Особенности перевода менасивных практик (на материале английского и немецкого языков)
Автор: Новоселова Ольга Владимировна, кандидат филологических наук, доцент кафедры теории языка и межкультурной коммуникации, Тверской государственной сельскохозяйственной академии, г. Тверь, Россия
Статья подготовлена для публикации в сборнике «Актуальные вопросы переводоведения и практики перевода».
Проблема перевода с одного языка на другой и соответственно проблема адекватности, эквивалентности, точности перевода остается одной из актуальных проблем в переводческой деятельности, лингвистике, социальной психологии, так как «там, где требуется перевод, там приходится мириться с несоответствием между точным смыслом сказанного на одном и воспроизведению на другом языке, – несоответствием, которое никогда не удается полностью преодолеть» [2, с. 447].
Во многом существование подобной проблематики объясняется еще и тем, что при переводе уделяется внимание лишь тем аспектам, когда текст перевода должен «в полном объеме передавать содержание оригинала», «соответствовать нормам языка» и «быть сопоставимым с оригиналом по своему объему, чем обеспечивается сходство стилистического эффекта с точки зрения лаконичности или развернутости выражения» [1], а также тем, что «структура перевода должна соответствовать структуре текста оригинала: в тексте перевода не должно быть никаких изменений в последовательности изложения либо в расположении частей текста» [16, с. 2]. При этом исследователи не учитывают, например, каким образом в дискурсивном пространстве социальной коммуникации личность интерпретирует и оценивает высказывания различной иллокутивной направленности на языке оригинала и языке перевода, и какое эмоциональное воздействие оказывают высказывания на собеседников на языке оригинала и языке перевода.
Так, в частности, перформативное высказывание (англ.) I’ll kill you! может быть переведено на русский язык как Я тебя убью!; Убью я тебя!, где указанные варианты перевода передают смысл оригинала, но не способны оказать одинаковое эмоциональное воздействие на собеседника. Аналогично: менасивная конструкция (нем.) Ich werde dich töten или Ich töte dich может быть переведена как Я тебя убью!; Убью я тебя!; Тебя я убью! Приведенные примеры подтверждают, что в процессе перевода при сохранении передачи основного содержания дискурсивных практик необходимо учитывать то эмоциональное воздействие, которое они могут оказывать на собеседника, так как выбор языковых средств в каждом конкретном случае реализации коммуникативного намерения находится в определенной зависимости от отношений между партнерами, от их социально-ролевого статуса, а также от диспозиции их эмоционального состояния [7; 8; 10; 11; 12].
Отсюда возникает вопрос, каким образом и с помощью каких средств можно исследовать эмоциональное воздействие перформативных высказываний на собеседников на языке оригинала и языке перевода. Для ответов на поставленные вопросы представляется целесообразным рассмотреть дискурсивные практики различной иллокутивной направленности, например, менасивные (т.е. со значением угрозы) с позиций коммуникативного конструктивизма, т.е. как коммуникативный конструкт угрозы[3; 9; 17].
Коммуникативный конструкт угрозы представляет собой определенный тип отношений между такими понятиями антонимического плана, как эмоциональное комфортное и дискомфортное состояние [11; 13; 14]. Более того, конструкт предполагает, что кроме данных понятий антонимического порядка существует некое среднее понятие [9; 15], относящееся к тому же роду и разделяющее объемы крайних. Другими словами, на континууме содержания конструкта угрозы между комфортным и дискомфортным состоянием коммуникантов имеется промежуточное звено – аффицированное эмоциональное состояние, под которым понимается такой элемент конструкта угрозы, который отображает затронутость положительных или отрицательных эмоциональных переживаний собеседников.
Так, в условиях реальной коммуникации менасивное высказывание может не стать причиной появления у адресата каких-либо постоянных негативных переживаний или возникновения дискомфортного состояния. Подобная ситуация возможна в том случае, если адресат угрозы уверен, что адресант не в состоянии или не намерен выполнить указанное в угрозе менасивное действие. Например, следующая угроза вводит собеседника в аффицированное состояние: (англ.) Look out you don't get locked up yourself sometime, you little runt (Dreiser, 2010).
Поэтому указанную конструкцию необходимо перевести таким образом, чтобы она также оказывала аффицированное воздействие на собеседника, что подтверждается переводом указанного выше примера: Ну, смотри, как бы тебя самого когда-нибудь не упекли за решетку, стервец! (Драйзер, 1986a). Аналогично: (англ.) I'm afraid then, we can't come to terms. I'm sorry. You may find this a rather long and expensive fight (Dreiser, 2010а) – Боюсь, что мы с вами не договоримся. Жаль. Борьба может оказаться длительной и обойдется вам очень дорого (Драйзер, 1986). Ср. также: (нем.) Ein bestialischer Wunsch, für den man dich hängen sollte – aber es war ein Streich zum Zerplatzen (Schiller, 2013) – Гнусное пожеланье, за которое тебя следовало бы вздернуть. Но шутка такая, что лопнуть можно (Шиллер, 1978); (нем.) Noch weiß ich Mittel, die den Stolz eines einbildischen Starrkopfs so hübsch niederbeugen können – Klöster und Mauern! (Schiller, 2013) – Я знаю средство, которое живо сломит гордость строптивой упрямицы, – монастырские стены! (Шиллер, 1978)
Следует учитывать, что практика-угроза, произнесенная перед осуществлением говорящим указанных в ней менасивных действий, вводит собеседника в дискомфортное эмоциональное состояние. Например, следующие практики на оригинальном языке оказывают то же эмоциональное воздействие, что и их перевод: (англ.) I'll show you now! You tow-headed beast! I know you now for what you are! I'll teach you once for all! Take that, and that, and that! (Dreiser, 2010а) – Я тебе покажу, будешь знать, как прикидываться овечкой! Теперь я тебя раскусила! Теперь я тебя проучу, раз и навсегда проучу. Вот тебе, вот тебе! Вот тебе! (Драйзер, 1986); (англ.) Really, you're not the man I thought you were at all, if you don't instantly let me go (Dreiser, 2010а) – Если вы сию же минуту не отпустите меня, значит, вы не тот человек, каким я вас считала (Драйзер, 1986); (нем.) Ich will ihn dafür in die Hölle stoßen (Schiller, 2013) – За это он полетит у меня в ад!; (нем.) Ich will ihn zu Staub zerreiben (Schiller, 2013) – Я его в порошок сотру! (Шиллер, 1978).
Кроме того материал исследования показывает, что для коммуникативного взаимодействия по типовому фрейму «угроза» характерно использование говорящим в пределах одного репликового шага нескольких практик-угроз, последовательно изменяющих эмоциональное состояние адресата в сторону дискомфорта. Например: (англ.) See here, you are in quite as delicate a situation as I am, if you only stop to think (a). This affair, if it gets out, will involve not only me and Mrs. Cowperwood, but yourself and your wife, and if I am not mistaken, I think your own affairs are not in any too good shape (b). You cannot blacken your wife without blackening yourself – that is inevitable (c). None of us is exactly perfect (d). For myself I shall be compelled to prove insanity, and I can do this easily (e). If there is anything in your past which is not precisely what it should be it could not long be kept a secret (f). If you are willing to let the matter drop I will make handsome provision for you both; if, instead, you choose to make trouble, to force this matter into the daylight, I shall leave no stone unturned to protect myself, to put as good a face on this matter as I can (g) (Dreiser, 2010а).
В переводе указанных выше дискурсивных практик: Мне кажется, что вы сами находитесь в довольно щекотливом положении, и, если только вся эта история выйдет наружу, ваша личная жизнь станет предметом толков и обсуждений ничуть не менее, чем моя или миссис Каупервуд, а ведь, насколько мне известно, она далеко не безупречна (a). Вы не можете очернить вашу жену, не очернив вместе с тем и самого себя, – одно неизбежно повлечет за собой другое (b). Все мы не безгрешны (c). Я в таком случае, разумеется, вынужден буду доказать невменяемость миссис Каупервуд, – мне ничего не стоит это сделать (d). А вот если у вас в прошлом не все ладно, это мгновенно станет достоянием молвы, имейте в виду (e). Если вы согласитесь предать дело забвению, я не останусь в долгу перед вами и вашей супругой (f). Если же, наоборот, вы найдете нужным поднять шум, и эта злосчастная история получит огласку, я не остановлюсь ни перед чем, чтобы защитить свое имя (g) (Драйзер, 1986) сохраняются направления воздействия, создаваемые оригинальными практиками-угрозами, не смотря на то, что изменяется интенсивность их воздействия. Подобное расхождение во многом связано не только с тем, что переводчик изменил границы предложений, а с тем, что он изменил расположение показателей модальности в виде дополнительных строевых элементов. Так в русскоязычной версии реплика с глаголом казаться объединят в своей поверхностной структуре перевод двух англоязычных реплик (a) и (b), в то время как соответствующий глаголу казаться глагол think в англоязычной версии употреблен только в реплике (b). Англоязычная реплика (a) не содержит дополнительного строевого компонента в виде модального глагола think, который мог бы, расширяя коммуникативное пространство, ослабить ее перформативное воздействие, следовательно, англоязычная практика (a) оказывает аффицированное воздействие (см. схему выше), а ее русскоязычный эквивалент (a) ослабляет перформативное воздействие угрозы. Также, например, при переводе англоязычной практики (f) был опущен модальный глагол could, который ослабляет перформативное воздействие угрозы. Следовательно, перевод указанной конструкции (f) оказывает более сильное воздействие на адресата, чем англоязычный эквивалент. Представленный в следующем виде он смог бы передать требуемое эмоциональное воздействие: А вот если у вас в прошлом не все ладно, это может мгновенно стать достоянием молвы [5; 12].
Аналогично при переводе с немецкого языка наблюдается несоответствие передачи эмоционального воздействия: (нем.) Wart! so sollst du vor mir zittern! (Schiller, 2013) – Постой же! Ты затрепещешь передо мной! (Шиллер, 1978), где модальный глагол sollen обладает свойством расширения и усиления перформативного воздействия практики на эмоциональное состояние, в то время как русскоязычный вариант обладает лишь свойством аффицированного воздействия. Ср. также: (нем.) Er soll dafür büßen! (Schiller, 2013) – Он за это поплатится (Шиллер, 1978).
Итак, для адекватной передачи содержания (смысла) переводимых практик и, следовательно, эмоционального состояния при переводе необходимо учитывать воздействие вербальных практик на эмоциональное состояние собеседника, так как эмоциональное состояние партнеров по общению находит свое отражение в выборе ими языковых средств маркирования коммуникативной интенции. Например, известно, что нахождение автора угрозы в зоне близкой к дискомфортному эмоциональному состоянию (зона аффицированного негативного переживания) определяет маркирование им коммуникативной интенции угрозы в английском языке чаще всего простыми восклицательными предложениями, которые содержат упоминание возможного наказания, менасивного действия. Наоборот, нахождение автора угрозы в аффицированном положительном состоянии определяет выбор им условных сложноподчиненных и сложносочиненных предложений, содержащих в своей семантической структуре указание на каузируемые говорящим действия и на действия говорящего [4; 6].
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Архипов, А.Ф. Самоучитель перевода с немецкого языка на русский. – М.: Высшая школа, 1991.
2. Гадамер, Г.Г. Истина и метод: Основы философской герменевтики / Пер. с нем., общ. ред и вступ. ст. Б.Н. Бессонова. – М.: Прогресс, 1988. – 704 с.
3. Келли, Дж. Психология личности. Теория личных конструктов. – СПб.: Речь, 2000. – 182 с.
4. Новоселова, О.В. Коммуникативные маркеры дискурса угрозы [Электронный ресурс] // Электронный научный журнал «Мир лингвистики и коммуникации». – Тверь: ТГСХА, ТИПЛиМК, 2010, № 3 (20). – ISSN 1999 - 8406; Гос. рег. № 0420800038. - Идентификационный номер 0421000038\0022. - Режим доступа: http://tverlingua.ru
5. Новоселова, О.В. Коммуникативное пространство композитных перформативных угроз // Вестник Ленинградского государственного университета им. А.С. Пушкина. Серия: Филология, 2012, № 4, Т.1. – С. 182 – 190.
6. Новоселова, О.В. Особенности формального варьирования дискурсивных практик-угроз // Современные направления анализа и интерпретации инокультурных текстов: сборник научных трудов III Всероссийской школы-семинара «Современные направления анализа и интерпретации инокультурных текстов». − Томск: Изд-во Томского политехнического университета, 2013. – С. 93 – 99.
7. Новоселова, О.В. Коммуникативно-конструктивное пространство регулятивных менасивных действий [Электронный ресурс] // Электронный научный журнал «Мир лингвистики и коммуникации». – Тверь: ТГСХА, ТИПЛиМК, 2013а. – № 3 (32)
8. Новоселова, О.В. Функционально-семантическая характеристика дискурсивных практик со значением угрозы: Автореф. дис. … канд. филол. наук. - Тверь: ТГСХА, 2013б. – 22 с.
9. Романов, А.А., Немец, Н.Г. Дискурс утешения: Лингвопсихологический анализ. – М.: ИЯ РАН, 2006. – 144 с.
10. Романов, А.А., Новоселова, О.В. Дискурсивная топонимия практик-угроз [Электронный ресурс] // Электронный научный журнал «Мир лингвистики и коммуникации». – Тверь: ТГСХА, ТИПЛиМК, 2012. - № 3 (28). – ISSN 1999 - 8406; Гос. рег. № 0420800038. - Идентификационный номер 0421200038\0030. - Режим доступа: http://tverlingua.ru/archive/028/07_28.pdf
11. Романов, А.А., Новоселова, О.В. Психосемантика конструкта угрозы в политической коммуникации // Вестник Тверского Государственного Университета. Серия: Педагогика и психология, 2012а, №3. – С. 6 – 16.
12. Романов, А.А., Новоселова, О.В. Дискурс угрозы в социальной интеракции. – Москва-Тверь: ИЯ РАН, Тверская ГСХА, 2013. – 168 с.
13. Романов, А.А., Новоселова, О.В. Конструктивно-коммуникативное пространство композитных менасивных практик // Когнитивные исследования на современном этапе. КИСЭ-2013: Сборник статей Четвертой Международной научно-практической конференции (8-9 апреля 2013 г., Россия, Ростов-на-Дону). – Ростов н/Д: МАРТ, 2013а. – С. 411 – 414.
14. Романов, А.А., Новоселова, О.В. Психосемантика медийного дискурса угрозы в политической коммуникации // Жанры и типы текста в научном и медийном дискурсе: межвуз. сб. науч. тр. – Вып. 11 / отв. ред. А.Г. Пастухов. – Орёл: ФГБОУ ВПО «ОГИИК», ООО «Горизонт», 2013б. – С. 148 – 159.
15. Романова, Л.А. Структурно-семантические аспекты перформативов в функциональной парадигме языка. – М.: ИЯ РАН, 2009. – 180 с.
16. Степанов, В.Г. Теоретические основы редактирования переводной литературы. – М.: Мир книги, 1997.
17. Хьелл, Л., Зиглер, Д. Теория личности. – СПб.: Питер Пресс, 1997. – 608c.
СПИСОК ИСТОЧНИКОВ ПРИМЕРОВ
1. Dreiser, T. The financier [Электронный ресурс]. – Электрон. данные. – 2010. – Режим доступа: http://www.study.ru, свободный. – Загл. с экрана. – Яз. англ., 20.11.10.
2. Dreiser, T. The Titan [Электронный ресурс]. – Электрон. данные. – 2010а. – Режим доступа: http://www.gutenberg.org, свободный. – Загл. с экрана. – Яз. англ., 20.11.10.
3. Schiller, F. Die Räuber [Электронный ресурс]. – Электрон. данные. – 2013. – Режим доступа: http://www.digbib.org/Friedrich_von_Schiller_1759/ Die_Raeuber_.pdf, свободный. – Загл. с экрана. – Яз. нем., 24.08.13.
4. Драйзер, Т. Титан / Собрание сочинений в 12 томах.– М.: Правда, 1986. – Т. 4. – 589 с.
5. Драйзер, Т. Финансист / Собрание сочинений в 12 томах. Пер. М. Волосова. Пер. В. Курелла и Т. Озерской. – М.: Правда, 1986а. - Т. 3. – 558 с.
6. Шиллер, Ф. Разбойники / Разбойники; Коварство и любовь. Пер. Н. Ман. – Минск: Народная асвета, 1978. – С. 3 – 120.