p.

    10.  Nida, E. The theory and practice of translation/E. Nida, Ch. Taber. — Leiden: BRILL, 1982.—218 p.

     

  • Исследование полисемии на примере строительного термина “load”

    Исследование полисемии на примере строительного термина “load”

    Ягунов Андрей Алексеевич — Магистрант, Ярославский государственный технический университет, Ярославль, Россия

    Урядова Анна Вячеславовна — Старший преподаватель кафедры иностранных языков, Ярославский государственный технический университет, Ярославль, Россия

    В настоящее время явление полисемии слов и устойчивых выражений является актуальной проблемой в лингвистике. В связи с множеством различных значений слова или выражения возникают трудности понимания текстов при переводах.

    Термин полисемия (греч. поли- — «много», сема — «знак») дословно переводится на русский язык как «многозначность». Полисемия является многогранным филологическим понятием, которое предполагает наличие у языковой единицы более одного значения при условии семантической связи между ними или переноса общих либо смежных признаков или функций с одного денотата на другой [1]. Полисемия намного чаще встречается в системе европейских языков. В частности, в английском языке одно слово или устойчивое выражение часто имеет до нескольких десятков различных значений.

    При переводе значение многозначного слова определяют в контексте — лингвистическом, грамматическом, но чаще всего в смешанном. Значение перевода определяют часто по словам-индикаторам. Одно слово в разных контекстах может использоваться в качестве разных частей речи — существительного, глагола, прилагательного.

    Термин — одна из двух групп специальной лексики — слово или словосочетание слов, употребляемых преимущественно людьми определенной отрасли знания, профессии. Термины, как правило, являются однозначными. В специальной или научной литературе возникают сложности перевода специализированных терминов, так как они обычно не связаны с контекстом.

    Примером полисемии в английском языке является комплекс значений строительного термина load.

    Слово load в широком смысле (не в качестве строительного термина) имеет несколько значений и используется в качестве разных частей речи.

    Так, например, в качестве существительного load переводится как «заряд, бремя, патрон». Пример использования слова: a load of care — «бремя забот». Также load используется в словосочетании: a load of baloney — «чушь несусветная».

    В качестве глагола to load имеет значение «обременять, заряжать, обмерять»: t o load a cannon — «зарядить орудие». Данное слово помимо указанных выше имеет также и другие значения: t o load a ship — «грузить корабль».

    В строительной терминологии термин load, используемый в качестве существительного, на русский язык переводится как «груз, нагрузка, наносы (транспортируемые потоком)». Дается такое определение: “the quantity that can be or usually is carried at one time, as in a cart” [2] — «количество, которое можно перевезти или обычно перевозится за один раз (напр., в тележке)».

    В строительной терминологии также актуален глагол to load — «нагружать, загружать»: t o load a cart — нагружать тележку.

    К строительной терминологии также можно отнести еще одно значение слова: load — «лоуд» (мера веса).

    Итак, слово load выступает в роли существительного или глагола вследствие явления полисемии.

    К строительной терминологии также можно отнести еще множество примеров:

    -       to bear a heavy load — «нести тяжелый груз» (The buses are large, but not designed to carry heavy loads. —Автобусы большие, но не рассчитаны, чтобы нести тяжелый груз);

    -       pile bears load — «свая несет нагрузку» (Screw machines carry a large load —Винтовые сваи несут большую нагрузку);

    -       to throw a generator on the load — «ставить генератор под нагрузку» (It is dangerous to put the generator under a heavy load —Опасно ставить генератор под большую нагрузку);

    -       heavy load — «тяжелый груз» (The loader can deliver heavy cargo —Погрузчик может доставить тяжелый груз);

    -       to load furniture into a van — «погрузить мебель в фургон» (It took an hour to load the furniture into the van —Потребовался час, чтобы загрузить мебель в фургон);

    -       T his coach always loads well. —Этот вагон всегда хорошо заполняется.

    -       We loaded up and drove off. —Мы загрузились и   уехали .

    -       Director decided to load more work on him. —Директор решил еще больше загрузить его работой .

    -       Workers loaded the truck with concrete. —Рабочие нагрузили грузовик бетоном .

    -       T he winch lifts the load high . —Лебедка высоко поднимает груз.

    -       His company was loaded down with debts. —На его фирме висело бремя долгов .

    -       a ir loaded with fragrance — «напоенный ароматом воздух».

    -       loads applied to the formwork — «нагрузки, действующие на опалубку».

    -       load on the member — «нагрузка, действующая на элемент конструкции».

    Таким образом, можно говорить, что полисемия — достаточно сложное языковое явление. При переводе крайне важно изучать различные значения слова, сопоставлять их с контекстом. Также можно сказать, что проблеме многозначности посвящено большое количество исследований, что свидетельствует о существующем интересе лексикологов и лингвистов к явлению полисемии.

    Библиографический список

    1.    Елисеева  В.  В. Лексикология английского языка: Учебник. СПб.: СПбГУ, 2003. 44 с.

    2.    Load. URL: https://www.dictionary.com/browse/load.